меня любила девочка одна с повадками мальчишескими дикими
Евгений Евтушенко — Одиночество: Стих
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно —
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное…
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются —
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих —
вроде спорами идейными,
но приглядишься —
те же в них черты…
Разнообразные формы суеты!
То та,
то эта шумная компания…
Из скольких я успел удрать —
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты спереди, пустынная
свобода…
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им —
тебе принадлежу…
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой
с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен —
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все —
куда сложней…
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных —
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно
И, поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
«Уходи…
Не надо…
Я вижу —
ты не мой,
а ты — ее…»
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
«Мой маленький!
Мой маленький!» —
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
«Ты не мой!
Не мой!»
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество —
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их «прощай!» —
не «до свиданья!»,
за то,
что, в лживости так царственно горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.
Анализ стихотворения «Одиночество» Евтушенко
В «Одиночестве» Евгений Александрович Евтушенко пытается разгадать женскую натуру, извлечь уроки, обращается к прошлому.
Стихотворение датируется 1959 годом. Поэту в эту пору исполнилось 27 лет, за свою дебютную книгу он был принят и в Литературный институт, и в Союз писателей. С успехом также проходили литературные вечера молодых поэтов, где, в том числе, выступала и его жена Б. Ахмадулина. В жанровом отношении – любовная лирика, размышления о природе одиночества и извилистых жизненных путях. Как бы невзначай поэт приоткрывает свою романтическую историю. В ней было много встреч, и много расставаний. Между тем, у стихотворения явно есть конкретный адресат. Та самая Б. Ахмадулина, отношения с которой к тому времени были практически разрушены. Начинается стихотворение почти философски. Оказывается, герой чувствует себя неприкаянным, если рядом нет «друга, подруги, жены». Все удовольствия теряют вкус, он чувствует себя чужим на празднике жизни. Далее поэт переходит на местоимение «мы», чтобы подчеркнуть всеобщность проблемы. Откровенно перечисляет три вида компаний, в которых ему доводилось побывать. С первыми нужно постоянно пить, со вторыми хвастаться покупками и новыми пассиями, с третьими гораздо лучше, однако после «идейных споров» они опять-таки пьют и хвастаются. Затягивающая суета, на которую герой явно не настроен размениваться. С трудом добытая свобода парадоксально не нужна. Он даже саркастически сравнивает ее с «верной, но нелюбимой женой». Дальше он забрасывает язвительными вопросами свою любимую. Видно, что их пути разошлись, отчета друг другу не дают. «Избавилась от суеты?»: то есть, в компаниях или, как он, мается постылой свободой. Есть и беглый, но вполне узнаваемый портрет этой женщины: глаза раскосые, плечи роскошные (Б. Ахмадулина). Реалии современного города: в такси куда-то мчу. Освободившись от всего, он — пленник героини. Новую жизнь с другими ему не удается построить. «Тебе принадлежу». Он даже называет адреса («на улице Сенной»), куда ходил за счастьем. Там чуткая женщина мгновенно распознала, что сердцем он с не с ней. Крымская девочка с «глазами-льдинками», несмотря на наивность, также кричала: ты не мой! В финале герой прощается с любимой, монолог завершается выстраданной благодарностью женщинам, с капелькой иронии. О чем свидетельствуют, например, эпитеты «прекрасным и неверным». Герой как будто проклят. Ни с кем не может он забыться, как и укрыться от женской проницательности. Впрочем, страдания эти он зовет «блаженными», а одиночество – возможностью разобраться в себе. Лексика разговорная, сложный синтаксис. Сравнения: как больная, как девочка. Инверсия: шла гроза, повесил я. Оксюморон: стон глухонемой. Нарочитые уменьшительные суффиксы: тускленькими, туфельками. Метафора: не тает вечно снег.
Стихотворение «Одиночество» Е. Евтушенко – образец ранней любовной лирики поэта, воображаемый диалог с женщинами, встреченными на пути.
Одиночество
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно —
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное…
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются —
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих —
вроде спорами идейными,
но приглядишься —
те же в них черты…
Разнообразные формы суеты!
То та,
то эта шумная компания…
Из скольких я успел удрать —
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты спереди, пустынная
свобода…
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им —
тебе принадлежу…
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой
с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен —
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все —
куда сложней…
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных —
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно
И, поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
«Уходи…
Не надо…
Я вижу —
ты не мой,
а ты — ее…»
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
«Мой маленький!
