на чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ что это значит
Анализ стихотворения «А вы могли бы?»
Лирический герой этого стихотворения одинок, он страдает от непонимания окружающих его людей, тоскует по другой живой человеческой душе, его удручает однообразие, обыденность мысли. Обычный человек, глядя на водосточную трубу, видит в ней всего лишь уродливо изогнутую конструкцию из металла, имеющую утилитарное назначение. Но лишь поэту в любой вещи, в любой житейской мелочи видится необычное: водосток кажется похожим на флейту, мир – на старую жестяную рыбу или на студень. В отличие от очень многих, поэт воспринимает простую водосточную трубу как изысканный музыкальный инструмент, он слышит «зовы новых губ», то есть новые идеи, новых людей. «И только в великой тоске, будучи лишенным не только океана и любимых уст, но и других, более необходимых вещей, можно заменить океан – для себя и читателей – видом дрожащего студня. », – писал А. Платонов. Платонову с его постоянными мучительными поисками смысла жизни, «вещества существования», с его мечтой о человечности и душевности это стихотворение Маяковского оказалось особенно близким.
Лирический герой Маяковского – бунтарь. Он не мирится с серостью и пошлостью, бездуховностью и унылостью, бросает вызов миру, и ему многое удается изменить: «Я сразу смазал карту будня». «Карта будня» здесь выражает схематичность, упорядоченность, строгую расчисленность (некое расписание) хода жизни. На этой карте пятно выплеснутой краски как бы образует новый, неведомый «материк». Вместе с тем, целый ряд образов стихотворения «А вы могли бы?» («из стакана» – «на блюде студня» – «на чешуе жестяной рыбы») актуализирует в сознании читателя то значение существительного «карта», которое в словаре В.И. Даля приводится после карты географической и перед картой игральной: «Список кушаньям, роспись блюдам. Обед по карте». Во многих произведениях раннего Маяковского едящие люди описываются дотошно и с ненавистью (наблюдение О. Лекманова).
Замечательно, что герой стихотворения воспринимает себя равновеликим целому миру, недаром стихотворение открывается лирическим «я» поэта, а слова, находящиеся в начале или в конце строки, уже в силу своего положения звучат по-особому. Ярким пятном лирический герой врывается в серость мира, выплескивая на него краску искренних чувств. Он «показал на блюде студня косые скулы океана». Казалось бы, это предложение бессмысленное. Действительно, что такое здесь это «блюдо студня»? Вне контекста стихотворения – закусочное блюдо, но в данном случае – это метафора, обозначающая нечто мутное, дряблое, тающее, скользкое, прозаическое, противопоставленное океану. Соседство (сравнение) с «блюдом студня» особенно ярко подчеркивает поэтичность, великолепие, величественность, энергию «океана» с его «косыми скулами» («косыми скулами» в реальном плане могут выступать и океанические волны, в метафорическом же смысле «косые скулы» – это знак собранности, твердости, мужественности, в отличие от аморфности «студня»). Слова в стихотворении, будучи соединенными особым образом, представляют собой как бы новое слово со своим новым значением, и это новое метафорическое значение необыкновенно расширяет семантику стиха.
И вот уже герой не ощущает себя одиноким. В «жестяной рыбе», то есть в холодном, жестоком, механическом мире ему видятся люди, солидарные с ним, герой читает «зовы новых губ». Зарождается чувство единства и, главное, надежда. Надежда на то, что на зов поэта откликнется родственная душа, что в душе обычного человека зазвучат лирические струны. Теоретически при прочтении последней фразы «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» возможна двоякая интонация: интонация вопросительная, с упреком другим, с акцентированием своего собственного превосходства над другими, и интонация вопросительная с надеждой на то, что и другие смогут сыграть ноктюрн на водосточной трубе. Однако название стихотворения подчеркивает, что стихотворение написано именно как обращение к другим с мечтой, мольбой об отклике, о понимании. К тому же местоимение «я», при всей масштабности лирического героя, не выделено в отдельную строку, а «вы» занимает отдельную строку, акцентируется.
► Читайте также другие статьи по теме “Анализ творчества Владимира Маяковского”:
«Томление в тесноте положенного предела»
А вы могли бы?
