Старший брат был умен средний был и так и сяк младший вовсе был

Конек-Горбунок — Ершов П.П.

Часть первая. Начинает сказка сказываться

За горами, за лесами,
За широ­кими морями,
Не на небе — на земле
Жил ста­рик в одном селе.
У ста­ри­нушки три сына:
Стар­ший умный был детина,
Сред­ний сын и так и сяк,
Млад­ший вовсе был дурак.

Бра­тья сеяли пшеницу
Да возили в град-столицу:
Знать, сто­лица та была
Неда­лече от села.
Там пше­ницу продавали,
Деньги сче­том принимали
И с наби­тою сумой
Воз­вра­ща­лися домой.

В дол­гом вре­мени аль вскоре
При­клю­чи­лося им горе:
Кто-то в поле стал ходить
И пше­ницу шевелить.
Мужички такой печали
Отро­дяся не видали;
Стали думать да гадать —
Как бы вора соглядать;
Нако­нец себе смекнули,
Чтоб сто­ять на карауле,
Хлеб ночами поберечь,
Злого вора подстеречь.

Вот, как стало лишь смеркаться,
Начал стар­ший брат сбираться:
Вынул вилы и топор
И отпра­вился в дозор.

Ночь ненаст­ная настала,
На него боязнь напала,
И со стра­хов наш мужик
Зако­пался под сенник.

Ночь про­хо­дит, день приходит;
С сен­ника дозор­ный сходит
И, облив себя водой,
Стал сту­чаться под избой:
“Эй вы, сон­ные тетери!
Отпи­райте брату двери,
Под дождем я весь промок
С головы до самых ног”.
Бра­тья двери отворили,
Кара­уль­щика впустили,
Стали спра­ши­вать его:
Не видал ли он чего?
Кара­уль­щик помолился,
Вправо, влево поклонился
И, про­каш­ляв­шись, сказал:
“Всю я ноченьку не спал;
На мое ж при­том несчастье,
Было страш­ное ненастье:
Дождь вот так ливмя и лил,
Руба­шонку всю смочил.
Уж куда как было скучно.
Впро­чем, все благополучно”.
Похва­лил его отец:
“Ты, Данило, молодец!
Ты вот, так ска­зать, примерно,
Сослу­жил мне службу верно,
То есть, будучи при всем,
Не уда­рил в грязь лицом”.

Стало сыз­нова смеркаться;
Сред­ний брат пошел сбираться:
Взял и вилы и топор
И отпра­вился в дозор.
Ночь холод­ная настала,
Дрожь на малого напала,
Зубы начали плясать;
Он уда­рился бежать —
И всю ночь ходил дозором
У соседки под забором.
Жутко было молодцу!
Но вот утро. Он к крыльцу:
“Эй вы, сони! Что вы спите!
Брату двери отоприте;
Ночью страш­ный был мороз,—
До живо­ти­ков промерз”.
Бра­тья двери отворили,
Кара­уль­щика впустили,
Стали спра­ши­вать его:
Не видал ли он чего?
Кара­уль­щик помолился,
Вправо, влево поклонился
И сквозь зубы отвечал:
“Всю я ноченьку не спал,
Да, к моей судьбе несчастной,
Ночью холод был ужасный,
До серд­цов меня пробрал;
Всю я ночку проскакал;
Слиш­ком было несподручно…
Впро­чем, все благополучно”.
И ему ска­зал отец:
“Ты, Гав­рило, молодец!”

Стало в тре­тий раз смеркаться,
Надо млад­шему сбираться;
Он и усом не ведет,
На печи в углу поет
Изо всей дурац­кой мочи:
“Рас­пре­крас­ные вы очи!”

