Судебные прецеденты что такое
Судебный прецедент
Что такое судебный прецедент
Судебный прецедент — это как решение определенного суда по конкретному делу, имеющее силу источника права (Источники права), по сути, является одним из средств достижения единства судебной практики, поскольку идентичным фактическим обстоятельствам должна соответствовать идентичная правовая позиция.
Судебный прецедент является частью (видом) юридического прецедента.
Прецедент — случай или событие, которое имело место в прошлом и является примером или основанием для аналогичных действий в настоящем. Прецедентом являются решения, вынесенные по аналогичному делу, разрешенному в рамках аналогичного судопроизводства.
В настоящее время проблема оптимального применения судебного прецедента приобрела в России особую актуальность, поскольку современная правовая действительность свидетельствует о том, что судебная практика и судебный прецедент — это фактически существующие регуляторы современных общественных отношений.
Если судебный функционирует как источник права, то он:
В теории права принято говорить о видах прецедента, которые связаны с ветвью власти:
Не следует определять, что судебный прецедент – это судебное решение по конкретному делу, это неверно, так как судебный прецедент лишь часть судебного решения по конкретному делу.
Виды судебных прецедентов
В английском праве судебные прецеденты можно разделить по юридической силе на два вида:
По содержанию судебные прецеденты делят:
Виды в Российской Федерации
Судебный прецедент является основным источником права для стран англо-саксонской правовой семьи.
Общая характеристика судебного прецедента
В любом судебном решении можно выделить несколько составных частей:
С точки зрения доктрины судебного прецедента наиболее значительным элементом в решении является «ratio decidendi», остальная часть – попутно сказанное или «obiter dictum» обязательной для судей не является. Obiter dicta силы прецедента не имеет и относится к попутно сказанному, выступает не обязательным, а убеждающим судебным прецедентом. Одним из видов убеждающих прецедентов могут быть решения судов, находящиеся по иерархии ниже суда, которому предлагается следовать данным решениям. К убеждающим прецедентам прибегают, если правовая аргументация идет от суда более высокой иерархии, представляет продуманную формулировку правовой нормы.
Судебный прецедент по отношению к закону находится в «подчиненном» положении. Закон может отменить действие судебного решения, принятый уполномоченным органом законодательный акт должен применяться судами в обязательном порядке. Суд, создавая прецедент, должен функционировать строго в соответствии с законом.
Судебный прецедент с одной стороны является обязательным для участников судебного процесса, а с другой — порождает общую норму. К судебному прецеденту суд обращается, когда нет правовых оснований, достаточных, чтобы решить спор, то есть в законодательстве есть пробел, устранить который в ближайшее время не представляется возможным. Суд не имеет права отказать в реализации прав на судебную защиту. Если для судебного дела нет прецедента, то суд должен действовать на основе общих принципов, создавая таким образом прецедент.
История прецедента
Право, для того, чтобы успешно выполнять свои функции и стать реальностью должно обладать внешним выражением. Форы, благодаря которым воля становится правовой нормой выступают источниками права. Судебный прецедент в качестве источника права известен еще со времен Древнего Рима. Из истории развития судебного прецедента:
Судебный прецедент и судебная практика
Источник права является сложным явлением, которое не может существовать в единственном значении. Право невозможно оторвать от действительности и конкретных материальных условий.
Судебный прецедент в континентальной правовой семье тесно сближается с понятием судебной практики. Но данные понятия не являются тождественными. Судебная практика создается в результате решения судами всех уровней однородных дел, является продуктом совокупности большого количества разных решений суда. Судебный прецедент создается конкретным судом при его понимании права, он, как правило, выбивается из общей массы. Судебная практика традиционно формулируется в границах, определенных законом, в то же время судебный прецедент за данные границы может выходить.
Ряд признаков помогает сблизить понятия «судебный прецедент» и «судебная практика». Судебная практика, утвержденная судом, имеет общий характер, подлежит официальной публикации и рассчитана на многократное применение. Судебная практика в России, утвержденная Высшим судом, может иметь обратную силу для решений судов, вступивших в силу. Это является новым обстоятельством для возможности пересмотра судебных актов.
