меня безмерно угнетает всеобщая воинствующая безграмотность
по тексту Н. Черемисиной Меня безмерно угнетает всеобщая воинствующая безграмотность. (ЕГЭ по русскому)
В предложенном для анализа тексте Н. Черемисиной поднимается проблема влияния безграмотности на общество.
Позиция Н. Черемисиной заключается в том, что люди испытывают огромные проблемы с грамотностью, но даже не замечают этого из-за равнодушного отношения к своему интеллектуальному развитию.
Я согласна с мнением писательницы и считаю, что люди действительно перестали следить за своими мыслями и речью, перестали уважать родной язык, что заметно в описанном в тексте настолько безразличном отношении к языку, а происходит это из-за непонимания истинных ценностей человечества, следования ложным.
Отношение к собственной грамотности во многом зависит от воспитания и закладывается еще в раннем возрасте. В комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль» приводится пример человека, с самого рождения разбалованного вседозволенностью, ленью. Митрофанушка, как зовет его мать, живёт лишь в свое удовольствие, не заботясь ни о чем – о свое образовании в том числе. М все дело в том, что вовсе не грамотность он считает гордостью, не примерное поведение и воспитанность, а богатство и власть.
Ярким примером того, что грамотного человека в привычном для нас обществе встретить можно довольно редко, является А. Чацкий – главный герой комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума». Высокое интеллектуальное развитие настолько нечасто встречается, что люди не понимают этого, относятся как к какой-то «диковинке». Так молодого человека и вовсе приняли за сумасшедшего. А ведь это общество не понимает, что дело именно в их безграмотности, перешедшей все возможные границы. Она возросла до таких размеров, что умного человека уже принимают за ненормального.
Таким образом, грамотность людей действительно еле «держится на волоске», уступая место ложным ценностям.
Ничто так не возмущает грамотного человека, как воинствующая неграмотность
Беседа с Григорием Прутцковым, доцентом факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова
Идея создания в Церкви специальной структуры, которая будет отслеживать неточности в публикациях светских журналистов на православные темы, обсуждается в СМИ уже давно. Мнения разделились на «Давно пора!» и «Сегодня исправляете, а завтра до инквизиции дойдет». Многие ошибочно считают подобную инициативу цензурой. Но как можно равнодушно относиться к бесконечным «святым отцам» и «пасторам», которые, если верить допустившим ошибку авторам, «машут паникадилом»?! Теперь Синодальный отдел готовит специальный каталог типичных ошибок авторов, затронувших связанные с Православием темы.
Об этом начинании, видах и причинах журналистских ляпов, а также о том, нужно ли учить будущих журналистов писать на узкие темы, мы побеседовали с доцентом факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова Григорием Прутцковым.
 |
– Григорий Владимирович, правильно ли, по-вашему, то, что церковные структуры будут отслеживать неточности и ошибки в журналистских публикациях?
– Другого института, который умел бы грамотно регулировать правильное употребление лексики, связанной с Церковью, у нас просто нет. Едва ли не в каждом СМИ, когда речь заходит о церковной теме, мы видим ошибки. Где-то их больше, где-то меньше. Иногда они видны невооруженным глазом: когда православного пастыря называют пастором на латинский манер или православных священнослужителей «святыми отцами». Где-то ошибки не так четко видны: допустим, у какого-нибудь раскольника берут интервью как у священника Русской Православной Церкви. К примеру, Михаила Ардова, находящегося в глубоком расколе и сменившего несколько юрисдикций, приглашают на телеканалы, чтобы он выразил мнение Русской Православной Церкви, а «протоиерей» начинает хулить Святейшего Патриарха. Неискушенный телезритель просто диву дается, до чего дошла демократия в Церкви. И ни в титрах, нигде не сказано, что он раскольник и в принципе не имеет права говорить от имени Церкви и по канонам не является протоиереем. Да, Михаил Ардов интересный рассказчик, ему есть, что вспомнить; к примеру, он в юности был собеседником Анны Ахматовой, но никакого отношения к нашей Церкви это не имеет.