Мой маленький!» —
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
«Ты не мой!
Не мой!»
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество —
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их «прощай!» —
не «до свиданья!»,
за то,
что, в лживости так царственно горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.
Евгений Евтушенко «Одиночество»
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно —
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное.
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчёмных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются —
в одних всё пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих —
вроде спорами идейными,
но приглядишься —
те же в них черты.
Разнообразны формы суеты!
То та,
то эта шумная компания.
Из скольких я успел удрать —
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нём оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты впереди, пустынная
свобода.
А на чёрта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты?
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь всё равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им —
тебе принадлежу.
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой ёлкой с лампочками
тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоённо современен —
я не цветы привёз ей,
а вино.
Но оказалось всё —
куда сложней.
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных —
две серёжки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно,
поднявши тело детское своё,
сказала глухо:
«Уходи.
Не надо.
Я вижу —
ты не мой,
а ты — её. »
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей чёлкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
«Мой маленький!
Мой маленький!» —
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг всё было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
«Ты не мой!
Не мой!»
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество —
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным
и неверным,
за то,
что это было всё мгновенным,
за то,
что их «прощай!» —
не «до свиданья!»,
за то,
что, в лживости так царственно горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.
Евгений Евтушенко
Одиночество (Как стыдно одному ходить в кинотеатры…) (+ Анализ)
Одиночество
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно —
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное…
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются —
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих —
вроде спорами идейными,
но приглядишься —
те же в них черты…
Разнообразные формы суеты!
То та,
то эта шумная компания…
Из скольких я успел удрать —
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты спереди, пустынная
свобода…
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им —
тебе принадлежу…
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой
с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен —
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все —
куда сложней…
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных —
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно
И, поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
«Уходи…
Не надо…
Я вижу —
ты не мой,
а ты — ее…»
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
«Мой маленький!
Мой маленький!» —
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
«Ты не мой!
Не мой!»
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество —
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их «прощай!» —
не «до свиданья!»,
за то,
что, в лживости так царственно горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.
Не понимать друг друга страшно…
Анализ стихотворения «Одиночество» Евтушенко
В «Одиночестве» Евгений Александрович Евтушенко пытается разгадать женскую натуру, извлечь уроки, обращается к прошлому.
Стихотворение датируется 1959 годом. Поэту в эту пору исполнилось 27 лет, за свою дебютную книгу он был принят и в Литературный институт, и в Союз писателей. С успехом также проходили литературные вечера молодых поэтов, где, в том числе, выступала и его жена Белла Ахмадулина. В жанровом отношении – любовная лирика, размышления о природе одиночества и извилистых жизненных путях. Как бы невзначай поэт приоткрывает свою романтическую историю. В ней было много встреч, и много расставаний. Между тем, у стихотворения явно есть конкретный адресат. Та самая Белла Ахмадулина, отношения с которой к тому времени были практически разрушены. Начинается стихотворение почти философски. Оказывается, герой чувствует себя неприкаянным, если рядом нет «друга, подруги, жены». Все удовольствия теряют вкус, он чувствует себя чужим на празднике жизни. Далее поэт переходит на местоимение «мы», чтобы подчеркнуть всеобщность проблемы. Откровенно перечисляет три вида компаний, в которых ему доводилось побывать. С первыми нужно постоянно пить, со вторыми хвастаться покупками и новыми пассиями, с третьими гораздо лучше, однако после «идейных споров» они опять-таки пьют и хвастаются. Затягивающая суета, на которую герой явно не настроен размениваться. С трудом добытая свобода парадоксально не нужна. Он даже саркастически сравнивает ее с «верной, но нелюбимой женой». Дальше он забрасывает язвительными вопросами свою любимую. Видно, что их пути разошлись, отчета друг другу не дают. «Избавилась от суеты?»: то есть, в компаниях или, как он, мается постылой свободой. Есть и беглый, но вполне узнаваемый портрет этой женщины: глаза раскосые, плечи роскошные (Белла Ахмадулина). Реалии современного города: в такси куда-то мчу. Освободившись от всего, он — пленник героини. Новую жизнь с другими ему не удается построить. «Тебе принадлежу». Он даже называет адреса («на улице Сенной»), куда ходил за счастьем. Там чуткая женщина мгновенно распознала, что сердцем он с не с ней. Крымская девочка с «глазами-льдинками», несмотря на наивность, также кричала: ты не мой! В финале герой прощается с любимой, монолог завершается выстраданной благодарностью женщинам, с капелькой иронии. О чем свидетельствуют, например, эпитеты «прекрасным и неверным». Герой как будто проклят. Ни с кем не может он забыться, как и укрыться от женской проницательности. Впрочем, страдания эти он зовет «блаженными», а одиночество – возможностью разобраться в себе. Лексика разговорная, сложный синтаксис. Сравнения: как больная, как девочка. Инверсия: шла гроза, повесил я. Оксюморон: стон глухонемой. Нарочитые уменьшительные суффиксы: тускленькими, туфельками. Метафора: не тает вечно снег.