Применение судебного прецедента используется в странах общего права. В государствах континентальной системы судебный прецедент приобретает особую форму, утвержденную высшим судом судебной практики. Это не является прецедентом в классическом понимании судебного решения.
Деятельность высших судов по созданию судебной практики не является основой деятельности высших судов, она имеет большое значение благодаря особому положению данных судов в судебной практике. Суды, находящиеся по иерархии ниже, не могут игнорировать практику, утвержденную высшими судами.
Работает ли судебный прецедент как источник права в России
Судебный прецедент в России не является источником права, т. е. официально не признан тем базисом, на основании которого суд выносит решение по делу. Российскую правовую систему относят к романо-германской правовой семье.
Вместе с тем в юридическом сообществе существует дискуссия о наличии прецедента в России и отнесении его к формальному источнику права. При этом в силу того, что понятие о прецеденте и границы его действия применительно к российской правовой системе законодательно не закреплены, в доктрине существует разброс мнений как при определении понятия судебного прецедента, так и его выражения. Так, к примеру, в качестве судебного прецедента некоторые авторы называют:
Не вдаваясь в детальное рассмотрение каждого из мнений, следует обратить внимание на основной признак классического судебного прецедента: такой источник права — результат правотворческой деятельности и как форма выражения закона должен быть санкционирован в качестве источника права законодателем, чего нет на сегодняшний день в России. Кроме того, отсутствие длительного исторического развития прецедентного права в России, и как следствие, отсутствие соответствующей юридической процедуры его применения указывает на то, что судебный прецедент для российской правовой системы не свойственен.
«Беспрецедентное» право?
В работе юристов всех уровней и практически во всех российских судах постоянно возникает проблема признания судебной практики в качестве доказательства в суде.
Однажды, возражая на доводы процессуальных оппонентов в заседании суда, я сослался на правоприменительную практику по данному вопросу и даже попытался приобщить копии судебных решений в обоснование своих доводов. Судья, отказывая в приобщении указанных актов, добавила при этом: «как должно быть известно адвокату, право в России не прецедентное, а я бы даже сказала “беспрецедентное”». Эти слова мне запомнились как наглядно характеризующие отношение правоприменителей к решениям других судей по аналогичным вопросам.
Напомню, что судебный прецедент – т.е. вступившее в силу решение, разрешающее дело по существу, – в России не считается источником права, однако единой позиции относительно его понятия и правовой сущности выработано не было, на этот счет давно ведутся дискуссии.
Обратившись к истории российского и советского права, можно убедиться, что проблема применения судебной практики или судебного прецедента была актуальной еще в то время.
В частности, дореволюционная доктрина признавала возможность дополнения закона нормами, выработанными практикой. Так, в ст. 12 и 13 Устава уголовного судопроизводства 1864 г. и в ст. 10 Устава гражданского судопроизводства того же года судам предоставлялось право решать «всякое дело на основании существующих законов, не останавливая решения под предлогом неполноты, неясности и недостатка и противоречия закона». То есть фактически речь шла о возможности применения для толкования закона дополнительных источников, к каким относится, в частности, судебный прецедент, что и реализовывалось на практике.
На это также указывали разъяснения департамента по уголовным и гражданским делам Сената – высшего кассационного органа по судебным уставам 1864 г., которые, как и современные обзоры практики Верховного Суда РФ и постановления Пленума ВС РФ, публиковались для достижения единообразия правоприменения.
В советский период согласно Декрету о суде № 3 (1918 г.) судам предоставлялось право при вынесении решений руководствоваться исключительно «социалистической совестью». Однако вскоре (в 1919 г.) были приняты Руководящие начала по уголовному праву РСФСР, которые стали первой попыткой обобщения судебной практики. Далее Конституцией РСФСР 1924 г. в компетенцию Верховного суда РСФСР были включены полномочия о даче руководящих разъяснений по вопросам общесоюзного права («правопредшественники» современных обзоров судебной практики и пленумов ВС РФ, а также решений Конституционного Суда РФ), оказавших существенное влияние на формирование современного права.
