атаман наш знает кого выбирает эскадрон по коням да забыли про меня
Любо, братцы, любо!
Как на Черный Ерик, как на Черный Ерик
Грянули татары в сорок тысяч лошадей,
И покрылся берег, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Эх, нечего тужить!
(версия Афиногенова).
Момент был подходящий и знаковый, ибо ни в какое другое время мобилизующий духовный посыл знаменитой песни не был так востребован, как в начале жестокой борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. Царскому режиму, с опаской относящемуся ко всему, могущему поднять народ помимо призывов свыше, такие вещи были не нужны. Советская власть в 20-е и 30-е годы с недоверием относилась ко всему казачьему, памятуя, что в годы гражданской войны большпя часть станичников осталась верна старому режиму. Вероятно, по этой причине ни «Любо, братцы, любо!», ни похожих текстов не наблюдается в подцензурных сборниках донских и военных песен конца XIX и начала XX века. Параллели обнаруживаются в 1830-1860-х годах, а затем исчезают. Некоторые исследователи полагают, что прообразом песни можно считать строки из стихотворения «После учения» Н. Веревкина, написанного им в начале 1830-х годов, предназначенного для положения на музыку и строевого исполнения:
Молодцам-солдатам
Не о чем тужить!
С командиром-хватом
Любо, братцы, жить!
Этому есть, однако, существенные возражения. Главное из них состоит в том, что песня описывает события 1774 года, а текст Веревкина мог популяризоваться, менять сословную «прописку» и дополняться куплетами после публикации «Солдатских песен 1-го пехотного корпуса» в 1837 и сборников патриотических песен, выходивших после Крымской войны, то есть, много десятилетий спустя, когда таких процессов не отмечалось. Прочие эволюции, заметные в дошедших до нас вариантах обеих песен, такой ход вещей тоже исключают.
С течением времени сколько-нибудь сложные и часто перепеваемые тексты изменяются и редуцируются, из них исчезают ставшие непонятными народным массам за глубиной лет топонимы и описания, а вместо них возникают повторения наиболее запомнившихся строф. В те годы границы Российской империи передвигались на юг, степные баталии оказались в прошлом, началась борьба с горцами. Так исчезли из песни «Любо, братцы, любо!» первоначальные топонимы, появился Терек, и сражающиеся стороны поменялись местами в наступлении:
Как на быстрый Терек, на высокий берег
Вывели казаки сорок тысяч лошадей!
Глядя на текст Веревкина, видно, что он уже редуцирован донельзя. Топонимов нет, как и следует ждать от потертой и адаптированной к расхожим армейским условиям версии. Более того, измененный казачий припев выставлен в нем первым куплетом! Это – характерная черта заимствования. Берется затравка, и на ее основе слагается желаемое. Дальнейшее содержание лишено трагизма и душевности, являясь плоской, неоригинальной солдафонщиной:
Красные девицы,
Нарядясь в атлас,
Собой круглолицы,
Даром любят нас!
И так далее, и тому подобное с переходом на парады и почитание отцов-командиров, что каждый может прочитать самостоятельно. Честно говоря, не видится никакого сходства, кроме переработанного Веревкиным в куплет припева, задавшим его малохудожественному, но одобренному свыше творению несколько сходный с песней-донором размер. За следующие 30 лет «После учения» ничего не приобрела, лишь потеряв свой вычурный, бессмысленный припев «Ширин, вырин, ристафор», и наиболее пошлые куплеты, включая приведенный, а потом и вовсе забылась. То же самое можно сказать о возникшей около 1855 года и не продержавшейся 20 лет на слуху «Любо, братцы, любо нам, Черноморским морякам!»:
Любо, братцы, любо нам,
Черноморским морякам!
Дождались мы чести славной,
Наградил нас царь державный,
Разуважил нас – одним,
Словом ласковым своим.
Любо, братцы, любо нам,
Черноморским морякам!
