прощай меня зовут курт
Прощай меня зовут курт
Впервые разговор Блейна и Себастиана о пари зашел двенадцатого апреля.
Прозвенел звонок с последнего урока, и коридоры, охваченные тишиной, перестали являться таковыми.
Ученики из разных классов заполнили коридоры школы, разговаривая и смеясь между собой. Кто-то договаривался о встрече в кофейне через двадцать минут, кто-то о том, какой проект они будут делать для следующего урока, а кто-то просто не строил планов, а решал все на месте.
Одними из таких и были Блейн Андерсон и Себастиан Смайт.
Блейн был невысокого роста, с вечно кудрявыми волосами, которые он укладывал с помощью геля (и друзья Блейна готовы были поклясться, что на те деньги, потраченные на упаковки геля, можно было накормить весь Далтон. И не раз). У Блейна была одна из самых очаровательных улыбок во всей школе, темные, карие глаза и треугольной формы брови. Блейн был солистом в хоре Далтона, который звал себя никак иначе, как “Соловьи”. И тем, что Блейн был солистом, он непременно гордился. Блейн любил романтику, уважал старые традиции и безумно любил петь. Везде, как только предоставлялась возможность, он начинал напевать себе под нос что-нибудь из репертуара Кэти Перри или же Битлз. Его лучшим другом в Далтоне был Себастиан Смайт. До этого Блейн предпочитал находиться в компании “Соловьев”.
Себастиан Смайт перешел в Далтон два года назад. Это был высокий, со спортивным телосложением парень, его цвет волос был светлее, чем у Блейна, и больше напоминал каштановый, нежели, чем русый. У него были светло-голубые глаза с коричневым вкраплением, что смотрелось очень мило, а его улыбка так же числилась одной из самых очаровательных улыбок Далтона. Хоть Себастиан и обладал прекрасным голосом, способным поразить любого, он не смог занять место солиста, а затем и вовсе смирился с этим. Он немного отличался вкусом в музыке от Блейна, полюбив поп-музыку настоящего времени, в основном это были мальчиковые поп-группы. Себастиан хорошо был известен в Далтоне тем, что флиртовал практически с каждым парнем, не обращая внимание на то, гей ли парень или же натурал. Но можно было честно сказать о том, что Себастиан действительно умел флиртовать. Он делал это так легко и непринужденно, что многие даже и не замечали, как влюбляются в этого парня. Но самое ужасное то, что Смайт не был сторонником длительных отношений. Он вообще принимал любовь за химический процесс, а все то, что люди называли любовью, он скидывал на желание удовлетворения и новых ощущений.
Андерсон остановился около одной из дверей с номер 13B. Комната Себастиана. Себастиан достал ключ из кармана брюк. Блейн еще раз взглянул на друга, пока тот открывал дверь. Брюнет нахмурился и прошел в комнату, сев на кресло. Осмотрев помещение, он провел пальцем по одной из полок, а затем осуждающе посмотрел на друга, который переодевался в белую футболку. За что они были благодарны школе, так это за то, что были внесены поправки в школьный вид и теперь учащиеся могли надевать свою одежду после уроков, а не ходить весь день в дурацких, как они выражались, блейзерах и жутко узких брюках. Себастиан, переодевшись, сел на кровать в позу лотоса и внимательно посмотрел на Блейна.
Смайт устало простонал и прикрыл глаза. Блейн усмехнулся. Переучить друга он все равно бы не смог.
Себастиан встал с кровати и прошел к Блейну, не забыв подшутить над другом.
Себастиан смог увидеть шатена, который стоял у стенда с расписанием. Конечно, это не профиль, но можно было увидеть его бледную, похожую на фарфор, кожу, идеально уложенную прическу и довольно-таки милые черты лица. Он не был одет в форму Далтона, наверное, потому что еще не знал о ней. На шатене была клетчатая рубашка, рукава которой были белыми, поверх нее была надета черная жилетка, темно-синие джинсы и черные ботинки.
— Только не говори, что я должен…
Блейн, немного удивленный этими словами, все же кивнул, устало вздохнув.
Блейн, по привычке закатив глаза, помахал рукой на прощание и вышел из комнаты.
Себастиан же остался один на один со своими мыслями. Но одно он понимал точно, что, если он будет бездействовать, он ни за что не победит Блейна в этом споре.