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
Вполне традиционное толкование ст-ния В. Маяковского «А вы могли бы?» обнаруживаем в свидетельстве (или поздней интерпретации) Н. Асеева: «Я был одним из первых читателей его стихов». Далее друг и поверенный во многих делах Маяковского, Асеев дает вот какую трактовку ст-нию 1913 года (как оказалось, параллельно это наблюдение сделал http://shkrobius.livejournal.com/291572.html:
«И карта, и краска, и будень, и жестяная рыба вывески, и водосточные трубы — все это были предметы, окружавшие нас каждодневно, которых за привычностью их даже не замечали, а вот, оказывается, из этих привычных, примелькавшихся слов и понятий можно было составить стихотворение большой взволнованности. И действительно, показалось убедительным, что порция студня, поданная в дешевой студенческой столовке, напоминает колышащуюся глянцевитую зелень океанской косой волны. Какую же надо иметь силу наблюдательности и яркость воображения, чтобы через предметы малые и неприметные напоминать о большом и внушительном! Какой нужно обладать преувеличенностью фантазии, чтобы маленькую флейту довести до размеров водосточной трубы?! Чтобы вынести само интимное, камерное понятие ноктюрна — на улицу!
Здесь все предметы были конкретны, осязаемы, все понятия слагались в реальные, хотя резко увеличенные образы. Мир был видим близко и выпукло, как под увеличительным стеклом.
До того времени нам нравились, нас покоряли такие строки:
На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Здесь тоже был описан океан, — а какому сердцу он не говорит о дальних странах, о невиданных берегах! Но этот океан все-таки был условный, его «зеленые зыби» воспринимались, как повторение детских впечатлений от Майн-Рида и Купера, — там «шелестели» паруса кораблей, давно сменивших на деле паруса на трубы. А вот здесь у Маяковского «косые скулы» океана поднимались прямо перед глазами, лезли в рот с тарелки поданного студня, напоминали о себе холодной своей глубиной.
И как нравилось то, что поэт заявляет о «сразу смазанной карте будня», будня мелких дел, мелких слов, придушенных страстей и мыслей. Карта будня была известна каждому, ее не надо было осваивать меж трудно представляемых «базальтовых и жемчужных скал». А зовы «новых» губ говорили о чем-то, что должно случиться и изменить в корне всю эту размеренность и разграфленность будничных меридианов и параллелей, решеткой отделявшей фантазию от действительности. И помимо всего прочего, во всем стихотворении — не холодный рассказ, не иллюстрация давно прошедшего, а живой, горячий, задорный и насмешливый призыв. Вот я вижу мир объемным, реальным, изменяющимся перекликающимися сходствами и напрашивающимися сравнениями: «А вы ноктюрн сыграть смогли бы?»
Припоминаю впечатление от одного только этого стихотворения, тогда впервые мною прочитанного; но и все они, одно за другим появлявшиеся, были новым открытием мира, в котором вещи, понятия, чувства были освобождены от механического представления о них, где они снова становятся первозданно ощутимы, близки, реальны человеческому восприятию».
(Асеев Н. «Сила Маяковского» // Маяковский В. В. Полное собрание сочинений: В 12 т. — М.: Гос. изд-во «Худож. лит.», 1939—1949. Т. 1. Стихи, поэмы, статьи, 1912—1917 / Ред. и комментарии Н. Харджиева. — 1939. — С. 13—14).
Вероятно, встреча Маяковского с Асеевым произошла позже написания ст-ния о «жестяной рыбе», год их знакомства обозначается то 1913, то 1914-м. Статья, написанная в 1939 году, может и не служить документальным свидетельством событиям более чем двадцатилетней давности; перенесение места действия из ресторана в «дешевую студенческую столовку» вполне может быть отнесено к аберрации памяти. Но в остальном выстраивается вполне целостная картина, которая может быть только дополнена и уточнена текстовыми примерами из раннего Маяковского.
Я сразу смазал карту будня, / плеснувши краску из стакана;
Ко всем рассмотренным уже смыслам «карты» (географической, карты-меню, просто распорядка дня) остается добавить разве что значение «игральной карты» именно в ед. ч., взятое, к примеру, из идиомы «выпала карта», «поставить на карту». Этот необязательный смысл может быть проявлен, например, в проекции на «Флейту-позвоночник»: «В карты бы играть! / В вино / выполоскать горло сердцу изоханному». (флейта, карты, вино). Так или иначе главным оказывается то, что «краска» размывает «графически» («географически») четкий рисунок.
я показал на блюде студня / косые скулы океана.