Удивительно, как это еще никто не попытался объявить автором народного шедевра какого-нибудь капитана Врунгеля. В то же время записанная разными собирателями «низкая», народная казачья лирика обнаруживает более значительное смысловое и образное сходство с куплетами «Любо, братцы, любо!»:
Не могу-то я встать, головы своей приподнять:
Потусмело-то мое тело белое
Чернее матушки сырой земли,
Сквозь частые мои ребрушки
Камыш-травушка поросла,
Сквозь ретивое мое сердечушко
Змея лютая проползла,
Не буйные-то ветры черные мои кудерцы
По чистому-то полю разнесли!
Пробы обработки этого материала заметны, к примеру, у А.В. Кольцова в те же 30-е годы XIX века. Это именно лирические, использующие ту же лексику (любо, кудри, сердечушко) и более плавный стихотворный лад, а не верноподданнически-патриотические, чужеродные пробы. Но, со всей очевидностью, не Кольцов стоял у истоков качественной песенно-литературной обработки неведомой ему «Любо, братцы, любо!». Это был кто-то другой, помнивший события исторической основы, и хорошо знавший войну с ее яростными и горестными волнениями души.
Можно предположить, что обработка была произведена в последние годы жизни атамана М.И. Платова, или посмертно, когда после войны 1812 года возрос интерес к его новым и старым боевым подвигам, а равно к ратным делам казачества. При очевидном творческом успехе песня вышла «слишком» народной, лишенной даже тени веревкинского холуйства, что закрыло ей признание цензуры и заставило распространяться в перепевах и списках на южных казачьих рубежах России. До поры, до времени, пока обстоятельства не сложились так, что лед ханжества треснул, выпустив ее на простор.
А раз так, исходник, превративший былину в совершенную песню, должен быть весьма точен и нагружен как в фактическом, так и психологическом смыслах. Первоначальный текст, вероятно, следуя обычаям стихосложения и песнопения того времени, был длиннее нынешнего. Возможно, он представлял собой любимую казаками седмицу куплетов. В дальнейшем слова и куплеты выпадали, оставляя в сухом остатке не лучшее, но «неубиенное».
Предпринимавшиеся попытки реконструкции постоянно заканчивались неудачно из-за отсутствия или непрофессионального применения лексического, фонетического и исторического анализа. Не перечисляя предлагаемые варианты, следует указать, что тексты, содержащие слова «ногаи» и «эскадрон» не имеют отношения к оригиналу. Казаки не различали степняков по племенам, называя их всех татарами или «татарвой». Казачьи полки того времени делились не на эскадроны, а на сотни. К более тонкой материи относятся диалектная лексика (старые варианты должны содержать хотя бы часть южнорусских и украинских диалектизмов, а также устаревших словарных форм) и фонетика. Одним из главных фонетических предположений применительно к данной песне является, что характерное «быканье» припева: «ЛюБо, Братцы, люБо, люБо Братцы жить» должно в какой-то заметной степени проявляться и в оригинальных куплетах.
На Великой Грязи, там, где Черный Ерик,
Татарва нагнала сорок тысяч лошадей,
И покрылся берег, забросало ерик
Сотнями порубанных, пострелянных людей!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
За царя, за веру буйну голову сложить!
От реки Кубани шли донские сотни,
Мчались на подмогу братья-казаки.
Загремели ружья, завизжали мурзы,
Засверкали в сече белые клинки!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
За царя, за веру буйну голову сложить!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
За царя, за веру буйну голову сложить!
Жинка погорюет, выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волюшки во широком полюшке,
Жалко мать-старушку да буланого коня!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
За царя, за веру буйну голову сложить!
Атаман узнает, кого не хватает —
Сотенку пополнят, да умчатся без меня,
Выпала им воля, да казачья доля,
Мне ж досталась грязная, болотная земля!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
За царя, за веру буйну голову сложить!
Как погаснет лето, будет дождь холодный,
Серый дождь холодный мои кости обмывать.
Будет ворон чёрный, старый ворон чёрный,
Поле былой битвы черным кругом облетать!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
За царя, за веру буйну голову сложить!
Кудри мои русые, очи мои светлые,
Травами, бурьяном, да полынью прорастут.
Кости мои белые, сердце мое смелое,
Коршуны да вороны по степи разнесут!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
За царя, за веру буйну голову сложить!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
С нашим атаманом любо голову сложить… Эх!