Пари состоялось. И полное его открытие могло произойти лишь тогда, как только Себастиан скажет “Привет” новенькому ученику Далтона.
Смайт кинул взгляд на часы, которые доходили до половины четвертого.
— Пожалуй, нужно прогуляться по школе.
Взъерошив и без того растрепанные волосы, Себастиан улыбнулся своему отражению в зеркале, убеждаясь, что он готов, и, поправив футболку, парень вышел из комнаты. Закрыв дверь комнаты, Себастиан осмотрелся и нахмурился. Странно, что на этаже никого не было. Но вспомнив, что сегодня была суббота, он смог собрать мысли в кучу. Кто-то говорил о вечеринке, проходящей где-то за городом, кто-то о свидании, репетиции и прочем бреде, который не больно волновал Смайта, но что поделаешь, когда у него была такая превосходная память, как он выражался.
Яна Летт «Дилемма Кру»
По воскресеньям мы, уже традиционно, предлагаем почитать фантастические рассказы. Сегодня публикуем историю Яны Летт «Дилемма Кру» из МФ №189.
Кру живет в мире, где бессмертие давно перестало быть мечтой. Но однажды случается непредвиденное — и теперь ему предстоит принять непростое решение.
2692 год
Всё началось с того, что Дэй опоздала на четыре минуты. Её тёмные волосы, обычно уложенные в замысловатую высокую причёску, рассыпались по плечам. Не глядя ни на кого и улыбаясь, она прошла к своему месту и в мечтательной задумчивости провела весь рабочий час.
Кру смотрел на неё искоса. Десять лет назад, когда их роман только начался, она чётко дала понять, что на работе о них никто не должен знать. Он согласился без колебаний. Ему — девяноста пять, ей — почти четыреста. Кру не чувствовал себя вправе диктовать условия.
Тогда он не мог поверить, что сумел привлечь внимание такой женщины. Все в первом поколении обновления чаще всего держались друг друга.
Но уже лет через пять Кру начал тяготиться данным словом, и сегодня оно тяготило его особенно. С трудом он дождался окончания рабочего часа. Служащие потянулись к стеклянному коридору, ведущему к причалу. Здесь Кру обычно сбавлял шаг — он любил зелёную Долину Переселенцев за стеклом. Её плодовые сады по праву считались одним из красивейших мест Второй Планеты. Стройные ряды людей в белых одеждах, красивые, молодые лица… Их ежедневное шествие к транспортной стоянке напоминало Кру утопии прошлого — вот только всё было на самом деле.
Сегодня, однако, ему было не до красот. Ловя на себе недоуменные взгляды, он поравнялся со стремительно шагающей Дэй.
— Привет, — тихо подумал он, запрашивая сеанс связи.
— О, Кру! — она повернулась к нему с сияющей улыбкой, и он опешил: обычно эта улыбка приберегалась для их интимных встреч. К тому же Дэй говорила с ним вслух.
— Ты опоздала, Дэй. Что-то случилось?
Она нахмурилась. Зелёные глаза потемнели.
— Четыре минуты, Дэй. Ты опоздала на четыре минуты.
— Глупости, — она фыркнула. — Опоздала? Что за ерунда.
— Как скажешь, — он с усилием отвёл взгляд от мучительно мягкой волны её волос. — Я просто забеспокоился.
Её взгляд потеплел.
— Не стоило, — она понизила голос. — Завтра как всегда?
— Разве не послезавтра?
— Ты что, издеваешься? — её голос стал резким и нетерпеливым. — Завтра. Проверь свои директории дома, пожалуйста, ты меня пугаешь.
Она прибавила шагу, оставив его позади.
Дома Кру проверил директории. Встреча была назначена на послезавтра. Подумав, он вызвал По-ви, коллегу из соседней с Дэй капсулы. Чужое сознание соединилось с ним мягко, но ощутимо, и Кру вздрогнул.
— Привет. Это Кру Гели-С. Скажи, ты сегодня не заметил опозданий? — подумал он.
— Опозданий? — чужой голос в его голове звучал озадаченно. — Не припомню. Что-то случилось?