Или мнения известного правозащитника Глеба Якунина нередко соотносят с мнением Церкви. Это очень тонкие моменты, которые далеко не каждый отличит. Если все-таки менее воцерковленный христианин и поймет, что «святой отец» – не обращение к православному священнику, то отличить раскольника от нераскольника может человек, который достаточно тонко разбирается в церковной проблематике. А кто еще, как не Русская Православная Церковь и ее соответствующая структура, может это отследить? Здесь, на мой взгляд, идет речь не о цензуре, а о том, чтобы писать правильно, потому что ничто так не возмущает грамотного человека, как воинствующая неграмотность. Не просто когда человек ошибся из-за недостатка образования, а когда он гордится своей неграмотностью. Это очень неприятно, и, мне кажется, было бы правильно создать такой орган. Конечно, Церковь не может законодательно запрещать подобные неточности, но высказать свое мнение относительно правильности или неправильности формулировок она должна. Повторюсь: кто еще это будет делать?
– Как отличить ляп в тексте от намеренного искажения? Например, недавно встретился материал, в котором был поставлен знак равенства между святой Матроной и болгарской прорицательницей Вангой. Думается, в подобном случае сложно понять, что вдохновило автора написать так: некомпетентность или желание затронуть тему Ванги, к которой в последнее время пробудился особый интерес.
– Отличить, специально это сделано или нет, можно даже не по конкретному материалу, а, скорее, по общей направленности издания: лояльную или жесткую позицию занимает оно по отношению к Русской Православной Церкви. Такие материалы, скорее всего, появляются из-за некомпетентности автора и редактора. Хотя случай с блаженной Матроной довольно сложный: в ее житии встречаются достаточно неоднозначные эпизоды, к примеру заговор воды. Но, с другой стороны, нельзя мерить всех святых одинаковой мерой, у каждого из них разные дары. Блаженная Матрона жила не так давно, до сих пор живы люди, которых она исцеляла, поэтому при желании можно найти много свидетельств даже среди наших современников. Может быть, журналист читал ее житие и его смутили какие-то факты, поэтому он с Вангой ее и сравнил. Или по факту слепоты, ведь они обе были незрячими. Но ставить между ними знак равенства неправильно в любом случае.
– Как воздействуют на читателя такие неточности?
– Неискушенный читатель это проглатывает и, может быть, даже сам начинает употреблять подобные слова и выражения в той форме, в какой их использовало СМИ. Но тот, кто разбирается, понимает, что это ляп и газета недостаточно компетентна, и его отношение к ней меняется. Если я, допустим, прочитаю какую-то информацию о Православии в светском периодическом издании и в православном, то к какому из них у меня будет больше доверия? Конечно, к тому, что издается Русской Православной Церковью. Но, с другой стороны, у некоторых газет, даже тех, которые считаются желтыми, есть, насколько мне известно, в политике редакции два ограничения: они не ругают президента и патриарха. И при всей их желтизне такая позиция вызывает уважение: все-таки нравственные ограничители у газеты есть. А далеко не у всех газет такая позиция.
– Почему многие встретили эту инициативу неодобрительно? Основной аргумент противников идеи отслеживания неточностей таков: «Сегодня исправляете ошибки, а завтра дело дойдет чуть ли не до инквизиции».
– Во-первых, у Церкви нет никаких инструментов для того, чтобы действовать как инквизиция. Во-вторых, инквизиция – исключительно католическое явление, его не было в истории Русской Православной Церкви, это каждый знает. Поэтому здесь речи об этом быть не может.
Что касается критики, то нашему человеку трудно угодить. Есть категория людей, которые всегда чем-то недовольны. Существуют издания и читатели, отрицательно воспринимающие все инициативы Церкви. Например, Святейшего Патриарха Алексия II критиковали за слабое соотношение Церкви и общества. А теперь Святейшего Патриарха Кирилла критикуют уже за то, что Церковь сильно соотносится с обществом. Так же и здесь. Если Церковь не будет отслеживать ляпы, ее начнут упрекать: «Куда она смотрит?» Если Церковь будет «смотреть», ее станут обвинять в том, что она вмешивается не в свои дела. Таким людям не угодишь, и не нужно обращать на них внимания. Это хоть и шумная, но все же небольшая прослойка общества.
