рассказ научи меня прощать глава 107
Научи меня прощать
У вас появилась возможность начать слушать аудио данной книги. Для прослушивания, воспользуйтесь переключателем между текстом и аудио.
Глава 107.
Платье фасона «летучая мышь» выгодно маскировало её полноту, в нём она сама себе казалась красавицей. Ей нравились такие «цветастые» расцветки.
Кто-то бы сказал, что такая ткань выглядит слишком просто, «по-деревенски», но
Зине нравилась ткань в крупных, ярких цветах.
Она давно заметила, что по-настоящему привлекательной делают женщину наряды, которые нравятся ей самой. Это придает уверенности, блеска в глазах. Тогда даже неудобные туфли на небольшом каблуке вдруг садятся строго «по ноге», как влитые.
Яков с удовольствием смотрел на жену. Впрочем, как всегда.
Но это была та самая икона.
Киот смастерили новый. Теперь икона висела, как и положено, в «красном углу».
Зина, человек крещёный, но не особо религиозный, радовалась за мужа, поскольку видела, как обрадован он неожиданной возвратом ценной для него вещи.
Читая зазубренную с детских лет, благодаря бабушке, молитву, Яков мысленно благодарил небеса за жену.
Он осознавал, что фактически жив, благодаря ей.
Её настойчивости, с которой она повела его к врачу, её заботе и решительности во что бы то ни стало отвоевать его у смерти. Он ощущал эту заботу каждую минуту: когда она теплее укутывала его шею лично связанным шарфом, когда он, во время обеда доставал из своей сумки аккуратно приготовленные ею бутерброды, а из пакета с домашней едой выпадала записка: «Не забудь про лекарство! Люблю тебя!»
Таких мелочей было много.
Яков не помнил, чтобы они не то, чтобы поругались, но хотя бы поспорили. И поэтому понимал, что сейчас, на склоне лет, получил подарок, которого люди порой ждут всю свою жизнь.
Он дождался. Эта мысль грела всё его существо.
— Яша, ты какую рубашку наденешь?
Зина, слегка пританцовывая, подлетела к мужу, держа в руках вешалку с отглаженными рубашками.
— Предлагаю вот эту, светлую!
Она вся светилась от радости.
— Почему именно эту? – Яков улыбнулся.
— Она очень идёт к твоей красивой седой шевелюре! И к глазам! – Зина чмокнула мужа в макушку и чихнула.
Яков покатился со смеху.
— Хорошо, хорошо, надену эту, ты победила. Смотрю, тебе действительно хочется в гости.
Зина удивлённо распахнула глаза:
— Ты что?! Конечно! Это же день рождения Светланы! Знаешь, есть такая присказка, что родившиеся в мае будут «маяться» всю жизнь. Но к Свете это точно не относится. У неё такая хорошая семья. Виктор чудесный человек, дочери, Верочка с Надюшкой – отличные девчонки.
Зина чуточку задумалась и вздохнула.
Она гордо подбоченилась и снова чихнула.
— Ой, Яша, ну что это за одеколон такой! Аромат шикарный, но я постоянно от него чихаю.
— Все претензии к Валерке! – Яков хмыкнул. – Это же она меня парфюмерией заморской снабжает. Кстати, а Ольга с Костей точно придут?
— Точно! Я звонила им накануне. Они как раз должны Анечку у твоих оставить. Наталка обещала быть прекрасной нянькой. Правда, она сказала, что будет не нянькой, а «гувернанткой, как Джейн Эйр»*.
Зина нахмурилась и, дурачась, со строгой миной произнесла:
— Девушку потянуло на классическую английскую литературу. Это серьёзно…
— Идём уже! – Яков снова рассмеялся. – Тебе ещё нужно миновать без потерь наш дворовый «партком». Они тебя долго обсуждать будут, такую красивую, да на каблуках!
Зина хихикнула, как девчонка.
-Это ещё что… Я вот очки ещё надену. Тёмные! Модныееееее… Мне Валерка подарила!
Зина надела на нос очки и стала похожа на какую-то резко поправившуюся иностранную кинозвезду.
— Ну как? – слегка кокетничая, спросила она.
— Просто великолепно! Теперь идём!
Они подхватили сумки и вышли из квартиры.
Виктор сосредоточенно разделывал селёдку.
Это был сложный и трудоёмкий процесс.
Сначала нужно было выпотрошить рыбу, промыть, аккуратно, двумя движениями, снять жирную, лоснящуюся кожицу. Отделить хребет, выбрать все мелкие косточки и только потом разрезать рыбу на красивые, одинакового размера кусочки, уложить в селёдочнице, не переборщить с маслом, напоследок украсить всё тоненькими колечками репчатого лука.