Кру покачал головой, спохватился — собеседник не мог этого увидеть, — и кривовато улыбнулся:
— Да нет, это я так. Извини. Конец сеанса.
Вечер на Второй Планете наступал почти мгновенно — тёмно-лиловая мгла поглощала свет одним могучим глотком. Но сегодня Кру этого не заметил. Он сидел у стеклянной стены, сосредоточенно глядя за невидимый горизонт.
2693 год
Утро, как обычно, началось с инъекции. Кру рассеянно нажал на кнопку, поймал себя на том, что насвистывает, и улыбнулся. Дэй впервые спала в его постели утром свободного дня. Её волосы разметались по подушке. Словно почувствовав взгляд, она приоткрыла глаза и улыбнулась.
— Доброе утро. Да, конечно, — он торопливо нажал на кнопку кухонной панели. — Ты позавтракаешь со мной?
— Почему бы и нет. Хлопья с молоком. Апельсиновый сок. Я в душ. — Дэй закуталась в простыню, прежде чем встать с постели.
В то утро он был так беззаботно счастлив оттого, что они сидели за столом друг напротив друга, прямо как семья, и оттого, что её тонкое смуглое колено выглядывало из-под полы белого махрового халата, что наконец решился.
— Дэй, что ты думаешь о детях?
— Ну, о детях. — По выражению её лица стало ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет, но отступать было поздно. — Ты ведь наверняка проходила тест на родительство, правда?
— Так давно, что результаты уже лет девяносто как недействительны.
Кру вздрогнул, как от укола, — она неспроста выбрала цифру.
— Уверен, ты пересдашь. С твоей сознательностью, умом… В смысле… Ну кому придёт в голову не дать тебе разрешение?
— В себе ты, видимо, так же уверен?
Она почувствовал, как бледная кожа на щёках, всегда подводившая его в ответственные моменты, заливается краской.
— Во всяком случае, я хочу попробовать. И я хотел спросить…
— Не надо, — она резко запахнула халат. Колено исчезло. — Детей в этом мире вполне достаточно.
— Ну, проблема перенаселения не стоит, не так ли? Освоение Пятой Планеты…
— Кру! — она покачала головой. — Ты сам ребёнок. Привести в мир нового человека — просто. А дальше? У моей соседки, Элли-Ли, двенадцать детей — по всей системе. Ни с кем из них она даже не общается. Дело кончилось тем, что ей запретили продолжать. И правильно. Я уже говорила тебе, что…
— Я слышал, — он поморщился, — но ведь всё может быть иначе.
— Кру, — её голос смягчился, — этот разговор бесполезен. Если тебе этого хочется, найди женщину помоложе.
Она улыбнулась, и он невольно улыбнулся в ответ. Когда-то она зафиксировалась на биологических двадцати пяти, как и большинство его знакомых. Кру был уверен: с того дня её кожа не потеряла упругости, а глаза сияли так же ярко, как сотни лет назад.
— Если бы я был из первого поколения, ты бы думала иначе, — буркнул он, понимая, что битва проиграна.
— Милый, — она потрепала его по рыжим волосам и улыбнулась с нежностью, слишком похожей на материнскую, — тебя успокоит, если я скажу, что это ничего бы не изменило?
— Нет. — Он с трудом улыбнулся. — Но всё равно спасибо.
Проводив её, он зашёл в душ, прикоснулся к влажному полотенцу. На полочке лежал забытый шприц — как и он, Дэй по старинке пользовалась внешним носителем обновителя, не желая вживлять помпу, — и протянул руку, чтобы выбросить его.
Шприц был полным. В то утро Дэй не сделала инъекцию.
Центр обновления сиял стеклом и светлым металлом. Ежемесячные процедуры Кру подошли к концу, и обслуживающий его медицинскую капсулу Спек, вечно взлохмаченный и нервно покусывающий костяшки пальцев, улыбнулся ему кисловато.
— Ну вот, Гели-С, готово. Вы опять как новенький… Хотя, думаю, через годик-другой всё же придётся заменить правую почку. До встречи через месяц.
— Спек, подождите, — Кру осёкся, поймав недоуменный взгляд медика. Никогда прежде их общение не выходило за рамки регулярного обслуживания. — Я хотел спросить…
— Да-да? — Спек смотрел внимательно.