Седоволосые океаны / вышли из берегов, / впились в арену мутными глазами. («Война и мир» 1916)
Наиболее развернуто желание выйти за пределы, расширить пространство, раздвинуть границы, сбросить оковы, быть свободным и т.п. в поэме «Человек»: « Загнанный в земной загон, / влеку дневное иго я. Я в плену. / Нет мне выкупа! / Оковала земля окаянная. / Я бы всех в любви моей выкупал, / да в дома обнесен океан ее! («Человек» 1916) подобно тому, как в ст-нии «А вы могли бы?» океан заключен в блюдо. Кстати, «океан на блюде» рождает более емкое сравнение в другом ст-нии 1913 года «Кое-что про Петербург»: «Туда, где моря блещет блюдо»
На чешуе жестяной рыбы / прочел я зовы новых губ.
Все-таки представляется совершенно убедительным толкование «жестяной рыбы» как вывески. Помимо приводимого наиболее часто примера ст-ния «Вывескам», опубликованного также в альманахе «Требник троих» в 1913г. («Читайте железные книги! / Под флейту золоченой буквы / полезут копченые сиги / и золотокудрые брюквы»), а также примера из поэмы «Люблю» (1922) (А я обучался азбуке с вывесок, / листая страницы железа и жести»), можно указать на необычайный интерес Маяковского к этой примете городской улицы, в частности, именно в ранней поэзии:
А там, под вывеской, / где сельди из Керчи («Адище города» 1913)
Город вывернулся вдруг. / Пьяный на шляпы полез. / Вывески разинули испуг. / Выплевали то «О», то «S» («В авто» 1913)
И наконец, наиболее интересный пример вывески с рыбой – начало 1-го действия трагедии «Владимир Маяковский», написанной также в 1913 году:
«Весело. Сцена – город в паутине улиц. Праздник нищих. Один В. Маяковский. Проходящие приносят еду – железного сельдя с вывески, золотой огромный калач, складки желтого бархата».
Здесь деталь рекламы обретает самостоятельное существование, как и в конце 1-го действия:
Корсеты слезали, боясь упасть, / Из вывесок «Robes et modes»
«Губы», которые и у Маяковского традиционно включаются в эротический контекст, являются также синонимом «уст» в том их значении, в каком они способны производить речь, т.е. становятся говорящими, кричащими и т.п. (обычно поэтическим «губам» речевые звуки (кроме шепота) не приписываются (ср. разве только позднее у О.М.: «Человеческие губы, которым больше нечего сказать, / Сохраняют форму последнего сказанного слова»)
Как вы измазанной в котлете губой / похотливо напеваете Северянина! («Вам» 1914)
«Проповедует, / мечась и стеня, / сегдняшнего дня крикогубый Заратустра» («Облако в штанах» 1915)
Крик ни один им / не выпущу из искусанных губ я. («Флейта-позвоночник» 1915)
Последним будет / твое имя, / запекшееся на выдранной ядром губе. («Флейта-позвоночник» 1915)
А вы / ноктюрн сыграть / могли бы / на флейте водосточных труб?
Совершенно убедительным (и без личных мотивов) представляется подразумеваемое поэтическое соперничество М. и Северянина. Согласно еще одному свидетельству, личная встреча М. и С. произошла в конце 1913 года, в то время как альманах «Требник троих» со ст-нием о «флейте» и «водосточных трубах» вышел в марте 1913. «Я на днях познакомился с Владимиром Владимировичем Маяковским, — сообщает И.Северянин в конце 1913 г. крымскому поэту-эгофутуристу и меценату Вадиму Баяну, — и он — гений. Если он выступит на наших вечерах, это будет нечто грандиозное» (В.Катанян. Маяковский: Хроника жизни и деятельности. М., 1985. С. 81).
«Ноктюрн», прямо отсылающий, по крайней мере, к 3-м северянинским текстам, вполне воспринимается как эмблема северянинской поэзии. «Узенькое», изысканное французское словечко к тому же прекрасно визуализирует при произнесении игру на флейте (ю-у). Стоит иметь в виду, что актуальной оказывается этимология этого слова (nocturne – ночная). Флейта звучит ночью и в сонете ИС «Памяти Амбруаза Тома», где именно насыщенный в т.ч. лабиальными звуками звуковой ряд воспроизводит звучание флейты: «И тени их баюкают мой сон / В ночь летнюю, колдуя мозг певучий. / Им флейтой сердце трелит в унисон, / Лия лучи сверкающих созвучий. / Слух пьет узор ньюансов увертюр. / Крыла ажурной грацией амур / Колышет грудь кокетливой Филины». «Ноктюрн» можно признать в этом смысле удачным словоупотреблением.
