мой рецепт с милошем биковичем
Милош Бикович: «Моя цель — обеспечить себя жильем и найти девушку для семьи»
Самый популярный в России иностранный актер — о родстве русских и сербов, страстях и лишениях.
Актер Милош Бикович. Фото: РИА Новости/Екатерина Чеснокова
Нашей стране Милоша Биковича открыл Никита Михалков — режиссер снял малоизвестного сербского актера в картине «Солнечный удар», которую зритель в основном критиковал. Прошло каких-то шесть лет, и Бикович стал мегазвездой в России: фильм «Холоп» с сербом в главной роли собрал в прокате больше трех миллиардов (!) рублей.
Каждый шаг актера обсуждается, зрители ждут новых проектов, а поклонницы пристально наблюдают за инстаграмом Милоша и его безымянным пальцем.
Тем не менее, как показалось «Телепрограмме», актер не превратился в самодовольного и снисходительного павлина, как это часто бывает в России, — Бикович свободно общается на любые темы, он открыт, доброжелателен и слегка замучен перелетами.
В новой картине «Отель «Белград» Милош возвращается к старому образу ловеласа Паши, открывшего гостиницу в столице Сербии.
Колоритный сербский антураж застолий в «Отеле «Белград» воссоздан с детальной точностью. Фото: Кадр из фильма
— Проект «Отель «Белград», продюсером которого вы стали, получился международным и снимался в Сербии совместно с Россией. Это важно?
— Все начиналось еще с сериала «Отель «Элеон». Мне было приятно ощущать, как тепло и съемочная группа, и общество приняли проект и реагировали на меня. Насколько близко, симпатично и экзотично было видеть такого героя, как Павел, да еще и в моем, сербском, исполнении.
И тогда я подумал: раз так хорошо отреагировали на Павла, может, стоит показать людям всю Сербию? А еще все русские коллеги, которым я показывал свою страну, оставались в восторге. Вот два факта: два моих друга — Олег Трофим (режиссер фильма «Лед») и Костя Статский (режиссер «Отеля «Белград») — после посещения Сербии дали своим сыновьям имя Савва.
Как известно, это популярное сербское имя учредителя нашей церкви и нации Саввы I Сербского. Я всем рассказываю, что это из-за поездки в Сербию. Может, это и не так, но то, что им там очень понравилось, это факт.
— Как развивается ваш герой в фильме «Отель «Белград»?
— Он вернулся в Белград, где у него отель. И мы раскрываем Павла с другой стороны. Он зреет, становится менее эгоцентричным. Что было важно для меня? В «Отеле «Элеон» и «Холопе» я играл мажоров. А здесь мне хотелось сделать другого мажора — совершенно другой образ. Паша — светлый, мажористый, но не так сильно избалованный, как Гриша из «Холопа». Павел может нанести вред человеку, которого любит, но не со зла — он чист, как ребенок.
— Ваш холоп Гриша, помимо того что нахален, еще и туповат. Вы сами это признавали. Паша из «Отеля «Белград» — мажор. Оба не очень симпатичные персонажи. Но почему таких героев публика готова смотреть с утра до вечера, судя по кассовым сборам, а Николая Александровича из «Солнечного удара» Никиты Михалкова, который открыл Биковича для России, чуть ли не в щепки разнесли?
— Причин может быть несколько, но я бы поставил другой вопрос. Есть фильм «Утомленные солнцем», который многие, и я в том числе, считают шедевром. Если его запустить в прокат сегодня, оглушительный успех будет обеспечен?
В «Холопе» Бикович сыграл избалованного героя Гришу. И народ повалил на картину толпами. Фото: Кадр из фильма
— Не факт.
— Значит, что-то поменялось в публике, а не в Никите Михалкове. Мы стали смотреть клипы на «Ютубе», и сознание сократилось. У нас теперь нет терпения даже песню дослушать до конца. Мы стали более потребительски относиться к контенту — музыке, искусству, событиям и друг к другу. А Михалков не пошел навстречу этой тенденции.
При этом кино, которое делаем сейчас мы, отвечает времени: мы не можем терять темп и внимание зрителя. Это не спор о правильном и неправильном пути. Просто он у каждого свой. Михалков уверен в своем творческом процессе, и он следует ему.