Бра­тья ну ему пенять,
Стали в поле погонять,
Но сколь долго ни кричали,
Только голос потеряли:
Он ни с места. Наконец
Подо­шел к нему отец,
Гово­рит ему: “Послу­шай,
Побе­гай в дозор, Ванюша.
Я куплю тебе лубков,
Дам гороху и бобов”.
Тут Иван с печи слезает,
Мала­хай свой надевает,
Хлеб за пазуху кладет,
Караул дер­жать идет.

Поле все Иван обходит,
Ози­ра­ю­чись кругом,
И садится под кустом;
Звезды на небе считает
Да кра­юшку уплетает.

Вдруг о пол­ночь конь заржал…
Кара­уль­щик наш привстал,
Посмот­рел под рукавицу
И уви­дел кобылицу.
Кобы­лица та была
Вся, как зим­ний снег, бела,
Грива в землю, золотая,
В мелки кольца завитая.
“Эхе-хе! так вот какой
Наш воришко. Но, постой,
Я шутить ведь, не умею,
Разом сяду те на шею.
Вишь, какая саранча!”
И, минуту улуча,
К кобы­лице подбегает,
За вол­ни­стый хвост хватает
И прыг­нул к ней на хребет —
Только задом наперед.
Кобы­лица молодая,
Очью бешено сверкая,
Змеем голову свила
И пусти­лась, как стрела.
Вьется кру­гом над полями,
Вис­нет пла­стью надо рвами,
Мчится ско­ком по горам,
Ходит дыбом по лесам,
Хочет силой аль обманом,
Лишь бы спра­виться с Иваном.
Но Иван и сам не прост —
Крепко дер­жится за хвост.

Нако­нец она устала.
“Ну, Иван, — ему сказала,—
Коль умел ты усидеть,
Так тебе мной и владеть.
Дай мне место для покою
Да уха­жи­вай за мною
Сколько смыс­лишь. Да смотри:
По три утренни зари
Выпу­щай меня на волю
Погу­лять по чисту полю.
По исходе же трех дней
Двух рожу тебе коней —
Да таких, каких поныне
Не бывало и в помине;
Да еще рожу конька
Ростом только в три вершка,
На спине с двумя горбами
Да с аршин­ными ушами.
Двух коней, коль хошь, продай,
Но конька не отдавай
Ни за пояс, ни за шапку,
Ни за чер­ную, слышь, бабку.
На земле и под землей
Он това­рищ будет твой:
Он зимой тебя согреет,
Летом холо­дом обвеет,
В голод хле­бом угостит,
В жажду медом напоит.
Я же снова выйду в поле
Силы про­бо­вать на воле”.

“Ладно”, — думает Иван
И в пас­ту­ший балаган
Кобы­лицу загоняет,
Дверь рого­жей закрывает
И, лишь только рассвело,
Отправ­ля­ется в село,
Напе­вая громко песню:
“Ходил моло­дец на Пресню”.

Уж тас­кал же он, таскал,
Чуть башки мне не сломал,
Но и я ведь сам не промах,
Слышь, дер­жал его как в жомах.
Бился, бился мой хитрец
И взмо­лился наконец:
“Не губи меня со света!
Целый год тебе за это
Обе­ща­юсь смирно жить,
Пра­во­слав­ных не мутить”.
Я, слышь, слов-то не померил,
Да чер­тенку и поверил”.
Тут рас­сказ­чик замолчал,
Позев­нул и задремал.
Бра­тья, сколько ни серчали,
Не смогли — захохотали,
Ухва­тив­шись под бока,
Над рас­ска­зом дурака.
Сам ста­рик не мог сдержаться,
Чтоб до слез не посмеяться,
Хоть сме­яться — так оно
Ста­ри­кам уж и грешно.

Источник

Сказка «Конёк-Горбунок»

Сказка «Конёк-Горбунок» учит детей тому, что с настоящими друзьями можно горы свернуть. Нужно с пониманием воспринимать ошибки друга, помогать ему в их исправлении, не сердиться и поддерживать в трудную минуту. Главному герою повествования удалось пройти через массу различных испытаний со своим верным Коньком-Горбунком. И в конечном результате достичь того, о чём Иван, которого все воспринимали дурачком, в начале истории даже мечтать не мог: жениться на первой красавице и стать царём. А образ Конька-Горбунка, который мал ростом, имеет два горба и большие уши, показывает детям, что не важно, какой внешний вид у друзей. Главное, что представляют они собой изнутри.

Поможем улучшить оценки по школьной программе, подготовиться к контрольным и понять предмет!

Конёк-Горбунок

Часть первая. Начинается сказка сказываться…

За горами, за лесами,

За широкими морями,

Жил старик в одном селе.

У старинушки три сына:

Старший умный был детина,

Средний был и так и сяк,

Младший вовсе был дурак.

Братья сеяли пшеницу

Да возили в град-столицу:

Знать, столица та была

Там пшеницу продавали,

Деньги счетом принимали

В долгом времени аль вскоре

Приключилося им горе:

Кто-то в поле стал ходить

И пшеницу шевелить.

Мужички такой печали

Отродяся не видали;

Как бы вора соглядать;

Наконец они смекнули,

Чтоб стоять на карауле,

Хлеб ночами поберечь,

Злого вора подстеречь.

Вот, как стало лишь смеркаться,

Начал старший брат сбираться:

Вынул вилы и топор

И отправился в дозор.

Ночь ненастная настала,

На него боязнь напала,

И со страхов наш мужик

Закопался под сенник.

Ночь проходит, день приходит;

С сенника дозорный сходит

И, облив себя водой,

Стал стучаться под избой:

«Эй вы, сонные тетери!

Отворяйте брату двери,

Под дождем я весь промок

С головы до самых ног».

Братья двери отворили,

Стали спрашивать его:

Не видал ли он чего?

Вправо, влево поклонился

И, прокашлявшись, сказал:

«Я всю ноченьку не спал;

На мое ж притом несчастье,

Было страшное ненастье:

Дождь вот так ливмя и лил,

Рубашонку всю смочил.

Уж куда как было скучно.

Впрочем, все благополучно».

Ты вот, так сказать, примерно,

Сослужил мне службу верно,

То есть, будучи при всем,

Не ударил в грязь лицом».

Стало сызнова смеркаться;

Средний брат пошел сбираться:

Взял и вилы и топор

И отправился в дозор.

Ночь холодная настала,

Дрожь на малого напала,

Зубы начали плясать;

И всю ночь ходил дозором

У соседки под забором.

Жутко было молодцу!

Но вот утро. Он к крыльцу:

«Эй вы, сони! Что вы спите!

Брату двери отворите;

Ночью страшный был мороз,-

До животиков промерз».

Братья двери отворили,

Стали спрашивать его:

Не видал ли он чего?

Вправо, влево поклонился

И сквозь зубы отвечал:

«Всю я ноченьку не спал,

Да, к моей судьбе несчастной,

Ночью холод был ужасный,

До сердцов меня пробрал;

Всю я ночку проскакал;

Слишком было несподручно.

Впрочем, все благополучно».

«Ты, Гаврило, молодец!»

Стало в третий раз смеркаться,

Надо младшему сбираться;

Он и усом не ведет,

На печи в углу поет

Изо всей дурацкой мочи:

«Распрекрасные вы очи!»

Братья ну ему пенять,

Стали в поле погонять,

Но сколь долго ни кричали,

Только голос потеряли:

Он ни с места. Наконец

Подошел к нему отец,

Говорит ему: «Послушай,

Побегай в дозор, Ванюша.

Я куплю тебе лубков,

Дам гороху и бобов».

Тут Иван с печи слезает,

Малахай свой надевает,

Хлеб за пазуху кладет,

Караул держать идет.

Поле все Иван обходит,

И садится под кустом;

Звезды на небе считает

Да краюшку уплетает.

Вдруг о полночь конь заржал.

Караульщик наш привстал,

Посмотрел под рукавицу

Вся, как зимний снег, бела,

Грива в землю, золотая,

В мелки кольца завитая.

«Эхе-хе! так вот какой

Наш воришко. Но, постой,

Я шутить ведь, не умею,

Разом сяду те на шею.

Вишь, какая саранча!»

К кобылице подбегает,

За волнистый хвост хватает

Только задом наперед.

Очью бешено сверкая,

Змеем голову свила

И пустилась, как стрела.

Вьется кругом над полями,

Виснет пластью надо рвами,

Мчится скоком по горам,

Ходит дыбом по лесам,

Хочет силой аль обманом,

Лишь бы справиться с Иваном.

Крепко держится за хвост.

Наконец она устала.

Коль умел ты усидеть,

Так тебе мной и владеть.

Дай мне место для покою

Да ухаживай за мною

Сколько смыслишь. Да смотри:

По три утренни зари

Выпущай меня на волю

Погулять по чисту полю.

По исходе же трех дней

Да таких, каких поныне

Не бывало и в помине;

Да еще рожу конька

Ростом только в три вершка,

На спине с двумя горбами

Да с аршинными ушами.

Двух коней, коль хошь, продай,

Но конька не отдавай

Ни за пояс, ни за шапку,

Ни за черную, слышь, бабку.

На земле и под землей

Он товарищ будет твой:

Он зимой тебя согреет,

Летом холодом обвеет,

В голод хлебом угостит,

В жажду медом напоит.

Я же снова выйду в поле

Силы пробовать на воле».

И в пастуший балаган

Дверь рогожей закрывает

И, лишь только рассвело,

Отправляется в село,

Напевая громко песню:

«Ходил молодец на Пресню».

Вот он всходит на крыльцо,

Вот хватает за кольцо,

Что есть силы в дверь стучится,

Чуть что кровля не валится,

И кричит на весь базар,

Словно сделался пожар.

Братья с лавок поскакали,

Братья двери отворили,

Дурака в избу впустили

Как он смел их так пугать!

А Иван наш, не снимая

Ни лаптей, ни малахая,

Отправляется на печь

И ведет оттуда речь

Про ночное похожденье,

Всем ушам на удивленье:

«Всю я ноченьку не спал,

Звезды на небе считал;

Я порядком не приметил.

Вдруг приходит дьявол сам,

С бородою и с усам;

Рожа словно как у кошки,

А глаза-то-что те плошки!

Вот и стал тот черт скакать

И зерно хвостом сбивать.

И вскочи ему на шею.

Уж таскал же он, таскал,

Чуть башки мне не сломал,

Но и я ведь сам не промах,

Слышь, держал его как в жомах.

Бился, бился мой хитрец

И взмолился наконец:

«Не губи меня со света!

Целый год тебе за это

Обещаюсь смирно жить,

Православных не мутить».

Я, слышь, слов-то не померил,

Да чертенку и поверил».

Тут рассказчик замолчал,

Позевнул и задремал.

Братья, сколько ни серчали,

Ухватившись под бока,

Над рассказом дурака.

Сам старик не мог сдержаться,

Чтоб до слез не посмеяться,

Старикам уж и грешно.

Много ль времени аль мало

С этой ночи пробежало,-

Не слыхал ни от кого.

Ну, да что нам в том за дело,

Ведь за ними не бежать.

Станем сказку продолжать.

Ну-с, так вот что! Раз Данило

(В праздник, помнится, то было),

Натянувшись зельно пьян,

Затащился в балаган.

Двух коней золотогривых

Ростом только в три вершка,

На спине с двумя горбами

Да с аршинными ушами.

«Хм! Теперь-то я узнал,

Говорит себе Данило.

Чудо разом хмель посбило;

Вот Данило в дом бежит

«Посмотри, каких красивых

Двух коней золотогривых

Наш дурак себе достал:

Ты и слыхом не слыхал».

И Данило да Гаврило,

Что в ногах их мочи было,

По крапиве прямиком

Так и дуют босиком.

Спотыкнувшися три раза,

Починивши оба глаза,

Потирая здесь и там,

Входят братья к двум коням.

Кони ржали и храпели,

Очи яхонтом горели;

В мелки кольца завитой,

Хвост струился золотой,

Крупным жемчугом обиты.

Лишь царю б на них сидеть!

Братья так на них смотрели,

Что чуть-чуть не окривели.

Но давно уж речь ведется,

Что лишь дурням клад дается,

Ты ж хоть лоб себе разбей,

Так не выбьешь двух рублей.

Ну, Гаврило, в ту седмицу

Отведем-ка их в столицу;

Там боярам продадим,

Деньги ровно поделим.

А с деньжонками, сам знаешь,

И попьешь и погуляешь,

Только хлопни по мешку.

Недостанет ведь догадки,

Где гостят его лошадки;

Пусть их ищет там и сям.

Ну, приятель, по рукам!»

Братья разом согласились,

Говоря промеж собой

Про коней и про пирушку

И про чудную зверушку.

Время катит чередом,

Час за часом, день за днем.

И на первую седмицу

Братья едут в град-столицу,

Чтоб товар свой там продать

И на пристани узнать,

Не пришли ли с кораблями

Немцы в город за холстами

И нейдет ли царь Салтан

Вот иконам помолились,

У отца благословились,

Взяли двух коней тайком

И отправились тишком.

Вечер к ночи пробирался;

На ночлег Иван собрался;

Вдоль по улице идет,

Ест краюшку да поет.

Вот он поля достигает,

Руки в боки подпирает

И с прискочкой, словно пан,

Боком входит в балаган.

Все по-прежнему стояло,

Но коней как не бывало;

У его вертелся ног,

Хлопал с радости ушами

Да приплясывал ногами.

Как завоет тут Иван,

Опершись о балаган:

«Ой вы, кони буры-сивы,

Добры кони златогривы!

Я ль вас, други, не ласкал,

Да какой вас черт украл?

Чтоб пропасть ему, собаке!

Чтоб издохнуть в буераке!

Чтоб ему на том свету

Провалиться на мосту!

Ой вы, кони буры-сивы,

Добры кони златогривы!»

Тут конек ему заржал.

Велика беда, не спорю,

Но могу помочь я горю.

Ты на черта не клепли:

Братья коников свели.

Ну, да что болтать пустое,

Будь, Иванушка, в покое.

На меня скорей садись,

Только знай себе держись;

Я хоть росту небольшого,

Да сменю коня другого:

Как пущусь да побегу,

Так и беса настигу».

Тут конек пред ним ложится;

На конька Иван садится,

Уши в загреби берет,

Что есть мочушки ревет.

Встал на лапки, встрепенулся,

Хлопнул гривкой, захрапел

Только пыльными клубами

Вихорь вился под ногами.

И в два мига, коль не в миг,

Наш Иван воров настиг.

Братья, то есть, испугались,

Зачесались и замялись.

А Иван им стал кричать:

«Стыдно, братья, воровать!

Хоть Ивана вы умнее,

Да Иван-то вас честнее:

Он у вас коней не крал».

Старший, корчась, тут сказал:

«Дорогой наш брат Иваша,

Но возьми же ты в расчет

Некорыстный наш живот.

Сколь пшеницы мы ни сеем,

Чуть насущный хлеб имеем.

Так хоть в петлю полезай!

Вот в такой большой печали

Мы с Гаврилой толковали

Чем бы горюшку помочь?

Так и этак мы вершили,

Наконец вот так решили:

Чтоб продать твоих коньков

Хоть за тысячу рублев.

А в спасибо, молвить к слову,

Красну шапку с позвонком

Да сапожки с каблучком.

Да к тому ж старик неможет,

Работать уже не может;

Златогривых два коня,

Да возьмите ж и меня».