Ср. позднее у самого М.: «Белыми свадьбами ночь ряди. / Из тела в тело веселье лейте. / Пусть не забудется ночь никем / Я сегодня буду играть на флейте. / На собственном позвоночнике. («Флейта-позвоночник» 1915) (тоже, кажется, интересная перекличка: флейта-сердце – флейта-позвоночник; лия лучи – веселье лейте и др. совпадения)
Флейта, звучащая в ночи (в сумерках, вечером, под звездным небом и т.п.) не столь редкое поэтическое явление. Ср., например, у В. Иванова: «Пустынно и сладко и жутко в ночи / Свирельная нота, неотступно одна, / Плачет в далях далеких. Заунывно звучи, / Запредельная флейта, голос темного дна! / То Ночь ли томится, или шепчет кровь / (Ах, сердце — темница бессонных ключей!), — / Твой зов прерывный вернул мне вновь / Сивиллинские чары отзвучавших ночей» (1911) и т.п.
Надо заметить, что эротическая интерпретация северянинской «Идиллии» основана еще и на фривольной игре смыслов: «головкой» принято называть верхнюю (параболическую) часть флейты. Пока не удалось установить, с какого времени утолщения на боковом отверстии «головки» стали называться «губками»
Замена мн. ч. в исходном варианте («на флейтах водосточных труб») на ед.ч. («на флейте водосточных труб») переходом от сравнения (трубы, как флейты) к метафоре рождает еще одно новое «имя», имя нового инструмента – звучащей водосточной трубы (ср.: «Начинает медленно тянуть одну ноту водосточная труба. Загудело железо крыш». («Владимир Маяковский» 1913)
Иными словами, «А вы могли бы?» означает: «А вы могли быть всем вещам дать новые имена? А вы могли бы освоить этот новый язык?»
к текстам В. Маяковского Послушайте А вы могли бы?
«Как посредством слова нельзя передать другому своей мысли,
а можно только пробудить в нем его собственную,
так нельзя ее сообщить и в произведении искусства;
поэтому содержание этого последнего (когда оно окончено)
развивается уже не в художнике, а в понимающих.
(А.А. Потебня «Мысль и язык» 1862 г.)
А вы могли бы?
слушать, услышать, понять.
«Требник троих» Сб. стихов и рисунков. М.: Г. Л. Кузьмин и С. Д. Долинский, 1913 (март)
На чешуе жестяной рыбы
Прочел я зовы вещих губ
А вы, ноктюрн сыграть могли бы
На флейтах водосточных труб?
Я стер границы в карте будня
Плеснувши краску из стакана
И показал на блюде студня
Косые скулы океана
Текст из сборника стихов В. Маяковского
«Простое как мычание» изд. «Парус» А.Н.Тихонова, 1916 (октябрь)
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана
На чешуе жестяной рыбы
прочёл я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
Произведение впервые было опубликовано в конце марта 1913 г. в сборнике стихов «Требник троих» и имеет ряд существенных отличий от последующих изданий, в том числе полного собрания сочинений поэта и изучаемого в школе варианта. Во-первых, стихотворение не имело заглавия и четверостишия были переставлены местами. Во-вторых, в первом издании почти полностью игнорировались знаки препинания, а так же имеются расхождения в словах текста. Необходимо отметить, что по свидетельству А. Н. Тихонова, при подготовке к изданию сборника «Простое, как мычание»: «Маяковский требовал, чтобы стихи печатались без заглавных букв и знаков препинания. Заглавные буквы издательство ему уступило, знаки препинания приказала цензура» (Маяковский в воспоминаниях современников. М., 1963г. с.138). Однако знаки препинания перешли и в последующие издания (к обоснованию их необходимости и значения я обращусь при анализе ритма «А вы могли бы?»).
Проведение сравнения текстов стихотворения выявляет принципиальное изменение смысла произведения. Столь значимая трансформация невольно влечет вопрос – с чем она могла быть связана?