Эту ювелирную кулинарную работу Светлана поручала ему каждый праздник.
Действительно, никто лучше не справлялся с разделкой. Вера обязательно переливала масла, а жена нарезала рыбу не так педантично и ровно.
Светлана трудилась тут же.
Запах жарившихся в духовке окорочков был таким вкусным, что сводило скулы.
Виктор мужественно боролся с рыбой, стараясь не принюхиваться к умопомрачительному аромату мяса.
Но тут Светлана открыла духовку и стала поливать курицу уже успевшим вытопиться жирком. Кусочки уже покрылись поджаристой корочкой, вкусной даже на вид.
Виктор не выдержал:
— Конечно! – Светлана утвердительно кивнула, закрыла духовку и снова вернулась к салатам. – Я как раз посчитала: нас трое, Надюшка не в счет, что она там съест… Гостей пятеро. А кусочков десять. Я окорочка разделила, духовка большая, как раз всё уместилось на противень.
Научи меня прощать. Глава 107
Платье фасона «летучая мышь» выгодно маскировало её полноту, в нём она сама себе казалась красавицей. Ей нравились такие «цветастые» расцветки.
Кто-то бы сказал, что такая ткань выглядит слишком просто, «по-деревенски», но
Зине нравилась ткань в крупных, ярких цветах.
Она давно заметила, что по-настоящему привлекательной делают женщину наряды, которые нравятся ей самой. Это придает уверенности, блеска в глазах. Тогда даже неудобные туфли на небольшом каблуке вдруг садятся строго «по ноге», как влитые.
Яков с удовольствием смотрел на жену. Впрочем, как всегда.
Но это была та самая икона.
Киот смастерили новый. Теперь икона висела, как и положено, в «красном углу».
Зина, человек крещёный, но не особо религиозный, радовалась за мужа, поскольку видела, как обрадован он неожиданной возвратом ценной для него вещи.
Читая зазубренную с детских лет, благодаря бабушке, молитву, Яков мысленно благодарил небеса за жену.
Он осознавал, что фактически жив, благодаря ей.
Её настойчивости, с которой она повела его к врачу, её заботе и решительности во что бы то ни стало отвоевать его у смерти. Он ощущал эту заботу каждую минуту: когда она теплее укутывала его шею лично связанным шарфом, когда он, во время обеда доставал из своей сумки аккуратно приготовленные ею бутерброды, а из пакета с домашней едой выпадала записка: «Не забудь про лекарство! Люблю тебя!»
Таких мелочей было много.
Яков не помнил, чтобы они не то, чтобы поругались, но хотя бы поспорили. И поэтому понимал, что сейчас, на склоне лет, получил подарок, которого люди порой ждут всю свою жизнь.
Он дождался. Эта мысль грела всё его существо.
— Яша, ты какую рубашку наденешь?
Зина, слегка пританцовывая, подлетела к мужу, держа в руках вешалку с отглаженными рубашками.
— Предлагаю вот эту, светлую!
Она вся светилась от радости.
— Почему именно эту? – Яков улыбнулся.
— Она очень идёт к твоей красивой седой шевелюре! И к глазам! – Зина чмокнула мужа в макушку и чихнула.
Яков покатился со смеху.
— Хорошо, хорошо, надену эту, ты победила. Смотрю, тебе действительно хочется в гости.
Зина удивлённо распахнула глаза:
— Ты что?! Конечно! Это же день рождения Светланы! Знаешь, есть такая присказка, что родившиеся в мае будут «маяться» всю жизнь. Но к Свете это точно не относится. У неё такая хорошая семья. Виктор чудесный человек, дочери, Верочка с Надюшкой – отличные девчонки.
Зина чуточку задумалась и вздохнула.
Она гордо подбоченилась и снова чихнула.
— Ой, Яша, ну что это за одеколон такой! Аромат шикарный, но я постоянно от него чихаю.
— Все претензии к Валерке! – Яков хмыкнул. – Это же она меня парфюмерией заморской снабжает. Кстати, а Ольга с Костей точно придут?
— Точно! Я звонила им накануне. Они как раз должны Анечку у твоих оставить. Наталка обещала быть прекрасной нянькой. Правда, она сказала, что будет не нянькой, а «гувернанткой, как Джейн Эйр»*.
Зина нахмурилась и, дурачась, со строгой миной произнесла:
— Девушку потянуло на классическую английскую литературу. Это серьёзно…
— Идём уже! – Яков снова рассмеялся. – Тебе ещё нужно миновать без потерь наш дворовый «партком». Они тебя долго обсуждать будут, такую красивую, да на каблуках!