Однако являются ли названные документы тем признаваемым источником права в англо-саксонской доктрине судебным прецедентом, о котором говорит общая теория права?
Судебный прецедент как решение определенного суда по конкретному делу, имеющее силу источника права, выступает, по сути, одним из средств достижения единства правоприменительной практики, поскольку идентичным фактическим обстоятельствам должна соответствовать идентичная правовая позиция. Проблема оптимального применения судебного прецедента в настоящее время приобрела особую актуальность, так как судебная практика и судебный прецедент выступают фактическими регуляторами современных общественных отношений.
Несмотря на то что в России прецедент официально не является источником права, практика судебных решений активно обобщается. Многие суды (в частности, арбитражные) уже требуют от участников процесса при обосновании их позиции ссылаться на состоявшиеся решения судов по аналогичным спорам. Суды общей юрисдикции, не признавая решения своих коллег в качестве средства доказывания, все же подчиняются указаниям Пленума ВС РФ по конкретным спорам. Хотя в ходе дискуссий все как один утверждают, что ни постановления Пленума ВС РФ, ни обзоры судебной практики сами по себе не могут являться источником права и, естественно, приравниваться по юридической силе к закону, содержащиеся в них указания суды соблюдают неукоснительно.
В связи с этим хотелось бы обратить внимание на Постановление КС РФ от 21 января 2010 г. № 1-П, в котором указано, что толкование закона высшими судебными органами –фактически есть способ формирования судебной практики. С учетом закрепления за высшими судебными инстанциями права на отмену и изменение решений нижестоящих судов правовая позиция ВС РФ должна иметь для судов обязательный характер, поскольку в случае поступления указанного дела в ВС РФ оно будет приведено в соответствие с его же позициями. Отсюда следует правило о допустимости придания такому толкованию высшего судебного органа обратной силы, что может послужить основанием для пересмотра и отмены вынесенных ранее судебных актов, основанных на ином толковании примененных норм.
Наиболее тесно с прецедентным правом в России связаны решения Конституционного Суда РФ. В силу ч. 1 и 2 ст. 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» решение КС РФ окончательно и не подлежит обжалованию, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами. Юридическая сила постановления КС РФ о признании акта неконституционным не может быть преодолена повторным принятием этого же акта.
Согласно ч. 3 ст. 79 упомянутого Закона акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу; признанные не соответствующими Конституции РФ не вступившие в силу международные договоры РФ не подлежат введению в действие и применению. Решения судов и иных органов, основанные на актах или их отдельных положениях, признанных неконституционными, должны быть пересмотрены в установленных федеральным законом случаях.
То есть фактически российские юристы постоянно имеют дело с судебными прецедентами в их различных проявлениях – таких, в частности, как «прецедентные решения» и «правовые позиции» высших судебных органов, которые принимаются с учетом конкретных обстоятельств.
При этом на законодательном уровне уже предпринята попытка введения нового источника права в виде решений высших судебных инстанций – с 1 января 2012 г. действуют поправки в ст. 392 ГПК РФ, устанавливающую основания для пересмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу. Федеральным законом от 9 декабря 2010 г. № 353-ФЗ было введено такое основание для пересмотра судебных актов, как определение (изменение) в постановлении Президиума ВС РФ практики применения правовой нормы, примененной судом в конкретном деле, в связи с принятием судебного постановления, по которому подано заявление о пересмотре дела в порядке надзора, или в постановлении Президиума ВС РФ, вынесенном по результатам рассмотрения другого дела в порядке надзора, или в постановлении Пленума ВС РФ (п. 5 ч. 4).