— Дело в том, что… Моя подруга… Друг… Я не уверен, но несколько раз он забывал вещи, — Кру осёкся, поняв, что его слова звучат дико.
Вот только Спек не выглядел удивлённым. Его взгляд нервной крысой метнулся в угол.
— Вот как? Вы уверены?
— Он… Он несколько раз опаздывал на работу. Терял вещи. И дважды забывал сделать инъекции, — Кру невольно понизил голос.
— Вы абсолютно уверены?
— Да. Я не стал напоминать, но…
— Вы уверены, что это было ненамеренно? — Спек тоже понизил голос. — Вы ведь наверняка слышали о смертниках?
— Ладно. — Кру резко выпрямился, машинально вытер ладони о ткань комбинезона. — Извините, что потревожил. Наверное, все это глупости. До встречи в следующем месяце.
Упоминание мифических смертников привело его в чувство. Страхи показались беспочвенными. И всё же Кру чувствовал взгляд Спека, следующий за ним до самого поворота.
2694 год
Известия о смертниках, год назад показавшиеся глупой сплетней, появлялись теперь всё чаще и чаще. По дороге с работы Кру замечал, что лица некоторых горожан поблёкли, выцвели, как старое изображение. Многие — большинство — по-прежнему сияли молодостью и красотой, но тем резче выделялись изменившиеся. В сущности, мелочи: сеточки морщин у глаз, чуть отяжелевшее тело… Но всё это делалось кричаще, вызывающе заметным на фоне всеобщей юности. Всё это выглядело как болезнь.
— Глупости, — фыркала Дэй, отбрасывая волосы с лица. Она окончательно перестала скрывать их отношения от других работников министерства. Сначала Кру это радовало, но потом её равнодушие к общественному мнению стало пугать. — А если и нет, что с того? Всегда будут недовольные. Если люди неспособны справиться с жаждой острых ощущений, они так или иначе станут расходным материалом эволюции… Как ни печально.
Она продолжала забывать: раз в пару месяцев, а то и чаще просила Кру купить уже купленные билеты, вымыть чистую ванну, не могла вспомнить имени автора или названия фильма без сети. Вот уже четыреста лет, как человечество, достигшее бессмертия и идеального здоровья, не ошибалось, не забывало… Все попытки Кру поговорить с Дэй вызывали только агрессию, поэтому в конце концов он их прекратил.
На работе, впрочем, она почти всегда оставалась собой — чётко выполняла задачи, быстро обслуживала компьютер. Она больше не забывала об инъекциях и исправно ходила в центр обновления, а это было самым важным. Если смертники, добровольно отказывающиеся продлевать жизнь, предпочитая старение, и существовали, Дэй к ним не относилась.
Однажды по дороге домой Кру заметил человека, который, пыхтя, волочил тяжёлый чемодан по ступенькам, и подошёл, чтобы помочь.
Человек выглядел ужасно. Кожа, обвисшая на щеках мягкими складками, делала его похожим на старого пса. Усы, старомодно подстриженные щёточкой, побелели; нос бугрился воспалёнными порами и покраснел, белки глаз казались желтоватыми. Кру старался не смотреть ему в лицо, пока помогал протащить чемодан в лифт, а затем донести по невысоким ступенькам в нужный кондоминиум. Несколько раз он помогал женщинам носить тяжести — но другого мужчину выручал впервые.
— Что, хорош? — мужчина всё же заметил его взгляд, но, кажется, не обиделся. — Спасибо за помощь. Хотите, присядьте, передохните. Правда, тут пустовато. Я только переехал… Но могу предложить вам чая, воды, что там ещё умеет делать эта новая кухня.
— Не за что. — Кру моргнул и отвернулся. — Я бы выпил чая. Извините… Не хотел пялиться, просто я никогда ещё не видел…
Кру принял из рук нового знакомого чашку.
— Да, да… — Курт сокрушённо покачал головой и сел на стул напротив Кру. — Тогда я принял твёрдое решение — прожить жизнь по-человечески, хе-хе… Я уже тогда понимал то, что сейчас начало доходить до всех.
Кру почувствовал холодок, приподнявший волосы на затылке.
— Что вы имеете в виду?
