меня муж порет по субботам
Меня муж порет по субботам
История, которую я расскажу, началась 11 лет назад, когда я в 19 лет вышла замуж за отличного парня Андрея. Я влюбилась в него по уши и до сих пор очень люблю и жить без него не могу. После свадьбы мы стали жить отдельно от родителей, налаживали быт и, конечно, как молодая пара, очень много и часто занимались сексом. До Андрея у меня не было парней, я была девственницей, в общем, у нас было всё отлично, так сказать, полная идиллия. А вот года через три я начала замечать, что в плане секса у нас нет никакого разнообразия всё обыденно и надо было что-то менять. Андрей наверно то-же это понимал, и вот однажды перед сексом, когда он раздел меня до гола, то сразу положил к себе на колени попой к верху и отшлёпал ладошкой не очень сильно, но много раз.
Мы много получали информации на форумах о порке и примерно через год муж решил, что будет пороть меня точнее, как он сказал наказывать каждую субботу в три часа дня. Первое время Андрей меня привязывал и порол в одной позе, но месяца через три я научилась терпеть боль и муж перестал меня привязывать, начали появляться новые позы и девайсы. Муж получал огромное удовольствие да честно говоря и мне начало всё нравиться и в некоторых случаях доставлять удовольствие. Продолжалось это около года, муж с каждым разом вводил новые правила и с каждым разом порол намного сильнее, но я забеременела и для меня наступил полутора годовой перерыв. Муж не наказывал меня, ни вовремя беременности, ни вовремя кормления ребёнка грудью, но Андрей сказал что наказания продолжим, как только я перестану кормление грудью.
После рождения сынульки я самостоятельно кормила его семь месяцев, а потом молоко пропало и муж возобновил субботние наказания, но он сказал, что два с половиной месяца будет пороть меня один раз в месяц, следующие два с половиной месяца два раза в месяц это что-бы я привыкла, а когда ребёнку исполниться год, то будет наказывать меня каждую субботу. После долгого перерыва было трудно привыкать и все пять месяцев которые Андрей выделил мне для того, что-бы привыкнуть он меня привязывал и вставлял кляп.
Так совпало, что годик сыночки выпал на субботу, мы отпраздновали, а когда у малыша был тихий час муж меня выпорол. С этого момента и уже четыре года Андрей наказывает меня каждую субботу, исключения составляют месяц перед отпуском плюс месяц отпуска, если мы едим к морю, если нет то наказания не приостанавливаются, и декабрь месяц плюс новогодние праздники, потому-что как правило перед новым годом да и в праздники мы с друзьями ходим в сауну и естественно, что-бы никто ни о чём не догадался на моей попе не должно быть рубцов. Так-же если какой-либо праздник включая мой день рождения попадал на субботу муж так-же меня не наказывал, а количество ударов предназначенные на эти дни полностью прощались.
Когда наш малыш был очень маленький определённого времени для наказания не было. Муж порол меня в тихий час малыша, а если вдруг не успевал, то продолжал вечером. А когда маленькому исполнилось три года мы отдали его в детский садик, я вышла на работу, а на выходные маленького стали забирать то мои родители, то родители мужа. И с этого момента субботние наказания стали проходить в строго отведённое время и по строгим правилам которые придумал и прописал муж, а назвал он эти правила «устав субботнего наказания Наташи» и я выучила этот устав наизусть. Прежде чем я опишу полное субботнее наказание наверно необходимо немного описать себя и мужа. Я довольно высокая метр семьдесят девять сантиметров, среднего телосложения, ноги длинные ровные, попа средняя как-бы немного приподнятая, животик есть, но не большой с оголённым пупком ходить можно ничего висеть не будет, грудь третьего размера «стоячая» с торчащими вперёд сосками, волосы тёмные длинной до середины спины. Муж выше меня метр восемьдесят пять, среднего спортивного телосложения.
И так в течении недели муж каждый день записывает в дневник, который я завожу каждый сентябрь, мои так сказать провинности и напротив каждой проставляет количество ударов, я в конце дня перед сном должна ознакомиться и расписаться. В субботу всё суммируется и получается количество ударов которые я заслужила за неделю и должна получить, но по правилам ударов на каждую субботу не должно быть больше ста двадцати, если по дневнику получается больше, то они переносятся на итоговую годовую порку в сентябре, а если меньше, то с сентября удары добавляются до ста двадцати, если они там конечно есть. А на итоговой, как обычно они всегда есть и с каждым годом к сентябрю накапливается всё больше и больше, вот в этом году получила шестьсот по итогам за год.