Если выделить рифмованные словосочетания из текста четверостиший мы получим:
Однако, вскоре Маяковского перестал устраивать данный вариант стихотворения и текст подвергается серьезнейшей, но с виду незначительной переработке.
Для такой краткой речи всего в восемь строк важнейшим элементами являются первые и особенно финальные строки.
Так идите же за мной.
За моей спиной
Я бросаю гордый клич
Этот краткий спич!
(Давид Бурлюк Из сборника «Дохлая луна» 1913 г.)
«Размер и ритм вещи значительнее пунктуации,
и они подчиняют себе пунктуацию»
(Владимир Маяковский «Как делать стихи?»)
«Сначала стих Есенину просто мычался приблизительно так:
та-ра-ра; /ра ра;/ ра, ра, ра, ра;/ра ра;/
ра-ра-ри /ра ра ра/ ра ра /ра ра ра ра/
ра-ра-ра /ра-ра ра ра ра ра ри/
ра-ра-ра /ра ра-ра/ ра ра /ра/ ра ра.»
Если перефразировать Владимира Маяковского то «А вы могли бы?» простучалось бы в барабан:
Я сразу смазал карту будня
Плеснувши краску из стакана
Я показал на блюде студня
Косые скулы океана
На чешуе жестяной рыбы
Прочёл я зовы новых губ
А вы ноктюрн сыграть могли бы
На флейте водосточных труб
За восьмой строкой ритмически встает первая, превращая стихотворение в циклическую композицию
Я сразу смазал карту будня
та-тА-та-тА-та-та-та-тА-та/
та-та-та-тА-та-тА-та-тА-та/
та-тА-та-тА-та-та-та-тА-та/
та-та-та-тА-та-тА-та-тА-та/
та-тА-та-тА-та-тА-та-тА/
та-тА-та-тА-та-тА-та-тА-та/
та-тА-та-та-та-тА-та-тА/
та-тА-та-тА-та-тА-та-тА-та/
Необходимо учитывать, что позднейший вариант стихотворения был переделан для чтения в сборнике. Сам поэт ставил задачу: «Надо всяческим образом приблизить читательское восприятие именно к той форме, которую хотел дать поэтической строке ее делатель.» (В. Маяковский «Как делать стихи?»). Именно этой цели служит не только введенная пунктуация, но в первую очередь значимое разделение седьмой строки:
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
и хотя это еще не знаменитая «лесенка» строк Владимира Маяковского – это уже огромный шаг к графическому обозначению, как к инструменту смысловых и ритмических акцентов.
«Маяковский только что научился писать стихи.
Горло его чисто, он говорит новые слова
и готовится связать их в фразу.»
(Виктор Шкловский «О Маяковском»
https://www.litmir.me/br/?b=109322&p=7 )
Отправную точку зарождения противоречивых интерпретаций следует искать в воспоминаниях Софьи Шамардиной «Футуристическая юность», попытавшейся представить себя «самой лирической музой» в жизни поэта, вольно или невольно ставшей участницей мифотворчества: «держал мою руку в своем кармане и наговаривал о звездах. Потом говорит: «Получаются стихи. Только непохоже это на меня. О звездах! Это не очень сентиментально? А все-таки напишу. А печатать, может быть, не буду»». Однако поэт печатает эти стихи уже в марте 1914 г. в «Первом журнале русских футуристов №1-2». Возможно при работе над текстом Владимир Маяковский оценил, что и «сентиментальность» темы стихотворения о звездах может быть обращена в противопоставление, а потому именно это стихотворение является полностью соответствующим поэту, «похожим» на Владимира Маяковского, умевшего как никто другой менять значения привычных слов.
Исследователи раннего периода творчества Маяковского неизменно выделяют в его стихах темы одиночества и непонятости поэта. Но во время создания своих первых стихов ВМ находится в кругу друзей и единомышленников, в 1913 г. развивается его бурный роман с Софьей Шамардиной, в котором он выступает соперником своего идейного противника Игоря Северянина. Он находится в постоянной полемике борьбы за первенство идей нового искусства. Его жизнь наполнена не только скандалами, но и успехами: 13 октября 1913 г. «Первый в России вечер речетворцев» собирает переполненный зал в «Обществе любителей художеств», 14 декабря в Харькове Д.Д. Бурлюка, В.В. Каменского и В.В. Маяковского «слушал целый, битком набитый, огромный зал» (Харьковские ведомости 1913 №1456).