Таким образом, законодателем разработан механизм, при котором изменение судебной практики ввиду нового толкования определенной нормы высшим судебным органом может служить основанием для пересмотра дела. Данный механизм способствует наиболее быстрому и эффективному восстановлению нарушенных прав. «Зеркальная» норма введена и в п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК РФ (Федеральный закон от 28 июня 2014 г. № 186-ФЗ).
Законодатель фактически закрепил возможность новой оценки обстоятельств дела не только в случае, если изменился закон или «всплыли» факты, ранее не известные сторонам, но и при изменении подхода к толкованию определенной нормы. Так, под влиянием времени, развития общества и научной (юридической) мысли подход к применению и толкованию норм права меняется. Соответственно, одна норма может не применяться к определенным правоотношениям либо обстоятельства могут оцениваться в 2015 г. и в 2019 г. по-разному, поскольку как правоприменительная практика, так и теория права постоянно совершенствуются. Следовательно, если суд высшей инстанции в 2019 г. пришел к выводу о том, что норма подлежит применению в определенном виде, то такое же ее применение возможно распространить на правоотношения, возникшие ранее (скажем, в 2015 г.). Это реализуется путем подачи заявления о пересмотре судебного акта в порядке ст. 392 ГПК РФ и ст. 311 АПК РФ. Таким образом, появилась возможность применять современный, более правильный подход к правоотношениям, по которым уже состоялось судебное решение.
Пока данные нормы используются не столь активно, поскольку юристы и суды с недоверием относятся к возможности пересмотра дела в связи с изменением правоприменительной практики. Думается, необходимо дополнительное разъяснение высших судебных инстанций о том, как и в каких случаях их применять, что вновь возвращает к вопросу о разработке механизма действия судебного прецедента.
Может быть, пришло время заявить о придании решениям высших судебных органов по конкретным делам значения источника гражданского права – т.е. признать целесообразность перехода отечественного правопорядка к прецедентному праву в англо-американском смысле?
Есть ли в России прецедентное право?
Институт проблем правоприменения опубликовал результаты исследования на тему «Аналогичная правовая позиция. Отсылки к другим делам в текстах судебных актов арбитражных судов», подготовленного на основе анализа выбранных методом случайного отбора 6,9 млн решений арбитражных судов по 5,4 млн дел (не являющихся делами о банкротстве) за 2009–2019 гг. на предмет отсылок к другим арбитражным делам.
Порядка 540 тыс. дел содержат отсылки к правовым позициям, высказанным в других делах
Как отмечается в аналитической записке, в выборку включались только мотивированные постановления и решения суда, в том числе принятые в порядке упрощенного судопроизводства. В исследовании не рассматривались ссылки из дел и на дела, зарегистрированные до 1 января 2009 г. и после 31 декабря 2019 г., ввиду ограничений набора данных. Также не рассматривались дела о банкротстве юридических и физических лиц, так как для них характерна иная структура стадий судопроизводства.
Результаты показали, что порядка 540 тыс. дел содержат отсылки к правовым позициям, высказанным в других делах, в которых не участвуют одинаковые стороны. Кроме того, существует ряд «прецедентных» дел, на которые ссылаются суды в тысячах и десятках тысяч решений, причем это не только акты высших судов, но и дела, которые завершились в апелляции или последующих инстанциях и не стали предметом рассмотрения высших судов. Как отмечается в исследовании, выражение «аналогичная правовая позиция» стало устойчивым словосочетанием (в исследованных текстах оно встретилось около 42 тыс. раз), что свидетельствует о практике использования отсылок к правовым позициям, высказанным судами в сходных обстоятельствах. Ссылки на другие дела содержатся в решениях всех инстанций, при этом в высших инстанциях доля дел, содержащих ссылки, выше, чем в первой.
В исследовании обращается внимание, что рост использования ссылок на другие дела наблюдался до 2015 г., а затем остановился, что, возможно, связано с упразднением Высшего Арбитражного Суда РФ в 2014 г. Также в небольших судебных актах (судебных приказах и решениях без мотивировочной части) ссылки на других дела не встречаются, в отличие от «длинных» текстов. «Это свидетельствует о связи между сложностью дела и использованием ссылок на аналогичные правовые позиции», – резюмируется в документе.
Количество ссылок на другие дела в решениях судов
завершившихся
в соответствующей инстанции
за 2009–2019 гг.
Как указано в исследовании, максимальная доля дел содержит ссылки на дела, окончившиеся в высших инстанциях (84%, если учесть суммарно кассацию и надзор). Однако существуют дела, окончившиеся в первой инстанции и апелляции, но на которые при этом ссылаются в других делах. Часто суды ссылаются на практику кассационного суда своего округа.
Что касается дел, на которые содержатся ссылки в более чем 1000 случаев, в исследовании отмечается, что многие из таких позиций касаются вопросов, которые не могут быть установлены законодателем в жесткой форме и требуют оценочной деятельности суда в конкретных обстоятельствах (например, добросовестность поведения, соразмерность неустойки и т.п.). «Это еще раз доказывает, что не все вопросы могут быть полностью решены законодателем», – отмечается в документе.
«В юридической логике континентальной системы права предполагается, что лишь в некоторых, редких, случаях, когда существуют пробелы или противоречия в писаном праве, различия в трактовке норм судами в сходных делах, суды могут ссылаться на решения вышестоящих судов для обеспечения единообразия практики и формирование позиции по не урегулированным законом вопросам. В остальном потребности в правовом регулировании общественных отношений должен удовлетворять законодатель, своевременно адаптируя законодательство к их изменениям. Таким образом, можно ожидать, что в идеальном континентальном государстве суд ссылается на решения других судов в исчезающе малом количестве случаев», – подчеркивается в исследовании.
Комментируя «АГ» результаты исследования, его автор, научный сотрудник Института проблем правоприменения, к.ю.н. Денис Савельев, отметил, что дизайн исследования был предельно упрощенным. «Мы искали только стандартные по формату номера арбитражных дел в решениях арбитражных судов. Это было сделано намеренно, чтобы получить максимально четкие количественные данные, поэтому вначале может показаться, что ничего особенного результаты не представляют: мы и так знаем из законодательства, что высшие судебные инстанции “обеспечивают единообразие практики” своими решениями, а по личному опыту нам известно, что суды всех инстанций действительно ссылаются не только на закон, но и на практику. Но когда в дело вступают “большие данные” – миллионы документов, – мы получаем общую картину, показывающую, сколько дел это используют, а также отдельные интересные сюжеты. При этом мы анализировали эти решения не как обычно – только по текстам вышестоящих судебных инстанций, – а использовали статистику по основной массе решений по делам (от первой инстанции и далее, что нельзя сделать вручную)», – пояснил он.
Денис Савельев добавил, что в процессе исследования проявились неожиданные находки: «Сравнивая число ссылок в решениях разных лет, мы увидели, что тенденция к увеличению использования ссылок переломилась с упразднением Высшего Арбитражного Суда. Очень интересной находкой было то, что суды могут ссылаться не на решения ВАС или Экономколлегии ВС, а на практику “своего” окружного вышестоящего суда. Неожиданным было и то, что нашлись дела, в которых суд ссылается на десятки других аналогичных дел в подтверждение своей позиции, как бы пытаясь доказать “прецедентность” применяемой правовой позиции. Но, пожалуй, самым интересным стало изучение, на какие дела ссылаются чаще всего – именно здесь большие данные помогают изучить правовую реальность, где требуется отсылка к судебному правотворчеству».
Автор исследования также заметил, что суды чаще ссылаются на нормы законодательства, чем на судебные акты. «В целом при нынешнем законодательстве нельзя сказать, что право стало прецедентным в своей основе. Но важно, что теперь мы точно знаем, что нельзя утверждать и обратное: что суды опираются только на букву закона и никогда не руководствуются мнением других судей по аналогичным делам», – подчеркнул он.