— Нейронные связи! — Курт, казалось, давно ждал возможности с кем-нибудь поговорить. — Мне следовало догадаться… Ведь я изучал этот вопрос. Вы знали, что знаменитый нейрофизиолог Соколов, когда читал лекцию, мог несколько раз поменять язык выступления? Он просто забывал, что начинал по-русски. Переходил на другие языки и сам того не замечал.
— Старость, — Курт прикрыл глаза. — Нейронные связи становятся менее гибкими, вот и всё. Я из первого поколения. Конечно, тогда от такого предложения было невозможно отказаться. Бессмертие… Хе. Вот вам ваше бессмертие.
— Я не понимаю. — Кру медленно отставил чашку. Мелькнула мысль: «Дэй — тоже из первого поколения». — Но ведь старение остановлено. Умирание давно не…
— Это здесь ни при чём, Кру. Ваш мозг — хранилище информации. Самый мощный суперкомпьютер, созданный природой. Собственно, клетки мозга практически не старели и раньше — вы об этом не знали? И тем не менее место для хранения информации в нём строго ограничено… Как ни досадно. Когда-то это был, по сути… эксперимент. Риск, о котором все предпочли умолчать, а потом забыть. Рано или поздно директории переполнятся, и тогда… Можно сколько угодно продолжать колоть инъекции и менять себе сердца и селезёнки — памяти, разума этим не сохранить. Вы знаете, что один и тот же нейрон участвует во множестве нейронных ансамблей? Количество этих ансамблей ограничено. Рано или поздно они начнут конфликтовать друг с другом. И тогда воспоминания уйдут… Для начала. После дойдёт до навыков, приобретённых рефлексов.
— Если это всё так, — Кру почувствовал, что с трудом ворочает языком, — почему вы возобновили инъекции?
— Потому что я трус. — Курт широко улыбнулся, как будто гордился этим. — Я только надеюсь, что успею понять, когда сознание начнёт говорить мне «прощай»… И на этот раз не дам слабину.
— Спасибо за чай. — Кру с глухим стуком опустил на стол чашку. — Я… Пожалуй, пойду.
— Заходи ещё, сынок, — засмеялся Курт ему вслед. — И вспомни меня, когда об этом заговорят наконец в новостях.
2700 год
В новостях заговорили быстрее, чем он ожидал. Первое поколение уходило. Пугающе юные и улыбчивые, они забывали слова, названия, даты… Ряд центров обновления переоборудовали во временные приюты.
По-ви, навещавший отца в одном из них, вдруг разрыдался прямо на работе.
— Это ужасно. Почему? Ведь кто-то в порядке. Почему не он? — спросил он, по-детски размазывая слёзы по румяным щекам и глядя на склонившихся над ним Дэй и Кру так, как будто они знали ответ. — Он… Он не узнал меня. Я принёс ему его любимые книги, а он посмотрел мельком и отложил. Позвал по имени, а он будто и не услышал… А потом я понял, что… Мой папа меня не узнал… — По-ви снова разрыдался, и детское «папа», вырвавшееся у него, заставило горло Кру болезненно сжаться.
На следующий день он наконец убедил Дэй пойти в центр обновления.
Спек, непривычно угрюмый, злой, с обвисшими уголками губ — словно ушла та сила, что держала их поднятыми в дежурной улыбке, — вышел к Кру, пока Дэй одевалась в неокамере.
— Ей повезло, — буркнул он, и сердце Кру сделало кульбит. — Хороший мозг. Надолго хватит.
Спек пожал плечами:
— Сорок, пятьдесят лет. Время от времени будет что-то забывать, да… Но в пределах нормы… Старой нормы.
— Пятьдесят лет, — голос Кру дрогнул, он с трудом сглотнул. — Так мало?
— Многим не достанется и этого, — Спек отвёл взгляд. — Если ваша подруга прекратит инъекции, она сможет прожить жизнь…
— Разве это жизнь? — Кру слышал свой голос будто издалека.
— То, что до бессмертия считалось жизнью, — Спек говорил монотонно. Его взгляд блуждал по стене, и Кру задумался: как долго осталось самому Спеку? Когда истечёт срок, отпущенный второму поколению, потом третьему, а после — ему самому?
Дэй неслышно появилась в дверях. Её лицо было белым, как бумага, и Кру понял: она всё слышала.
