продуктовые нормы обедов отдельных блюд и прочих изделий общественных столовых 1928 год

masterok

Мастерок.жж.рф

Хочу все знать

Старые блюда на новый лад. 1928 год. Замена буржуазных названий кулинарных блюд на пролетарские.

После революции 1917 года выяснилось, что населению бывшей Российской империи по-прежнему необходимо питаться. Смирившись с этим фактом, Нарпит (государственный орган, отвечавший за общественное питание), принялся открывать столовые.

Все шло отлично, но тут вдруг начинание постигла новая напасть.

Размах ее достиг таких масштабов, что попал в газеты. В частности, 3 декабря 1926 года газета «Вечерняя Москва» писала:

«В Нарпит в последнее время поступил ряд заявлений рабочих о том, что меню в столовых общественного питания для них совершенно непонятны, т. к. подаваемые в столовых блюда носят французские, английские, итальянские и другие названия, заимствованные из иностранных языков. На этой почве происходят частые пререкания между рабочими и обслуживающим персоналом столовых. В связи с этим кулинарная комиссия Нарпита уже подобрала русские названия для блюд, особенно распространенных в столовых. Всего будет переименовано до 600 названий блюд. Список новых названий уже разослан во все столовые для ознакомления».

Раздел о переименованиях блюд из издания «Продуктовые нормы обедов, отдельных блюд и прочих изделий общественных столовых (раскладки)». Нарпит, 1928 год

Но одно дело – разослать список, и совсем другое – приравнять его к закону, пусть и не общегосударственного уровня, а общестоловского. Так что два года спустя новые наименования блюд были зафиксированы в том самом небольшом издании «Продуктовые нормы обедов, отдельных блюд и прочих изделий общественных столовых (раскладки)» и официально рекомендованы Нарпитом для всеобщего использования. В переводе со старочиновничьего – категорически обязательны для повсеместного употребления.

Так тефтели по всей России превратились в мелкие рубленые биточки, соус пикантный – в острый красный соус с луком, крем ля рен стал куриным супом протертым, консоме жюльен стал бульоном с кореньями, и так далее.

А это меню советской столовой 1980-х (сверху) и талон на посещение столовой конца 1920-х (снизу)

Источник

Как консоме жюльен стал бульоном с кореньями

Речь пойдет, как ни странно, о книге.

Строго говоря, это не книга даже, а брошюра. Однако легковесна она только физически, но не по силе воздействия – его как раз хватило на то, чтобы сыграть важную роль в культурной судьбе такой отрасли, как общественное питание.

Имела книжица весьма непоэтичное название – « Продуктовые нормы обедов, отдельных блюд и прочих изделий общественных столовых (раскладки)». Никаких «Академий обедов для властелина столовых» – в 1928 году, когда издание увидело свет, о подобных трендах и не догадывались (а кое-кто и читать-то не умел).

После переворота 1917 года выяснилось, что населению бывшей Российской империи по-прежнему необходимо питаться. Смирившись с этим фактом, Нарпит (государственный орган, отвечавший за общественное питание), принялся открывать столовые.

Меню советской столовой 1980-х (сверху) и талон на посещение столовой конца 1920-х (снизу)

Все шло отлично, но тут вдруг начинание постигла новая напасть.

Размах ее достиг таких масштабов, что попал в газеты. В частности, 3 декабря 1926 года газета «Вечерняя Москва» писала:

«В Нарпит в последнее время поступил ряд заявлений рабочих о том, что меню в столовых общественного питания для них совершенно непонятны, т. к. подаваемые в столовых блюда носят французские, английские, итальянские и другие названия, заимствованные из иностранных языков. На этой почве происходят частые пререкания между рабочими и обслуживающим персоналом столовых. В связи с этим кулинарная комиссия Нарпита уже подобрала русские названия для блюд, особенно распространенных в столовых. Всего будет переименовано до 600 названий блюд. Список новых названий уже разослан во все столовые для ознакомления».

А вот такими советские столовые были в реальности (1920 – 1950 годы).

На правом нижнем фото – очередь в одно из московских учреждений общественного питания.

Но одно дело – разослать список, и совсем другое – приравнять его к закону, пусть и не общегосударственного уровня, а общестоловского. Так что два года спустя новые наименования блюд были зафиксированы в том самом небольшом издании «Продуктовые нормы обедов, отдельных блюд и прочих изделий общественных столовых (раскладки)» и официально рекомендованы Нарпитом для всеобщего использования. В переводе со старочиновничьего – категорически обязательны для повсеместного употребления.

Раздел о переименованиях блюд из издания «Продуктовые нормы обедов, отдельных блюд и прочих изделий общественных столовых (раскладки)». Нарпит, 1928 год

Так тефтели по всей России превратились в мелкие рубленые биточки, соус пикантный – в острый красный соус с луком, крем ля рен стал куриным супом протертым, консоме жюльен стал бульоном с кореньями, и так далее.

Зарисовки из быта прошлых десяти- и столетий, выдержки из книг, газет и журналов вековой давности, истории о преступлениях прошлого, старые фотографии, аудиозаписи и видео – все это и много чего еще можно найти в моей группе.

Источник

Переименование майонеза

В декабре 1926 г. трудящиеся потребовали, чтобы блюда в столовых носили понятные названия

90 лет назад «Вечерняя Москва» сообщала об этом так. «В Нарпит в последнее время поступил ряд заявлений рабочих о том, что меню в столовых общественного питания для них совершенно непонятны (…). На этой почве происходят частые пререкания с обслуживающим персоналом столовых. (…) Кулинарная комиссия Нарпита уже подобрала русские названия (…). Всего будет переименовано до 600 блюд».

Не говори красиво

Как именно изменились названия – см. нашу справку. Примеры – из книги французского историка (русского происхождения) Т. Кондратьевой «Кормить и править», она, в свою очередь, ссылается на положение 1928 г. «Продуктовые нормы обедов, отдельных блюд и прочих изделий общественных столовых (раскладки)». То есть уже через два года после заметки в «Вечерней Москве» (а может, и раньше) новые наименования были узаконены.

Как сказано в справке, мы не приводим список полностью. Но переименован был, например, всем известный майонез. Впрочем, тогда под этим словом, скорее всего, подразумевался «соус провансаль» – по крайней мере ингредиенты и способ приготовления те же. Стал просто «холодным белым соусом». Соответственно, и холодное блюдо «майонез из дичи или рыбы» было разжаловано в обычное «дичь и рыба под холодн. бел. соусом».

За мелочами эпохи обычно стоят процессы более серьёзные. С чего это советская власть тогда ополчилась на всякие «беф Мирантоны» и «кремы дюбари»?

Самое простое (и, безусловно, верное) объяснение – изменился, скажем так, классовый состав посетителей. Ну исчезли после революции люди, с ходу понимавшие, чем почки в мадере отличаются от почек меньер!