— Почему ни один русский актер не стал звездой за рубежом, а сербский актер Бикович запросто приезжает в Россию и становится всеобщим любимцем, его принимают на ура? Мы толерантнее?
— Думаю, да. Когда был железный занавес, Голливуд забрал кинорынок и до сих пор держит его как канал влияния. Но мир меняется. Появляются интернет-платформы. Голливуд теперь не единственная точка притяжения.
И вот в России серб играет главные роли, при этом русских, и не просто русских, а породистых офицеров или типичных героев времени. Или Муслима Магомаева (сериал про советского певца скоро выйдет на Первом канале. — Прим. ред.).
Поэтому считаю, что будущее России — в шансе стать мировым центром кинобизнеса за счет привлечения европейских актеров. Рынок огромный. Надо развить систему, которая принесет монетизацию. Тогда все остальные будут вкладываться в русскую сеть контента. А меня хорошо приняли здесь, потому что мы близки. Ментальность, темперамент и юмор у нас компатибельны (сопоставимы. — Прим. ред.).
— Вы свободно говорите по-русски. А в чем проявляется обрусение вашей личности?
— Мне не нравится европейская закрытость. Контроль эмоций — это признак дисциплины, но в их случае — перебор. Местами это превращается в бесчеловечность. Мне нравится жизнь, наполненная соком и эмоциями, а не сухая и скучная. И поэтому я ощущаю, как стал более открытым, живя в России.
— Главное — не забывать, как я сюда попал. Лично я попал по Божьей воле, и это настолько очевидно, что у меня нет права это забыть. А когда человек помнит, то и осознает, что не при помощи таланта, труда или заслуг это пришло. Да, это необходимые составляющие.
Но без Божьего промысла не было бы ничего. Есть масса умных, талантливых, хороших актеров, у которых не получается. Я держу это в голове. И не пытаюсь загрузить мешок эго так, чтобы пришлось потом таскать этот груз за собой. Таким образом мне удается соблюдать некую легкость, которая и есть хороший признак правильного отношения к жизни и успеху.
«Чувство, что хочу детей, привлекает»
Актер Милош Бикович. Фото: РИА Новости/Екатерина Чеснокова
— В 1999 году вам было 11 лет. Как вы пережили бомбардировку Югославии?
— Долгое время вы живете и работаете в России. Что, обобщая опыт, вас больше всего потрясает в нашей стране?
— Мой дедушка, воевавший во время Второй мировой против фашистов, рассказывал, что русские солдаты падали на поле боя так, что смотрели в небо. А немцы — наоборот. Это литературно и поэтично, я понимаю. Но когда бабушка ходила на кладбище к русским солдатам, ее спрашивали: «Почему?» Она отвечала: «Потому что к ним некому прийти, а они тоже наши». Я запомнил и то и другое как сказку. А потом приехал в Россию и увидел, как люди плакали, встречая нас, только потому что мы из Сербии. И когда видишь это, приехав из страны, которую считали злодейкой и бомбили за это людей, забыть это невозможно. В наших отношениях есть особая краска, и это мне дорого.
— Вы говорили, что были активным ребенком и могли пнуть прохожего, который подошел погладить по головке. А сейчас…
— Часто ли бью тех, кто подошел фотографироваться? (Смеется.)
— Ну, например.
— Были разные ситуации. Но у меня, как у условного символа отношений России и Сербии, теперь нет права скандалить. Последний раз на парковке кто-то стал вести себя агрессивно, угрожать, я ответил, он вышел из машины, пошел ко мне, я пошел к нему, и все, он остановился. Продолжил ругаться, вернулся в машину и уехал. Не думаю, что он узнал меня и это его остановило. В основном стараюсь не конфликтовать. Сила удерживать эмоции и понимать человека — и есть человеческое достоинство.
Иногда Милош не против уединиться в горах, чтобы покататься на лыжах. Там тихо и никто не просит автографов и селфи. Фото: «Инстаграм»
— Насчет страстей. Брат до сих пор служит в монастыре?
— Часто вы обращались к его духовной помощи?