Зина хихикнула, как девчонка.
-Это ещё что… Я вот очки ещё надену. Тёмные! Модныееееее… Мне Валерка подарила!
Зина надела на нос очки и стала похожа на какую-то резко поправившуюся иностранную кинозвезду.
— Ну как? – слегка кокетничая, спросила она.
— Просто великолепно! Теперь идём!
Они подхватили сумки и вышли из квартиры.
Виктор сосредоточенно разделывал селёдку.
Это был сложный и трудоёмкий процесс.
Сначала нужно было выпотрошить рыбу, промыть, аккуратно, двумя движениями, снять жирную, лоснящуюся кожицу. Отделить хребет, выбрать все мелкие косточки и только потом разрезать рыбу на красивые, одинакового размера кусочки, уложить в селёдочнице, не переборщить с маслом, напоследок украсить всё тоненькими колечками репчатого лука.
Эту ювелирную кулинарную работу Светлана поручала ему каждый праздник.
Действительно, никто лучше не справлялся с разделкой. Вера обязательно переливала масла, а жена нарезала рыбу не так педантично и ровно.
Светлана трудилась тут же.
Запах жарившихся в духовке окорочков был таким вкусным, что сводило скулы.
Виктор мужественно боролся с рыбой, стараясь не принюхиваться к умопомрачительному аромату мяса.
Но тут Светлана открыла духовку и стала поливать курицу уже успевшим вытопиться жирком. Кусочки уже покрылись поджаристой корочкой, вкусной даже на вид.
Виктор не выдержал:
— Конечно! – Светлана утвердительно кивнула, закрыла духовку и снова вернулась к салатам. – Я как раз посчитала: нас трое, Надюшка не в счет, что она там съест… Гостей пятеро. А кусочков десять. Я окорочка разделила, духовка большая, как раз всё уместилось на противень.
— Постой, а почему гостей пятеро? – Виктор удивился, сразу забыв про курицу и «лишний» кусочек, который он собирался немедленно выпросить у жены. – Зина с Яковом и Ольга с Костей, это же четверо получается?
Светлана загадочно улыбнулась.
— Потому что Вера придёт не одна. С кавалером. Поэтому гостей пятеро.
Виктор даже привстал.
— И я узнаю это только сейчас?
— Ну прости, прости. – Светлана посмотрела на мужа. – Я сама в последний момент узнала, только сегодня. Вера позвонила, просила разрешения привести молодого человека. Собирается его с нами познакомить.
У Виктора удивлённо поползли вверх брови.
— Света! Но ей ведь всего восемнадцать!
— И что? Уже май на дворе. Вера «летняя». Так что почти девятнадцать. И потом, что ты предлагаешь, Витя? В кандалы её заковать, что ли? Сейчас она нам доверяет. Мы всегда знаем, где она, с кем. А если будем давить на дочь и ограничивать во всём – она будет действовать так же, просто не ставя нас с тобой в известность. Я предпочитаю знать, какой жизнью живёт моя дочь.
— Ты права, конечно. И всё-таки…
Светлана, шинкуя лук, зажмурилась, продолжая ловко орудовать ножом, несмотря на выступившие слёзы.
— Витя, ты себя вспомни. Мы с тобой когда встречаться начали? В десятом классе. Наша дочь уже первый курс университета закончила. Рано или поздно, это должно было произойти. Дети взрослеют, и ничего с этим не поделаешь.
На кухню заглянула Надюшка, которая тоже с удовольствием принюхалась к запахам угощения.
Увидев, как дочка зажала ладошками голову, обратился к жене:
— Кто о чём, а вшивый о бане! Это я про торт. Всё, Надюха, можно открывать! А правда, Света, что там про торт?
Жена понимающе улыбнулась.
— Да ты такой же сладкоежка, как и дочь. Будет вам торт! Ольга обещала испечь.
Надюшка тут же оживилась.
— Тётя Оля?! У неё очень вкусно получается!
Она захлопала в ладоши.
— Я посуду расставила! Можно играть?
— Играй, конечно. – Светлана взглянула на часы. – Скоро уже и гости придут. Успеть бы…
— Успеем! – Виктор торжественно положил на разложенную селедку последнее луковое колечко. – Такой праздник у нас будет – закачаешься!
Родители рассмеялись, а дочь побежала в комнату продолжать прерванную игру.
— А если я им не понравлюсь?
Вера вздохнула. Они снова остановились.
Это уже был третий раз.
— Вот уж не думала, что ты окажешься таким робким. Ты же всегда такой решительный!
Мужчина слегка покраснел.