Провинности записываются разные от серьёзных до самых нелепых например долго принимала душ, во время ужина не поставила что-то на стол например солоницу хоть она и не нужна или долго готовила завтрак за такие «провинности» муж записывает пять, максимум десять ударов. А вот например за то-что задержалась на работе (как будто это от меня зависит) записывается сразу двадцать ударов, но есть провинности за которые наказание по тридцать и даже по семьдесят ударов. Существуют у нас провинности и сексуального характера. Мужу например очень нравиться смотреть, как я мастурбирую и когда он «просит» меня об этом, то отводит мне на всё-про всё десять минут, а потом за каждую начавшеюся минуту записывает в дневник по пять ударов, но многие, особенно женщины
Требую вернуть домострой и порку!
В памятнике древнерусской литературы 16 века под названием «Домострой», где описаны правила семейного уклада, сакраментальный вопрос «бить иль не бить» решён однозначно – пороть!
«Ни за какую вину ни по уху, ни по лицу не бить, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть, ничем железным и деревянным не бить. Кто в сердцах так бьет или с кручины, многие беды от того случаются: слепота и глухота, и руку и ногу и палец вывихнет, наступают головные боли и боль зубная, а у беременных женщин и дети в утробе повреждаются. Плетью же, наказывая, осторожно бить, и разумно и больно, и страшно и здорово – если вина велика. За ослушание же и нерадение,– рубашку задрав, плеткой постегать, за руки держа и по вине смотря, да поучив попенять: «А и обиды бы не было, а и люди бы о том не слыхали, а и жалобы бы о том не было».»
Про «рубашку задрав» со смаком написано, не правда ли? Не очень понятно, правда, кто должен задрать рубашку, муж или жена. И кто кому, в соответствии с каноном, должен эту самую рубашку задирать: жена мужу, муж жене, жена сама себе. Но это, по всей вероятности, на усмотрение упарывающихся.
Вот оно, значит, как – лю-бить по-русски! Вспомнились исторические ремарки по поводу того, что сердобольные мужья лупасили возлюбленных супружниц в бане по субботам. Возможно, так они достигали разрядки в периоды воздержания по религиозным причинам. Как в анекдоте: и досыта, и без греха.
Однажды услышала странноватый эвфемизм «хоцца пороцца», заменяющий предложение интимной близости. Звучит эротично, по-итальянски, почти как «пицца в палаццо».
В общем, как ни крути, а между страстью и поркой проскакивает какая-то искра, от любви до побоев – один шаг.
Тайный смысл любовных экзекуций открылся мне во время китайского традиционного точечно-канального массажа, когда мастер «сильно, но аккуратно» пошлёпал по крестцу и верхней части ягодиц. К моменту этого телесного открытия у меня уже был опыт изучения древних китайских целительских практик и довольно развитая чувствительность к движению энергии по меридианам.
Прежде всего, я ощутила тепло в зоне массажа, а затем – движение тепла внутрь тела. И вскоре энергия начала заполнять энергетический центр, находящийся за пупком – Нижний Даньнянь. Вслед за этим «задвигались» органы репродуктивной системы, и лоно наполнилось приятным ровным возбуждением, которое не переходило в непереносимое желание бездуховного соединения со всем, что движется, но просто доставляло чувство удовольствия и полноты жизни.
Но как здравомыслящая современная женщина, привыкшая опираться на научные достижения западной цивилизации, я обратилась к Константину Глухову, специалисту центра китайской медицины, ученику Мастера Дао Цзи Сяогана, получившему классическое медицинское образование в России и много лет изучающему медицинское наследие Древнего Китая. Мне захотелось разобраться, в чём прикол, почему именно «порка» дала такой неожиданный эффект.
В чём секрет эзотерической процедуры избиения под предлогом традиционного китайского точечно-канального массажа? Тайная сила сакральной косточки – в симметричных отверстиях, расположенных справа и слева. Через эти отверстия выходят пучки нервов, связанных со спинным мозгом.
С точки зрения последователей наиболее многочисленной и авторитетной школы цигун современного Китая «Цигун мудрости» (Qigun Zhi Neng ) нервная система отвечает за приём и передачу энергетических импульсов, за связь человека с пространством. Основатель этой легендарной школы, доктор медицины Пан Хэ Мин, получив классическое западное медицинское образование и соединив его с традиционным знанием Древнего Китая, смог описать энергетические трансформации, опираясь на современное научное понимание процессов, происходящих в теле. Профессор Пан Хэ Мин стал первым китайским ученым, благодаря которому традиционные китайские оздоровительные системы вышли на международный научный уровень. Эффективность древних даосских практик впервые была доказана и признана в мировых научных кругах.