— Он оказывает ее даже тогда, когда я к ней не обращаюсь. Иногда надоедает советами так, что слегка ругаемся. Говорю ему, что он надоел своими подсказками. Но только потом начинаю понимать, насколько он был прав.
— Можете ли вы считать себя счастливым человеком?
— Почему?
— Нет больших проблем. Радуюсь от того, что я делаю. Что получается. Все живы и здоровы. Есть маленькие проблемы, но я могу их решить. В целом я доволен тем, что могу работать над своими проблемами.
— А любовь присутствует в вашей жизни? Мужчины к женщине.
— Если это вопрос про личные отношения, то я бы не ответил, но любовь — да. Присутствует.
— Какие девушки красивее: русские или сербские?
— Зависит от момента времени, когда вы это спросите. Если я в этот момент встречаюсь с сербской девушкой, то должен ответить, что сербские. Если с девушкой из России — то русские. Сейчас могу сказать, что в России очень и очень много красивых девушек.
— Вы видите себя семьянином? Множество маленьких Биковичей, носящихся по хутору среди гусей и кур и кричащих на русском и сербском, — это же прекрасно?
— Картина не привлекает, но чувство, что я хочу детей, — привлекает. (Смеется.) Жизнь без детей пустовата. У меня нет огромных амбиций в отношении себя: добиться, доказать, выйти на первое место. Хочу продолжать делать то, что делаю, совершенствоваться, но готов пожертвовать проектами, чтобы быть с детьми. Моя цель — обеспечить себя жильем, которого пока нет, и найти подходящую девушку для создания семьи.
Милош Бикович отвечает на весенние вопросы PEOPLETALK: о кино, романтике и первом свидании
В рамках эксклюзивного проекта #этонашекино (ежедневные прямые эфиры со звездами индустрии) вспоминаем блиц с Милошем Биковичем, в котором он ответил на самые весенние вопросы – о сексе, свиданиях и многом другом.
О фильме «Балканский рубеж»
Я очень волновался во время съемок, но все дали даже больше, чем могли. Русские заговорили на сербском, сербы – на русском. Работа продюсером напряженная (ты находишь деньги, нанимаешь людей в команду, даже влияешь на сценарий), но это того стоит. Получилось отличное масштабное кино с эмоциональным накалом, которое понравится даже тем, кто далек от военных драм. Если хотите узнать (почувствовать!) события тех лет – обязательно смотрите. Ну и конечно, полюбоваться двумя красавицами – Равшаной Курковой и Миленой Радулович.
Меня в соцсетях часто спрашивают о новых фильмах или о том, когда я приеду в какой-то город, а еще пытаются познакомиться. Иногда девушки отправляют в «Директ» смайлики – наверное, думают, что это оно и есть. (Смеется.) Бывают и другие ситуации – сами пишут, потом сами же с собой начинают вести диалог: «Я знала, что ты не ответишь», «Так и думала, что ты мерзавец».
Об идеальном свидании
Я сейчас так устал, что, наверное, мое идеальное свидание прошло бы в кровати – я имею в виду в прямом смысле, просто полежать. Хотя и не в таком состоянии, тоже в кровати. (Улыбается.) Куда уже романтичнее!
О лучшем и худшем свидании
Оба у меня были в кровати. (Смеется.)
О самом романтичном поступке
А больше нельзя использовать историю с кроватью? Ну тогда… я писал стихотворения (и на русском, и на сербском).
Есть такие девушки, которые думают, что они должны быть наглыми. Нет! Я такие вещи просто игнорирую. Не надо играть, быть с*кой. Девушка должна быть нормальной, естественной, с хорошим чувством юмора, в ней должен быть здравый стеб. А еще я не люблю, когда девушка много говорит – есть определенная частота голоса, которую я не выношу (смеется), – знаешь, когда начинается бестолковая, бесконечная болтовня.
Это личное дело. Я всегда стараюсь слушать – она о чем-то говорит, я записываю и потом покупаю.
Важное правило – если надо думать, о чем говорить, то от неловкости уже не избавиться. Других правил нет. К сексу на первом свидании я отношусь нормально. И в общественном месте тоже – то есть я не могу сказать, что это норма и все должны так делать, но я также не могу сказать, что этого у меня не было.