Когда взошло твое лицо…(+ Анализ произведения)
Стихотворение «Одиночество» Евгения Евтушенко – образец ранней любовной лирики поэта, воображаемый диалог с женщинами, встреченными на пути.
Евгений Евтушенко — Глеб Май Литературно-музыкальная композиция «Исповедь»
Глеб Май
В 2007 году, к 75-летию со дня рождения Е.Е., в спорткомплексе «Олимпийский» (Москва) состоялась премьера рок-оперы «Идут белые снеги», созданной на стихи Евгения Евтушенко композитором Глебом Маем. «По сути, это та же «Исповедь», но в нее добавили новые стихи, новые песни», — писали в прессе, а у «поэтории» (так назвал действо Евтушенко), наконец, появилась история.
В 1980 году фирма «Мелодия» записывает, и только в 1983 году выпускает литературно-музыкальную композицию «Евгений Евтушенко. Исповедь».
«Исповедь» позиционируется как литературно-музыкальная композиция С. Чистякова на слова Евгения Евтушенко и музыку Глеба Мая. По сути, рок-сюита, в записи которой принимал участие струнный ансамбль Большого театра. Основа замысла — превратности любви — вечная тема. Лирика, артистически декламируемая самим Е. Евтушенко и спетая Анатолием Алешиным (один из лучших отечественных рок-вокалистов на все времена), удачно взаимодействует со звуковой палитрой. Глубоко, эмоционально, профессионально», — написал в рецензии один из пользователей Интернета 10 июня 2006 года.
«Ко мне пришел молодой композитор, выпускник консерватории Глеб Май и принес рабочую запись рок-оперы «Исповедь», написанной по моим стихам. Мне музыка понравилась, а стихи, написанные в разные годы, были подобраны Глебом Маем идеально и выстраивали единую, целостную композицию. Пластинка была записана в 1980 году. Я читал текст. Пластинка вышла тиражом около двух миллионов», — вспоминал Евтушенко («Российская газета» — Урал, 19 июня 2008 г.).
Из статьи Алексея Петрова «Рок-опера на острове Россия»:
Сегодня многие любители музыки упорно, но, как правило, безуспешно, ищут запись рок-поэтории Е. Евтушенко и Г. Мая «Исповедь».
Вот, например, высказывания участников одного из форумов в Интернете. «Ждал я, ждал, когда появится в Сети этот оригинальный альбом. Мелькало название то тут, то там… не дождался, пошел и купил. С момента выхода в 1980-м многократно и любовно слушал его на виниле. Прошли годы, но я не разочаровался и сейчас. Двумя словами: никакой попсы, вокальные темы Алешина драматургично перемежаются с декламацией Евтушенко — слушается очень цельно, проникновенно. Музыка достойная — и мелодически, и по аранжировкам». — «Был у меня такой винил 20 лет назад. Но уже 10 лет в другой стране живу, диск этот часто вспоминал. Спасибо Интернету. По частям вылавливал в Сети фрагменты этой записи с постепенным улучшением качества звука». — «Давно ищу. У нас этот диск купить невозможно».