При этом переименованию подверглись и блюда с названиями вполне русскими, но неопределёнными: похлёбка боярская, биточки по-казацки, котлеты по-киевски… То есть главная цель кампании была в общем проста: не прикрывайся красивыми терминами, разъясни посетителю по-простому, чего в тарелку кладёшь. Вполне здравая идея. Кстати, ещё вопрос – в каких это тогдашних столовых подавались матлот или жиго баранье? Пёс Шарик в булгаковском «Собачьем сердце» объекты общепита той поры оценивал ехидно: «Они же, мерзавцы, из вонючей солонины щи варят. (…) 40 копеек за обед из двух блюд, а оба блюда и пятиалтынного не стоят, потому что остальные 25 копеек завхоз уворовал».

Если эти вонючие щи кто-то вдобавок вздумает и как-то мудрёно обозвать – народ, понятно, будет кривиться и злиться на всю советскую власть. А Нарпиту, который развернул кампанию по переименованию блюд, этого не хотелось – он был структурой именно советской.

Классовый бой повара Львова

История повара Львова в 1928‑м стала темой фельетона в «Известиях». Львов работал в столовой Туберкулёзного института в Ялте. А ещё недавно командовал полком в Красной армии. Нет, по тем временам всё логично. Львов и до революции был поваром. В Первую мировую призвали. После Февраля избрали в полковой комитет. Дальше – Октябрь, Гражданская, бои. Того убили, этого ранили – Львов принял командование. Справился – его комполка и оставили. Но война кончилась. Армию сокращали, Львова отправили на гражданку. Что делать? Вернулся к прежней профессии. Но дела не пошли. В столовой другие повара, как выяснилось, советскую власть не любили, с тоской вспоминали, как когда-то в хороших ресторанах кормили «настоящую публику». Начальство же тихонько подворовывало. В итоге идейный коммунист Львов со всеми поцапался. Его решили убрать, устроили переаттестацию. Приготовленный им на практическом экзамене капустный шницель комиссия забраковала, Львова уволили.

Газета за него вступалась: может, шницель и впрямь получился не очень, но нельзя отдавать на поругание красного героя!

На желудочных фронтах

Ах, тысячу раз прав был товарищ Троцкий, заметивший в те суровые дни: «Каждая вновь открытая общественная столовая является лишним аргументом в пользу социальной революции». Это только кажется, что борьба шла за желудки людей. На самом деле – за души.

Тут так. В описываемый период (1920‑е годы) стихийно сложившаяся система общественного питания была на 85% в частных руках. Нэп же! Новая экономическая политика. После Гражданской дозволили мелкобуржуазную инициативу – и кинулись все кто ни попадя открывать рестораны, ресторанчики, столовки, обжорки…

Но нэп хоть и провозглашался «всерьёз и надолго», всё равно расценивался партией как временная уступка. Потому в мае 1923-го было создано паевое (акционерное) товарищество «Нарпит». В него вошли Центросоюз, ВЦСПС, Наркомпрод, Наркомздрав и т.д. Ставилась задача – не просто вытеснить частника. «Нарпит» планировал изменить весь советский быт.

Читать агитброшюры издательства «Нарпит» (тут же появилось и своё издательство) сегодня интересно. Одни названия чего стоят! «Без печных горшков», «Долой частную кухню!», «Работница! Строй общественное питание!»… Вроде чисто технологический вопрос – создать свои столовые. Но какое идеологическое обрамление! Лозунг Троцкого я нашёл в одной из этих брошюр, ниже процитирую ещё кое-что.

Наступление шло по нескольким направлениям. Создание наших советских столовых с постепенным (но быстрым) переходом к более современным формам общественного питания (фабрики-кухни, безалкогольные чайные и т.д.). Освобождение женщин от «кухонного рабства». Как промежуточная стадия – товарищеское харчевание.

Нарпит был идеей и детищем известного тогда большевика и хозяйственника Артемия Халатова (Арташеса Халатянца). Историки, занимающиеся этой фигурой, отмечают: всё закономерно. Халатов же «продовольственник»! Ещё до революции, в 1915-м, будучи студентом, в Московском коммерческом институте он организовал студенческую столовую. Кормиться туда ходили многие студенты, в том числе будущие «серьёзные люди». Так познакомились, сдружились – благо Халатов увлекался марксизмом. После Октября «с учётом опыта» его направили в Наркомпрод. Отвечал за снабжение Москвы. В 1920-е параллельно с председательством в Нарпите он занимал ещё ряд постов: был главой Госиздата, ректором Московского института народного хозяйства. С 1935-го – председатель Всесоюзного общества изобретателей. Расстрелян в 1938-м.

Идеи фикс

Разберём по пунктам.

О столовых. На самом деле не будем ехидничать. Специалисты Нарпита поехали за границу и честно переняли там массу хороших идей. Английская система дешёвых заводских столовых (создавались по инициативе партии лейбористов). Опыт лондонской фабрики-кухни «Лайонс» по производству полуфабрикатов. Американские столовые-автоматы… Но будьте бдительны, товарищи! «Капиталисты используют хорошие столовые не только для выжимания из рабочих большей прибыли, но и для обработки их психологии в нужном духе; так, например, некоторые американские капиталисты, как только до них дошла весть о нашей Октябрьской революции, пригласили в свои столовые оркестры, чтобы помешать рабочим во время обеда беседовать о революции».

«Освобождение женщин от кухни» – это одна из тогдашних идей фикс. Огромное количество женщин не работало: вели дом, воспитывали детей. Это считалось политически и экономически неверным. Трудящейся, как и трудящемуся, место на производстве! К тому же «если женщина вынуждена большую часть времени возиться у плиты с горшками, то ей некогда ни учиться, ни читать, ни на лекцию сходить, ни в театр, ни в кинематограф – ржавеет она на кухне, да и только». А что такая домохозяйка может «дать своим детям, какими идеями, мыслями и представлениями наполнить их головки, если сама, проведя полжизни на кухне, ничего не знает, кроме бабьих россказней, переполненных невежеством и суеверием? Сколько придётся обществу ухлопать потом сил, чтобы освободить детские головки от того сора, который набили в них невежественные, неразвитые матери?» А вот будут наши люди иметь возможность завтракать, обедать и ужинать в столовых – отпадёт у советской женщины нужда стоять у плиты, появится возможность для общественного и профессионального самосовершенствования. «Продолжением известной фразы Ильича явилась бы такая: «каждая работница тем скорее научится управлять государством, чем скорее она перестанет быть кухаркой».