Однако вернёмся к «приручению» женщин мужчинами. Опираясь на свой опыт лечения китайскими подручными средствами, точнее, лечение «подручных мест» посредством приложения китайских усилий, могу сказать следующее. Если половой избранник с любовью будет постукивать тыльную сторону вожделенного женского корпуса от точки Lang-Koann вниз – до точки Lao-Lu, не обходя вниманием точки Chang-Tsiao, Tsre-Tsiao, Tchong-Tsiao, Sia-Tsiao, а так же точки Siao-Tchrang-Lu, Prang-Koang-Lu, Thong-Uu-Lu и Pae-Roann-Lu, то благодарное женское тело откликнется не только криком «что ж ты творишь, окаянный», но и репродуктивным здоровьем и мультиоргастичностью. Возможно, у возбуждённого перспективой терапии партнёра в момент страстного эротического сближения не окажется под рукой атласа точек акупунктуры. Тогда он с лёгким сердцем может отшлёпать возлюбленную по наитию, точнее, по знойной верхней части ягодиц и загадочной крестцовой зоне, венчающей, подобно короне, ягодичный заповедник.
Теперь, царственно нося под самым нижним нижним бельём всё самое драгоценное, я думаю, о том, что хитрые женщины не случайно привлекают внимание мужчин к зоне, требующей особой заботы – кружевами, бусинами и бантиками. Именно так они призывают своих возлюбленных: «Добейся меня!» Мужчины, прислушайтесь к этому зову и отнеситесь к нему терапевтически, «сильно, но аккуратно», с чистыми руками!
Меня муж порет по субботам
История, которую я расскажу, началась 11 лет назад, когда я в 19 лет вышла замуж за отличного парня Андрея. Я влюбилась в него по уши и до сих пор очень люблю и жить без него не могу. После свадьбы мы стали жить отдельно от родителей, налаживали быт и, конечно, как молодая пара, очень много и часто занимались сексом. До Андрея у меня не было парней, я была девственницей, в общем, у нас было всё отлично, так сказать, полная идиллия. А вот года через три я начала замечать, что в плане секса у нас нет никакого разнообразия всё обыденно и надо было что-то менять. Андрей наверно то-же это понимал, и вот однажды перед сексом, когда он раздел меня до гола, то сразу положил к себе на колени попой к верху и отшлёпал ладошкой не очень сильно, но много раз.
Мы много получали информации на форумах о порке и примерно через год муж решил, что будет пороть меня точнее, как он сказал наказывать каждую субботу в три часа дня. Первое время Андрей меня привязывал и порол в одной позе, но месяца через три я научилась терпеть боль и муж перестал меня привязывать, начали появляться новые позы и девайсы. Муж получал огромное удовольствие да честно говоря и мне начало всё нравиться и в некоторых случаях доставлять удовольствие. Продолжалось это около года, муж с каждым разом вводил новые правила и с каждым разом порол намного сильнее, но я забеременела и для меня наступил полутора годовой перерыв. Муж не наказывал меня, ни вовремя беременности, ни вовремя кормления ребёнка грудью, но Андрей сказал что наказания продолжим, как только я перестану кормление грудью.
После рождения сынульки я самостоятельно кормила его семь месяцев, а потом молоко пропало и муж возобновил субботние наказания, но он сказал, что два с половиной месяца будет пороть меня один раз в месяц, следующие два с половиной месяца два раза в месяц это что-бы я привыкла, а когда ребёнку исполниться год, то будет наказывать меня каждую субботу. После долгого перерыва было трудно привыкать и все пять месяцев которые Андрей выделил мне для того, что-бы привыкнуть он меня привязывал и вставлял кляп.
Так совпало, что годик сыночки выпал на субботу, мы отпраздновали, а когда у малыша был тихий час муж меня выпорол. С этого момента и уже четыре года Андрей наказывает меня каждую субботу, исключения составляют месяц перед отпуском плюс месяц отпуска, если мы едим к морю, если нет то наказания не приостанавливаются, и декабрь месяц плюс новогодние праздники, потому-что как правило перед новым годом да и в праздники мы с друзьями ходим в сауну и естественно, что-бы никто ни о чём не догадался на моей попе не должно быть рубцов. Так-же если какой-либо праздник включая мой день рождения попадал на субботу муж так-же меня не наказывал, а количество ударов предназначенные на эти дни полностью прощались.