… Итак, все началось тридцать лет назад. Глеб Май работал в ВИА «Лада». Их музыкальные программы вел С. Чистяков, в репертуаре которого были стихи Е. Евтушенко. И однажды Чистяков предложил Маю написать музыку к одному из стихотворений поэта. Возникла идея создать большое музыкально-поэтическое произведение на стихи Евтушенко, рок-поэторию. Г. Май работал быстро. Так появилась «Исповедь». Предполагалось, что на сцене это сочинение будет показано силами ВИА «Коробейники», но потом что-то не сложилось. Пришлось композитору действовать самостоятельно. Для того чтобы осуществить сценическую постановку, требовалось согласие Е. Евтушенко. Телефон поэта удалось получить у известного барда Виктора Берковского, который прослушал рабочую запись «Исповеди». Евгений Евтушенко пригласил Глеба Мая к себе в Переделкино, чтобы поговорить о дальнейшей работе. Через две недели поэт сказал композитору, что фирма «Мелодия» готова обсудить вопрос о записи рок-поэтории на грампластинку. В 1980 году диск-гигант «Исповедь» был записан. Работа над записью продолжалась около четырех месяцев. Но лишь через три года диск был выпущен в свет. А на сцене «Исповедь» так и не была поставлена…
Рок-поэторию исполнила группа «Аракс»: солист А. Алешин, гитаристы В. Голутвин и С. Рудницкий, ударник Г. Хащенко. На клавишах и флейте играл Г. Май. Стихи читал Е. Евтушенко. В записи принял участие Струнный ансамбль ГАБТ СССР.
«Первая запись рок-оперы стала в СССР хитом, пластинка с ней разошлась тиражом почти 2 миллиона экземпляров, — пишет журнал «Афиша». — Произведение получило высокую оценку музыкальных критиков, песни из этой оперы вошли в репертуар многих рок-коллективов той эпохи. Это направление, сочетающее современную рок-культуру и лучшие традиции российской музыкальной школы, виртуозность и самую высокую требовательность к профессионализму исполнителей, получило название «березовый рок».
Лазерный диск «Исповедь» (под рубрикой «Золотая коллекция фирмы «Мелодия») поступил в продажу только в 2005 году. Музыка хорошо отреставрирована и записана. Издание оформлено со вкусом: давно знакомая обложка, «золотой лейбл» диска… В буклете — рассказ Е. Евтушенко о работе над этим произведением и подробная биография культовой группы «Аракс», которая летом 1982 года была расформирована приказом Министерства культуры РСФСР.
На одной из страничек в Интернете, где обсуждался альбом Г. Мая «Исповедь», прозвучал такой вопрос: «А что же это за рок-призрак такой — Глеб Май? Сочинил один альбом и бесследно канул?»
В 70-е и 80-е годы Глеб Май был участником многих популярных ансамблей: «Скоморохи», «Самоцветы», «Коробейники», «Лада», «Голубые гитары», «Веселые ребята», «Аракс». Позже он отошел от эстрадной музыки. После окончания Московской консерватории и композиторского отделения Института им. Гнесиных написал 3 симфонии, 2 струнных квартета, концерт для флейты с оркестром, несколько вокальных и инструментальных циклов, музыку к кинофильмам «Детский сад», «Похороны Сталина» (оба фильма снял Е. Евтушенко по собственному сценарию), «Круг обреченных», к документальной ленте «Принцип Калины», сериалам «Мачеха», «Черная богиня», «Горячев и другие», мультфильму «Волшебные холмы».
— В юности я больше увлекался западной эстрадой, — говорит Г. Май. — Сейчас меня интересуют этнические эксперименты и наши музыкальные традиции.
«Как трудно на самом деле двум видам искусства — поэзии и музыке — сблизиться так, чтобы Сплав этот был органичен, энергетичен, современен! — пишет Н. Май (дочь Глеба Борисовича Наталия — М.О.) в своей статье «Поэтория: Слово и Музыка». — Когда еще совсем юный выпускник Московской консерватории Глеб Май тридцать лет назад только задумался о том, как можно это реализовать, стихи Евгения Евтушенко уже были написаны — актуальные, яркие, острые, пронзительные, в лучшем смысле — плакатные. С властной авторской интонацией. Это и позволило поэту достичь такой популярности у самых разных слоев населения, есть в них объединяющее вдохновляющее начало. По собственному признанию композитора, Евтушенко был одним из самых любимых его поэтов, и он чувствовал, что именно эти стихи по своей энергетике хорошо «ложатся» на стилистику русской рок-оперы… Стихи Евтушенко должны были дополниться и даже выиграть с помощью другого вида искусства, а не нивелироваться или потеряться, как это часто бывает, когда Слово и Музыка соединяются неудачно (даже удачные по отдельности, но несовместимые)».