Интервью с Милошем Биковичем: «Мне кажется, Богу не интересно, сколько денег у нас будет, когда мы умрем»
Сергей Минаев: Хочу поздравить тебя с «Холопом». Фантастическая история.
Милош Бикович: Спасибо. Вообще, никто не ожидал, что так получится. Более того, когда мне предложили роль, я сначала отказался.
Сергей: Почему?
Милош: Персонаж был слишком похож на моего же Павла Аркадьевича в «Отеле «Элеон».
Сергей: Там ты тоже играешь мажора.
Милош: Я подумал: «Что я, только мажоров буду играть?» Тем более я хотел сменить жанр, уйти в драму. В итоге так и договорился с продюсерами: «Хорошо, я сыграю в «Холопе», но вы мне обещайте потом драму или триллер».
Сергей: Почему, на твой взгляд, русский зритель любит такой сюжет, когда мажора прикладывает судьба? Усталость от богатых людей?
Милош: От социальной несправедливости.
Сергей: Ты наблюдаешь это только в России или в других странах тоже?
Милош: Социальная несправедливость есть везде, просто выражается иначе, все зависит от менталитета. В России, когда у человека есть статус, он начинает относиться к другим как…
Сергей: Как к холопам.
Милош: Да. В Европе это тоже так, но выглядит иначе, чтобы никого не обижать. В белых перчатках. Я думаю, что ты ничтожество, но выражаю это так, чтобы тебе не было обидно. В России, мне кажется, богатые этому пока не научились.
Сергей: На мой взгляд, еще не сложились общественные институты, которые бы это регулировали. В первую очередь в России нет института репутации. Послезавтра никто не вспомнит, что ты вел себя как быдло.
Милош: Думаю, дело еще в том, что в начале XX века всех, кто разбогател, усердно работая, расстреляли или выгнали из страны. Появились новые богачи, которые обеспечили себе статус за одно поколение, за пять-десять лет. А когда статус приходит мгновенно, ты не усваиваешь все ценности, которые к нему приводят. Самопожертвование, работа, образование. Люди поколениями добивались этого статуса и этого богатства, поэтому и выработали модель поведения.
Сергей: Я хочу с тобой поговорить о «Балканском рубеже». Когда ты снимался в этом фильме, ты понимал, какая в России будет реакция? Тебя обвиняли здесь в ура-патриотизме?
Милош: Нет. По крайней мере, не в глаза. Но я нашел бы что сказать, я сам видел эти бомбардировки (бомбардировки Югославии силами НАТО в 1999 году. — Esquire). И я хорошо помню этот период, поэтому мне есть чем ответить. В данном случае (в «Балканском рубеже» я был занят еще и как сопродюсер) это не сербская пропаганда. Обычно в этой истории (нас так убеждали) сербы — злодеи. В лучшем случае в конфликте виноваты все, но сербы (по возможности) больше. Вот это — пропаганда. А «Балканский рубеж» — это взгляд с другой точки зрения.
Сергей: Проведу параллель. Она не очень правильная, но ты поймешь, о чем я говорю. Советский Союз рухнул, когда мне было семнадцать. Я четко свою жизнь делю на «советскую» и «постсоветскую». У тебя есть ощущение — довоенная и послевоенная жизнь?
Милош: Я родился в 1988-м. Три года спустя началась первая война в Хорватии, в 1993-м — в Боснии, в 1998-м вспыхнул конфликт в Косове, в 1999-м начались бомбардировки. Мои первые воспоминания — санкции, пустые магазины, деньги, которые могли обесцениться за день. Помню 1999-й, когда нам говорили, что надо избавиться от Милошевича (Слободан Милошевич, в 1997—2000 годах президент Союзной Республики Югославия. — Esquire), что он уничтожил страну. Я все это помню. И мне кажется, все было совсем не так, как об этом говорят.
Сергей: Что сейчас происходит с территорией бывшей Югославии?
Милош: На Балканах сейчас ситуация, которую мы называем «бочка с порохом». Никто не воюет, но ситуация понятна: в каком-нибудь хорватском городе запрещают кириллицу или громят машину с сербскими номерами; албанцы сжигают сербские продукты; македонцы устраивают драку в парламенте. У Македонии и Албании назревает конфликт, у Албании и Черногории тоже. Как и у Черногории с Сербией. И это подогревается СМИ и политиками, которые таким образом набирают баллы. Ты знаешь, что в Черногории сейчас происходит?