Когда наш малыш был очень маленький определённого времени для наказания не было. Муж порол меня в тихий час малыша, а если вдруг не успевал, то продолжал вечером. А когда маленькому исполнилось три года мы отдали его в детский садик, я вышла на работу, а на выходные маленького стали забирать то мои родители, то родители мужа. И с этого момента субботние наказания стали проходить в строго отведённое время и по строгим правилам которые придумал и прописал муж, а назвал он эти правила «устав субботнего наказания Наташи» и я выучила этот устав наизусть. Прежде чем я опишу полное субботнее наказание наверно необходимо немного описать себя и мужа. Я довольно высокая метр семьдесят девять сантиметров, среднего телосложения, ноги длинные ровные, попа средняя как-бы немного приподнятая, животик есть, но не большой с оголённым пупком ходить можно ничего висеть не будет, грудь третьего размера «стоячая» с торчащими вперёд сосками, волосы тёмные длинной до середины спины. Муж выше меня метр восемьдесят пять, среднего спортивного телосложения.
И так в течении недели муж каждый день записывает в дневник, который я завожу каждый сентябрь, мои так сказать провинности и напротив каждой проставляет количество ударов, я в конце дня перед сном должна ознакомиться и расписаться. В субботу всё суммируется и получается количество ударов которые я заслужила за неделю и должна получить, но по правилам ударов на каждую субботу не должно быть больше ста двадцати, если по дневнику получается больше, то они переносятся на итоговую годовую порку в сентябре, а если меньше, то с сентября удары добавляются до ста двадцати, если они там конечно есть. А на итоговой, как обычно они всегда есть и с каждым годом к сентябрю накапливается всё больше и больше, вот в этом году получила шестьсот по итогам за год.
Провинности записываются разные от серьёзных до самых нелепых например долго принимала душ, во время ужина не поставила что-то на стол например солоницу хоть она и не нужна или долго готовила завтрак за такие «провинности» муж записывает пять, максимум десять ударов. А вот например за то-что задержалась на работе (как будто это от меня зависит) записывается сразу двадцать ударов, но есть провинности за которые наказание по тридцать и даже по семьдесят ударов. Существуют у нас провинности и сексуального характера. Мужу например очень нравиться смотреть, как я мастурбирую и когда он «просит» меня об этом, то отводит мне на всё-про всё десять минут, а потом за каждую начавшеюся минуту записывает в дневник по пять ударов, но многие, особенно женщины
Слуга
***
Послушайте старую повесть, любезные читатели, повесть от городового, милостью господа Бога нашего, Федора, низшего чина полицейской стражи! Бывший дворовый крестьянин, потом слуга в доме богатой купеческой вдовы, а теперь уважаемый всем окрестным населением представитель власти, хоть и нижний, но чин! Не так давно получил мундир и шаровары из тёмно-зелёного сукна, шапку с лакированным козырьком и саблю «селедку», службу тяну справно.
Городовой, поддерживает в городе порядок – кого-то даже может и у участок свезти, но это все только для того, чтобы город существовал. Вот и снова мне на службу! До солнышка встаю. А улица между тем оживает вот у церкви толпа собирается.
– Хорошо жениться летом! Тепло, природа ликует! Шикарная свадьба! – Выходят молодые из церкви! Совет им да любовь! Счастливые они, дай им Бог, мира, детей и достатка! Жених из купцов! Человек в городе уважаемый! Позади родители молодых идут, тоже счастливы за детей! А невеста. Кто знает, была ли бы она сейчас счастливой невестой, и если бы не я! Это сейчас я сейчас слуга закона и охрана порядка, примерный семьянин, муж и отец, при и медной бляхе №328!
Мне бы подойти ближе, поздравить, но. Граница! Они привилегированный класс! По пятьсот рублей в год в гильдию платят! С самой заграницей торгуют: из Китая чай возят! Вытянулся как струна и, отдавая честь, простоял пока свадебная пролётка не исчезла из виду.! По всем правилам!
А теперь, когда молодые с гостями уехали, можно вспомнить, что было не так уж давно. После смерти нашего барина отдал меня отец в услужение в дом Марфы Петровны, купчихи вдовой солидной и богатой. Посулила купчиха платить за работу по три рубля в месяц. Помолились мы с отцом в церкви да собрались.
Зима пришла, мороз кусает,
На солнце искрами снежок;
Везем дрова мы три сажени
Путь в город велел, и далек.
За эти стихи отец меня вожжами выдрал. В назидание так сказать, ибо негоже крестьянину стихи плести!
Входя в дом, по заведённому порядку отец обратился к Марфе с приветственными словами: «Дай, Бог, здоровья» и поклонился. Я следом.
– У, какой молодец! – Марфа осмотрела меня, как лошадь на рынке. – Крепкий, курчавый, бородка начинается! Год-два и богатырем будет! Воровать будешь?
– Нехорошо это – воровать! – Отвечаю. – Ведь перед Богом все ответ держать будем! – Побожился я на икону.
– Ну ладно! Честный человек лучше всяких замков!
Нанимая меня, барыня предупредила, что я обязан, буду исполнять все ее приказания. Я обещался делать все, что она прикажет.