Смотрим по отдельным позициям. Первый куплет, строка 3. «Забросало ерик». Нигде в известных вариантах не было, трудно придумать, но истинно так! Мелкий степной ерик был закидан трупами как плотиной, чего нельзя ждать от многоводного, горного Терека, и появился вариант «И взмутился Терек (ерик)», либо простой повтор «И покрылся берег, и покрылся берег».
Второй куплет. Он исчез, ибо непонятно стало потомкам, почему донские казаки шли от реки Кубани. Но истинно так было в подлинной истории! Вместе с ним оказалось выброшенным из текста и поэтическое описание сражения: «Загремели ружья, завизжали мурзы, Засверкали в сече белые клинки!»
Третий куплет. Он неизменен, за исключением отбора слов «Злая курва пуля», по этическим причинам замененных повтором «А первая пуля». И теперь он на своем месте – пуля в грудь казака прилетела после того, как «загремели ружья».
Пятый куплет. «Атаман узнает, кого не хватает — Сотенку пополнят, да умчатся без меня». Тоже правильнее, чем «Атаман наш знает, кого выбирает, Грянула команда, да забыли про меня». Зачем атаману в обстоятельствах Калалахского (Великогрязского) боя кого-то выбирать? Там все дрались в окружении на пределе сил. И контратака третьего, пришедшего на помощь, казачьего полка Уварова была единой лавой. Выбор атаманом авангарда или дозорных – это указание на другой, наступательный способ ведения боевых действий. Легко представить, как после сшибки на берегу Терека, разбив горцев, терской атаман назначает авангарды и дозоры для продолжения движения вглубь вражеской территории. Войско трогается вперед, в неразберихе не заметив кого-то из павших. И тут же «грязная, болотная» апрельская зесмля Калалаха поменялась на «пыльную, горячую», чего не могло быть в действительности и оригинале! Пятый куплет проходит проверку на оригинальность.
Шестой куплет. В современных вариациях обычно опускается, а если приводится, то с обилием повторов: «Будет дождь холодный» и «Будет ворон черный» трижды. Куплет, по всем признакам, очень старый, но приведенный к неблагозвучному виду, за что не любим исполнителями. В Крымском варианте мы видим отстутствующее в других вариантах вступление: «Как погаснет лето» и концовку «Поле былой битвы черным кругом облетать!» позволяющие избежать лишних повторов. Эти фразы могли исчезнуть в той же связи, с какой изменилось описание земли. С тридцатых годов 19 века в зимне-весенний период на Кавказе не воевали, и битвы стали ассоциироваться исключительно с летом. Кавказская природа плохо сопоставляется со степной тематикой, не часты там круги птиц над падалью, ибо леса. Но в Крымском варианте все сказано правильно и куплет на месте. Битва была ранней весной, и к осени ее поле действительно старое, былое.
Седьмой куплет, один из самых экспрессивных и запоминающихся, имеет практически неизменные слова и завершает песню. Нет нужды в повторе первого куплета, как в современных вариациях. Седмица. Все куплеты – единое целое, и каждый на своем месте.
Припев. В нем тоже нет бесконечного повтора «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить!», вместо этого каждый второй раз звучит «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! За царя, за веру буйну голову сложить!». А в конце песни опять по-другому – «С нашим атаманом любо голову сложить… Эх!» Тут и комментировать не надо, когда и почему исчезли разнообразящие припев строки, от которых в «социалистической» версии Афиногенова тосталось только: «Эх, нечего тужить!» Помимо «быканья» мы теперь слышим и «зыканье»: «Грязь-забросало-загремели-завизжали-мурзы-злая», сопоставляемое с припевом «За царя» и словом «казаки». То есть, проявляется еще одно оригинальное фонетическое явление.
Кто-то не согласится, но мне лично больше не нужно искать первоначальные слова знаменитой и великой народной песни. Эти, что я вижу перед собой, пусть когда-то и неизвестно кем правленые, лучше и связнее, чем «лабают» современные исполнители. Хотелось бы, чтобы именно их спел Донской или Кубанский казачий хор.
1. Афиногенов А.Н. Избранное. М.: «Советский писатель», 1951.