Сергей: Нет.
Милош: В городе Подгорица люди выходят на улицы. Правительство приняло закон о происхождении имущества церквей, и к любому зданию старше 1918 года вопросы — институция должна доказать права на то, чем владеет. Короче, забирают все в свои руки. Государство забирает сербскую православную церковь.
Сергей: Зачем?
Милош: Потому что не может контролировать ее. Хочет свою, черногорскую церковь. Они хотят создать свой народ, потому что еще десять лет назад все в Черногории считали себя сербами. Меняют письменность, религию, основали новую церковь.
Сергей: Когда мне было шестнадцать, в России постоянно говорили о том, что сейчас сформируется рынок и рыночная экономика, демократия и демократические ценности, и Россия станет Европой. Географически Сербия еще ближе к Европе. После всех войн, раздела Югославии сербы ощущают себя частью Европы?
Милош: Нет. Эта ситуация напоминает то, что происходило в школе: есть банда, в которой у всех пацанов крутые ботинки. Пока у тебя не появятся такие же, ты не сможешь примкнуть к банде. Другое дело, надо ли нам это?
Сергей: Не факт. Но это традиционный посыл: «Мы должны идти в Европу». Во всем постсоветском мире это был один из главных лозунгов.
Милош: Да. Но зачем? Думаю, нам нужно развивать свой потенциал — духовный, экономический. Подлинный. Мы будем привносить в мировую культуру что-то свое, это же лучше, чем копировать их достижения. Мне кажется, эта проблема актуальна не только для Сербии, но и для России.
Сергей: Ты точно это подметил. Я приведу в пример российскую музыку. В конце 1980-х советская рок-музыка, выращенная на протесте, была очень сильной. В нулевых молодые ребята записывали новую музыку уже на английском. Они считали себя не русскими музыкантами, а международными. Естественно, никто из них не состоялся. Сейчас, может быть, ты знаешь, огромная волна русского хип-хопа. Он весь на русском языке.
Милош: Да, это возврат к корням, и это дает свои плоды. Я слышал, что в Сербии слушают русский рэп. Он переступает границы, как и русское кино. Думаю, в России есть культурное наследие, таланты, чтобы подарить миру что-то свое, а не терять себя, копируя Запад.
Сергей: Ты популярен в Сербии. Тебя в политику не приглашают?
Милош: Приглашали. Но я не пошел. Если заниматься политикой, то серьезно. А пока — не мое. Я думаю, что искусство, то, чем я занимаюсь, — важнее, потому что это над политическими конфликтами. «Ты прорусский или проевропейский? Ты консерватор или либерал?» Эти разделения искусственны. Надо делать то, что всем необходимо: работать для укрепления идентичности сербского народа. Снять еще десять, пятнадцать, двадцать фильмов, которые помогут народу понять, кто мы такие. Нужно принять здоровое отношение к своей истории, чтобы народ снова почувствовал себя достойным свободы. Мы дорого за нее заплатили. Давайте этой свободой пользоваться. Такие вопросы не решаются быстро, но давайте хотя бы начнем.
Сергей: Готовясь к интервью, я узнал, что твой старший брат — монах.
Милош: Ты не знал? Да, он монах. Причем он учился у монаха из белой эмиграции, то есть у русского, который приехал сюда после революции.
Сергей: Это был его осознанный выбор? То есть, условно говоря, он сразу после школы в монастырь пошел?
Милош: Ему было двадцать два.
Сергей: Вы часто общаетесь?
Милош: Да.
Сергей: Как это происходит? Ты общаешься с ним как с братом или как со священнослужителем?
Милош: Это важный вопрос. Я общаюсь с ним как с братом, но потом вспоминаю, что он служит. Проводит литургии почти каждый день. Я стараюсь не забывать об этом. Иногда хочу что-то ему возразить, но говорю: «Я подумаю о твоих словах».
Сергей: Ты спрашивал, почему он ушел в монастырь?