Когда батюшка договорился о моем жаловании, мы вдвоем повернулись в угол с иконами, трижды осенили себя крестным знамением и произнесли: «Господи, помилуй».
– Ступай, и работай с Богом! – Благословил он меня а прощание.
И остался я в доме вдовы. Работать, так работать! Мы деревенские с детства к тяжелому труду приучены, в кости широкие, правда, умом не далекие! Да нам много ума и не надо: работаем честно, подати платим, власти чтим! Взялся за работу, ни разу не оглянулся.
Марфа Петровна, которую я звал барыней, в домашнем платье из кашемира коричневого цвета была женщиной дородной, властной и не терпящей возражений. А вот по наружности очень приятная, статная, с высокой грудью, большими карими глазами.
Дом большой и работы невпроворот! Одних печей пять! Дров наколоть, все затопить и прочистить! Первый день незаметно прошел. Но выяснил я, что хозяйка вдовая, имеет двух дочерей-гимназисток, сыночка год назад похоронила. Строга и сурова, но Бога уважает, на церковь жертвует, сиротский дом, на паях с другими купцами, в порядке содержит!
Девочек покойный отец воспитывал сурово, но сейчас мама поручила их воспитание немке, а она добрая, но слабохарактерная. Тощая, как глиста, крикливая и страшней бабы Яги.
– Значит так, красавец, пойдешь сейчас в лавку, и оденешься, как положено! Чай не в деревне, а в доме служишь! Сапоги, штаны, тулуп, шапку, да красную, с маком рубаху! И не смей появляться в комнатах босиком! Тут тебе не деревня! Погоди, знаю я вас, деревенских, только деньги зря потратишь!
И повела она меня сама в лавку и одела. Я стою, смотрю на себя в зеркало и думаю: отец, как узнает, сколько из моего жалованья хозяйка вычтет – семь шкур спустит! Это не стишки о зиме сочинять! Разложит на лавочке и…
– Отслужишь, добрый молодец!
– Ой, благодарствуйте!
На улицу у меня смазные сапоги, а для дома – простые чирики. Никогда в деревне у меня такого богатства не было!
Хозяйке я понравился: стараюсь, как могу. Так и началась мо служба. Не принято у купцов много прислуги держать! Экономят!
Всю мужскую работу по дому делал я справно, тогда как все остальное хозяйство находилось в ведении экономки девки Глашки.
Рябая, беременная и сладкая! А что рябая, так с лица воды не пить! Походка у неё изящна и легка, даром, что брюхатая, из-под платка опускается на широкую талию пшеничная коса, в мою руку толщиной. И грех женский страсть, как любит, но ленива! Барыня все высечь ее грозилась, да греха детоубийственного не хотела брать на душу.
Машенька и Катенька, дочки моей госпожи, в шубках, платках, и нарядных сапожках и мне тогда показались какими-то худенькими.
Вот младшую, Катеньку, сегодня замуж отдают, в тело вошла, посмотреть приятно, а я честь отдаю и молодым и Марфе Петровне с ее мужем новым.
Но кто я тогда был такой, чтоб их стать оценивать? Слуга, а они господские дочери! Я знал, что между нами граница, и ее не перейти, да я и не собирался.
И без них дел невпроворот. С Глашкой утешился, хоть и грех, ну да не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься!
Хозяйский дом велик, добротный, на фундаменте каменном, сложен из лиственницы о пяти печах, одна из больших комнат, служила гостиной: большой зал, стены цветной бумагой оклеены, обоями называются, светлые шёлковые занавеси на окнах, стол и лакированные стулья – всё красиво.
А я сплю в людской, на широкой дубовой лавке. Добротная лавка, как и вся мебель в доме. С сеном мешок подстилаю, шубой укрываюсь, полено под голову и храплю до первых петухов.
Обычно девушки ходили в серых шерстяных платьях, таких же чулках и черных башмаках из козлиной кожи, дома надевали туфельки.
Приходящая тощая немка, Клара Фараховна, учила Машеньку и Катеньку «правилам вежливости», «людности», «кумплименты делать», танцевать, музицировать, а также читать, писать, изъясняться на иностранных языках.
Барышни ее слушались плохо, на уроках шалили, и та кричала на них непонятными словами и обещала пожаловаться матушке.
«У нас бы папенька неповиновения не допустил! – Рассуждал я, прислушиваясь к шуму за стеной. – По субботам изволь на правеж на лавочку! Только кто я такой, чтобы о воспитании барышень рассуждать? Дворовый крестьянин, неграмотный, отправленный родителями в город зарабатывать для большой семьи хоть какие-то деньги. Не мне вмешиваться в воспитание девочек, работы в доме и так хватает.
Но тут Марфа Петровна сама вызвала меня и спросила:
– Федор, ты умеешь обращаться с розгами?
– Дело не хитрое, – отвечаю я. – И сам не раз на себе пробовал и в барском доме видел, как секут.
– А сам сможешь?
– А чего тут не смочь! Говаривал отец, раскладывая меня на лавочке, что долг родительский внушать детям почитание к старшим и власти. Могу хоть по-барски, хоть по-крестьянски!
– А разница есть?
– Конечно, есть! Нас, детей по субботам после бани на лавочку! И ложились все под батюшкины вожжи! Почитали батюшку! «Кого любит Господь, того отмечает и наказывает!» А дети, что своей очереди на порку ждут, сами провинившегося на лавке помогают удерживать.
– А в барском доме?
Барин, отправляя меня за розгами, говорил:
– Федька, выбирай пруты подлиннее, да погибче, чтобы сёкли больнее! Плохие выберешь – сам отведаешь!
Покойный барин своих детей драл по-другому: раздевал и пристегивал к лавке ремнем за поясницу. Никакого почитания руки родительской. Брыкаются, рыдают, а он им за такое поведение ноги вожжами к лавке привязывает и только розог прибавляет! Заранее в бочке с рассолом замачивает. Прут один, без пучков. Глупые дети, хоть и барчуки, розог не целуют, за науку не благодарят! Не понимают, что отца почитать надо!
– Ну, – говорит, – вот тебе мой приказ: в субботу принесешь из людской лавочку, вожжи знаешь где, а розги заготовишь и замочишь сегодня! – Заявляет Марфа Петровна. – Не зря же в Притчах записано: «Розги и обличения дают мудрость».
Возражать Марфе я не стал. Отправился резать прутья воспитания барышень.
Теперь здесь буду розги готовить. Она хозяйка, а мое дело – служба верная.
В субботу Машенька и Катенька, тоненькие и хрупкие, словно стебельки, стоят перед нами.
Барышни, глядя на меня, прутья и на лавку, сразу все поняли. Стоят, друг за друга прячутся. Не на калачи позвали!
Катенька роста тогда была невысокого, но стройная, шея тонкая, плечи круглые, груди маленькие, носик курносый, глаза зеленые, и русые волосы, в косу собранные, на где ее косичке до косы Глашки!
Старшая выше почти на голову, и груди побольше, волосы черные, как вороново крыло, а нос тоже курносый. Смотрит на меня волчицей, а у младшей, Катеньки, глазки от страха как пуговки на платья нашей барыни.
И когда Катерина успела из перепуганной барышни в невесту превратиться?
Но раздеваться при мне не хотят обе. Понимают, для чего я из людской скамейку притащил, в корыте прутья замочены, а в руках у меня вожжи ременные.
Понимаю, что надо сейчас делать, но и стою, не вмешиваюсь! Граница! Прикажет барыня, хоть сразу обеих на одной лавочке рядком положу, а без приказа стою как истукан на языческом капище.
– Что, барышни, думаете, батюшка помер, так вас и выпороть некому? – Изволит гневаться барыня Марфа Петровна, – Клару Фараховну не слушаться вздумали? Раздевайтесь! Обе!
Мне то что? Что я в деревне голых девок не видал? Мы всей семьей вместе в бане моемся, да и летом в реке купаемся. Эка невидаль – срамота женская! А городские стесняются! Жмутся друг к другу и не спешат.
– Чего ждем? Прибавки? – Купчиха достала песочные часы, поставила их на стол. – Не успеете – удвою! Вы меня знаете! Извольте на лавку!
Марфа смотрела на барышень, как волк на ягнят и говорила: Из всех видов и средств наказания, – как наказывал нам священномученник Владимир, митрополит Киевский и Галицкий, – наказания телесные наиболее действенные и особо чувствительные.
Перепуганные барышни взялись руками за подолы платьев, стащили их через голову, следом от чулок и нижних рубашек с панталончиками освободились. И остались, в как баньку собрались.
«Быть чистыми перед глазами Господа ничто не должно быть срыто от него». Барышни уныло стояли, глядя на пол и переступая с ноги на ногу. Знают хорошо, что вскорости будет дальше.
Стоят обе, голенькие, худенькие. Предвкушение наказания было страшнее самой порки! У старшей тонкая талия, небольшие груди, плоский живот. У нас деревне, на таких бы тощих ни один парень не взглянул! Вон Глашка, ядреная, груди как дыни, круп как арбуз. У Марфы Петровны фигурка что надо!
А это так. морковки майские! Коленочки дрожат! Младшая руками груди прикрывает, было бы что прикрывать, а старшая плоский низ живота с волосками курчавыми, тоже темными. Только крестики золотые, богатые, с каменьями разноцветными на цепочках остались. Стоят, дрожат, как будто на холоде, хотя натопил я как следует! Печка хорошая, не дымит, голландскими изразцами украшенная.
– А ты, Федор, что стоишь, как будочник перед начальством? – Зычно скомандовала барыня. Начинай с младшей!
Приказ есть приказ. Можно границу перейти.
– Помилуйте, маменька, Катя часто заморгала глазами, и прикрыла грудки руками.
Её хорошенькое личико выражало смятение и страх.
– Не балуй! – Разложил я младшенькую Катеньку, пристегнул ремнем за пояс к лавочке.
Лежит барышня, умоляет маму простить Христа ради, смотрит на Марфу Петровну жалобно-жалобно.
– А, ну, Федор, бери розгу, да врежь по крупу!
Катенька дрожит, как листик осиновый, а я воду с прута ей на круп стряхнул.
– Погоди, Федька, розгу положено поцеловать, – сказала она, – протяни ей прут.
Барышня безропотно поцеловала прут, который сейчас вопьется в ее тело. В ожидании удара она вся сжалась и напрягла круп. «Кто ж так под розгу ложится? Ну, а мне приказано – я сделаю! Дело не хитрое! Только рукава в новой красной рубахе засучу! А барышне передышку коротенькую!»
Взвыла барышня с первого удара, вертится, насколько привязь позволяет, ногами сучит, худенький круп сжимает, да руками прикрывает.
– Вожжами ей ноги! – приказывает купчиха. – А руками прикроется – так по рукам.
– Пока вязал – стала всхлипывать, а потом снова как взвизгнет! Ей-богу как рождественский поросеночек перед забоем.
Капелька крови выступила на конце вспухшей полосы, оставленной моим прутом.
Я снова и снова опускал прут в нежную кожу, барышня орала и просила барыню о милосердии.
Почти оглох, пока сек. Слава Богу, Марфа Петровна много ударов не назначила.
– Отпустите маменька душу на покаянье!
Теперь хорошенькое личико с курносым носиком и пухлыми губками все слезами улито.
– Бог простит! – Хозяйка даже бровью не повела.
Отвязал барышню, в угол отвел. А старшая.
Слышу в людской, как плачет Машенька у себя в спаленке. Горько так плачет. Видимо не сладко ей пришлось под моими розгами. Встал я с лавки, смочил полотенце в воде, стою у дверей спальни барышни и думаю:
«Граница! Я не имею права входить в спальню к дочери хозяйки! Но она так плачет!»
Решился:
– Просить вашу милость об одной малости желаю; позвольте взойти на минуту! – постучал и вошел, на икону перекрестился и поклонился вежливо.
Та смотрит на меня глазами зареванными, сама на кровати лежит на животе, попой кверху, рубашку накинула.
– Что, Ирод, не насмотрелся?
– Я подхожу, кладу мокрое полотенце ей на круп:
– Вот вам, барышня, – говорю, – полотенце холодное. Не держите зла на меня! Барыня велела! Такая, воля божья, чтоб барыням с заду науку принять.
Отслушала меня и перестала плакать. Сейчас помягчела и говорит:
– Хочешь палтийну, чтобы в другой раз не так зверски меня полосовать?
– Палтийна это хорошо, – ответствовал я, – но у меня есть мечта: выучиться грамоте и письму. «Меня отец грамоте не учил, грамота вздор; главное дело – сработать да продать. Дураком помрешь!»
Вы меня научите, а я научу вас, как если не от порки спастись, так хоть меньше получать и меньше боли терпеть.
– Научишь? – Барышня смотрит на меня и сквозь слезы улыбается. – Благодарю на ласковом слове!
– Барыню почитай. Слово ее закон! Не терпи, в другой раз и тело расслабь. Кричи сразу! Так мучений легче и маменька дополнительных ударов не назначит!
– Очень вам благодарна за объяснение, очень благодарна. А сейчас уйдите вон, я спать лягу!
Думал м я спать пойти, да поспать мне в этот вечер не удалось.
Часом позднее, Глашка сказала, что барыня меня зовет. Говорит, а сама слезинку кулаком смахивает. Вхожу к Барыне в опочивальню и вижу: Марфа Петровна в прозрачной рубашке шелковой, свечи мерцают, красоту ее показывают.
– Тебе приказать или сам знаешь, что делать надо?
Купчиха, спесива да капризна, но чудо, как хороша!
Снова понимаю, границу надо перейти! Грех… В общем, не оплошал я!
Глашка на печи тихо плачет, а я в кровати барской нежусь и хозяйку свою. До сих пор вспомнить приятно!
Но границу Марфа Петровна соблюдает. Утром ни словом, ни делом о ночи не вспоминает, а за работу строже прежнего требует!
Понимаю, что хозяйская постель – нарушение границы, и никогда мне не занять на ней законное место! Не быть мне мужем, а только служкою, и утехи блудливые – работа моя! Впрочем, нет у меня сметки купеческой!
Но хороша Марфа Петровна в постели после порки субботней! Страсть, как хороша! Утром барыня ни словом, ни взглядом не напомнила барышням о наказании. Эка невидаль – посекли маленько!
Так и повелось с тех пор – как суббота, так барышень на лавочку, а вечером зовет меня хозяйка в опочивальню. Но только по субботам!
Я бедовый, грамоте учусь, дается она мне легко, и я барышень обучал как вести себя на лавочке, и мучить сильнее чем надо, не мучил.
День за днем, неделя за неделей – идет время. Глашка, блудница канашка, родила да отдала ребенка в странноприимный дом.
В тот же день я в гостиную лавочку для Глашки и поставил. Та рыдает и плачет, на меня смотрит глазами, полными слез, а мне надо сечь – Барыня велела! В общем, месяц после этого я к Глашке на печь не забирался.
Я в скором времени выучился читать, чисто писать арифметике, у барышень, а взамен их научил, как на лавочке себя вести, чтобы лишнего не получить.
Сальца гусиного им достаю, чтобы не так больно было и заживало быстрее!
В общем, чувствую, могу уйти из дома и устроиться городовым: благообразный вид у меня есть, грамоте разумею. Маша мне все книжки подсовывала про царя и недоброе. Мне Катины книги – сказки Пушкина более по душе.
Но тут беда пришла: старшая дочь связалась со студентами револьвертами и динамитом. Мне все книжки подсовывала, про революцию, а я отказывался!
Кончилось тем, что перешел я границу: доложил Марфе Петровне про страшный революционный клад, что старшая устроила.
Ох, и рассердилась Марфа Петровна, приказала высечь дочку, не дожидаясь субботы.
Глядя на раздевающуюся для порки Машеньку, решил, что сегодня высеку барышню сурово, чтобы та больше не помышляла о револьвертах и динамитах.
Та понимает, то согрешила, спорить с матушкой не пытается.
Замахнулся и опустил прут на круп барышни без всякой жалости. Маша вздрогнула, почувствовав, куда крупл прут, и заорала, помня мою науку.
– Ааааа.
– Секи – не жалей! – Приказывает барыня. – Террористка выискалась!
Я перечёркивал круп снова и снова, нанося удары наискось и высекая капельки крови. Машенька, как я учил, истошно визжала, но не пыталась закрыть круп и ляжки руками.
Глотая слёзы и сопли, она покорно принимала порку.
– Не зря же в Притчах записано: «Розги и обличения дают мудрость»! – Заявила Барыня.
Машенька под просоленным прутом елозила, извивается, кричала, тут теперь не до динамита!
Я сек Машу не спеша, и трижды менял прут, а барыня не командовала заканчивать.
На прощанье врезал пяток сильных ударов: завыла террористка белугой.
Уже утром нам полиция с обыском, да я все револьверты с динамитом выбросил, а книги богопротивные пожег в печке. В общем, не нашли ничего, а я у полицейских и спрашиваю, как на службу устроиться?
Те улыбнулись, пачпорт проверили и вызвали в управу.
Вскоре Марфа Петровна отдала Машеньку замуж за приказчика, что в Харбине в их конторе служит, а к нам в город по делам приехал.
Обвенчали их наскоро, да и увез он барышню за границу и Глашку, снова беременную, с собой прихватил.
Да простит меня отец, но ушел я от Марфы Петровны! К ней посватался вдовый купец! Совет им да любовь! А мне надо быть подальше!
Барыня благословила меня, перекрестила и отпустила, дав красненькую на обзаведение. Отец младшего брата на мое место привез.
А тут приглянулся Катерине молодой купец, сын нового маменькиного мужа от первого брака. Всем хорош, красивый да статный. Вот только батюшка в церкви заявил, что после венчания родителей они брат и сестра, и им, грешникам, венчаться нельзя. Заплатили священнику мзду и сыграли веселую свадьбу, не ставя в известность консисторию. Уехали молодые за границу, дело чаеторговое расширять.
Совет им, да любовь!
А теперь я городовой. Так вот и живу-поживаю, добро наживаю, а худо – проживаю.
Денег я больше домой не посылаю: на мою красненькую семья переехала в Сибирь, да там и сгинула. В жены я взял сиротку из странноприимного дома. Теперь она моя супруга законная, меня, как и положено, почитает, детей мне рожает, а по субботам, после детей – на лавочку.