Судьба и нрав суть имена одного понятия что значит
LiveInternetLiveInternet
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
От какого человека вы в жизни зависите больше всего? Обычно говорят: от мужа, от жены, от близких людей, от родственников, от начальника на работе очень часто говорят. Все это неправда. Потому что в реальности, больше всего на свете ты зависишь от себя самого. Но мы редко всерьез осознаем, до какой степени мы перед самим собой уязвимы.
Формирование своего характера
должно быть главной целью каждого.
— Иоганн Вольфганг фон Гёте
Человек способен изменить свою жизнь,
меняя всего лишь свою точку зрения.
Почему-то никому не приходит в голову ходить
с вывихнутой ногой, зато жить с вывихнутыми
мозгами считается нормой.
Есть люди, которым хоть солнце на голову надень вместо шляпы,
они все равно будут ныть и жаловаться.
Следует отличать сентиментальность
от чувствительности. Сентиментальный
человек может быть в частной жизни
чрезвычайно жестоким. Тонко чувствующий
человек никогда не бывает жестоким.»
Владимир Владимирович Набоков
Эдвин Луис Коул.
Книга «Мужчины. Достигая максимума.»
Существуют люди с таким нравом или, если хотите,
характером, что лучше вовсе не иметь с ними дела,
как можно меньше жаловаться на них и даже
не позволять себе быть правыми в споре с ними.
. Хамство есть не что иное, как грубость, наглость, нахальство, вместе взятые, но при этом — умноженные на безнаказанность. Именно в безнаказанности все дело, в заведомом ощущении ненаказуемости, неподсудности деяний, в том чувстве полнейшей беспомощности, которое охватывает жертву. Именно безнаказанностью своей хамство и убивает вас наповал, вам нечего ему противопоставить, кроме собственного унижения, потому что хамство — это всегда «сверху вниз», это всегда «от сильного — слабому», потому что хамство — это беспомощность одного и безнаказанность другого, потому что хамство — это неравенство.
Мы преисполнены нежности к тем, кому
делаем добро, и страстно ненавидим тех,
кому нанесли много обид.
Нет людей, которых я ненавижу.
Есть люди, которых не за что любить.
Наверное, можно закрасить пятна у леопарда,
но, сколько их ни крась, он все равно леопардом
останется.
У Белинского где-то в письмах, помнится,
есть такая мысль: Мерзавцы всегда
одерживают верх над порядочными
людьми потому, что они обращаются
с порядочными людьми как с мерзавцами,
а порядочные люди обращаются с мерзавцами
как с порядочными людьми. Глупый не любит
умного, необразованный образованного,
невоспитанный воспитанного и т. д. И все это
прикрываясь какой-нибудь фразой: «Я человек
простой. », «я не люблю мудрствований»,
«я прожил свою жизнь и без этого», «все это
от лукавого» и т. д. А в душе ненависть, зависть,
чувство собственной неполноценности.
Академик Д. С. Лихачев
Торжество разума заключается в том,
чтобы уживаться с людьми, не имеющими
его.
Не пытайтесь устранить зло, лежащее
за пределами вашей досягаемости, иначе
и зло не устраните, и авторитет потеряете.
С джентльменом я всегда стараюсь быть
в полтора раза большим джентльменом,
а с мошенником я стараюсь быть в полтора
раза большим мошенником.
Замечательная польская пословица:
«Пан может стать хамом,
но хам паном никогда не станет».
ЛУЧШЕЕ, ЧТО У НАС ЕСТЬ ИЗ ТОГО,
ЧТО ВСЕГДА В НАЛИЧИИ – ЭТО МЫ САМИ.
Но, распоряжаемся мы предоставленным
задаром – из рук вон плохо.
Простейшие вопросы – самые глубокие.
Где ты родился? Где твой дом?
Куда ты идешь? Что ты делаешь?
Думай об этом время от времени и следи
за ответами – они изменяются.
Психология Карла Юнга в работах Гессе
Психология К.Г. Юнга в работах Германа Гессе.
I. ВВЕДЕНИЕ
Особое значение в данной диссертации имеет интерпретация в свете юнгианской психологии, без высказывания оценочных суждений в отношении эстетической и литературной ценности работ Гессе. Это обстоятельство находит полное подтверждение на примере схожего анализа сказки Э.Т.А. Гофмана «Золотой горшок», проведённого Аниэлой Яффе; анализ был включен в книгу «Образы бессознательного» (Цюрих, 1950).
II . ДЕМИАН
«Я ведь всего только хотел попытаться
жить тем, что само рвалось из меня наружу.
Почему же это было так трудно?»
Между Писториусом и Демианом есть сходство, в поздних частях они предстают в качестве предводителя и проводника, а в прочих в качестве друга и альтер эго. Тем не менее, эти двое не идентичны друг другу, как ошибочно полагает Берта Бергер. Синклер осознаёт, что Демиан является голосом, звучащим изнутри него:
«Как во сне, покорился я его голосу, его влиянию. Я только кивнул. Не звучал ли это голос, который мог изойти только из меня самого? Который всё знал? Который всё знал лучше, яснее, чем я сам?»
A . Структура и содержание «Демиана»
Следующим шагом является понижение значимости рационального мира с привычной позиции превосходства, и допущение равнозначности иррационального, а именно – бессознательного. Когда открыты для изучения глубокие уровни бессознательного, приводятся в действие архетипы, появляясь в виде проекций, снов или видений.
Порядок их появления – сперва Тень, затем – персонификация Демиана, являющегося воплощением нового центра личности; затем – Анима, позже – Птица; и наконец последней проявляется Мана-личность в виде Госпожи Евы.
Однако, часто архетипы более простой природы проявляются на ранних стадиях процесса, и сразу не замечаются, как это произошло в случае с Птицей на замковом камне, располагавшейся над дверью Синклера. На этой стадии сознательное еще не готово принять равнозначность бессознательных видений.
Каждый архетип исчезает, как только получает объединение на уровне сознания. Новые, более простые, остаются проявленными, в более совокупном и прочном виде. Различие между прошлым и будущим исчезает, когда усвоены вечные ценности. Таким образом эти коллективные образы снов могут обретать пророческое содержание; подобные переживания Синклер испытывает ближе к концу повествования.
Индивидуация, которая в конце концов достигается, совпадает с окончанием романа. От всех проекций удалось освободиться, новое мировоззрение установилось и упрочилось.
Глава первая – «Два мира»
Юный Эмиль Синклер поставлен в тупик осознанием существования двух миров: светлого мира отца и матери, чести и любви, библейских текстов и мудрости; и темного мира призраков, монстров, злодеяний и пороков. Синклер причисляет себя к светлому миру. Неминуемое влечение, которое Синклер испытывает к тёмному миру, сменяется полным доминированием его олицетворения – Франца Кромера. Мелкие кражи, ложь, призванные утихомирить Кромера, подтачивают превосходство светлого мира, и дозволяют проникновение мира тёмного. Кромер – архетип Тени.
Глава Вторая – « Каин »
Синклер знакомится с Демианом, чья необыкновенная личность привлекает его. Демиан странным образом сильно напоминает Синклеру его самого; возможно, в сильном влиянии первого на Синклера кроется тайна. Демиан становится другом, проводником, который помогает ему избавиться от навязчивого Кромера. Демиан объясняет Синклеру двойственную природу всех вещей. Каин представлялся злодеем для всех праведных людей, серой толпы, однако печать коей был отмечен его лоб, вселявшая ужас в сердца простых смертных, могла быть печатью героя. Теперь Демиан предстаёт как архетипический, лукавый гений разума, некий Мефистофель, который вечно хочет зла и совершает благо. У него есть сила уничтожить мир Авеля, однако и абсолютное зло, представленное в виде Кромера, подлежит уничтожению от его рук. Он принадлежит обоим мирам. Отец Синклера предостерегает того о нечестивых учениях гностиков, пока что это представляется истиной; Синклер чувствует что-то от Каина в Демиане и в самом себе; ту же печать. Это знание и принятие освобождает Синклера от навязчивых мыслей о Кромере.
Глава Третья – « Разбойник »
Глава Четвертая – « Беатриче »
Наконец, он приступает к написанию её портрета. Схожести с девушкой получившийся портрет не имеет, однако он изображает мечты о ней. Синклер постоянно общается с картиной, словно ей есть что ему рассказать. Он даже замечает сходство между портретом и Демианом, и, через некоторое время, сходство с самим собой. Оба они – составляющие Синклера. Теперь он понимает, что имел в виду Новалис, когда писал: «Судьба и нрав суть имена одного понятия». Синклер рисует собственную судьбу, которая находится в нём самом, знает обо всех его действиях, управляет ими. Судьба похожа на Беатриче, на Демиана и на него самого.
Синклер посылает Демиану по почте картину с птицей. Последний отвечает:
«Птица выбирается из яйца. Яйцо — это мир. Кто хочет родиться, должен разрушить мир. Птица летит к Богу. Бога зовут Абраксас ».
Сны становятся чрезвычайно важными. Они захватывают Синклера намного сильнее нежели окружающий мир. Один сон снова и снова предстает перед ним: страстное, на грани кровосмешения объятие с женщиной, напоминающей мать и Демиана одновременно. Она олицетворяет как благословение, так и преступление, как мужчину, так и женщину. Это и есть поклонение Абраксасу. Синклер понимает, что любовь не является лишь тёмным животным влечением, но так же она не является одухотворенным почитанием Беатриче. Она – и то и другое одновременно. Она становится его целью, зовом внутреннего голоса, олицетворением снов. Рисование означает заполнение сознательного производными сновидений.
Чем больше он узнаёт от Писториуса о том, что тело показывает в своём физическом развитии всю эволюцию животных видов, тем больше приходит понимание, что душа содержит весь опыт, накопленный человеческой расой (коллективное бессознательное Юнга). Каждый ребёнок способен повторить достижения человека. Всякая личность должна познать сознательное этого мира, которое она носит внутри себя.
С каждой беседой с Писториусом Синклер поднимает голову все выше, чувствуя себя все менее отгороженным от мира. Жёлтая птица в его снах все выше поднимается, высвобождаясь из скорлупы.
Глава шестая – «Борение Иакова»
Писториус рассматривает всьерьёз все сны Синклера, и помогает ему продвигаться по пути само-реализации. Он догадывается о существовании его повторяющегося инцестуального сна о Демиане-Матери, и уговаривает Синклера полностью жить этими снами. Однако Синклер пока не может полностью довериться зову внутренних голосов. Но он принимает тот факт, что Абраксас не возражает против каких бы то не было проявлений его души, дурных или возвышенных.
На этой стадии развития Синклер встречается с персонажем, повторяющем его ранний опыт – учеником Кнауэром. Что-то подсказало Кнауэру, что Синклеру можно доверять, и он открылся, так же как ранее Синклер открылся Демиану. Кнауэр пытается научиться контролировать себя, управляя желаниями собственного тела. Он так же ассоциирует сексуальное с грехом, и хочет очиститься. Но Синклер пока не способен помочь Кнауэру, несмотря на то что спасает того от самоубийства.
Снова Синклер проводит дни и ночи, рисуя гермафродита – полумужчину, полуженщину своих снов. Он продолжает борьбу, до тех пор пока не становится способен полностью идентифицировать себя с этим образом – теперь прошлое и будущее лежит перед ним как на ладони. Эта картина из его снов, с которой он столь упорно боролся, дарует ему благословение.
Пришло время – Писториусу больше нечему учить Синклера. С этого момента Синклер должен идти дальше самостоятельно. После болезненного расставания он шатается по ночным улицам в одиночестве. Он чувствует, словно попал на перекрёсток всех дорог, и потерялся среди них, лишенный помощи.
Глава седьмая – «Госпожа Ева»
Случайно Синклер знакомится с матерью Демиана, чувствуя себя так, будто наконец вернулся в родные края. Она – та самая мать, искусительница и богиня его снов. В неё Синклер был влюблён всю жизнь. Владеть ею означало владеть собой, найти себя. Он выражает любовь к ней аллегорией: она – море, а он – река, впадающая в её воды.
Однако даже это возвращение домой – лишь временная передышка на вечном пути к Самости. Люди, помеченные печатью Каина, должны быть готовы к созданию нового будущего на мёртвых обломках современной Европы. Они – инструменты судьбы. Перед Синклером предстаёт видение, и то же видение приходит к Демиану – касающееся всего мира. Мир балансирует на краю гибели и перерождения.
Глава восьмая – «Начало конца»
Параллельно с действием романа разворачивается серия снов, в которых во всех случаях ориентировка сознательного происходит в соответствии с реакциями бессознательного.
B . Обсуждение в свете юнгианской психологии
Приближаясь к своему сорокалетию, в середине первой Мировой Войны, Гессе жил в полной изоляции, не в силах разрешить тупиковую ситуацию жизни, в которой он оказался. Окружение потеряло для него всякую важность, или, говоря терминами юнгианской психологии – либидо замкнулось от внешнего мира и обратило свою энергию внутрь, питая ею архетипы, которые, в свою очередь, влияют на эго, сокрушая и погружая личность во тьму. Тем не менее, благодаря успехам доктора Ланга (Писториуса в романе), произошло последовательное высвобождение энергий, хранившихся в бессознательном, и эти энергии оказались способны пробить отгороженность Гессе от мира.
«Сознание, что моя проблема — это проблема всех людей, проблема всей жизни и всякого мышления, осенило меня как священная тень, и меня охватили страх и благоговение, когда я увидел и вдруг почувствовал, как глубоко причастны моя сокровеннейшая жизнь, мои самые личные мысли к вечному потоку великих идей.»
III. Заключение
Поворотный момент, период кризиса, случился в жизни и творчестве Гессе между 1906-м и 1922-м годами. Целью данной диссертации была попытка показать, как впечатления, полученные в ходе общения с докторами Лангом и Юнгом, вылились в обновление картины мира; эта перемена проявлялась в работах последующих лет. Относительно периода кризиса в своей жизни Гессе писал в 1930-м:
«Так же однажды мне пришлось отбросить прочь своё безмолвие и созерцательную философию. В то время я полностью переменил направление. Однако все великие догматы веры, будь то Гёльдерлин или Ницше, Будда или Лао Цзы, подтверждали необходимость возращения к творчеству и созерцательности».
Гессе «изменился» в отношении своего понимания мира и своего отношения к нему; в то же время он остался так же внимателен к излюбленным основам: немецкому романтизму, восточной философии и интровертным наклонностям. В главе «Введение» я представил отношение Гессе к немецкому романтизму. Я так же дал краткий обзор психологии К.Г.Юнга, объясняющей природу и назначение снов, рисования картин, архетипов, гностицизма и т.д.
В последствии я показал как определённые ситуации и архетипы, впервые проявляющиеся в четырех историях, обсуждаемых в Главе III, снова показываются во всех крупных произведениях.
Демиан, архетип Самости, стал прототипом для Сиддхартхи и для старого Мастера Музыки из «Игры в бисер». Лишь в последствии (в 1943-м) Гессе сформулировал эту символику следующими словами:
«При некотором наблюдении обнаруживается, что наше субъективное, эмпирическое, личностное Я чрезвычайно капризно, непостоянно и очень зависимо от внешних влияний. Однако существует и другое Я, сокрытое, проникающее во внешнее, сливающееся с ним, но никоим образом на него не похожее. Это второе Я – высшее, сакральное (индусы называют его Атман,отождествляя с Брахмой), это не просто часть нас, а божья искра, корень жизни, совокупность под- и надличностного».
«Два мира», сосуществующие в душе Синклера, образуют два базовых мотива в романах Гессе, проявляя себя в Гарри Галлере и волке, Нарциссе и Златоусте, в Кляйне и Вагнере, и наконец, в главе «Два полюса» из «Игры в бисер». Эти два мира – китайские инь и ян. Вместе они составляют единый символ, Тайцзиту, который Юнг использовал в качестве иллюстрации взаимодействия сознательного и бессознательного.
Случайная встреча Синклера и отображения его души, Беатриче, повторяется в сцене встречи Кляйна и Терезины, а так же в отношениях Гарри Галлера и Гермины. В каждом случае Анима ведёт своего друга к лучшему пониманию самого себя. Несмотря на то что в «Игре в бисер» нет персонажей-женщин, мир «инь», тем не менее, представлен в виде Плинио Дезиньори. Йозеф Кнехт возвращается в мир, так как чувствует недостаточность интеллектуального мира в отсутствии его аналога – реальной жизни.
В своей работе я показал, как понимание литературного творчества Гессе улучшается в свете юнгианской психологии, особенно при рассмотрении его ранних работ. Прямое влияние Юнга, однако шло на убыль с годами в такой же пропорции, в которой Гессе как поэт всё более утверждался в базисе своей жизненной философии. Достигший зрелости Йозеф Кнехт занял своё место среди величайших людей истории, таких как Томас фон ден Траве и Отец Якоб. И он столь же далёк от Эмиля Синклера, юного искателя, сколь Герман Гессе времен первой Мировой Войны далёк от обладателя Нобелевской премии наших дней.
Хьюго Болл, «Герман Гессе: его жизньего работы», изд-во « Fretz und Wasmuth », Цюрих, 1947; стр. 163.
То же утверждение см. у Дж.М.Л. Кунце в новейшем исследовании «Жизнеописание и
«Здесь (точка зрения Гессе на отношение Жан Поля к бессознательному) мы находимся в центре «коллективного бессознательного» Юнга, влияние которого на Гессе более заметно нежели влияние Фрейда: « восхищение писателя перед основателем психоаналитической школы был настолько велико, насколько это возможно. Юнг не стремился обнажить бессознательное или бороться с ним волевым преодолением, но через подтверждение восходящего потока импульсов идущих из глубины души помочь обрести цельность и спасение; Юнг оказал значительное влияние на внутреннюю жизнь писателя в годы войны. От Юнга Гессе получил знание о том, что бессознательное может многому научить нас; переплетаясь с бытием, оно дополняет его, заново раздвигает его границы.»
Герман Гессе, «Письма», стр.60.
and Jung. Two Newly Discovered Letters», The Psychoanalytic Review, vol 50,1963, pстр.11-16. Статья Б.Нельсона так же содержит ответ Гессе на посланную ему Э.Майером копию письма Юнга. Гессе написал что, как человек, предпочитающий не вмешиваться, он не читал письма.
Х. Мауэрхофер, стр. 43, 44.
«Герман Гессе: биографическое исследование», Хорст Климанн и Карл Х. Силомон, стр. 14.
Рихард Матцих, «Герман Гессе в Монтаньоле», стр. 15.
«Тайназолотогоцветка», стр. 22, 32.
Болл, стр. 158; Матцих, стр. 15.
Compare Dr. Jung‘s letter in the Introduction of the dissertation. See also #6.
Essays on a Science of Mythology, by C.G. Jung and C. Kerenyi, published for Bollingen Foundation by Pantheon Books, 1949; The Psychology of the Child Archetype, especially pages 112, 115, and the Chapter The Child as Beginning and
Ср. С интерпретацией сказки Гофмана «Золотой горшок», см. в «Гештальт бессознательного», стр. 298. Гофман, которому было около 40 лет на момент написания сказки, изображает себя в виде молодого человека. Сам Гессе рассматривал «Золотой Горшок» как «драгоценный учебник по всему мировому естествознанию ». (Kurzgefasster Lebenslauf in Traumfährte, стр. 120).
Kliemann, стр. 14. *Fontane Prize – литературная премия, присуждённая Г.Гессе за роман «Демиан».