Возможно ли, что на гребне волны борьбы и успеха Владимир Маяковский печатает «лирически-сентиментальное» стихотворение?
«Кто рассматривает факты,
неизбежно рассматривает их
в свете той или иной теории»
(Л.С. Выготский «Мышление и речь»)
Маяковский первый новый человек нового мира,
первый грядущий.
Кто этого не понял, не понял в нем ничего
(М. Цветаева «Маяковский и Пастернак»
Стихотворение и анализ «А вы могли бы?»
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
на флейте водосточных труб?
Краткое содержание
«А вы могли бы?» Музыкальный дом в Дрездене.
Стихотворение написано от первого лица, что помогает читателям максимально тонко проникнуться эмоциями поэта. В эпицентре произведения располагается лирический герой, являющийся неисправимым оптимистом. С первых строк герой сообщает о том, что смог раскрасить серые будни «краской из стакана». Данное сообщение надо воспринимать не в прямом, а в переносном смысле: видимо, лирический герой скрасил свои будни чем-то таким, что было особенно приятно его душе.
Но на одном раскрашивании герой не остановился. Смотря на обыкновенный студень, он замечает целый океан, в котором жёсткая рыба манит губами. Взгляд лирического героя невероятно цепкий: он подмечает любую незначительную деталь окружающего мира. При этом в его голове возникают необычные ассоциации. Герой абсолютно не боится предстать перед читателями странным человеком. Всё с точностью наоборот: он гордится своей способностью видеть во всём лишь прекрасное.
Посредством заключительных строк лирический герой обращается к окружающим его людям, задавая им вопрос: «Способны ли они видеть красоту в серых житейских буднях?». На первый взгляд, этот вопрос выглядит риторическим. Но, герой надеется, что каждый читатель даст на него свой объективный ответ.
История создания
1912 год оказался для Маяковского особенно знаменательным: в этот год он уверенно вошёл в русскую литературу, опубликовав стихотворение «Ночь». Тогда же молодой поэт «отдал своё сердце» литературному направлению «футуризм». С этого момента началась история создания не только данного произведения, но и всех шедевров великого русского футуриста. Это стихотворение Маяковский написал спустя год после своего литературного дебюта, в 1913 г. Как известно, жизнь молодого поэта складывалась весьма непросто. Видимо поэтому, основываясь на собственном печальном опыте, он научился замечать черты прекрасного в самых простых и привычных вещах.
Жанр, направление, размер
Произведение относится к самому излюбленному жанру Маяковского – гражданской лирике. Стихотворение считается образцом литературного направления «футуризм». Основными особенностями данного направления являются следующие маркеры: неприятие буржуазного мира, протест против косности и узости мещанского мировосприятия.
Стихотворный размер – четырёхстопный ямб. В качестве поэтического орудия автор использует перекрёстную рифмовку, которая, в сочетании с четырёхстопным ямбом, придаёт стихотворным строкам особую напевность.
Композиция
С композиционной точки зрения, произведение представляет собой монолог-обращение лирического героя к окружающим людям. Этот монолог можно разделить на две семантические части. Поэт, словно бусины, нанизывает множество ярких ассоциаций, вызванных у него обыденными вещами. Деление на четверостишия отсутствует, что придаёт стихотворному тексту особую целостность.
Образы и символы
Маяковский, работая в футуристической манере, с целью передачи основной идеи произведения, создал следующие образы:
Темы и настроение
В произведении автор раскрывает тему красоты окружающего мира. Каждый человек, по мнению Маяковского, должен самостоятельно решить, как ему следует воспринимать собственную жизнь: как череду серых будней, либо как волшебную, вдохновляющую реальность. Настроенческий пафос произведения передаёт читателям палитру невероятно ярких эмоций, таких как: уверенность в собственных силах, оптимизм, нацеленность на успех, радость жизни.
Основная идея
Основная идея произведения заключена в следующем утверждении: каждому человеку необходимо избавляться от утилитаризма и узкого практицизма. Подобный настрой помогает не только человеку, но и обществу, развиваться, продуктивно двигаться вперёд.
Данное стихотворение представляет собой образец страстного призыва к расширению фантазийных рамок, к высвобождению творческой энергии, к попытке заново переосмыслить ранее принятые нормы общежития.
Средства выразительности
С целью передачи душевных эмоций лирического героя поэт использует самые разнообразные средства выразительности: