привет я вика и у меня спид
«У нее сифилис». Россиянок по имени Вика обидела реклама презервативов с их тезкой
В 2017 году компания Durex выпустила рекламу презервативов с участием девушки Вики, которая якобы болеет сифилисом. По данным Mash, тезки героини видео оскорбились и написали жалобу в компанию. Теперь девушка в рекламе осталась без имени. «360» попросил юриста Викторию Дергунову прокомментировать ситуацию.
Ролик длится всего 20 секунд. Закадровый голос рассказывает о Вике — очаровательной, романтичной и веселой девушке, которая не знает, что у нее сифилис. После этого голос рекомендует ходить на свидания, имея в запасе презервативы.
Ролик возмутил других девушек по имени Вика, сообщает Mash. Они считают, что реклама позорит их имя и «делает поводом для насмешек». Рассерженные тезки героини видео якобы обратились к Durex с жалобой, после чего ролик перемонтировали и убрали из него упоминание имени.
При этом в других странах, в которых показывают рекламу, подобных претензий не возникало. К слову, в оригинальном видео девушку зовут Кейт.
Если бы оскорбленные девушки подал в суд на Durex, им бы вряд ли удалось добиться компенсации, считает юрист Виктория Дергунова. «Я сомневаюсь в [их успехе в суде], потому что имя Вика никаким образом не защищено законом, права на него никому не принадлежат. Поэтому очень странно полагать, что собирательный образ в данном случаем под именем Вика обижает неопределенный круг лиц», — подчеркнула специалист.
Тем более, что в рекламе был конкретный персонаж, был некий герой, и этого героя звали Вика. Тогда можно предположить, что герой в любой другой рекламе, у которого есть имя, обижает всех других людей, у которых есть такое же имя и которые начинают себя с ним ассоциировать. Давайте будем подавать иски к писателям, продюсерам и так далее. Я считаю, что правовых оснований для такого поступка нет
«Он душил меня, несколько раз ударил, разбил губу. А потом я узнала, что еще и заразил ВИЧ»
К журналистам СПИД.ЦЕНТРа и центру «Насилию.нет*» обратилась женщина из Новокузнецка, инфицированная бывшим партнером, который регулярно ее избивал. Наш сайт публикует ее историю в рамках дискуссии о необходимости или избыточности наказании за преднамеренную передачу ВИЧ.
Раз в год Наталья с подругой проходят диспансеризацию: флюорография, прием терапевта и гинеколога, анализы на ВИЧ, сифилис и гепатит. Перед сдачей анализов в ноябре 2016 года она не волновалась — два года она состояла в отношениях с постоянным партнером (на тот момент уже бывшим), никогда не употребляла инъекционных наркотиков, не делала операций — она была уверена, что переживать не о чем.
В начале декабря женщина вернулась за результатами анализов. Врач-инфекционист сообщила, что после двух проверок в крови обнаружили ВИЧ-инфекцию. Наталья сразу поняла, что инфицировалась от бывшего партнера. «Врач спросила у меня: «Как думаете, откуда? Знаете источник инфекции?», я сказала, что это мой бывший, назвала его фамилию, а она залезла в компьютер, говорит: «Да, такой у нас стоит на учете». Не знаю, законно ли это, но именно так я обо всем узнала».
Наталья вышла на улицу из медцентра, попросила у рядом стоявшего мужчины телефон, чтобы позвонить бывшему: «Мой номер у него был заблокирован, но с незнакомого он ответил. Я сказала: «Привет. У меня ВИЧ». Он ответил: «Ну, круто!» и положил трубку. Потом я дошла до остановки, села в маршрутку, а он мне уже на мой номер присылает смску: «С богом!»».
Наталья. Фото из личного архива.
«Это я тебя так жизни учу»
Она познакомилась с Андреем в 2014 году. Он жил в соседнем городе — Прокопьевске, в часе езды от Новокузнецка. Первое время они ездили друг к другу, потом Наталья переехала жить к нему. «У него была четырехкомнатная квартира в Прокопьевске, а у меня скромная однушка, поэтому жили в основном у него, но на мои деньги: он не работал. Все, что у него есть, подарили ему родители. Меня это немного смущало, но я надеялась, что смогу его подтолкнуть к тому, чтобы выйти на работу, стать самостоятельным».
Отношения были напряженными. Андрей нередко поднимал на Наталью руку, кричал на нее. «Такого, чтобы он меня заваливал, бил ногами и кулаками, не было, — вспоминает Наталья. — Но были эти постоянные тычки, выкручивания рук, один раз запустил в меня стул, но я увернулась». Однажды он высадил женщину из машины, когда они были вместе в Кемерово, она осталась в чужом городе в одной майке и шортах, без денег и телефона. «Каждый раз после таких ссор он объяснял, что это я его спровоцировала, что он просто вспыльчивый, а я его подначиваю». Иногда объяснял, что его действия полезны, говорил: «Это я тебя так жизни учу. Смирись, перестань со мной воевать».
Самая сильная ссора у Натальи и Андрея случилась 8 марта 2016 года. Он приревновал из-за смс-поздравления от друга. «Во время ссоры он душил меня, несколько раз ударил, разбил губу. Я сразу же поехала домой в Новокузнецк, где меня встретили друзья, отвезли в травму — тогда я впервые зафиксировала побои».
Заявление Наталья в тот раз подавать не стала, ей было жалко портить жизнь бывшему парню и не хотелось предавать историю огласке. К тому же она верила, что сама виновата в постоянных побоях, поэтому снова к нему вернулась, они были вместе еще полгода. Через два месяца после расставания Наталья узнала о своем диагнозе.
Наталья после избиения. Фото из личного архива.
С этого момента до февраля 2017 года она была в глубокой депрессии. Друзья Натальи стали беспокоиться, что она не проявляет интереса к жизни, и отвезли ее на прием к психиатру. «Но я не стала сразу лечиться у него, решила сначала заниматься с психологом. Сеансы помогли мне понять, что все это время я жила в насильственных отношениях». Еще месяц женщина провела в Новокузнецком психоневрологическом диспансере: врачи настояли на необходимости стационара и медикаментозного лечения.
После диспансера она продолжила лечение, но уже амбулаторно. По-прежнему принимала антидепрессанты, но все еще была в плохом состоянии: чувствовала себя плохо и морально, и физически, работать было трудно. На тот момент она трудилась в управляющей компании по обслуживанию жилфонда, нужно было постоянно общаться с людьми, а голова совсем не соображала. В итоге ее попросили уволиться. Наталья не стала спорить, сама понимала, что такого сотрудника никто держать не станет.
«Во время ссоры он душил меня, несколько раз ударил, разбил губу»
В это же время она написала бывшему парню, что подаст на него в суд за побои и инфицирование, и предложила возместить ей ущерб за вещи, которые он ей испортил (порвал одежду, сломал фен), а также вернуть деньги, которые она переводила ему на карту: вышло около 30 000 рублей.
Узнав о возможных исках, Андрей приехал к Наталье в Новокузнецк, захотел помириться. «Он стал говорить мне про женитьбу, что у него на меня планы. И я его приняла. Это не было здорово, но у меня оставались к нему чувства. Хотя я настаивала, что возместить ущерб придется, несмотря на то, что мы теперь вместе».
К сентябрю 2017 года отношения снова стали портиться, Андрей начал повышать голос на нее, грубо себя вести. Она не стала ждать, чем закончатся отношения в этот раз: уехала домой и подала в полицию два заявления — об инфицировании ВИЧ (122 статья УК РФ) и угрозе убийством (119 УК РФ). «Я собрала все справки, что до связи с Андреем у меня был отрицательный статус, что он мне не рассказывал о своем статусе». Но дело заводить не стали из-за отсутствия состава преступления. В полиции объясняли, что им это не нужно, «дело весьма неудобное».
Второе дело должны были завести по статье 116 УК РФ (побои), но после заявления и рассказа женщины его почему-то квалифицировали как угрозу убийством и закрыли «из-за отсутствия состава преступления». Наталья дважды подавала жалобы, но их отклоняли. Дальше она бороться не стала. «Мне было сложно каждый раз ездить в Прокопьевск, ходить без толку из кабинета в кабинет, слушать, как сотрудники на все отделение кричат: «Ну вот эта, которая ВИЧ-инфицированная, пришла, ну вот, да, заразил которую». Я поняла, что больше не могу так. Решила — здоровье я себе уже не верну, а денег и нервов у меня больше нет».
Наталья с Андреем. Фото из личного архива.
Статья 122 УК РФ — одна из самых неоднозначных в уголовном кодексе: в ней нет четкого описания обстоятельств, при которых для ВИЧ-положительных наступает ответственность. То есть под суд может попасть любой человек, который знал о своем статусе и передал (возможно, ненамеренно и даже предохраняясь) ВИЧ-инфекцию. «Когда человек встает на учет, он пишет расписку, что, если он кого-то заражает, несет за это уголовную ответственность. Обычно эта расписка служит основанием для возбуждения уголовного дела», — объясняет юрист Людмила Киселева. Наталья не знает, писал ли Андрей расписку, когда становился на учет, но позже узнала от него же самого, что он был в курсе своего ВИЧ-статуса с 2010 года.
«Она подала в полицию заявление, но там дело заводить не стали, объясняли, что им это не нужно, «дело весьма неудобное»
Инфографика с сайта RTVI, подгтовленная вместе с центром «Насилию.нет».
Спустя почти год, в ноябре 2018, к Наталье пришли судебные приставы. От них она узнала, что ее квартира, которую она в 2011 году купила в ипотеку в ВТБ-банке, теперь находится под арестом — суд прошел еще в июле. После увольнения с работы женщина не могла исправно выплачивать кредит и знала о задолженности, но о суде и последующем аресте ее никто не известил.
Оставшись без работы, она стала звонить в банк, объясняла, что пять лет платила исправно, но из-за сложившихся обстоятельств не может продолжать оплачивать ипотеку. Ей все время отвечали: «Да-да, ваше заявление в работе, мы с вами свяжемся».
Наталья выяснила у юриста, может ли она что-то сделать, чтобы решение пересмотрели. Оказалось, что банк имеет право не уведомлять клиента о решении суда. «Я очень хочу сохранить жилье и никогда не отказывалась от выплаты ипотеки. Более того, я сразу позвонила и банк, попросила увеличить срок кредитования, дать отсрочку, но нет. Либо я выплачиваю полмиллиона, либо мою квартиру продают, а меня выселяют».
Продать самостоятельно квартиру Наталья тоже не может: на ней уже лежит арест, покупателей немного и они не готовы на сложную сделку. Перекредитоваться также не получилось: во всех банках, в которые она обращалась, ей отказали в кредите. «После я по совету пристава еще раз ездила в ВТБ, но мне сказали, что уже ничего сделать нельзя».
Когда квартиру отберут, Наталья не знает. Прийти могут в любой момент. Сейчас она старается найти работу, чтобы иметь возможность хотя бы содержать себя. «Я состою на учете в центре занятости, работы для меня там пока что нет. В одном месте, где я устраивалась, меня попросили сделать медицинскую книжку, значит, нужно было рассказать о статусе, а я была не готова, особенно после слов рекрутера: «Ну вам же не сложно сделать медкнижку, у вас же нет СПИДа какого-нибудь», в другом месте мне отказали из-за возраста, но называть компанию я не хочу».
Сейчас женщина официально не работает, продолжает пить антидепрессанты (их бесплатно выдают в диспансере), начала принимать АРВ-терапию и живет на пособие по безработице — 1105 рублей. В ближайшие две недели Наталья надеется все же найти подходящую работу. «Если не получится — пойду работать уборщицей за 9 000 рублей, но не уверена, что на эти деньги я смогу вернуть свою квартиру и выжить».
Инфографика с сайта RTVI, подгтовленная вместе с центром «Насилию.нет».
«Предположить, что у истории будет положительный финал, — сложно, — комментирует Ривина. — Во-первых, об этом говорят статистика и судебная практика. Во-вторых, все случаи адекватного решения стоили адвокатам подзащитных серьезных усилий. Например, можно вспомнить случай с Галиной Каторовой. Трудно сказать, что государство будет признавать свою ответственность за защиту пострадавшей. Но в любом случае свои права нужно защищать и стремиться, чтобы нарушенное право было восстановлено. И, конечно, механизм публичности может на что-то повлиять. Мы на это надеемся».
Случаи, когда мужчины, намеренно инфицировавшие своих партнерш ВИЧ, понесли ответственность, в России действительно редки. Впрочем, совсем недавно, как сообщила пресс-служба прокуратуры Башкирии, Орджоникидзевский районный суд города Уфы признал виновным 37-летнего местного жителя в совершении преступления, предусмотренного частью 3 статьи 122 УК РФ (заражение ВИЧ-инфекцией двух и более лиц лицом, знавшим о наличии у него этой болезни) и приговорил его к шести годам лишения свободы в исправительной колонии общего режима.
И это не единственная новость, приговоры по 122 статье выносятся в России хоть и не часто, но регулярно. В то же время 20 ведущих мировых исследователей на XXII международной конференции AIDS 2018, состоявшейся летом 2018 года в Амстердаме, совместно заявили, что научные исследования однозначно свидетельствуют: криминализация передачи ВИЧ неэффективна и вредна.
На сегодняшний день по крайней мере в 68 странах умышленная передача ВИЧ или нераскрытие своего статуса партнеру карается законом.Такая практика, помноженная на стигму и окружающие проблему ВИЧ предрассудки, вынуждает людей чаще скрывать свой статус и реже обращаться за медицинской помощью.
Ривина расценивает 122 статью российского Уголовного кодекса как дискриминационную. Однако, по ее мнению, несмотря на всю неоднозначность статьи, домашние насильники должны нести ответственность за свои преступления, когда они намеренно ухудшают жизнь пострадавшей. Она убеждена: «Государство не заинтересовано в защите жертв домашнего насилия даже тогда, когда это позволяет пусть и не самое прогрессивное законодательство».
“Привет. Я — Таша. У меня ВИЧ”
Откровенный разговор со всей страной
— Привет, меня зовут Таша Грановская. У меня ВИЧ.
Чтобы решиться на эти слова, Таше понадобилось 5 лет.
На сегодняшний день людей, решивших публично открыть свой ВИЧ-статус на всю страну, — единицы. Я слышала о двоих. Причем обе — девочки. Таша — третья.
То, что люди скрывают от окружающих диагноз ВИЧ-инфекция, очень понятно. Более того, было бы странно, если бы люди при знакомстве излагали друг другу все подробности своей медицинской карты. Но ВИЧ — разговор особый.
И чем больше тут тайн и секретов, тем напряженнее относится общество к людям с ВИЧ-инфекцией.
И москвичка Таша Грановская решила своим примером доказать то, о чем мы уже сто раз читали и слышали.
С ВИЧ можно жить, любить, рожать. Страдать.
Всё, как у всех. Только с ВИЧ.
“Я теряла и друзей, и любовь…”
С Ташей мы познакомились буквально на днях и именно в тот момент, когда она окончательно созрела для откровенного разговора со всей страной.
За 20-летнюю историю эпидемии еще не было такого, чтобы человек решился рассказать о своей жизни с ВИЧ с открытым лицом со страниц крупнейшей газеты. А у Таши, между прочим, ребенок маленький, да и половина родни ничего не знает. Но молчать она больше не хочет:
— Я надеюсь, что мой пример кому-то поможет. И что все смогут спокойно объявлять свой статус, и это не будет служить поводом для потери друзей, родственников, потери любви.
— А ты теряла?
— Да, я через всё это прошла. Исчезла половина моих знакомых. Я начала говорить им потихонечку: вот, мол, такая тема. И люди потихонечку — тын-тын-тын — и сливались. Не объясняясь, без каких-то разговоров на эту тему, естественно. А я сама не буду ничего объяснять…
— Ты представляешь, что сейчас начнется, когда все узнают о твоем диагнозе?
— У меня есть только одно реальное опасение — что у меня попытаются отнять сына. Потому что родственники со стороны отца ребенка очень консервативны, не имеют достаточно информации и меня очень недолюбливают. Для них это дополнительный бонус, чтобы забрать ребенка. Но по закону это не получится. Я это выяснила и успокоилась.
— А я так вижу, тебя в принципе твой диагноз не беспокоит?
— Да. У меня ВИЧ уже пять лет.
— И как ты о нем узнала?
— Я встала на учет в женскую консультацию по беременности.
— То есть классический случай для наших дней.
— Ну да. Перед этим я сдала анализы, и на третий день мне позвонили. У меня сразу все екнуло, хотя на самом деле я достаточно давно себя к этому готовила, по такому, знаешь ли, фаталистическому настрою.
— Были какие-то опасные моменты в прошлом?
— Опасных моментов было много. Но я постоянно сдавала кровь на все — на ВИЧ, гепатиты, другие инфекции, раз в полгода — стабильно. Не в КВД, а в лаборатории, которая занимается анализами крови.
— Очень оригинальный способ профилактики.
— Это не профилактика, а то, о чем должен думать каждый человек в современном обществе. Надо, конечно, предохраняться, но при этом ты можешь за собой вообще ничего не знать. Ты можешь один раз без презерватива переспать со своим старым приятелем, который тоже про себя ничего не знает. И всё…
— По любви…
— Ну да. А я, например, через татуировку на “левой” квартире. Самодельная машинка, всем подряд делали. Эта татуировка до сих пор на мне.
— Давай вернемся в консультацию. У тебя какой срок был?
— 8—10 недель. Мне позвонила медсестра: “Приходите, я ничего не знаю, вам все врач скажет”. И хорошо, что мама пошла со мной, потому что я там чуть не долбанулась. Пришла, отсидела во-от такую очередь. Захожу, спрашиваю, в чем дело. А они говорят: “А ты что, про себя ничего не знаешь?”. Я говорю: “В каком смысле?”. — “А у тебя анализы плохие. На СПИД. А теперь иди к своему врачу”.
Я выхожу, меня трясет, иду курить. А беременность, главное, желанная!
“И врач, и муж мне сказали: “Надо делать аборт…”
— И вот я курю и, как в том анекдоте, думаю: “Только бы сифилис, только бы сифилис…”. Прихожу к своей врачихе и в первый раз сталкиваюсь со стигмой и дискриминацией, как сейчас говорят. А по мне, так просто с невежественностью врача с недостаточным уровнем знаний. (Тут Таша закурила, но я успела уловить, что у нее дрогнул голос. — Авт.)
— Ты ее простить так и не можешь?
— Врачиху? Ой, дай ей бог здоровья на самом деле. Никакого зла вообще не держу. Но она мне объявляет — СПИД.
— Безо всякого: “Мамочка, вы только не волнуйтесь, вам вредно…”
— Нет, ничего такого. “СПИД”. А я-то знаю, что это реально — кранты. И я не понимаю, где успела и когда. А она заявляет: “Наверно, будем делать аборт”. Я говорю: “Знаете чего, давайте мы не будем торопиться. Вы мне давайте адреса, я сама разберусь”. И я потом поехала в инфекционную больницу на Соколиной Горе.
— А маме что сказала?
— Со мной случилась истерика. Естественно, мама все поняла. И она себя повела очень здорово и меня очень поддержала.
Мы приехали домой, и я понимаю, что надо ехать к Андрею (отец ребенка. — Авт.) и все как-то рассказывать. Но ни сил, ни смелости у меня нет. Потому что, представляешь, к тебе приходят и говорят: “Привет, а у меня ВИЧ”. И ты понимаешь, что и у тебя, возможно, он есть тоже. Так же и в окно запросто… Но у него, кстати, ничего не обнаружили.
И вот мама говорит: “Давай я поеду с тобой. Не бойся”. Но я еду одна. И ловлю вторые кайфы после той врачихи. Приезжаю, говорю: “Андрей, так и так”. Он отвечает безо всяких: “Будем делать аборт”. А я уже знаю, что аборт делать не буду. И говорю, что с этого момента он свободен от всяких обязательств и я сейчас совершенно спокойно собираю чемоданы и уезжаю домой. А с него снимаю любую ответственность и дальше начинаю сама колупаться.