— Всё-таки это твои родители и другие родственники… Вдруг я произведу плохое впечатление? Я ведь старше тебя…
— Ну и что? Мне почти девятнадцать. Ты старше всего-то на каких-то шестнадцать лет. Разве это много?
Мужчина грустно пожал плечами.
— Многие сказали бы, что это – очень много. И я сошел с ума, потому что вскружил голову молоденькой девочке.
— Но ты ведь не вскружил? – Вера посмотрела ему в глаза. – Мы познакомились совершенно случайно. Если бы не ты, мне было жутко стыдно. Ты повёл себя, как настоящий мужчина.
Она припомнила день их знакомства.
В кафе её пригласил знакомый, вполне приятный с виду молодой человек. Они общались две недели. Гуляли по Набережной, ели мороженое, болтали обо всем на свете.
Через две недели Влад, так звали молодого человека, пригласил Веру в кафе.
Торжественно усадил за столик, просил не стесняться в выборе меню.
Вера, изучив цены, несколько смутилась – всё было очень дорого. Она заказала только кофе и мороженое. А вот Влад не стеснялся: заказывал много и только дорогие блюда.
Вера подумала, что он старается произвести на неё впечатление, и успокоилась. И зря.
Потому что, извинившись, Влад вышел из-за стола и не вернулся.
Вера прождала его пятнадцать минут, а потом поняла, что она попалась на удочку обычного проходимца, решившего развлечься на чужие средства.
Попросив принести счет, она едва не расплакалась. Столько денег у неё с собой не было. Она смогла бы оплатить только собственные кофе и десерт.
Растерявшись, она вертела в руках злополучную бумажку с цифрами, а над ней нависал длинной худощавой громадой официант, уже угрожая вызвать милицию.
Тут к её столику подошел высокий, красивый, хорошо одетый мужчина. Глядя в Верины испуганные, похожие на два блюдечка, глаза, он коротко бросил официанту:
Он взял из её рук счет, просмотрел, скептически хмыкнул, достал бумажник и отсчитал нужную сумму.
— Держите. И научитесь, наконец, различать аферистов, которые дурят хороших девушек! Иначе клиентуру растеряете.
Официант подобострастно стал бормотать извинения, а мужчина подал Вере руку:
— Позвольте Вас проводить. Может быть, я сумею компенсировать Вам испорченный вечер?
Улыбка была обезоруживающе открытой.
Вера судорожно кивнула, всё ещё приходя в себя от пережитого стыда.
Они вышли из кафе и долго гуляли.
Незнакомец проводил её, взял её номер телефона.
Вера думала, что он не позвонит, всё-таки он взрослый мужчина, а она – совсем девчонка. Зачем ему такие знакомства? Но он позвонил.
Они встретились один раз, потом второй, потом ещё и ещё, пока Вера не поняла, что влюбилась.
Он признался в своих чувствах уже через полгода их постоянных встреч.
Вера была на седьмом небе от счастья, ей казалось, что она попала в рай.
Она продолжала учиться, работать, но всё это время проводила, словно в тумане.
Вот ещё день, и ещё один, а потом снова было свидание… Розы, объятия, легкие поцелуи, от которых кружилась голова.
Её возлюбленный был немногословен, умел слушать, при нем Вера как будто оттаивала. Она говорила необычно много, обо всем и ни о чем. Просто им было хорошо вместе.
Теперь, когда она, наконец, решила познакомить его с родителями, он неожиданно поразил её своей нерешительностью.
Вера на самом деле не понимала – что такого особенного в этих шестнадцати годах?
Есть пары и с ещё большей разницей в возрасте.
Однако они всё же шли к Вере домой.
С собой несли бутылку импортного вина в пакете и маленькую золотую подвеску в виде подковы « на счастье» – мужчина позаботился о подарке.
Вера радостно шагала рядом. Ей хотелось скакать от счастья, но она сдерживала эмоции.
А то он действительно подумает, что она совсем маленькая и не годится ему в возлюбленные…
Раскрасневшаяся Светлана встречала гостей.
Первыми пришли Яков с Зиной.
Вручили с самого порога подарок, быстро опустошили сумки с Зиниными деликатесами.
Зина не привыкла приходить с пустыми руками, поэтому банки с экзотическим облепиховым и черешневым вареньем заняли почетное место в кладовке на полке с похожими банками.
Лично ею посоленное сало вызвало бурю восторга у Виктора, он сразу же понесся на кухню нарезать на праздничный стол несколько плотных, полупрозрачных ломтиков с розовыми прожилками мяса.
Ольга с Костей пришли почти сразу за «приёмными» родителями.
Костя уже с порога пожаловался, что у него болят руки: он нес Ольгин торт. А поскольку очень боялся его уронить, нес его впереди себя, на слегка вытянутых руках.