Милош: Да. Ответ простой. Он говорит, что такого чувства полноты жизни никогда не испытывал и нашел его только в контакте с Богом.
Сергей: Давай о твоих проектах поговорим. В марте вышел «Магомаев». Ты что-то знал об артисте до начала съемок?
Милош: Абсолютно ничего.
Сергей: То есть тебе просто сказали: «Был такой певец». Не российский даже, азербайджанский. Советский.
Милош: Да. Я приехал на кастинг. Мне бакенбарды приклеили, показали фотографию. Думаю, что за странный тип? Начал его изучать, уже когда готовился к роли.
Сергей: А это правда, что его вдова (Тамара Синявская. — Esquire) утвердила тебя на роль?
Милош: Да.
Сергей: Вы общались с ней?
Милош: Нет, мы не общались. Но сценарий она одобрила и прислала письмо в первый день съемок.
Сергей: Вы в чем-то похожи. Оба стали популярны в 19 лет.
Милош: Да. У нас есть какие-то общие моменты, я находил их, когда готовился к роли. Мы, условно говоря, иностранцы, но стали здесь своими.
Сергей: Ты изучал советскую эпоху? Ты же понимал, что это совсем другая страна.
Милош: Понимал. Но, на мой взгляд, не настолько другая. Да, иная экономика. Но дух времени, социалистические ценности — похожи. Песни, мелодии, их темы — одни и те же.
Сергей: У тебя не было проблем с погружением в дух СССР?
Милош: Нет. Я его чувствовал. Но могу сказать, что в советской эпохе больше ощущается грусть от Великой Отечественной войны. У нас такого не было, об истории Второй мировой говорят мало. Да, были партизаны, да, боролись с немцами. Да, великая победа. Но у нас это мутная история. Мы еще и с хорватами сражались, они были на стороне Гитлера — а об этом тогда не говорили, потому что мы жили рядом. Не надо было эту тему поднимать. В России снимали «Летят журавли», целую плеяду фильмов, записывали песни. А у нас — нет. Это единственная разница, которую я заметил. Остальное похоже.
Сергей: Я знаю, ты много читал Достоевского. Любишь русскую актерскую школу. Как получилось, что у тебя с детства был такой интерес к России?
Милош: Это связано с моими братом и дедушкой. Мой дед вместе с красноармейцами освобождал Югославию. Был такой случай — мне мама рассказывала — они ходили с бабушкой на русское кладбище оставить на могилах цветы. Мама спрашивала бабушку: «Ты знаешь, кто эти люди?» — «Нет, не знаю. Но к ним никто не приходит, а они тоже наши, жизнь отдали за нашу страну. Это наши братья». Такое отношение принято у сербского народа. А литературой я увлекался еще и потому, что в вузе считали так: если ты не знаешь русскую классику, ты вообще вряд ли способен играть.
Сергей: Я брал интервью у Роберта Макки (сценарист, автор учебника по сценарному мастерству «История на миллион долларов». — Esquire), он приехал в Россию читать семинар. Он сказал мне: «Не знаю, зачем вы меня приглашаете, я сам учился на ваших — на Чехове, на Достоевском, на Немировиче-Данченко, на Станиславском. У вас великая школа, вы просто не можете ее развить». Мне тогда так обидно стало. Он же правду говорит.
Милош: Да.
Сергей: Какие еще проекты у тебя сейчас?
Милош: Недавно вышел «Отель «Белград». Фильм, в котором я показываю свою страну. Мне обидно, что русские почти не знают, что такое Сербия. Что там их любят, что там весело, вкусно и погода лучше, чем у вас.
Сергей: И это все в фильме есть?
Милош: Да, и еще юмор и любовь! Он идет в кинотеатрах России и Сербии. Еще в этом году впервые в истории на русской платформе вышел сербский фильм. Это мой продюсерский дебют, «Южный ветер». История про наркотрафик.
Сергей: Через Балканы?
Милош: Транш через Балканы: Турция, Болгария, Боливия, Черногория, Сербия и транзит в Европу. Интересная для меня роль.
Сергей: Ты играл?
Милош: Да, я в главной роли и сопродюсер. На Балканах «Южный ветер» собрал рекордную кассу за последние 15 лет. Для меня это важный проект здесь, потому что, возможно, с его помощью мы сможем открыть дверь для сербского контента в Россию.