«Товарищеское харчевание» – это некий средний вариант: несколько рядом живущих семей объединяются, и женщины стряпают по очереди на всех. Уже шаг к коллективизму и новой организации быта. Хотя, конечно, недостаточный: «на товарищеской кухне невозможно организовать культработу». Правда, можно «восполнить этот пробел путём устройства на освободившихся кухнях красного уголка, домовой библиотечки, кружка по ликвидации неграмотности, кружка по политграмоте и т.д.».

«АН» сейчас не ехидничают над нашими дедами и прадедами – чего уж, у каждого поколения своя психология. Просто тема материала – переименование блюд в конкретный период: вторая половина 1920-х годов. Приведённые цитаты отображают сам тогдашний подход к вопросам питания. Какие котлеты де-воляй и омлеты офинзерб? Какие поэзия кулинарии и высокое поварское искусство? Бросьте эти глупости! Надо просто вводить в человеческий организм потребное количество калорий, белков, жиров, углеводов (подсчётам калорий и всего прочего в брошюрах посвящались отдельные разделы), чтобы этот организм был готов к труду и обороне. Не более!

…И на заметку!

Чуть-чуть о некоторых упоминаемых в тексте блюдах. Капустный шницель готовится так. Листья молодой капусты слегка отвариваются (до мягкости), кладутся на дуршлаг, чтобы стекла вода. Сворачиваются конвертиками (можно перед этим слегка отбить молоточком), обмакиваются в кляре, вываливаются в панировочных сухарях – и обжариваются пять минут. Готовое блюдо можно спрыснуть лимонным соком. Гурьевская каша (беря самый простой рецепт) – это манная каша, сваренная на молоке (лучше на сливках), которая потом, посыпанная сахаром, ещё и запекается в духовке. Подаётся украшенной тёртыми орехами, ягодами, изюмом, фруктами и т.д. По сути – что-то вроде запеканки. Дифлопе (дефлопе) – очень тонкие срезы мяса, выдержанные под гнётом в особом маринаде. Что такое палаба и кациус – не знает даже всеведущий Интернет.

Чуждое явление

Но, простите, кроме обычных столовок были же тогда и рестораны? А ресторан – это ресторан. Поход туда – особое мероприятие, там атмосфера, то, сё… Вот где повара блистают мастерством, вот где место сложным и праздничным блюдам.

Рестораны были. И даже очень много. Но кто туда ходил?

Но можно представить, как эти ребята поглядывали и на сами рестораны, и на публику за соседними столиками.

В 1929-м частные рестораны начали закрываться (к 1931 г. не осталось ни одного). Тут свои причины: удушение нэпа, тяжёлый кризис, связанный с политикой индустриализации, началом коллективизации… Вообще начиналось несколько очень тяжёлых лет – не будем забывать, что с 1931-го (по 1935 г.) в СССР ввели карточную систему. Были ли заведения государственные? Единицы – для интуристов, например. Частично ресторанные функции выполняли какие-нибудь литерные столовые, закрытые клубы (вроде ресторана Массолита, описанного в «Мастере и Маргарите») и т.д. Но в общем наступили времена не для гурманов.

К 1928 г. новые наименования получили, в частности, следующие блюда:

консоме протанье – бульон с кореньями и зеленью;

похлёбка боярская – суп картофельный со свежими грибами;

крем ля рен – куриный суп протёртый;

крем дюбари – суп из протёртой цветной капусты;

матлот из рыбы – котлеты из судака, фаршированные грибами и яйцами;

судак орли – судак, жаренный в тесте;

беф Мирантон – говядина, запечённая в луковом соусе;

беф Огарёв – бифштекс с жареным луком;

биточки по-казацки – биточки с рисом, соус сметана с томатом и луком;

котлеты по-киевски – котлеты куриные, фаршированные маслом;

тефтели – мелкие рубленые котлеты;

котлеты де-воляй – отбивные куриные котлеты;

жиго баранье – жареная задняя нога барана с гарниром;

цвибель-клопе – биточки в сметане с луком;

почки в мадере – почки в красном соусе;

почки меньер – почки жареные с лимоном;

соус пикан – острый красный соус с луком;

соус провансаль – соус из яичных желтков на прованском масле;

яйца берси – яичница с сосисками, соус томатный;

омлет офинзерб – омлет с зеленью.

Список приводится не полностью.

Русская кухня в изгнании

Интересно: в 1920-е в СССР меняли названия заграничных блюд на русские, а заграница как раз тогда учила названия русских блюд. Белая эмиграция! Раскиданным по миру бывшим ротмистрам и великосветским дамам надо было выживать – они и ринулись в ресторанный бизнес. Но что какому-нибудь французу «крем ля рен»? Скорее он клюнет на экзотику «а-ля рюсс»: борщ, солянку, окрошку…

В журнале «Родина» №1-2007 мне встретилась очень интересная статья известного исследователя ресторанного дела, д.и.н. И. Волковой, посвящённая этому явлению – родимому общепиту в изгнании (на примере Парижа). Приводятся цифры: в 1924-м во французской столице насчитывалось более 120 русских ресторанов – «Русь», «Волга», «Хлеб-соль», «Танька-Ванька», «Казбек»… Во второй половине 1920-х их число выросло вдвое. Разные разряды, разные ценовые категории, разные «фишки»… Ужин в суперэлитном «Казбеке» (оформление и кухня в кавказском стиле) был целым представлением для гостей. Официанты носились по залу, держа шашлыки веером, причём на концах шампуров синевато горели облитые спиртом кусочки ваты. Гурьевская каша тоже подавалась облитая горящим спиртом. Богатое меню, напитки, пляшущие джигиты в черкесках, знаменитые певцы – Вертинский, Баянова… Кто сюда ходил? Не свои, понятно – у русских эмигрантов на такой «Казбек» денег не было. Зато они охотно посещали заведения классом ниже, где тоже готовили вкусно и тоже имелись «фишки». В «Самарканде», например, колдовал на кухне бывший шеф-повар великого князя Александра Михайловича. Правда, кудесник выпивал и мог, поддавши, прямо в колпаке и халате выйти к публике, чтобы почитать стихи собственного сочинения, но это прощалось – за профессиональное мастерство. Имелось множество кабачков совсем простых, при этом нередко тоже со своими традициями: здесь собирались литераторы, там – русские таксисты после смены… Жила основная часть эмиграции скудно, однако сам запах борща, родная речь за каждым столиком хоть как-то напоминали о родине. Борщ, пельмени, кулебяки, простокваша – это и готовили…

Мы говорим о приметах давно прошедшего времени, но в каком-нибудь доныне сохранившемся элитном «Распутине» (давно владеют французы) и сейчас блюдётся стиль, а гостям предлагаются водка, икра, шашлык, лососина, «borstschok» и «pirojkis»…

Вот такое дифлопе!