– Почему у многих людей в голове своеобразная религиозная каша? Это явление нашего времени? Есть мнение, что до 1917 года большая часть людей имели хотя бы элементарные знания о своей вере.
– Совершенно верно. У нас произошел разрыв традиций, и когда они вернулись, нам было не на что опереться. До революции у всех было хотя бы минимальное образование, изучали закон Божий. Были семейные и общественные традиции, к примеру, закрывались театры в первую и последнюю недели Великого поста. Люди могли не поститься, но они знали, что это – традиция общества. А когда на 70 лет православные традиции были насильственно изгнаны из жизни, а потом вернулись, нужно было начинать все с нуля. Представьте, что вы решили построить дом, а у вас нет ни инженерного образования, ни строительного, ни учебников, ни даже интернета. И вы делаете это по наитию. И восстановление церковных традиций часто идет интуитивно.
– Скажите, пожалуйста, как преподаватель: стоит ли специально учить будущих журналистов писать на узкие темы, будь то Церковь, спорт или, скажем, экономика?
– У нас на факультете журналистики МГУ было отделение церковной журналистики, оно действовало примерно пять-шесть лет. Сейчас остались несколько спецсеминаров на церковные темы. Поэтому если человек хочет, он пойдет и получит соответствующую специализацию. Другое дело, насколько это востребовано студентами. В последнее время, например, такие семинары посещают всего несколько человек. Здесь важна не только теоретическая часть, но и личный опыт работы в СМИ, и желательна хотя бы определенная воцерковленность.
– На что должен обращать внимание светский журналист, решивший написать на тему Церкви?
– Сложный вопрос, поскольку это зависит от средства массовой информации. Важно, настроено ли оно на адекватное освещение церковных вопросов. Если позиция редакции априори против, то что бы ты ни написал, это так искромсают и переделают, что получится не твой материал. Если ты хочешь написать неангажированный материал, но не очень хорошо разбираешься в теме, то нужно посоветоваться со знающим человеком. У каждого серьезного журналиста должен быть знакомый эксперт по тем или иным вопросам. В данном случае это может быть священник или благочестивый мирянин, живущий воцерковленной жизнью. Церковь и создает специальный орган, чтобы объяснять, правильно ли употреблены те или иные церковные слова и выражения. Это значительно облегчит работу любого неангажированного журналиста.
Всеобщая безграмотность
Авторы, которые много пишут для социальных сетей, регулярно сталкиваются с упреками в безграмотности. То запятую поставили не там, то букву пропустили. Если знаки препинания и буквы на местах, упрекнут в неточности формулировок. Страсти порой разгораются нешуточные. Поборники грамотности жалуются, что ни один текст нельзя прочесть без страданий – ошибки выскакивают в самых неожиданных местах и не только у популярных блогеров, но находятся и на страницах уважаемых изданий.
Я не страдаю врожденной грамотностью. Напротив, у меня дислексия, я никогда не смогу научиться писать без ошибок. Поэтому в моем интересе нет агрессии против тех, кто ошибается. Скорее меня раздражают читатели, которые выискивают ошибки и вместо того, чтобы спокойно на них указать, самовлюбленно самоутверждается. Пусть. В любом случае я потратила около месяца на то, чтобы разобраться, действительно ли Россию накрыла эпидемия безграмотности? А заодно узнать как обстоят дела с ошибками в других странах и выяснить – что же такое грамотность? Влияют ли на нее стресс, компьютеры и гаджеты, несовершенство учебных программ и наследственность? И сегодня хочу с вами поделиться самым любопытным из того, что я узнала на заданную тему.
Мы воспринимаем умение читать и писать как нечто само собой разумеющееся. Но если задуматься, большую часть истории человечества люди в большинстве своем не умели не первое, ни второе. Трудно сказать, прекрасно ли безграмотные предки чувствовали себя при этом, но, вероятно, неплохо – иначе мы бы обнаружили свидетельства повального увлечения грамотой, но его следов нет.
До двадцатых годов XX века грамотными называли всех, кто умел прочесть слова и написать их на родном языке. Освоивших только письмо или только чтение, называли «полуграмотными». Сегодня претендовать на звание грамотного человека, может тот, кто непросто умеет читать и писать, а лишь тот, кто делает это без ошибок. Строго говоря, процент грамотных граждан в нашей стране далек от 100%. Как впрочем, и в любой другой стране мира.