Медленно они вышли к площади Обновления. У фонтана, изображавшего первую камеру обновления, проповедник в белом костюме беседовал с восторженной паствой, и они подошли поближе.
— Они не ушли! — говорил он, энергично размахивая руками. Его редкая тёмная бородка трепетала по ветру, как флаг. — Они уснули и видят сон о лучшем мире. Они говорят — прекратить инъекции? Мы говорим — нет! Настанет день, когда будет найдено решение, и тогда лучшие проснутся! Проснутся для новой жизни! Проснутся для нового мира!
Толпа согласно взревела. Ладонь Дэй дрогнула в его руке. Кру показалось, что в первых рядах мелькнул По-ви, который уже несколько дней не появлялся в министерстве.
— Пожалуйста, — тихо сказала она, — давай уйдём. Давай пойдём домой.
2710 год
Дэй и Кру встретили новый год вместе. За окном полыхало пламя салюта, но они не слышали грохота, не видели огней. Свечи — антикварная редкость — мерно подрагивали язычками живого огня на полках, вода в бассейне волновалась мириадами массажных пузырьков. Дэй всего десять лет как перестала делать инъекции, но её лицо заострилось, а кожа стала грубее. Кру протянул руку и коснулся её щеки.
— У тебя ямочка. Вот здесь.
— Это не ямочка, — с трудом улыбнулась Дэй. Капли воды стекали по её груди и падали в бассейн. — Это морщина.
— Это не морщина. Это память о твоих улыбках.
Некоторое время они молчали, а потом Дэй глубоко вздохнула и откинулась на валик махрового полотенца.
— Тест на родительство. Мне подтвердили разрешение.
Кру молчал. Даже при неровном пламени свечей он видел, что Дэй меняется. Её грудь была не такой высокой, как раньше, а лицо потускнело, как будто проступало сквозь дымку. В густых волосах появилась седина… И все же никогда прежде Кру не чувствовал такой пронзительной, щемящей нежности; никогда прежде он не любил её так, как теперь.
— Значит, решено, — сказал он и вдруг понял, что решил всё давным-давно — когда впервые её увидел. Уже тогда, когда они ещё думали, что впереди — вечность.
Пламя свечей дрожало, а вода лилась через край, пока они наконец не выбились из сил.
Перед сном он долго гладил её волосы, распластанные по подушке. Несмотря на прекращение инъекций, они оставались такими же мягкими, как раньше…
Собственные инъекции он прекратил несколько месяцев назад, и она ещё не знала об этом.
«Скажу, когда ребёнок появится, — подумал Кру. — И ещё успею её догнать».
Он погрузился в сон. Во сне не было ничего, кроме темноты, — густой, как бархат опустившегося занавеса.
Об авторе
Яна Летт родилась в 1992 году в Москве. С отличием окончила филологический факультет МГУ, по профессии — преподавательница литературы и русского языка. Работала в различных образовательных и культурных центрах, благотворительных организациях, на курсах подготовки к экзаменам. Занимается литературной мастерской, на встречах которой начинающие писатели обмениваются опытом, обсуждают тексты, импровизируют и сочиняют истории.
Яна пишет с детства, но серьёзно занялась литературным творчеством несколько лет назад. В 2018 году заняла первое место в конкурсе «Новая Фантастика» с рассказом «Учительница-Первая», который был опубликован в печатном сборнике, изданном совместно с издательством «Рипол-классик», и в МирФ №180. В 2019 году Яна Летт победила в конкурсе «Рассказ за час» на «Росконе» с произведением «Шоколад».
У Яны вышли две книги из фэнтези-трилогии «Мир из прорех», а также отдельный роман в жанре магического реализма «Отсутствие Анны».
Читайте также
Екатерина Шашкова «Время возобновляет ход»
Детектива Риту Карлайл отправляют заниматься ограблением банка: пропала круглая сумма, ни сотрудники, ни посетители ничего не видели. Сложность в том, что власти и полиция не хотят, чтобы люди узнали о магической природе этого преступления.
Марина Беляева «Лес тебя любит»
Во время прогулки пёс забредает в самую глубь чащи и привлекает внимание мрачной хтони, которая не намерена отпускать ни животное, ни хозяйку.
Правила жизни Курта Кобейна
Меня зовут Курт, я пою и играю на гитаре.