2.Веревкин Н.Ф. Солдатские песни первого пехотного корпуса // Библиотека для чтения. Журнал словесности, наук, художеств, промышленности, новостей и мод. Т. 20. СПб.: тип. Э. Праца, 1837.
3. Кольцов А.В. Стихотворения и письма. СПб.: изд. Я. Соколова, 1895.
4. Песни военные, патриотические, хоровые и прочие. СПб.: тип. В. Спиридонова, 1864.
5. Пивоваров А. Донские казачьи песни. Новочеркасск: тип. «Донской газеты», 1885.
6. Полнейший петербургский песенник. СПб.: тип. В. Спиридонова, 1865.
Использовались электронные фонды НЭБ РФ.
Любо, братцы, любо
*****
******
Композитор (музыка)
Народная
Автор слов (текста)
Народные
Год
1942
Текст песни, исполненной Пелагеей и мной
Как на чёрный Терек, как на чёрный Терек
Ехали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
С нашим атаманом
Не приходится тужить.
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля, братцы, ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля, братцы, ранила меня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
С нашим атаманом
Не приходится тужить.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
С нашим атаманом
Не приходится тужить.
Кудри мои русые, очи мои светлые
Травами, бурьяном, да полынью зарастут.
Кости мои белые, сердце моё смелое
Коршуны да вороны по степи разнесут.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
С нашим атаманом
любо голову сложить.
Текст песни
[Распечатать]
Как на грозный Терек да на высокий берег,
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубаных, постреляных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Атаман узнает, кого не хватает —
Сотенку пополнит, да забудет про меня.
Жалко только волюшку да во широком полюшке,
Солнышка горячего да верного коня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Жинка погорюет, выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волю во широком поле,
Жалко мать-старушку да буланого коня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Будет дождь холодный, будет дождь холодный,
Будет дождь холодный мои кости обмывать.
Будет ворон чёрный, будет ворон чёрный,
Будет ворон чёрный мои волосы клевать.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Как на вольный Терек, как на грозный Терек
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубаных, постреляных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом любо голову сложить!
Как на быстрый Терек, на высокий берег,
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И устлали Терек, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля, дура, ранила меня.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Атаман наш знает, кого выбирает-
Эскадрон по коням да оставили меня.
Им досталась воля да казачья доля,
Мне ж осталась матушка родимая земля.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
А жена узнает, немного погорюет,
Выйдет за другого, позабудет про меня.
Жалко только волю, что во чистом поле,
Мать, старушку, жалко да буланого коня.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Кудри мои русые, очи мои светлые
Травами-бурьяном да полынью зарастут,
Кости мои белые, сердце мое смелое
Коршуны да вороны по степи разнесут.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любэ Любо, братцы, любо
Текст песни «Любэ — Любо, братцы, любо»
Как на грозный Терек выгнали казаки,
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубленых, постреляных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Атаман наш знает, кого выбирает —
Эскадрон по коням, да забыли про меня.
Им досталась воля, да казачья доля
Мне досталась пыльная, горючая земля
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
Жинка погорюет, выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волюшки во широком полюшке,
Жалко сабли вострой, да буланого коня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Кудри мои русые, очи мои светлые
Травами, бурьяном, да полынью зарастут
Кости мои белые, сердце моё смелое,
Коршуны, да вороны по степи разнесут
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Как на быстрый Терек, на широкий берег
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубленых, постреляных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом любо голову сложить!
Старая казачья песня Любо, братцы, любо!
Текст песни «Старая казачья песня — Любо, братцы, любо!»
Как на грозный Терек выгнали казаки,
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубаных, постреляных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Атаман наш знает, кого выбирает-
Эскадрон по коням, да забыли про меня.
Им досталась воля да казачья доля,
Мне ж досталась пыльная, горючая земля.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Жинка погорюет, выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волю во широком поле,
Жалко мать-старушку да буланого коня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Будет дождь холодный, будет дождь холодный,
Будет дождь холодный мои кости обмывать.
Будет ворон чёрный, будет ворон чёрный,
Будет ворон чёрный мои волосы клевать.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Как на вольный Терек, как на грозный Терек
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубаных, постреляных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом любо голову сложить!