Первые письмена представляли собой рисунки. Естественно, никому из соплеменников и в голову не приходило рассматривать их на предмет «правильности». История грамотности начинается с алфавита и составления букв в определенные последовательности, которые стали заучивать. Справедливости ради нельзя не упомянуть египетские письмена. Они состоят из 600 знаков. Иероглифы обозначают собой целое слово или его часть. Читать и писать в древнем Египте и Междуречье умели лишь малочисленные жрецы – еще бы попробуй выучить столько значков. Кстати, китайский и другие языки, которые до сих пор используют иероглифы по этой же причине и считаются самыми сложными для выучивания.
Любопытно, указывали жрецы Египта друг другу или резчикам по камню на грамматические ошибки или такого понятия тогда не существовало? Финикийцы, которые создали первый удобный и по современным меркам алфавит из 22 простых в написании букв, точно обращали внимание на ошибки. Но никаких учебников грамматики финикийского языка у них, конечно, не существовало. Финикийцы были людьми практичными и для краткости их алфавит содержал только согласные буквы. Гласные добавляли «по вкусу». Да, и алфавит у финикийцев появился для того, чтобы вести торговлю. Самые древние, найденные чеки, списки и расписки на финикийском относят в XIII веку до нашей эры.
Финикийский алфавит стал основой греческого, арабского, древнееврейского и других алфавитов. Так, в древней Иудеи школы, где учили читать и писать появились уже в I веке нашей эры. В Индии грамоте учили только жрецов и танцовщиц – приличным женщинам быть образованными считалось постыдным. Самое высокое распространение грамотность получила даже не в древнем Риме, а в Греции. И опять только среди мужчин.
В Средние века грамотность стала привилегией верхушки духовенства. Лишь немногие низшие чины церкви и состоятельные горожане-мужчины могли обучаться в монастырях или своих замках. Распространение знаний не приветствовалось и не поощрялось. Знать и рыцари без стыда диктовали свои послания писцам. В Британии короли начали ставить подпись, а не крестик под указами только в XIII веке, а королевы – еще сто лет спустя. В это же время даже поэты в Германии диктовали свои творения секретарям. Да, они не умели писать и читать.
Изменилась ситуация только после Реформации и распространения книгопечатанья в XVI-XVII веках. Знания стали чуть доступнее, но до всеобщей грамотности еще очень далеко. Пройдет еще два века, но большинство европейцев и жителей Нового Света так и не смогут прочесть свое имя или написать его под документом полностью. Только представьте, в 1860 году в Испании из 72151 муниципальных советников 12479 не умели ни читать, ни писать. В числе неграмотных насчитывалось 422 мэра. И это не исключение – это правило.
А у нас?
На Руси грамотность начала распространяться с конца X начала XI веков. Сын неграмотного крестителя Руси – полуграмотный Ярослав Мудрый стал первым отечественным просветителем. Он приказал собрать в монастырях 300 детей из родовитых семей и обучить их грамоте и догматам веры. Ох, и наплакались матери, писали очевидцы. Однако, их дети стали не только хребтом православной церкви на Руси, но и первыми грамотными, которым предстояло передавать знания следующим поколениям.
Однако, не обольщайтесь – и к концу XIX началу XX около 30% население Российской империи осталось неграмотным. Помните, речь шла не об умении писать без ошибок (как сейчас), а о неумении писать и читать вообще. Уровень неграмотных напрямую зависел от места жительства, рода занятий и религиозной принадлежности. Так, по переписи 1897 года, в Эстляндской и Петербургской губерниях грамотное население составляло 77,9% и 55,1%, а в Сибири и Средней Азии 12,4% и 3,3% соответственно.
В деревнях грамотные встречались реже, чем в городе. Даже дети, которые ходили в школу и согласно переписям считались грамотными, на деле не заканчивали обучение, отвлекались на сезонные работы. Причем не только у нас, но и в европейских странах. Бывшие горожане часто забывали грамоту, когда возвращались с заработков в деревню.