«Преобразователей быта» 1920-х годов одёрнули довольно быстро. Отчёт главы Нарпита тов. А. Халатова (см. справку) за 1930 год уже сух и деловит – сколько каких столовых где открылось, какие успехи и проблемы. Забавный момент, пожалуй, один – когда рассказывается, что проверяющие порой обнаруживают в столовских кастрюлях: «тараканов, мышей, коробки с папиросами, окурки и т.д., вплоть до объявлений о займах индустриализации». «Это доказывает недопустимо небрежное, а в отдельных случаях и вредительское отношение к делу приготовления пищи». Хотя более серьёзной проблемой признавалось обычное воровство. Что ж, Нарпит был частью советской системы, и на кухнях тоже кипели соответствующие страсти – см. историю повара Львова.

Впрочем, нагнетать не будем. Страна большая, где-то могло быть так, где-то иначе. Всё зависело от людей.

Возрождение ресторанов в стране начинается с середины 1930-х. Многое уже стало на свои места. В «микояновской» «Книге о вкусной и здоровой пище» «беф Огарёв» не упоминается, есть просто «бифштекс с луком» – но тефтели и майонез названы своими именами.

«Непатриотичностью» кулинарных названий у нас снова озаботились на рубеже 1940–1950 гг. во время борьбы с «низкопоклонством перед Западом». Французские булочки стали городскими, шницель по-венски – шницелем по-министерски. Тоже примета времени, но уже другого.

А недавно премьер Дм. Медведев предложил кофе американо назвать русиано. Пошутил так. Но характерно, что старые идеи не ржавеют.

…И всё же не поднимается рука бросить очень уж тяжёлый камень в переименователей 1920-х годов. В конце концов, было бы вкусно, а как блюдо называется… В чём-то, может, и правы. Не верите – вспомните известный фильм «О чём говорят мужчины» и дивную сцену, когда один из героев вспоминает посещение крутого ресторана – как поддался искушению заказать за бешеные деньги загадочное «дифлопе из палабы с семечками кациуса». Благо официант покровительственно заметил: «Очень рекомендую дифлопе. У нас лучший в Москве!» и казалось, что все на тебя смотрят с ехидством: вот тупой, не знает, что такое дифлопе!

«И мне приносят во-о-о-от такую (огромную) тарелку, на которой лежит вот такое (крошечное) дифлопе. Начал есть. А оно безвкусное. Лучшее в Москве, но никакое».

Ах, кто ж из нас не влипал в подобные ситуации!

Кстати, надо бы поинтересоваться – что такое дифлопе?

Источник

Кухня СССР: общепит, идеология, технология

Матрешка – вот самое удачное, на мой взгляд, сравнение для советской кухни. Этакая «матрешка», состоящая из многих вложенных друг в друга элементов. Вот и попробуем собрать ее, начав с самой сердцевины. И постепенно, мало-помалу, добавляя новые фигурки и одежки, постараемся сложить единый образ этого явления.

Думаю, не ошибусь, если скажу: как и в любой кухне, в основе кухни советской лежали характерные для нее продукты и рецепты. Возникшая на основе многовековой русской кулинарии, она восприняла весь устоявшийся к началу XX века продуктовый и рецептурный набор. Но приняла его не механически, а пропустив через своеобразное сито. В чем состояла эта селекция?

• С самого начала из-за идеологических соображений была убрана вся изящная кухня высшего общества. При этом давление на эту часть русской гастрономии было столь велико в первые годы советской власти, что в последующем даже при всем желании властей создать для себя некий аналог кухни высшего света ничего достойного не получилось.

Страницы из книги «Продуктовые нормы обедов, отдельных блюд и прочих изделий общественных столовых» (1928 год)

• Хронический продуктовый дефицит привел к вымыванию многих продуктов. Причем исчезали не только какие-то дорогие, экзотические товары (скажем, каперсы, рябчики или осетрина). На практике порой пропадали даже продукты, входящие в базовую корзину национальной кухни – гречка, масло, речная рыба.

• Практически полная изоляция от внешнего рынка – главным образом из-за дефицита валюты, к которому позже добавились и идеологические причины. Следствием этого стало исчезновение из продажи всего, что не производилось в СССР, за исключением финских салями, сыра «Виола», югославской ветчины да польских мороженых овощей. Основная же масса закупаемых по импорту продуктов предназначалась для советской пищевой промышленности, которая превращала их в привычные населению кофе почти без кофеина, колбасу почти без мяса, приправы почти без аромата.

• Появление новых нехарактерных для исторической русской кухни продуктов – кукурузы, океанической рыбы и морепродуктов, крабов, призванных восполнить дефицит базовых продуктов национальной кухни – мяса, речной рыбы, фруктов и овощей.

• Постепенное сокращение свежих продуктов всех категорий, связанное с хроническими недостатками системы торговли и распределения. Увеличение в противовес этому доли консервов и полуфабрикатов. После того как советская пищевая промышленность освоила технологию томатного пюре и пасты (в 1930-х годах), свежие помидоры практически исчезли из общепитовских рецептов соусов, маринадов, супов и борщей. В эту тенденцию вписывается и массовое употребление готового фабричного майонеза.

Фото из «Каталога маслобойно-жировой промышленности» (1957 год)

• В связи с уменьшением доли речной рыбы и мяса в питании населения происходило увеличение потребления блюд из круп. Создание новых видов крупяных изделий – крупы «Артек», воздушных и плющеных кукурузных зерен, искусственного саго. Резкий рост доли сначала картофеля, а затем – макаронных изделий в рационе массового питания.

• Замена естественных кулинарных жиров на их искусственные модификации. Маргарины и другие кухонные жиры полностью вытеснили из общественного питания сливочное масло и изрядно потеснили качественные растительные масла.

Следующая ступень понимания советской кухни, очередная фигурка матрешки, – это ее рассмотрение в качестве более широкого предмета: не только продуктов, но и типичных поварских приемов, технологии обработки продуктов, типа и характера пищи, норм и обычаев подачи блюд. И уже с этой точки зрения советская кухня представляла из себя гораздо более самобытное явление. Причем это не о том, что я ее хвалю. А лишь о том, что наша кухня XX века имела очень индивидуальный характер, подчас не встречая аналогов в мире. В чем же заключались эти ее особенности?

• Ориентация на общепит придала кухне характер промышленного производства, что привело к потере индивидуального отношения повара к клиенту. А приготовление любого блюда на сотню-другую порций создало соответствующую культуру приготовления и отношения к нему.

Газета «Рабочая Москва», 11 февраля 1925 года

• Борьба с воровством в столовых и ресторанах привела к унификации рецептов, девальвации поварского искусства, которое заключалось лишь в точном следовании установленным нормами вложениям и рецептурам.