Ольга всю дорогу посмеивалась над мужем, на что Костя говорил, что он, как историк, просто обязал донести до места назначения настоящее произведение искусства. Он имел в виду торт.
Наконец расселись за столом, накрытом в большой комнате.
— Кого ждём? – Яков подмигнул Виктору. – А где старшая дочь?
Виктор развёл руками.
— Ждём-с. С кавалером обещали пожаловать-с.
— Ого! – Ольга заинтересованно поерзала. – Скоро будете замуж отдавать?
— Кого? Верочку?! – Виктор не на шутку испугался. – Какое такое «замуж»?! Она ещё учится. Вот университет закончит, тогда можно и замуж.
Лицо его стало серьёзным.
— Ну это как получится. – Костя подмигнул жене. – Вера уже совершеннолетняя, выйдет замуж – и не спросит.
— Нет! – Виктор категорически тряхнул головой. – Вера спросит. Она у нас хорошая девушка. Честная.
— И честные девушки влюбляются. – Светлана вздохнула. – Выросла дочка. А мы и не заметили.
В прихожей раздался звонок.
— А вот и они! Сейчас будем знакомиться.
Светлана пошла открывать.
— Здравствуйте! Ой, как неожиданно… Спасибо! – послышался её оживленный голос и что-то неразборчиво щебечущий – Верочкин.
— Проходите! – Светлана вошла первой.
За матерью в комнате появилась Вера, и вместе с ней – высокий, привлекательный мужчина.
— Знакомьтесь, это Игорь!
Мужчина, улыбаясь, оглядел собравшихся, и вдруг побледнел.
Ольга громко охнула.
На его резко помрачневшем лице обозначились и заиграли желваки. Сжав кулаки, он коротко бросил в сторону вошедшего:
Сказано это было тихо, но внятно и слова раздались в полной тишине, словно выстрел.
Вера стояла, переводя удивленный взгляд с одного на другого, ничего не понимая…
_____________
** «Джейн Эйр» (англ. Jane Eyre), в самой первой публикации был выпущен под названием «Джейн Эйр: Автобиография» (англ. Jane Eyre: An Autobiography) — роман английской писательницы Шарлотты Бронте, выпущенный под псевдонимом «Каррер Белл». Второе переиздание романа Бронте посвятила писателю Уильяму Теккерею.
**«Но;жки Бу;ша» — распространённое на постсоветском пространстве прозвище куриных окорочков, импортируемых из США.
Название «ножки Буша» появилось в 1990 году, когда было подписано торговое соглашение между Михаилом Горбачёвым и Джорджем Бушем — старшим о поставке в СССР замороженных куриных окорочков. Так как в 1990 году советские прилавки практически пустовали, «ножки Буша» благодаря своей дешевизне и доступности пользовались большой популярностью. Куриные ноги поставлялись в замороженном виде и были значительно больше в размерах, чем тогдашние куриные ножки отечественного производства. Цвет американской курятины, в отличие от отечественной, был розовым, а не синеватым. «Ножки Буша» имели вид, ставший сейчас привычным для курятины в магазине, но тогда поражавший неизбалованных покупателей своим непривычными размерами и вкусом.
Научи меня прощать. Глава 119
Дмитрий, одетый в «мирское», как было принято говорить в монастыре, стоял на дороге, подняв руку.
До ближайшего городка было недалеко, а поручение отец Анастасий дал ему важное.
Игумен договорился о кирпиче для продолжения строительства – в монастыре было решено достроить дополнительное крыло к основному корпусу и перенести туда кухню и трапезную, эти небольшие строения были чересчур старыми и годились разве что на снос.
Дмитрий должен был отвезти какие-то документы по строительству и заодно заехать по адресу, что дал ему отец Анастасий – забрать пожертвование для монастырской библиотеки. Книг было не слишком много, но коробка весила прилично, поэтому игумен и подрядил для этой работы физически крепкого послушника. Дмитрий так поднаторел в упражнениях с вилами в коровнике, что его мышцы вполне позволяли без проблем доставить в монастырь такой груз, как книги.
Ехать предполагалось на попутке. Это было обычной практикой, все местные уже привыкли к людям в черной одежде, нередко голосующим у поворота, ведущего на монастырскую дорогу.
Инокам никогда не отказывали, с удовольствием подвозили до города.
Вот и теперь Дмитрий привычно ждал, пока из-за поворота появится какая-нибудь машина. Стоя на ветру, он думал о важности поручения, слегка поёживаясь на пронизывающем холодном ветре.
Вскоре показалась попутка, синий «Москвич» притормозил возле него – пожилая семейная пара ехала в город, на рынок.