Распространение грамотности было крайне неравномерно среди разных сословий, народов и зависит даже от климата. Так, шведы, норвежцы и финны считают, что долгая зима способствовала изучению учебников. При этом та же долгая зима не помогла освоить грамоту народам нашего севера. Возможно, потому, что свободные люди чаще грамотны, чем крепостные. Однако, в той же Швеции грамотность распространилась еще во время абсолютизма благодаря протестантизму. От отношения церкви к образованию напрямую зависит сколько людей в общине будут уметь читать и писать. Духовенство всех конфессий было первыми учителями и популяризаторами знаний, но не все конфессии рады широкому распространению грамоты. Иудеи и мусульмане устраивают школы в синагогах и мечетях. Католикам необходимо хотя бы научиться читать, чтобы изучать катехизис. Однако, часто само духовенство препятствует распространению знаний. Посмотрим на примерах.
Необходимый навык?
Надеюсь, теперь навык читать и писать, а уж тем более без ошибок, не кажется вам обычным делом? Если вы еще не пришли к мысли, что возможность прочесть эти строки и ответить мне в комментариях, чудо, что нам невероятно повезло, добавлю немного официальных данных от ЮНЕСКО. Сегодня в мире один из пяти взрослых неграмотен, и две трети из них — женщины. 72 миллиона детей никогда не ходили в школу. Больше 759 миллионов взрослых не владеют элементарными началами грамоты.
Но не будем драматизировать. Если исключить особенные внешние обстоятельства, такие как войны, религиозные табу или жизнь в племенах вне цивилизации, каждый человек на планете может найти возможность учиться. Однако, факты неумолимы – взрослые люди пишут с ошибками.
Оказалось, падением грамотности озадачены не только в России. Тема регулярно возникает и в иностранной прессе. Во всех благополучных западных странах я нашла бесплатные и анонимные (да, писать с ошибками стыдно) курсы повышения грамотности для взрослых. Не будь проблемы, не было бы спроса на подобные учебные программы. Но они обучают сотни тысяч слушателей в год, которые в графе «родной язык» указывают язык своей страны. То есть речь идет не об эмигрантах, а о людях, которые не умеют грамотно писать на родном языке.
Ошибки и стыд. Стыд и агрессия
Функциональная неграмотность – другой, обсуждаемый на западе недуг современного общества. Ему, по данным Всемирной организации здравоохранения, подвержено около 35% населения мира. Такие люди могут уметь читать и писать, но они не понимают смысл. Не могут, к примеру, самостоятельно разобраться в инструкции не говоря уже о философских трактатах или абстрактных понятиях. Функционально неграмотных людей отличает неумение изменить свое мнение под влиянием достоверных фактов. Они упрямо стоят на своей изначальной позиции.
Современные технологии делают нас глупее?
Появился даже термин digital dementia – цифровое слабоумие. Так радикально называют изменения поведения, психики и мозга под влиянием гаджетов и интернета. В своем крайнем проявлении симптомы digital dementia схожи с симптомами черепно-мозговой травмы и старческого слабоумия. Врачи всерьез говорят об интернет-зависимости, а она лежит в корне цифрового слабоумия.
Если у гаджет-наркоманов неумение общаться доходит до своих крайних проявлений, то и все мы время от времени сталкиваемся с отсутствием сочувствия к чужому горю. Просто информации и негативной, в том числе, если часто бывать в сетях, становится так много, что мы черствеем. Или же другой аспект проблемы – недопонимание, в случае когда общение сводится только к письменному. Ведь даже текст без ошибок не передает всех нюансов и оттенков настроений. Некоторые шутят – я все послания заканчиваю смайликами, иначе они выглядят как проклятья.
В трудах самых яростных борцов за ограничение использования современных технологий доказательств тому, что гаджеты, интернет или социальные сети напрямую влияют на уровень грамотности я не нашла. По сути предостережения ученых сводятся к констатации факта – технологии меняют мозг и его работу. В хорошую ли сторону, в плохую – еще предстоит понятьи сравнить. Конечно, есть соблазн поддаться панике и напомнить, как в 50-е годы люди курили везде, дети дышали дымом и мало кто понимал последствия такого поведения. Еще недавно сети были переполнены статьями о вреде мобильных телефонов, но разве версии нашли фактическое подтверждение? Нет. Или пока нет.