Без судебного правотворчества, по мнению Дениса Савельева, не обойтись, поскольку в законе нельзя прописать многие вещи, как бы того ни хотелось идеологам “строго континентальной” модели права и правосудия, – например, как рассматривать добросовестность. «В законе невозможно прописать все случаи добросовестности и недобросовестности применительно ко всем ситуациям в жизни. Такие категории может выработать только практика. Хотел бы обратить внимание, что в “настоящем” прецедентном праве другая культура аргументации своей позиции: при активном создании и использовании прецедентов от судьи требуется развернутая аргументация, а у нас, наоборот, судья мотивирован аргументировать как можно меньше, поскольку зачастую находится под страхом отмены своего решения вышестоящей инстанцией, что рассматривается как “брак” в судебной деятельности и влечет негативные последствия для судьи», – подчеркнул он.
Эксперты отметили проблемы формирования прецедентов в отечественной практике
По мнению управляющего партнера АБ «Бартолиус» Юлия Тая, все исследования, проводимые экспертами Института проблем правоприменения, профессиональные, достоверные и утилитарно полезные. «Данное исследование верифицировало то, что я интуитивно предполагал, практикуя в судах, работая над статьями, преподавая студентам, а именно – что значение судебных прецедентов достаточно велико и нередко используется арбитражными судами, при этом кратно меньше (почти не используется) в судах общей юрисдикции. Однако с момента ликвидации ВАС количество судебных актов, на которые ссылаются судьи сотни и многие тысячи раз, значительно уменьшилось. Более того, даже судьи коллегий ВС порой не ссылаются на судебные акты ВАС и ВС, хотя явно и дословно цитируют ранее вынесенные судебные акты и как минимум учитывают их», – заметил он.
Это происходит по ряду причин, считает эксперт: «Полагаю, авторитет коллегий ВС ниже, чем у Президиума ВАС. Верховный Суд не сильно обеспокоен тем, что его правовые позиции в ряде случаев не учитываются, правовая определенность позиций судебных актов ВС не всегда достаточна для ее использования и масштабирования. Кроме того, нередко ВС исправляет ординарные ошибки, а не устанавливает единообразие судебной практики».
Юлий Тай добавил, что зачастую судьи не изучают практику высших судов и вышестоящих судебных инстанций, а представители сторон не используют прецеденты в своих процессуальных документах, а чаще используют нерелевантную практику. Помимо этого судебная практика ВС, полагает эксперт, менее стабильна и более противоречива, не формулирует генеральных выводов, которые можно было использовать во многих делах. «Также казусы, приведенные в исследовании, подтверждают гипотезу о том, как широко применяется копипаст при написании судебных актов нижних инстанций, когда ошибочные (битые) ссылки тиражируются сотни и тысячи раз. При этом ни судьям, ни сторонам нет дела до ошибки, допущенной судом», – отметил адвокат.
По мнению Юлия Тая, российская арбитражная система давно существует в режиме прецедентного права, но в узком, «российском» смысле этого термина, когда суды нижестоящих инстанций используют правовые позиции вышестоящих, причем как в систематизированной форме (постановления Пленума ВС, обзоры), так и в форме актов конкретного правоприменения. «В соответствии с правовыми позициями Конституционного Суда РФ (прежде всего Постановление от 21 января 2010 г. № 1-П и др.) в этом нет ничего предосудительного. Более того, это прямая реализация нормы ст. 126 Конституции РФ. Федеральные законы и постановления пленумов как ВАС, так и ВС давно ориентировали судей на необходимость изучения судебной практики», – заметил он.
Однако, добавил эксперт, с прямым копированием судебных актов ВС есть проблема – рядовые судьи не должны «подгонять» правовую позицию конкретного дела под имеющийся «прецедент» – порой весьма натянуто, искусственно, необоснованно, или чтобы, опираясь на авторитетность высшего суда, усилить обоснованность своего решения. «Нередко в акте высшего суда, если его не цитировать, а читать, причем внимательно и беспристрастно, можно обнаружить правовую позицию, противоположную той, что пытается отстаивать суд. Иногда это происходит умышленно, а порой из-за двусмысленности и амбивалентности текста. В любом случае правовая позиция – это не текст, а смысл, заложенный в нем», – подчеркнул эксперт.
По мнению руководителя Практики по банкротству АБ КИАП, адвоката Ильи Дедковского, наличие в решениях арбитражных судов ссылок на решения по другим делам не превращает правовую систему в прецедентную, поскольку прецедентное право предполагает не просто наличие ссылок на решения по другим делам, но и неукоснительное следование этим решениям в будущем. «Если суд в конкретном деле не согласен с ранее сформированным прецедентом и считает, что данное дело должно быть разрешено иначе, он должен это прямо отразить и объяснить, почему отвергает ранее принятый прецедент», – добавил он.
В подавляющем большинстве случаев, отметил эксперт, этого не происходит – российские суды ограничиваются либо ссылкой на решение по другому делу, либо указанием на то, что то самое решение по другому делу принято при других фактических обстоятельствах и потому его применять нельзя. «Если сторона ссылается на какое-то решение, то, как правило, основания для этого у нее есть. Конечно, бывают случаи, когда стороны приводят ссылки невпопад (иногда это происходит умышленно), но все-таки это скорее редкость, чем норма. Чувствует ли себя такая ссылающаяся сторона удовлетворенной, когда читает в решении суда волшебную фразу “принято при других фактических обстоятельствах”? Очевидно, нет – запрос стороны на правосудие остается неуслышанным и неудовлетворенным. Большинство судебных юристов признаются, что их больше расстраивает не сам “проигрыш” по делу, а отсутствие в решении суда анализа доводов проигравшей стороны. А в ситуации игнорирования позиций высшей инстанции степень неудовлетворенности возрастает многократно», – заметил Илья Дедковский.
Для правовой системы, полагает он, было бы значительно лучше, если б суды в принимаемых ими решениях честно и открыто объясняли мотивы принятия или непринятия ссылок стороны на другие судебные акты по аналогичным делам, но пока этого не происходит.
Не менее грустным, по мнению эксперта, выглядит наблюдение автора исследования о том, что количество ссылок на иные судебные акты снизилось после ликвидации ВАС. «Это говорит, в частности, о том, что правовые позиции Экономколлегии ВС обладают значительно меньшим авторитетом, нежели позиции Президиума ВАС. В целом такая тенденция свидетельствует об откате российской судебной системы в сторону закрытости – суды не объясняют, почему принимают те или иные решения, а стороны вынуждены гадать, какое же решение примет суд в деле, аналогичном тем, что были рассмотрены уже тысячи раз», – резюмировал Илья Дедковский.
«Надо заметить, что прецедентность – неотъемлемое качество любой правовой системы, которая хочет быть именно системой, а не набором разрозненных и от того произвольных решений, – считает партнер юридической фирмы INTELLECT Александр Латыев. – Пробелы в праве неизбежны, а история показывает, что любые попытки их избежать обречены на провал. Прецедент является естественным способом их восполнения судебной системой. Все-таки судебное решение – это естественный продукт этой системы, поэтому логично, что именно в них формируются нормы, которых не хватает в нормативных актах».
По мнению эксперта, различного рода постановления пленумов для судебной системы неестественны, поскольку представляют собой фактически нормативные акты. «Обзоры практики занимают место между постановлениями пленумов и решениями по конкретным делам, но они имеют другой дефект – неясность того, от чьего лица они даются и, соответственно, какова степень авторитетности этого лица», – заметил он.
В свою очередь, добавил Александр Латыев, если право претендует на системность, пробелы в нем должны восполняться единообразно: «Недаром существует афоризм, отражающий самую идею прецедента: “если по двум одинаковым делам один и тот же суд выносит два разных решения, то как минимум одно из них неправильно”. В отсутствие прецедента самостоятельное восполнение судьями пробелов в праве ad hoc будет прямой дорогой к произволу. Если приведенный афоризм обосновывает связанность суда собственными предыдущими решениями, то связанность суда решениями вышестоящих судов вполне логична, исходя из соображения, что и вышестоящий суд, с одной стороны, обязан следовать собственным решениям, а с другой – заинтересован в единообразии решений, приходящих к нему из нижестоящих судов, и будет отменять те из них, которые от его практики отклоняются».