Я гораздо более счастливый человек, чем обо мне принято думать.
Мой родной город Абердин — это маленькое местечко, где живут люди с маленьким мозгом. Я сбежал из Абердина, за мной гнались люди с факелами, но я спасся на воздушном шаре и прилетел в Сиэтл. Такая у меня грязная фантазия.
Пока мне не исполнилось 9 лет, я был твердо уверен в том, что стану либо рок-звездой, либо астронавтом, либо президентом.
Я был страшно асоциален. Я бы не удивился, если бы мне присвоили титул «человек, который, скорее всего, пристрелит всех на школьной дискотеке».
Я много читал в школе — еще и для того, чтобы держаться подальше от людей, чтобы не пришлось с ними разговаривать. Часто я просто делал вид, что читаю, лишь бы ко мне не приставали.
Когда я понял, что не найду человека, похожего на меня, я просто перестал заводить дружбу с людьми.
Друг — это знакомый враг.
Я бы никогда не надел футболку с разводами — такие носят хиппи, если б только это не были разводы из мочи Фила Коллинза и крови Джерри Гарсии.
Я люблю The Beatles, но ненавижу Пола Маккартни, я люблю Led Zeppelin, но терпеть не могу Роберта Планта, я люблю The Who, но не люблю Роджера Долтри.
Умение цитировать хорошо скрывает отсутствие собственных идей.
Если вы ненавидите геев, людей с другим цветом кожи или женщин, пожалуйста, сделайте нам одолжение — отвяжитесь от нас. Не приходите на наши концерты и не покупайте наши пластинки.
Каждый из нас одинок, и вместе мы тоже одиноки.
Лучше я буду сидеть и покуривать с компанией неудачников, чем тусоваться с фанатами бейсбола.
Никто не умрет девственником. Жизнь поимеет всех.
Я не гей, но хотел бы им быть, чтобы раздражать гомофобов.
Вся эта трава. Вся эта якобы не вызывающая привыкания, безвредная, спасительная сигарета с марихуаной повредила мои нервы и разрушила мою память.
Наркотики — это бессмысленная потеря времени. Они разрушают твою память, уважение к самому себе и все, что имеет отношение к чувству собственного достоинства. Ничего хорошего в них нет. Но я не собираюсь вас от них отговаривать.
Уже пять лет я мучаюсь сильными болями в желудке. Когда у тебя постоянно что-то болит в течение пяти лет, ты сходишь с ума. Ты не можешь ничего делать. Ты впадаешь в истерику, как мокрая кошка, которую дубасят.
Чаще всего я пою прямо из своего желудка. Прямо оттуда, где сконцентрирована боль.
У меня есть винтовка М16 — она отлично стреляет. Стрельба — это единственный вид спорта, который мне нравится.
Я не слишком физически развитый человек, я бы не смог остановить вломившихcя в наш дом людей, вооруженных пистолетом или ножом. Но я бы точно не стал смотреть, как они убивают мою семью. Я бы не раздумывая снес башку этим сволочам.
Сложно убедить людей оставить звезд в покое. Пожалуйста, немного уважения. В конце концов, мы все срем. Даже звезды.
Мне никогда не хотелось менять мои песни, чтобы они более соответствовали моему возрасту.
Мы деремся с Кортни. Мы много спорим. Я думаю, Кортни представляет большую угрозу, чем я.
Если б мне не нравилась Кортни, я был бы бисексуалом.
Если меня посадят в тюрьму, мне, по крайней мере, не надо будет раздавать автографы.
Изнасилование — самое страшное на свете преступление. И оно случается в мире каждые несколько минут.
Если вы злой человек, в следующей жизни вы родитесь мухой и будете есть дерьмо.
Надеюсь, я не превращусь в человека настолько блаженного, что даже скучного. Думаю, я всегда буду достаточно нервным, чтобы совершать странные поступки.
Я не боюсь смерти. Когда ты умираешь, твоя душа продолжает жить и становится абсолютно счастливой.
Если я стану пенсионером, то уеду в Мексику или Югославию с парой сотен долларов в кармане — буду выращивать картошку и изучать историю рок-музыки по старым выпускам журнала Cream.
Лучше быть мертвым, чем крутым.