Можно ли перегрузить мозг излишней информацией? Татьяна Черниговская в этом сомневается: «в нас больше ста миллиардов нейронов. В разных книжках разные цифры приведены, да и как их сосчитаешь всерьез. У каждого из нейронов, в зависимости от типа, может быть до 50 тысяч связей с другими частями мозга. Если кто умеет считать и сосчитает, он получит квадриллион. Мозг — это не просто нейронная сеть, это сеть сетей, сеть сетей сетей. В мозге 5,5 петабайт информации — это три миллиона часов просмотра видеоматериала. Триста лет непрерывного просмотра! Это ответ на вопрос, не перегрузим ли мы мозг, если мы будем потреблять «лишнюю» информацию. Мы его можем перегрузить, но не «лишней» информацией. Для начала, что такое информация для самого мозга? Это не только знания. Он занят движениями, занят перемещением калия и кальция через клеточную мембрану, тем, как работают почки, что делает гортань, как меняется состав крови».
А что же грамотность?
Несколько иначе видит картину, но тоже несогласна, что мы переживаем упадок грамотности нейропсихолог Екатерина Емельянова: «картина не такая страшная, как её представляют. Высокого уровня грамотности у нас никогда и не было. Если скажем в гимназиях хорошо учили, то в деревнях ходили неграмотными. Я бы обратила сейчас внимание не на падение грамотности, а на низкий общий уровень знаний несмотря на обилие и доступность источников информации. Система образования не справляется со своими функциями – уж не знаю с чем это связано».
Букварь Эльконина создан в 1961 году, но не был внедрен. Считалось, что он, возможно, интересен как новый подход, но в школе будет с ним трудно. Тем не менее Эльконин с соратниками настойчиво продолжали попытки внедрения своего метода, рассказывает Людмила Ясюкова и когда в семидесятые годы в школы пошли дети, поголовно умеющие читать, то сложилось мнение, что букварь работает неплохо, давая детям более объемное видение и слышание языка. По ее словам, Эльконин был человек очень активный, видный ученый, он и его ученики «продавили» внедрение букваря, обучение по которому началось в 1983-1985 годах. Но именно тогда экономическая ситуация в стране стала меняться: в девяностые в школу пошли дети, которых родители не научили читать, потому что им уже не хватало времени и денег, и дефект новой системы стал абсолютно очевиден.
Однако самонадеянность и ошибки часто ходят вместе.
То есть, мало того, что некомпетентные люди себя переоценивают и очень самоуверенны, так еще они и не меняют своего мнения, несмотря на знание фактов. А компетентные люди как раз в себе сомневаются, но когда сталкиваются с фактами, способны изменить свою низкую самооценку на более корректную. Причем грамматические или пунктуационные ошибки не самые опасные из тех, которые самонадеянные люди могут совершать в жизни. Также незаметно для себя делают ошибки любые специалисты и иногда самоуверенность может привести к опасным последствиям – передозировкам лекарств, столкновениям самолетов, авариям и т.д.
Как повысить грамотность?
Задача учителя сегодня распознать таких детей и заниматься с ними по специальным методикам. Они существуют больше восьмидесяти лет и известны всем педагогам, уверен эксперт: «основной формой проверки сформированности навыка грамотного письма остается был и остается диктант. Чтобы подготовить к диктанту, нужно использовать специальные методики, в частности проводить диктант с предварительной подготовкой. Сначала ребенок должен увидеть текст и медленно сам его прочитать. Затем написанный текст убирают, и дети воспринимают его на слух. Потом ребенку снова показывают текст и одновременно диктуют его, чтобы совпали зрительный и звучащий облики слова».
Выходит, мне и другим взрослым, которые так и не выучились писать без ошибок или позабыли правила, тоже будет полезно писать диктанты по методу, рекомендованному Станиславом Ивановым. Открыть учебник Розенталя и делать упражнения вместо того, чтобы перекладывать вину на современные технологии. Или же смириться с собственным несовершенством и терпеть нападки более грамотных читателей. Поскольку компьютерные программы проверки орфографии и пунктуации не справляются с нашим сложным языком. В этом я уже неоднократно убедилась.