Без проблем добравшись с ними до города и уладив вопросы с документами, Дмитрий заглянул в написанную отцом Анастасием бумажку с адресом, хотя помнил его наизусть. Убедившись, что всё правильно, он направился к нужному подъезду пятиэтажки.
Поднявшись на третий этаж, увидел дверь, обитую тёмно-синим, почти чёрным, дермантином. Нажал круглую кнопку звонка.
Она подалась неожиданно легко, практически полностью утонув в пластиковом корпусе, а за дверью послышался звук колокольчика, очень похожий на тот, что производил по утрам у них в коридорах брат Афанасий. Разве что, он был более мелодичным.
Дверь вскоре распахнулась, выглянул старик. Редкие, совершенно седые волосы росли на его голове будто пучками. Большие, круглые очки в металлической оправе были похожи на старинный монокль. Дополняли образ нервные руки с длинными, тонкими пальцами. Его старческое лицо, покрытое глубокими морщинами, словно излучало свет.
Неожиданно Дмитрий подумал, что этот старик в молодости был необычайно красив…
— Здравствуйте. Вы от батюшки? Отца Анастасия?
Голос старика был слегка глуховатым.
— Так точно. – Дмитрий вдруг неожиданно слегка ему поклонился, словно дело происходило не на лестничном пролёте обычной пятиэтажки, а на великосветском балу.
Старик улыбнулся, широко приоткрывая дверь.
— Проходите, молодой человек, проходите.
Дмитрий вошёл, и ему показалось, что он попал в библиотеку. Или в старинный дом, даже в музей – сложно было сразу определить.
Они стояли рядами на полках, выглядывали корешками со шкафов, лежали стопками по всевозможным горизонтальным поверхностям. Столько книг, собранных в одной небольшой квартире, Дмитрий не видел ни разу в жизни.
Он протянул руку Дмитрию. Тот уважительно пожал её, рукопожатие оказалось крепким.
— Ванная комната здесь! – Роман Николаевич кивком головы указал на дверь, которая тоже была окружена полками с книгами так, что всё свободное пространство стен было занято.
Дмитрий аккуратно пристроил свою тёплую куртку на крючок вешалки и шагнул в чуть приоткрытую дверь.
Он оказался в совершенно обычной ванной комнате, со старой, чугунной ванной, раковиной, зеркалом на стене. Однотонный голубой кафель блестел как-то обыденно и странно. Слишком большой контраст эта комнатка представляла с только что увиденным.
Увидев себя в зеркале, Дмитрий с удивлением стал себя рассматривать.
Неужели этот суровый бородатый мужик в зеркале – он?
Куда только делись былой лоск, блеск в глазах, очаровывающий женщин, заигрывающая улыбка, к которой он так привык? Даже ямочка на подбородке теперь была не видна – густая, окладистая борода придавала лицу совершенно иной вид.
Внешне он стал выглядеть лет на десять старше, а глаза теперь не блестели. Они по-прежнему были живыми, но эта живость поменяла оттенки.
Теперь это были глаза не молодого «баловня судьбы», легко шагающего по жизни и также легко переступающего через любые чужие чувства. Сейчас это были глаза уставшего человека, который уже начал понимать выражение «соль земли».
Выражение это, как любил повторять в проповедях отец Анастасий, пришло из Евангелия, в котором Иисус так называл своих учеников.
Дмитрию вспомнился густой бас настоятеля:
— Запомните, братие, «солью земли» называл Иисус своих верных учеников. Почему? Потому что соль и пряности в древности были очень ценны, они придавали еде вкус и позволяли долгое время сохранять её. Иисус имел в виду, что они, его ученики, будут иметь способность изменить людей, сделать их лучше, человечнее, разжечь в людях «искру Божию», ведь она есть в каждом. Поэтому Он и выбрал такое выражение – «соль земли». Мы, те, кто подвизается в деле следования учению Христа, должны во всём равняться на его учеников! Наша задача – хотя бы стремиться к тому, чтобы стать ею, этой «солью земли»…
Дмитрий вздохнул. Его путь ещё только начинается… Но он уже осознавал, что нашёл свою дорогу. И она – правильная.
Он быстро вымыл руки, не удержавшись от соблазна понюхать странное, круглое, непривычно душистое мыло, явно импортное. Мыло вкусно пахло терпким одеколоном.
Роман Николаевич уже ждал его в одной из комнат, поскольку в неё приглашала гостеприимно распахнутая дверь.
Дмитрий прошёл, уселся в кресло.
Старик улыбнулся. В углах глаз собрались многочисленные морщинки.
— У меня есть для вас индивидуальный подарок.
Дмитрий хотел было запротестовать, но Роман Дмитриевич уже вышел из комнаты.
Вернулся он быстро, неся в руках старую книгу в кожаном переплёте. Протянул её Дмитрию. Тот с интересом взял тяжелый книжный «кирпичик».
Это был старинный «Псалтирь». Было видно, что книгой часто пользовались, но при этом тщательно оберегали и бережно хранили. Слегка пожелтевшие плотные страницы содержали следы пометок, написанных пером, витиевато, с завитушками. Так писали ещё до революции.
Но тот поднял руку в протестующем жесте.
— Даже не спорьте. Говорят, что ни одна встреча в жизни человека не происходит просто так, без Божьей на то воли. Раз вы пришли ко мне, а я угадал в вас чтеца – эта книга принадлежит теперь вам и только вам.
— Спасибо. – Дмитрий искренне улыбнулся.
— Вот и хорошо! Надеюсь, вы, молодой человек, не откажетесь почаевничать со стариком? Я тут скоро совсем одичаю среди книг, без общества.
На письменный стол был водружен поднос с чашками, жестяной коробкой с чаем, вазочкой с маковыми сушками и сахарницей с кусковым сахаром.
Роман Николаевич вышел и вскоре появился с чайником в руках.
— Ну что же вы? Не стесняйтесь, сыпьте заварку!
Он поставил горячий чайник на стол поодаль, на металлическую подставку, тоже старинную. Открыл жестяную банку, щедро насыпал в свою чашку душистой заварки.
Он присел в соседнее кресло, наблюдая, как Дмитрий повторяет его манипуляции и накрывает свою чашку специальным блюдцем.
— Вы уж простите меня, старика, что задерживаю вас. Но мне и вправду не хватает общения. Детей у меня, к сожалению, нет, я совершенно одинокий человек. Теперь и мне пришла пора уходить…
Дмитрий посмотрел на него с удивлением.
Роман Николаевич улыбнулся.
Он поднял на Дмитрия глаза, уже по-стариковски выцветшие, но умные и проницательные.
Роман Николаевич с удовольствием сделал глоток горячего, крепко заваренного, чая.
Он судорожно вздохнул, но снова улыбнулся, встретившись глазами с обеспокоенным взглядом Дмитрия.
— Не волнуйтесь, какое-то время я ещё потопчу бренную землю. Кстати, ещё кое-что…
Старик поднялся с кресла и открыл дверцу секретера, достал конверт.
— Здесь немного денег для монастыря. Считайте это моим пожертвованием. Отцу Анастасию скажете, что это лично от меня – на строительство. Пусть и у меня в новом храме будет «именной кирпич».*
Дмитрий понимающе кивнул, взял конверт, вложил его в подаренную книгу.
Собираясь покидать гостеприимную квартиру Романа Николаевича, Дмитрий раздумывал, куда же ему деть подарок. Коробка была уже полна, а внутренний карман куртки оказался совсем небольшим, поэтому не мог вместить «Псалтирь». Но выход нашёлся.
Плотная подкладка порвалась и требовала починки. Поскольку выданная хозяйственным отцом Николаем вещь обычно всегда оказывалась в порядке, Дмитрий не обратил внимания на этот изъян, когда собирался в дорогу. Порванную подкладку он обнаружил потом. Сейчас она очень даже пригодилась: недолго думая, Дмитрий сунул подарок под неё. Прошитая на поясе, она надежно удерживала книгу.
С коробкой в руках он спустился по лестнице, вышел из подъезда. Уже почти стемнело. Дмитрий спешил по знакомому адресу «дежурной» квартиры – одна из «духовных чад» отца Анастасия, Клавдия Григорьевна, всегда привечала у себя припозднившихся иноков, приезжавших в городок по «мирским» делам, радушно устраивая их у себя «на постой».
Зайдя под арку приметного дома, Дмитрий уже предвкушал исключительно вкусные знаменитые вареники с вишней, которыми всегда кормила постояльцев щедрая хозяйка, но тут перед ним возникли, словно из-под земли, две тёмные фигуры.
Одна из фигур преградила дорогу, а вторая быстро метнулась к нему.
— Это привет Виконту от хозяина! – прошипела фигура Дмитрию на ухо.
Отреагировать быстро он не успел.
— Я отнёс заявление и подал на развод.
Голос Алексея звучал глухо, слова давались с трудом.
Люба молчала. Она внутренне сжалась, словно пружина, но она давно ждала этих слов. То, что происходило, не могло длиться вечность.