В связи с этим, резюмировал эксперт, можно утверждать, что тот, кто отрицает прецедент, отрицает само право. «С учетом этого рассматриваемое исследование того, на что же именно ссылаются суды в решениях, безусловно, полезно. Да, у него есть некоторые недостатки – например, оно не является всеобъемлющим, а представляет собой лишь итог изучения статистической выборки. Но то, что такой шаг сделан, прекрасно», – подчеркнул Александр Латыев.
Эксперт также отметил, что, несмотря на явное отступление судебной власти от поддержки прецедента после ликвидации ВАС, как минимум те решения, которые выявлены в исследовании как наиболее часто цитируемые, смело можно называть «общепринятыми прецедентами», отступление от которых должно рассматриваться как отступление от сложившейся практики.
В то же время, добавил Александр Латыев, из приведенного в исследовании списка наиболее цитируемых решений можно сделать два вывода: формальный и содержательный. «С формальной точки зрения можно заметить, что суды, ссылаясь на другие дела, как правило, точно улавливают идею, что прецедентом должны становиться акты наиболее высокого уровня, в идеале – такого судебного органа, выше которого в судебной системе в принципе не существует. С этим, кстати, связана проблема формирования прецедентов в кассационной практике Верховного Суда: определения выносятся коллегиями из троих судей, и, если аналогичное дело рассматривают другие трое судей, уже невозможно сослаться на приведенный выше афоризм как на обоснование того, что они должны следовать ранее вынесенному определению ВС: позиция одних трех судей вполне может не совпадать с позицией других трех. В Высшем Арбитражном Суде дела по существу рассматривались Президиумом, который даже при изменении персонального состава все равно оставался тем же самым судом, от которого можно бы было требовать либо следования собственной предшествовавшей практике, либо откровенного признания ее ошибочности, либо демонстрации отличия нового дела от предыдущих. Нынешний Президиум ВС, как известно, дела рассматривает крайне редко, и в основном уголовные», – заметил эксперт.
Кроме того, подчеркнул Александр Латыев, нельзя не заметить, что в число наиболее цитируемых попадают дела, не добравшиеся до высшей судебной инстанции либо не рассмотренные ею по существу и остановившиеся на стации «отказных» определений. «В идеале такие дела прецедентами быть не должны, а если и могут быть, то лишь для тех судов, чьи решения в случае их обжалования в принципе могут добраться до того суда, где была сформирована правовая позиция. Проведенное исследование показывает, что суды далеко не всегда следуют правилам формальной релевантности прецедентов и зачастую ссылаются на все подряд (сложно представить, чтобы в ходе рассмотрения дела имелась действительная необходимость ссылаться более чем на полдюжины “прецедентов”, так что акты, где таких ссылок десятки, представляются странными)», – считает он.
С содержательной точки зрения эксперт заметил, что правовые позиции, на которые ссылаются чаще всего, обычно не являются революционными: «Ссылаются не на те дела, которые гремят в прессе или ясно формулируют правовые позиции, новые подходы. Наиболее популярными оказываются довольно проходные, – с моей субъективной точки зрения, – дела. Ярких актов среди самых популярных не наблюдается».
Что касается способа ссылки на акты по иным делам (через их цитирование), то это, по мнению эксперта, представляется нормальным при использовании такого источника, как прецедент, поскольку формулировка правовых позиций в судебных актах является второстепенной задачей судов, а в первую очередь они должны разрешить конкретное дело. «Так что сами прецеденты часто требуют толкования, чтобы извлечь из них ту самую правовую позицию, которая применима к иным делам – то, что англичане, привычные к прецедентам, называют ratio decidendi», – заключил Александр Латыев.