• Окончательно утвердилось четкое советское меню: салат, суп, горячее, десерт (кофе, компот). Всякие промежуточные типы подачи (горячие закуски, сыры, фрукты) уходили из массовой кухни в избранную гастрономию хороших столичных ресторанов и торжественных приемов.

• Закуски все больше упрощались до нарезки колбасных изделий, сыров, балыка, рыбных консервов (шпрот, сардин, селедки) и т. п. С исчезновением продуктов естественным образом исчезали такие приготовляемые дома закуски, как ростбиф, буженина, блюда из субпродуктов.

• Широкое распространение системы заказов на предприятиях и в учреждениях «подрывало» праздничную домашнюю кулинарию, которая все чаще сводилась к нарезке колбас, выкладке на тарелки консервов и замешиванию продуктов с майонезом (оливье, селедка под шубой, мясные салаты).

• Первые блюда в массовой кухне отходят от национальной исторической традиции. Практически исчезают из массового питания калья, ботвинья. Причем не в силу того, что нет продуктов или сложно приготовить. Просто в какое-то время они не попали в выбранный формат общепита. И наоборот, советское время – это расцвет борщей, рассольников, солянок, супа-лапши. Что, в общем, тоже можно понять – простые доступные продукты, выразительные блюда. Плюс – это еще и способ утилизации остатков неиспользованных в горячих блюдах продуктов, сытность и калорийность.

• Освоение в быту и общепите национальных блюд (прежде всего Средней Азии и Закавказья) стало мощной тенденцией, несколько девальвированной однако качеством продуктов и незнанием специфических поварских приемов этих народов. Вместе с тем именно кавказская кухня стала при СССР для многих синонимом праздничного стола в силу своей яркости, остроты вкуса и общей экзотичности.

Грузинские блюда навсегда вошли в советскую кухню. Чахохбили

• Сохранение «живой» русской кухни лишь в быту. И речь здесь идет не о каких-то уникальных блюдах типа няни, коврижек или клюквенного взвара. Именно каши, блины и пироги в массовом общепите готовились из рук вон плохо. Лишь домашняя кухня хранила «бабушкины» рецепты, на деле развивая историческую традицию народа.

Но самые интересные черты советской кулинарии ждут нас при рассмотрении следующего его «уровня» – социально-культурного и психологического. Действительно, наша кухня – это весомая часть культуры советского народа в XX веке:

• Несомненная политизированность советской кухни. Этим она резко отличается от дореволюционной кулинарии, которая никогда не была особенно связана ни с какими событиями политической истории.

• Эта политизированность стала, в свою очередь, следствием патерналистской роли, которую взяло на себя советское государство. Известно, что Николай II во время всеобщей переписи населения в 1897 году ответил о своей профессии – «хозяин земли Русской». При этом в официальной доктрине «кормильцем» этой земли всегда выступало крестьянство. И только советское правительство приняло на себя роль не только хозяина, но и кормильца. Ответственного за пропитание и счастье всего вверенного ему народа. По существу, это явилось лишь частным случаем всеобщего правила – советская власть считала себя ответственной за все области жизни своих граждан.

Эту тенденцию очень ярко описал Александр Генис. «Вопреки всем традициям, – отмечал он, – «Книга о вкусной и здоровой пище» трактует кухню не как частное, семейное дело, а как важнейшую функцию правительства».

• В качестве аргументации вмешательства государства в область питания использовался тезис о научном характере советской кулинарии. Провозглашалось: только врачи и диетологи в состоянии правильно разработать меню и проследить за приготовлением полезных блюд. И только повара государственных столовых и ресторанов – правильно их приготовить и преподнести потребителю.

Конечно, читатель может возразить: до этого мы, мол, говорили о предметных понятиях – продуктах, блюдах, рецептах, обо всем, что можно было увидеть, потрогать руками и оценить вкус. Действительно, сейчас мы вступили на зыбкую почву мифологизации советской кухни. И чтобы этот ее понятийный уровень стал ощутимее, попробуем разобраться с несколькими вещами. Для начала следует четко уяснить для себя, что никакой единой советской кулинарии не было. И откуда, собственно ей было взяться? Даже многовековая русская кухня и та была пронизана противоречиями. Почему-то до 1917 года в рамках общероссийской кухни спокойно существовали десятки ее подвидов: кухня крестьянская и купеческая, кухня изящных питерских ресторанов и московских трактиров, кухня общепита (в том еще понимании) и домашняя кухня среднего класса, кухня раскольников и православных. Это даже если не принимать во внимание различий в географии (скажем, русского Севера и Дона, Сибири и Полесья), а также наличия огромного количества национальных особенностей.

Поэтому возвращаясь к «многослойности» советской кулинарии, следует иметь в виду, что это – лишь продолжение тенденции, веками сложившейся в нашей кухне. На наш взгляд, общенациональная советская кухня – это своего рода миф. Это – тот абсолют, к которому стремилась официальная пропаганда. На деле же все равно оставались кухни различных социальных групп. Что-то в них было общее, что-то – лишь на уровне стереотипов.

Что это были за кухни? Очевидно, что с дореволюционных времен за малым исключением сохранялась крестьянская, деревенская кухня. Те, кто уважал религиозные традиции, бережно пытались сохранить их (а в кухонном домашнем быту с ними не боролись даже в самые суровые годы). Городская кулинария изменилась значительно – за счет внедрения общепита, новых продуктов, подходов к питанию. Но все также прослеживалась социальная дифференциация: питание фабричных рабочих отличалось от стола людей свободных профессий. Кухня для обеспеченной публики формировалась за счет людей, причастных к распределению продуктов или ресурсов, начиная от заведующего продмагом и до министра (и, кстати, еще большой вопрос, у кого из них было более разнообразное и богатое меню). Возвратившиеся домой дипломаты пестовали грустную пародию на европейские деликатесы из подручных продуктов, творческая интеллигенция исподволь тянулась к «купеческим традициям», мелкая номенклатура уважала искаженное и извращенное понимание «высокой» ресторанной моды.

Каждый советский социальный слой гордился чем-то своим и одновременно общим – ощущением избранности, уникальности в единой советской системе. Другое дело, что не каждый человек понимал всю призрачность этой «роскоши». Вот почему написанный в 1930-х на полном серьезе (!) очерк Павла Нилина, сегодня получает скорее юмористическое звучание: «…бурный рост производительных сил в нашей стране и связанный с ним невиданный подъем культурного уровня людей превращает уже сегодня многие предметы роскоши в предметы первой необходимости. А так как у нас уничтожено паразитическое потребление, предметы роскоши становятся достоянием всего населения. [. ] Люди теперь хотят иметь не просто сапоги, но хорошие сапоги, не просто велосипед, но хороший велосипед. Ибо строители Магнитки и Кузнецка, Днепрогэса и Уралмаша, авторы грандиозных вещей имеют право на роскошную жизнь».

И здесь мы подходим к еще одной «невысказанной» черте советской кухни. На этот раз имеющей, скорее, социально-психологический характер. И продукты, и гастрономия были тем самым «маячком», безошибочно позволяющим определить социальный статус собеседника. Гениальная сцена из романа Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны» списана ведь совсем не с гитлеровской действительности 1945 года. Помните, когда Штирлиц оказывается случайно в одном купе с генералом вермахта: «У вас нет коньяка». – «У меня есть коньяк». – «Значит, у вас нет салями». – «У меня есть салями». – «Значит, мы с вами едим из одной кормушки».

Естественно, что в территориальных обкомах, райкомах и советах создаются аналогичные системы, где «труба пониже и дым пожиже». Сознаюсь, вместе с отцом, входящим в тот «избранный круг», я в середине 1980-х имел возможность посещать эти заведения, издавна получившие название «распределители». Так вот выставленный там ассортимент соответствовал всего лишь сегодняшнему районному столичному магазину. Скажем, на улице Грановского торговля была организована в помещении площадью порядка 300 метров, где в 5–6 комнатах (залами их назвать не поворачивается язык) были представлены, соответственно, колбасы (из микояновского спеццеха и финские салями), видов 15–20 консервов, сырое мясо, молочные продукты, хлеб и бакалея, конфеты, чай, кофе, пиво и винно-водочные изделия (20–30 сортов водок, коньяков, настоек).

Выгода от пользования таким заведением заключалась в нескольких вещах. Во-первых, там был выставлен пусть и ограниченный, но качественный и стабильный ассортимент продуктов. Главное же заключалось в небольшой хитрости. Цены на эти продукты были зафиксированы на уровне 1930-х годов. Каждый «допущенный» к заведению человек получал на руки книжку с отрывными талонами на сумму примерно 150 рублей в месяц (это – минимум, у министра, скажем, было вдвое больше). На них он мог либо обедать в столовой, либо брать «сухим пайком» продукты в магазине.

Понятно, что 99 % предпочитало последний вариант. В результате человек приобретал дефицитные продукты по ценам примерно в 2 раза ниже государственных. Что позволяло экономить до четверти зарплаты в месяц плюс не заботиться о питании семьи. Насколько же смешно выглядят эти привилегии «номенклатуры» 1970–80-х годов по сравнению с тайным и явным многомиллионным «пайком» сегодняшних министров!

Еще одна неотъемлемая социально-культурная черта советской кулинарии – это использование специфической советской эстетики. Кстати, может быть, именно поэтому все советское и вызывает сегодня такую ностальгию, даже у молодежи, не заставшей ничего советского в жизни. Но это – сегодня. А тогда эстетика была мощным инструментом распространения мыслей, привычек, идей. Бесчисленные плакаты и реклама, журнальные иллюстрации и этикетки на продуктах – все это создавало единый фон здорового и рационального питания. Многие уже тогда понимали, что это – своего рода параллельная реальность, имеющая мало общего с социалистической действительностью. Но идеологический напор был силен, этот выдуманный мир создавался всем советским искусством.

Кстати, обратите внимание. Эстетическая эксплуатация кулинарных образов при СССР была неоднородна по времени. В 1920–30-е годы – это русский авангард, рекламные стихи Маяковского, плакаты в ярком брутальном стиле: «Работница, борись за чистую столовую, за здоровую пищу!», «Долой кухонное рабство!» и другие темы были нацелены не на пропаганду продуктов или пищевых товаров, а на улучшение общего быта и привычек. Именно этот приоритет был главным в работе советских властей.

В конце 1930-х тональность пропаганды меняется. Фактически до середины 1950-х годов – это апофеоз продуктовой рекламы. Что, в общем, вполне объяснимо. Начала нового быта более или менее привились. А вот другая тема – роль государства в питании населения – стала преобладающей. Правительство и коммунистическая партия – вот настоящие кормильцы народа. А мудро руководимая ими пищевая промышленность – неиссякаемый источник продуктов и товаров.

Обратите внимание: на каждом плакате обязательно указано ответственное за выпуск товара ведомство.

«Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы!» – убеждает нас молодая женщина с самого запоминающегося плаката 1930-х годов работы А. Миллера. В эти годы советские покупатели посредством рекламы знакомятся с множеством новых продуктов: свежезамороженными овощами и рыбой, пастеризованным молоком в стеклянных бутылках, пищевыми концентратами для быстрого приготовления каш, супов, киселей и кондитерских изделий, майонезом, готовыми пельменями, сосисками.

1960-е годы радикально меняют советскую кулинарную эстетику. Вернее, попросту резко сворачивают ее. Все меньше и меньше рекламы вин, полуфабрикатов, вообще – всей продуктовой линейки. Немногочисленными исключениями становятся усиленно внедряемые властями продукты, призванные сократить наметившийся дефицит всего съестного. При Хрущеве – это вездесущая кукуруза, «царица полей» и источник всего прогрессивного в питании. При Брежневе – океаническая рыба и морепродукты, ставшие в условиях хронического кризиса сельского хозяйства вынужденной альтернативой традиционным блюдам.

А в 1970–80-е – полная тишина на фронте кулинарной, пищевой эстетики. Изредка прорывающиеся продуктовые мотивы – это либо бесконечная битва за урожай, либо борьба с «несунами» на производстве, либо вымученная критика «вещизма» и мещанства. Этих советских эвфемизмов для простого человеческого стремления к нормальной, обеспеченной жизни.

Нормальной жизни. А ведь именно это понятие и завершает ту самую загадку советской кухни, над которой мы размышляем сейчас. Оно-то до конца и складывает эту самую матрешку. Наша кухня была одним из элементов пропаганды советского образа жизни. Она была призвана показать, насколько счастливо живется простому человеку в СССР, как питательны и здоровы продукты, потребляемые им, как красив и рационален его быт.

Два мира, два образа жизни

До какого-то момента это срабатывало. Ведь бытовая часть любого общества – не на виду. И в этом смысле догадываться о том, как там живут и питаются американцы и французы, мог далеко не каждый советский гражданин. Плюс к этому, давайте говорить прямо, очень небольшая часть советского народа рассматривала тогда питание как сколько-нибудь заслуживающую тему для разговора. То есть, пока все с продуктами было более или менее терпимо, проблема не была в центре внимания. И лишь когда тотальный дефицит соединился с разочарованием в общественных идеалах, – вот тогда советская модель и начала проигрывать и терять популярность.

В конечном итоге именно это соревнование – два мира, два образа жизни, – и похоронило весь советский строй.