Сергей: Ты снимаешься и продюсируешь. Сам пока не снимаешь?
Милош: Нет. Но я готовлюсь. Хочу попробовать себя в качестве режиссера.
Сергей: Как тебе разница в творческих подходах Клима (Шипенко, режиссер «Холопа». — Esquire) и Михалкова (роль в «Солнечном ударе» Никиты Михалкова стала дебютом для Биковича в российском кино. — Esquire)? С кем тебе было легче? Как они на тебя повлияли?
Милош: Клим — молодой режиссер, он в начале своего пути. Амбициозный и талантливый парень. Я учусь у него, но проекты мы делаем вместе. Михалков — опытный. Поэтому на него ты смотришь как на учителя. Он о чем-то скажет, и ты его слова десять дней будешь обдумывать. Искать один смысл, другой, третий.
Сергей: Ты получал предложения из Голливуда? Что ты вообще об этом думаешь?
Милош: Года два назад получал приглашение на пробы. А лет шесть или семь назад какой-то голливудский продюсер приехал на Балканы и искал актеров для местных съемок. Но я отказываюсь от таких предложений. Их всегда представляют как билет туда, в Голливуд, но это не так. Не думаю, что там ждут не дождутся русского или сербского актера. По крайней мере, раньше было так. Сейчас появились Netflix, HBO, много платформ.
Сергей: Ты успеваешь за ними следить?
Милош: Нет, не хватает времени.
Сергей: Что тебе запомнилось из того, что ты в прошлом году посмотрел?
Милош: «Охотник за разумом», «Рик и Морти», последний сезон «Игры престолов». «Фарго» посмотрел все три сезона.
Сергей: Ты посмотрел «Паразитов» («Оскар» за лучший фильм в этом году. — Esquire)? Эта история показалась мне очень российской.
Милош: Да, фильм о человеческой природе.
Сергей: Ты помнишь тот момент, когда твоя мама узнала, что ты суперзвезда? Что она тебе сказала?
Милош: Помню, что мне сказал брат. «Сейчас ты перестал быть просто собой. Теперь ты — символ». Он меня хвалил, хотя я этого не ожидал — меньше всего ждешь, что тебя монах начнет хвалить. Но он знал, как сильны мои внутренние механизмы борьбы с самим собой. Какими деструктивными они бывают. Поэтому в моменты, когда я отказывался признавать свои достижения, — он поддерживал меня. А если я становился самодовольным — критиковал.
Сергей: Мама всегда верила, что ты будешь актером?
Милош: Верила, наверное, но ее это не сильно воодушевляло. Когда моя карьера пошла в гору, она поддерживала меня, но не придавала ей особого значения.
Сергей: Что ты ей купил с первого большого гонорара?
Милош: Квартиру в Белграде. До этого — привез шапку меховую из России, она такие любит. Но подарки ей не особенно важны.
Сергей: Ты мне рассказывал, что вырос в криминальном районе.
Милош: Да. Карабурма. Не самый крутой район. Мы часто переезжали, у нас не было своей квартиры.
Сергей: Чем занималась твоя семья в Югославии?
Милош: Это была семья богатых землевладельцев. Потом пришли коммунисты, все отобрали. После войны дед работал в колхозе.
Сергей: А мама, папа?
Милош: Папа был директором крупной австрийской компании.
Сергей: Вы должны были неплохо жить. Отец ездил в Австрию. Привозил тебе джинсы, кроссовки?
Милош: Я не застал хорошей жизни, брат застал. Когда я родился, началась война. Все закрыли, и отец остался без работы. Мама работала дефектологом. Родители были способными людьми, с высшим образованием. Папа очень хорошо зарабатывал, пока был директором компании. Открывал представительства по всей Югославии. Но в том, как все обернулось, я вижу плюс. Мне кажется, Богу не интересно, сколько денег у нас будет, когда мы умрем. Не интересно, что мы успели сделать, — для него это все смешно. Другое дело, какими личностями мы смогли стать. Насколько научились думать, любить и прощать. Как далеко ушли от животных и смогли ли стать людьми.