Но никуда я не уехала. На тот момент я была материально от него зависима, потому что распрощалась практически со всей работой. Там остался только коллектив, в котором я работала скрипачкой. А это не те деньги. И вот мы так и жили — Андрей в полном отрицалове. Говорит, что я безответственная и вообще. А я ему отвечаю, что буду рожать все равно. К тому моменту я успокоилась, потому что врач мне сказала, что есть возможность родить здорового ребенка. У меня был высокий иммунный статус и неопределяемая вирусная нагрузка (то есть вируса мало, а иммунитет сильный. — Авт.).
— Как ты вообще пережила первые полгода? Как привыкла к диагнозу?
— Процесс реабилитации прошел очень быстро. Я успокоилась на том моменте, что могу родить здорового ребенка. Это раз. И я смогу его вырастить, потому что помирать завтра никто не собирается. Это два. А вообще, с диагнозом сживаются кому как удобнее. Кто-то привык по жизни заплывать за буйки — бухать и колоться. Он так и будет продолжать. Кому-то помогут группы взаимопомощи — это очень важная вещь. Нужная. Эти группы должны посещать не только люди с ВИЧ, но и те, кто хочет подробнее об этом узнать.
Никто же не знает, как общаться с инфицированными людьми. Вот к тебе приходит друг и говорит: “Прикинь, у меня ВИЧ”, — а ты не знаешь, как реагировать! Может, его послать?! Может, он передается воздушно-капельным путем?!
— В консультации все гладко было?
— Я встала на учет на Соколинке и с 14 недель начала принимать терапию. А препарат, который я принимала, понижает гемоглобин, поэтому мне надо было постоянно следить за биохимией. Так что я ездила туда и параллельно посещала свою женскую консультацию. Наматывала километров порядочно…
И вот в какой-то момент я прихожу в консультацию и вижу — стоит бумажный пакетик, в котором лежит отдельно трубочка костяная для прослушивания и сантиметр. А на пакетике — цветная бумажка с моей фамилией. И я говорю: “Вот это вот что такое?” А врач отвечает: “Ты что, сама не понимаешь?” Я говорю: “Так. Пакетик — выкинули, мою фамилию — стерли. Все пометки убрали. Это! Абсолютно! Конфиденциальная! Информация!”.
Еще эта медсестра, протирающая спиртом кушетку, на которой я лежала. Ну то есть полный бред. Медики должны быть более компетентны.
Потом пришлось наорать на завотделением, когда я уже с конкретным пузом прихожу что-то сдавать, а мне врачиха говорит: “Задолбала сюда ходить, иди свою поганую кровь в инфекционку сдавай”. Я сказала, что буду сдавать там, где мне удобнее. Мне повезло — завотделением оказалась на полголовы ниже меня ростом, и я на нее как напрыгнула: “Быстро мне бумагу написали, что отказываете мне в медицинском обслуживании. И завтра же вас всех тут не будет!” И с тех пор все пошло нормально.
Но ты же понимаешь, это я взяла и наехала и защитила свои права. А другая девочка еще на варианте “у тебя — СПИД” сделает аборт и убьет здоровый плод просто потому, что ничего не знает.
— А третья будет плакать…
— И потеряет ребенка. Вот за это я хочу бороться. За наши права. Потому что мы можем родить здорового ребенка, и не одного. На Соколинке к акушеру-гинекологу — огромные очереди! Я там такого насмотрелась — идет такая с пузом, второго за руку ведет, за ней папа двоих тащит. Такое ощущение, что у нас демографией только ВИЧ-позитивные и занимаются. И это не только дискордантные пары, где только у одного ВИЧ. Оба родителя могут быть ВИЧ-позитивными и рожать здоровых детей.
“Еще никто из-за ВИЧ не отказывался заниматься со мной сексом”
— Да, хотя беременность проходила в не очень веселой обстановке. Андрей против, мама изначально была не сильно за. И вот я ложусь во второй инфекционный роддом на Соколиной Горе. Об этом времени у меня исключительно позитивные воспоминания. Потому что удивительные врачи и потому что восхитительное состояние. Хотя меня, конечно, запугали. Тут вообще про роддома ходят жесткие истории. А уж что в инфекционном может быть?
Но тем не менее я рожаю, и все очень нежно происходит. Кесарили, конечно. Я проснулась, чтобы услышать самое главное: мальчик, 2800, 48 см.