— Пойми меня, Любаша, я не могу больше так. Мы всё больше и больше отдаляемся друг от друга, копим взаимные претензии. Но проблему этим не решить, поэтому я считаю, что пора нам обоим поискать семейного счастья где-то ещё. Мне жаль, что у нас с тобой его найти не получилось.
Спокойно вытерла ещё одну вымытую тарелку, аккуратно поставила её на сушилку.
Села за стол, напротив, снова кивнула.
— Да, Лёша. Я долго думала о сложившейся ситуации, и тоже считаю её тупиковой. Прости меня, если сможешь. Когда мы только начали жить вместе, я искренне считала, что нашла себе пару. Но я ошибалась, у нас действительно разные представления о счастливой семейной жизни. Я виновата, что сразу не рассказала тебе всего, не хотела ворошить прошлое. Давай расстанемся друзьями. Ведь это возможно?
— Ты меня тоже прости. Я думал, что ты, как любая другая женщина, хочешь иметь детей. Даже не представлял, что бывают такие семьи, как у тебя. Наверное, просто потому, что сам вырос совсем в других условиях.
— Я понимаю тебя, Люба, но принять это не могу. Прости…
— У меня просьба. – Жена подняла на него глаза. – Мне понадобится время, чтобы уладить вопрос с квартирой. Не могу же я выставить людей вот так просто на улицу. Поэтому надеюсь, что незамедлительно ты меня не выгонишь.
— Нет, конечно! Никуда я тебя не выгоняю. Уйдёшь, когда сама сочтешь нужным.
Они сидели друг напротив друга и молчали.
Потеряно, удивлённо, как будто наблюдая со стороны, как рушится их, казалось, такая налаженная и укатанная временем, жизнь, на деле оказавшаяся «замком на песке».
Замок был красивым, но первая волна недопонимания накатила – и вот уже у замка нет фигурных башенок, вторая волна из лжи лизнула песок и смыла часть стен, а сейчас замок и вовсе походил на бесформенные и оплывшие развалины.
Для чего сохранять стены, если нет фундамента.
Телефонный звонок вернул обоих в действительность.
— Я возьму. Мне должны были позвонить по работе.
Люба вышла в прихожую, сняла с телефонного аппарата трубку.
— Ветрова Любовь Сергеевна? – спросила трубка строгим женским голосом.
— Да. Только не Ветрова, а Светлова. По мужу. А в чем дело?
— Я очень сожалею о случившемся, но вы родственница Ветровой Марии Антоновны, 1988 года рождения, поступившей к нам после гибели родителей. Вас мы с трудом разыскали, и обязаны поставить вас в известность и опросить. Ветров Антон Сергеевич, это ведь ваш брат, верно?
— Что?! Антон погиб? Когда? Что случилось? – Люба почувствовала, что у неё закружилась голова.
— Сожалею. – Голос перестал быть металлическим, в нём появились человеческие нотки. – Автомобильная авария. Ваш брат и его жена погибли на месте. Девочка в этот момент находилась в доме у дяди, вашего среднего брата, Андрея Ветрова и его жены.
— Что случилось? – в коридор вышел Алексей, по тону жены определив, что что-то произошло.
— Вы же замужем, верно?
— Да. – Голос предательски задрожал. – Ещё замужем…
— Где это – у вас? – Люба в полном шоке посмотрела на трубку. Ей казалась, что она живая и именно она разговаривает сейчас с ней. Она снова поднесла её к уху.
— В детском доме номер четыре, разумеется. В любом случае вам следует увидеть ребёнка, прежде чем подписывать бумаги и принимать решение. Психологическое состояние Маши сложное… Словом, поговорим обо всем на месте. Жду вас завтра или послезавтра в течение дня. Вам удобно?
Люба кивнула, не осознавая, что её кивок трубка не слышит.
Вздрогнув, как от озноба, с усилием произнесла:
И в полной беспомощности посмотрела на мужа…
____________
*Со времен Крещения Руси в нашей стране сложился негласный обычай строить храмы и монастыри «всем миром». В созидании нового места молитвы старались принять все местные жители, меценаты, князья, а также узнавшие о благом деле люди. Каждый человек мог внести в создание дома молитвы небольшой, но искренний вклад. Святой Иоанн Кронштадский писал, что участнику строительства храма Господь прощает многие грехи. «Именным» называют строительный кирпич, на котором указывается имя жертвователя на нужды храма. Кирпич впоследствии становится частью стены здания церкви. Имя жертвователя вносится в специальную книгу для вечного поминовения. А за каждой литургией (которая в монастырях совершается ежедневно) священник молится с особым прошением о «создателях, благотворителях и украсителях» храма. Поминать имя жертвователей в данной церкви будут до тех пор, пока она существует.