Материалы по теме

А вот ещё:

Колонны Выборгского залива, часть 3

После написания двух статей о колоннах в Выборгском заливе в которых раскрыты все геометрические и иные характеристики, остался ряд нераскрытых вопросов. Последние дни на тематических ресурсах я прочитал много версий о том как колонны могли там оказаться, как они перевозились, куда предназначались. В данной статье я попробую озвучить свои мысли по данному поводу. Теперь обо всем по порядку.
]]>

Вернемся к нашей теме. По точке А я высказался. Она где-то в локации тех мест где колонны и сейчас находятся. Что касаемо точки Б то тут всё намного сложнее. Она может быть где угодно. И совсем не обязательно что это Санкт-Петербург. Шарик большой.

В первой статье ]]> я обоснованно показал что вероятность того что колонны были произведены в близлежащем карьере (500 метров на юг, желтый квадрат) крайне мала, не логична. Скорее всего в данную точку они попали из района обозначенного оранжевым овалом.

Вот схема с подписями, чтобы было наглядно. Серым пунктиром я обозначил предполагаемое место где шла выработка гранита данного паспорта и соответственно его обработка в формы. Судно с колоннами успело пройти по заливу порядка 3 км прежде чем по какой-то причине потеряло управление и его ветром снесло в бухту в которой эти колонны покоятся до сих пор.

Тут можно строить много предположений. Могла быть самоходная баржа которая потеряла управление. Мог быть буксируемый «прицеп», который сорвался с троса и его унесло ветром. Сие нам не узнать никогда. Единственное что можно предположить как уточнение, это то, что колонны были аккуратно выгружены. Рядышком, ровненько. То есть их берегли и планировали забрать. Судно же, судя по всему, позднее удалось эвакуировать.

Вы видите, что рядом с колоннами находятся каменные блоки, под которыми в свою очередь виднеются деревянные элементы. Сейчас я попытаюсь разъяснить что и как там появлялось. Конечно я со свечкой не стоял, я строю лишь логически обоснованную цепочку умозаключений на основе собственных знаний и опыта. Во ]]> второй ]]> статье я указал, что деревянные элементы это поддон, сделанный с целью изъятия колонн. Теперь подробно.

Первое что нужно понимать, так это то, что блоки и колонны никак не связанные события. Все думают что колонны и блоки везли на одной барже, либо их там вместе складывали, либо это руины какого-то древнего сооружения и прочее и прочее. Версий я слышал уже много. Вплоть до того, что были огромные сани на которых по льду всё это добро возили аж в Петербург. В конце статьи я напишу почему версия со льдом ошибочная. А пока к колоннам и камешкам вернемся.

Для визуализации и лучшего понимания моих мыслей в процессе повествования я буду рисовать принципиальные схемы. Сразу отмечу что версия предполагает погрузку колонн обратно на судно. В случае изъятия колонн на сушу всё было бы намного проще. Система лебёдок от ближайших деревьев и дело в шляпе. Правда потом совершенно невозможна их дальнейшая транспортировка без соотвествующей ландшафной проработки, следов которой нет от слова совсем.

Представьте себя на месте прораба или инженера, которому поручили достать колонны и погрузить на судно. Что вы будете делать? Логично предположить что вам первым делом на дне рядом с колоннами придется соорудить какой-то настил, на который вы сможете поставить подъемный кран (механизм). И такой настил на дне был обнаружен во время экспедиции. Вот схема. Оранжевым цветом я обозначил колонны на тот момент. Они еще рядышком.

Видимо замысел был следующим.

Я нарисовал поддон находящийся на дне. На нём видимо предполагалось размещение подъемных механизмов. Скорее всего два механизма, по торцам колонн. Ибо завести петлю из троса (каната) можно только с торцов. Принцип простой. Как у Архимеда. Дайте мне точку опоры и я переверну Землю. Предполагался подъем колонны, затем на освободившееся место смещалось погрузочное судно, колонна опускалась. Однако не срослось. Скорее всего одной из причин был прогиб или пролом поддона. Встал вопрос укрепления настила и было принято решение под подъемными механизмами настелить второй слой брёвен.

Однако опять не получилось. В этот раз по всей видимости проблемы возникли с подъёмным механизмом. Может балка не выдерживала, может еще что. Но, скорее всего, балка. Если мы исходим из того что подъемных механизмов было два, то можно прикинуть силу на излом. Колонны порядка 34-36 тонн, то есть на каждый рычаг по 18 тонн условно. Вылет стрелы относительно точки опоры никак не менее 3 метров, наверное даже 3,5-4 метра в реалиях был. Предполагая длину стрелы, которая возможно и видна на фото в виде длинного бревна и составляет 16 метров, можно рассчитать как усилие на противоположном конце стрелы, так и силу излома в точке опоры. Если мы условно возьмем соотношение длины плеча рычага как 1:3 (4 и 12 метров), то на противоположном плече рычага вес должен быть 6+ тонн. Вот эти самые 6 с гаком тонн на концах рычага мы и видим в виде разных каменных блоков. При этом когда стрела подъемного механизма начала гнуться и ломаться, на каком-то этапе была тщетная попытка укоротить плечи рычагов, что предполагало увеличение массы на конце плеча рычага. Это дополнительные каменные блоки другого размера.

В конце концов стало понятно что таким образом колонны поднять и погрузить на судно не получится. Стали ломать голову что делать дальше и придумали другой вариант. Кардинально другой. Вот его принципиальная схема.

Но и тут ничего не получалось. Возможно настил не выдерживал, возможно снова рычаг ломался, возможно судно не удавалось жестко закрепить и малейшее движение (осадка) судна все попытки сводила к нулю. Причин может быть много, а скорее всего все причины вместе взятые. Один малейший перекос тянул за собой всю вереницу проблем.

Тут стоит отметить то, что налицо спешная работа, без основательной подготовки. Торопились, возможно хотели втихаря, утайкой, малыми силами. Как я писал во второй статье, это действо происходило в 20 веке, скорее всего в 20-30 годы финнами или во время Великой Отечественной войны немцами.

На самом деле, если по-серьезному подходить к вопросу изъятия колонн, то лично я не вижу особых проблем. Правда понадобится основательная подготовка и металлические механизмы. Если сейчас вдруг кто-то захочет колонны достать, то он это сделает. Хоть на берег вытащить и погрузить на шаланду, хоть на судно. Да, будет не дешево, да придется проделать определенные работы как на дне, так и на берегу, но всё технически исполнимо.

Да, пока не забыл. Когда те кто понял что ни черта не получается, у них хватило ума блоки сложить кучкой у колонн, хотя один блок все-таки остался валяться примерно в десятке метров от кучи. На первом фото с квадрокоптера его видно внизу у обреза снимка. А теперь, когда я все подробно расписал и нарисовал, наложите мой рассказ на имеющиеся фото и вы поймете что я прав. Как минимум моя версия полностью соответствует тому что есть по факту. Один из рычагов при последнем варианте обломился и до сих пор его обломок торчит между колоннами. Напомню тем кто не читал вторую статью, древесина поддона достаточно свежая, хорошей сохранности. Её нельзя датировать периодом Российской империи.