Братья больно покосились,

Да нельзя же! согласились.

Стало на небе темнеть;

Воздух начал холодеть;

Вот, чтоб им не заблудиться,

Под навесами ветвей

Привязали всех коней,

Принесли с естным лукошко,

И пошли, что боже даст,

Кто во что из них горазд.

Вот Данило вдруг приметил,

Что огонь вдали засветил.

На Гаврилу он взглянул,

Левым глазом подмигнул

И прикашлянул легонько,

Указав огонь тихонько;

Тут в затылке почесал,

Хоть бы месяц этак в шутку

К нам проглянул на минутку,

Все бы легче. А теперь,

Право, хуже мы тетерь.

Да постой-ка. мне сдается,

Что дымок там светлый вьется.

Видишь, эвон. Так и есть.

Вот бы курево развесть!

Чудо было б. А послушай,

Побегай-ка, брат Ванюша!

А, признаться, у меня

Ни огнива, ни кремня».

Сам же думает Данило:

«Чтоб тебя там задавило!»

«Кто-петь знает, что горит!

Коль станичники пристали

Поминай его, как звали!»

Все пустяк для дурака.

Он садится на конька,

Бьет в круты бока ногами,

Теребит его руками,

Изо всех горланит сил.

Конь взвился, и след простыл.

Закричал тогда Гаврило,

Что за бес такой под ним!»

Огонек горит светлее,

Горбунок бежит скорее.

Вот уж он перед огнем.

Светит поле словно днем;

Чудный свет кругом струится,

Но не греет, не дымится.

Диву дался тут Иван.

Шапок с пять найдется свету,

А тепла и дыму нету;

«Вот уж есть чему дивиться!

Тут лежит перо Жар-птицы,

Но для счастья своего

Много, много непокою

Про себя ворчит дурак;

И, подняв перо Жар-птицы,

Завернул его в тряпицы,

Тряпки в шапку положил

И конька поворотил.

Вот он к братьям приезжает

И на спрос их отвечает:

«Как туда я доскакал,

Пень горелый увидал;

Уж над ним я бился, бился,

Так что чуть не надсадился;

Нет ведь, черт возьми, угас!»

Братья целу ночь не спали,

Над Иваном хохотали;

А Иван под воз присел,

Вплоть до утра прохрапел.

Тут коней они впрягали

И в столицу приезжали,

Становились в конный ряд,

Супротив больших палат.

В той столице был обычай:

Ничего не покупать,

Ничего не продавать.

Вот обедня наступает;

В туфлях, в шапке меховой,

С сотней стражи городской.

Рядом едет с ним глашатый,

Он в злату трубу трубит,

Громким голосом кричит:

«Гости! Лавки отпирайте,

А надсмотрщикам сидеть

Подле лавок и смотреть,

Чтобы не было содому,

Ни давежа, ни погрому,

И чтобы никой урод

Не обманывал народ!»

Гости лавки отпирают,

Люд крещеный закликают:

«Эй, честные господа,

К нам пожалуйте сюда!

Как у нас ли тары-бары,

Всяки разные товары!»

У гостей товар берут;

Гости денежки считают

Да надсмотрщикам мигают.

Между тем градской отряд

Приезжает в конный ряд;

Нет ни выходу ни входу;

Так кишмя вот и кишат,

И смеются, и кричат.

Что народ развеселился,

И приказ отряду дал,

Чтоб дорогу прочищал.

«Эй! вы, черти босоноги!

Прочь с дороги! прочь с дороги!»

Тут народ зашевелился,

Шапки снял и расступился.

Пред глазами конный ряд;

Два коня в ряду стоят,

Вьются гривы золотые,

В мелки кольца завитой,

Хвост струится золотой.

Наш старик, сколь ни был пылок,

Долго тер себе затылок.

Уж каких чудес в нем нет!»

Весь отряд тут поклонился,

Мудрой речи подивился.

Городничий между тем

Наказал престрого всем,

Чтоб коней не покупали,

Не зевали, не кричали;

Что он едет ко двору

Доложить о всем царю.

И, оставив часть отряда,

Он поехал для доклада.

Приезжает во дворец.

«Ты помилуй, царь-отец!-

Не вели меня казнить,

Прикажи мне говорить!»

Царь изволил молвить: «Ладно,

Городничим я служу;

«Вот сегодня, взяв отряд,

Я поехал в конный ряд.

Ну, ни выходу ни входу.

Что тут делать. Приказал

Гнать народ, чтоб не мешал.

Так и сталось, царь-надежа!

Предо мною конный ряд;

Два коня в ряду стоят,

Вьются гривы золотые,

В мелки кольца завитой,

Хвост струится золотой,

Крупным жемчугом обиты».

Царь не мог тут усидеть.

И завесть такое чудо.

Гей, повозку мне!» И вот

Уж повозка у ворот.

Царь умылся, нарядился

И на рынок покатился;

За царем стрельцов отряд.

Вот он въехал в конный ряд.

На колени все тут пали

И «ура» царю кричали.

Царь раскланялся и вмиг

Молодцом с повозки прыг.

Глаз своих с коней не сводит,

Справа, слева к ним заходит,

Словом ласковым зовет,

По спине их тихо бьет,

Треплет шею их крутую,

Гладит гриву золотую,

И, довольно засмотрясь,

Он спросил, оборотясь

К окружавшим: «Эй, ребята!

Чьи такие жеребята?

Кто хозяин?» Тут Иван,

Руки в боки, словно пан,

Из-за братьев выступает

И, надувшись, отвечает:

«То есть, это будет десять».

Царь тотчас велел отвесить

И, по милости своей,

Дал в прибавок пять рублей.

Царь-то был великодушный!

Повели коней в конюшни

Десять конюхов седых,

Все в нашивках золотых,

Все с цветными кушаками

И с сафьянными бичами.

Но дорогой, как на смех,

Кони с ног их сбили всех,

Все уздечки разорвали

И к Ивану прибежали.

Царь отправился назад,

Говорит ему: «Ну, брат,

Пара нашим не дается;

Делать нечего, придется

Во дворце тебе служить.

Будешь в золоте ходить,

В красно платье наряжаться,

Словно в масле сыр кататься,

Я в приказ тебе даю,

Царско слово в том порука.

Во дворце я буду жить,

Буду в золоте ходить,

В красно платье наряжаться,

Словно в масле сыр кататься,

Весь конюшенный завод

Царь в приказ мне отдает;

То есть, я из огорода

Стану царский воевода.

Чудно дело! Так и быть,

Стану, царь, тебе служить.

Только, чур, со мной не драться

И давать мне высыпаться,

А не то я был таков!»

Тут он кликнул скакунов

И пошел вдоль по столице,

Сам махая рукавицей,

И под песню дурака

Кони пляшут трепака;

Так и ломится вприсядку,

К удивленью людям всем.

Два же брата между тем

Деньги царски получили,

В опояски их зашили,

И отправились домой.

Дома дружно поделились,

Оба враз они женились,

Стали жить да поживать

Но теперь мы их оставим,

Снова сказкой позабавим

Что наделал наш Иван,

Находясь во службе царской,

При конюшне государской;

Как в суседки он попал,

Как перо свое проспал,

Как хитро поймал Жар-птицу,

Как похитил Царь-девицу,

Как он ездил за кольцом,

Как был на небе послом,

Как он в солнцевом селенье

Киту выпросил прощенье;

Как, к числу других затей,

Спас он тридцать кораблей;

Как в котлах он не сварился,

Как красавцем учинился;

Словом: наша речь о том,

Как он сделался царем.

Иллюстрации С. Набутовского.

Оцените, пожалуйста, это произведение.
Помогите другим читателям найти лучшие сказки.

Источник