— А кормить-то грудью нельзя…
— Нельзя. Это в организме вторая наиболее инфицированная жидкость. Мне таблетками “пережигали” молоко, но текло достаточно долго, перевязывала.
Потом ездили с ребенком сдавать анализы. Первые два были положительные, потому что были мои антитела в крови. А с полугода пошли отрицательные, и в полтора года ему сделали крайний анализ и сняли диагноз. То есть ребенок здоровый.
Андрей, кстати, сыном довольно мало занимался, больше участвовали его родственники. Вот только сейчас, когда ребенок повзрослел и с ним стало возможно поговорить, Андрей начал с ним общаться.
Пока проблем никаких не было, потому что в детский сад мы не ходим. И в саду я вряд ли буду что-то говорить, потому что ребенок здоровый. Но на прямые вопросы отвечу. Если кому-то придет в голову мне их задать…
— Ты не думаешь, что твоя откровенность сейчас может повредить ребенку?
— Я буду разговаривать с каждым.
— Таша, а надо ли вообще открывать такой диагноз?
— Его надо открывать по крайней мере тем людям, с которыми я занимаюсь сексом.
— И как это выглядит?
— Впоследствии ты еще сталкивалась с дискриминацией?
— Меня уволили с работы. Я работала в ресторане барменом. Работаю счастливо месяц, все мною довольны. О диагнозе знала только жена хозяина ресторана, которая меня туда и устроила. Через какое-то время она на меня обиделась и все рассказала бар-менеджеру. Он меня вызывает и говорит: “Я не хочу с тобой расставаться, потому что ты отлично работаешь. Но если это дойдет до начальства, мы потеряем клиентов”. И мне дали совет больше не работать в ресторанном бизнесе.
— А барменам санитарные книжки не нужны?
— Я работала по старой санитарке, в которой ВИЧ не было. Но вообще по закону это не является препятствием.
“Это располагает к размышлениям, и не только о смерти…”
— Высок. Очень. И он не меняется. Надо делать больше. Мы только начали заниматься социальной рекламой. Об этом нужно говорить, постоянно напоминать.
— А как тебе социальная реклама, в которой утверждается, что верность — лучшее средство от ВИЧ?
— Тебе, наверно, приходится сталкиваться с жалостью. Как ты к этому относишься?
— Честно говоря, не очень. Это очень трогательно, но в этом нет необходимости.
— Рано или поздно человека накрывают мысли о смерти. Надо полагать, диагноз ВИЧ располагает к таким мыслям?
— А ВИЧ вообще располагает к размышлениям! Не только о смерти. Вообще о жизни.
Мне он послужил поводом задуматься о жизни: что я делаю не так, что мне сделать, чтобы успеть все, что я хочу? Стало больше идей, больше энергии. Вот, говорят, ВИЧ отнимает мечты. А у меня, наоборот, мечт прибавилось. По сути, он сработал как стимулятор.
Раньше было существование: а времени масса, все успею! В 17—18 перед тобой вообще — чудная долина. А теперь я стала замечать, что время идет быстрее. Пам-пам, недели нет, месяца, год прошел. “Сколько твоему ребенку?!” И я хочу сделать больше. Тут не останавливаешься, не сидишь на попе ровно. Шаг, не сделанный вперед, — это шаг, сделанный назад. Это важно. И об этом надо задумываться не только людям с ВИЧ.
СПРАВКА «МК»
По данным руководителя Федерального центра по борьбе со СПИДом Вадима Покровского, в России официально зарегистрировано более 400 000 граждан, живущих с ВИЧ. В прошлом году произошло более 40 000 новых случаев заражения. В некоторых регионах страны каждый 10-й мужчина — носитель вируса иммунодефицита.
Россия тратит на лечение ВИЧ-положительных людей около 10 миллиардов рублей в год. Последние достижения медицины позволяют успешно бороться с опасным вирусом, а инфицированным — иметь здоровых в плане ВИЧ детей.
— Обеспечить рождение здорового ребенка у ВИЧ-позитивной женщины — это вполне реальная задача. Сейчас в нашей стране у матерей с ВИЧ рождается инфицированными не более 5—7% детей, — сказал Вадим Покровский.