Возможны иные предполагаемые варианты? Конечно возможны. И мой вариант так же может корректироваться. Например я описал вариант с двумя подъемными механизмами, но их могло быть и больше. Запросто могло быть три и даже четыре. При том что два вида блоков видимых на фото как раз имеют по три единицы примерно одного размера. Правда второго уровня поддона мы видим все же лишь два. Но среднюю часть второго уровня на каком то этапе вполне могли разобрать и пустить в ход на настил последнего варианта при закатывании сразу на судно. К сожалению этого мы уже не узнаем никогда, так и будем лишь строить предположения.

Кстати о предположениях. Я обещал рассказать почему версия со льдом ошибочна. Напомню, что я читал версии о том, что колонны и каменные блоки могли катать на санях или неких конструкциях по типу саней зимой по льду. Отвечу как местный рыбак.
1. Лёд не ровный и не однородный. Он и буграми, и с торчащими камнями, и разной толщины. В оттепели с промоинами. Ветер и течения его ломают, повсюду трещины. Часто уносит. Вспомните ежегодные эпопеи с питерскими рыбаками.
2. Торосы. Прибрежная часть до 3 км от берега обычно чрезвычайно торосистая. Локально и в отдельные годы полностью не проходимая ничем. Ни людьми, ни техникой. Даже сейчас.
3. Если выпадет снег, даже рыбацкий ящик на лыжах тащить крайне трудно. Особенно когда снег подтает и под ним вода. Или наоборот, выпавший снег своей массой выдавит через трещины воду которая скапливается под снегом. Передвижение на технике (снегоход, мотособака, сани) в таком случае практически невозможно, пешком крайне затруднительно.
4. в поземку снег надувает барханами как песок в пустыне. Локально запросто может быть толщиной более полуметра. Так же малопроходимо.
5. даже если снег выпал тонким слоем, свеженький, то пока он не спрессуется и не сцепится с поверхность льда, то точки опоры нет от слова совсем. Очень скользко. Вы даже ребенка на санках тащить не сможете. У всех питерских рыбаков, тех кто ходит далеко по Финскому заливу (корюшатники), имеется специальная обувь. Раньше это были специальной формы галоши на валенки. Сейчас сапоги с подошвой из специального состава и определенного протектора. А так же специальные накладки с шипами, так называемые ледоступы.

Следующее. Так же сейчас много идет разговоров о том, что древесина может быть более старой. Приводится в пример и морёный дуб, и Венеция (сибирская лиственница) и прочие примеры археологических находок. Тут так же нужно понимать что есть что и отделять мух от котлет. Древесина может долго сохраняться в среде с малым количеством кислорода. То есть должен быть некий консервант. Консервантом может быть лишь то, что исключает или снижает количество растворенного в воде кислорода. Например глина, выступающая гидроизолятором, или ил и торф которые активно пожирают свободный кислород. Там где лежат колонны нет ни глины, ни ила, ни торфа. Только песок. Песок хорошо пропускает воду, а вместе с ней и кислород. В данной локации нет условий для длительного сохранения древесины. При том что древесина в данном случае это обычная хвоя, как известно не отличающаяся особой стойкостью к гниению. Раз уж отвлекся на древесину, еще кое что скажу. Древесина бывает разной. Как по плотности и твердости, так и по химическому составу. Кроме того, разные породы дерева имеют разный электрический заряд. Древесина в воде гниет любая, но различные особенности могут уменьшать или увеличивать срок. Некоторые породы дерева при определенных условиях дубеют, кальцинируются. Всем известный пример с морёным дубом. Если дуб положить в воду и засыпать песком, да потолще, а лучше глиной или илом, то он каменеет. Но нужны многие годы. Сейчас в промышленных условиях этот процесс сокращен до дней путем нагрева, сушки, обработки паром и химикатами. При этом мало кто знает что ряд пород дерева в некоторых условиях по характеристикам превосходит мореный дуб. Например всем нам хорошо известная осина. Она очень мягкая, особенно верхушка дерева, при этом в естественных условиях гниет очень быстро, по-этому старых и толстых деревьев в лесу вы не найдете. Но, если дерево намочить, оно сильно разбухает, а при сушке сильно ссыхается. При этом имеется факт накопления. То есть каждый цикл разбухания и последующего усыхания будет плясать от последнего цикла с прогрессией к уплотнению. Так вот, после трёх таких циклов осина уже твёрже дуба. А после 10 циклов вы в неё даже гвоздь не забьёте. Самое интересное то, что осина не имеет предела сжатия. Даже после многих циклов сушки сохраняет способность к усыханию. Правда этот процесс крайне замедлен. При этом если окажется влажная среда, то будет так же впитывать влагу и разбухать. Даже покрытая лаком или воском. Ибо с годами лак, воск и прочие покрытия теряют свои свойства и увеличивают гигроскопичность. В общем со временем изделие из осины обязательно растрескается. Кстати, осина имеет отрицательный заряд и по-этому не дружит с хвоей. Вместе они не растут, осина угнетает хвою. А те ёлки что умудряются расти, имеют ветви в сторону от осины. Чёта Остапа понесло. Хватит. Да, у других пород дерева свои «тараканы».

И последнее. Справа и слева от колонн имеется песчаная «отмель». Кое кто пытается это связать каким-то образом с руинами прошлых лет. Типа под песком что-то погребено. А колонны с блоками это лишь верхушка айсберга.
]]> ]]>
Нет. Это не верхушка айсберга. Тут нет ничего необычного. У любого берега на некотором расстоянии от уреза воды есть такой намыв из песка и гальки. Образуется он придонным обратным течением при большой волне в берег. То что у колонн нет такого намыва обусловлено только тем, что сами колонны были как дамба и сдерживали как нагонное поверхностное течение, так и обратное придонное. А справа и слева этот намыв заканчивается причинами иного характера. Это рельеф дна (глубина), геометрия береговой линии, каменные гряды, заливчик впадающего ручья и пр..

Тепеь всё. Свои мысли по теме возможной принадлежности и транспортировке колонн я изложил. Равно как и наиболее вероятную причинно-следственную цепочку событийного характера. Всем спасибо за чтение.

Добавлено 20.09.2020. В данный момент происходит процесс изъятия колонн. Блоки уже вытащены на берег, в скором времени вытащат и колонны. Планируется создание ]]> музея в Выборге ]]> где колонны станут одним из экспонатов. Хорошо это или плохо, я не берусь судить. Могу лишь предположить, что маленький песчаный пляж, который был жемчуженой залива, перестанет быть этой самой жемчужиной, если вообще останется.

Источник