продолжение завтрак у тиффани
Песня, платье и блеск бриллиантов: что дал мировой культуре фильм «Завтрак у Тиффани»
60 лет назад, 5 октября 1961 года, состоялась премьера фильма Блейка Эдвардса «Завтрак у Тиффани» по одноимённой повести Трумэна Капоте. Главную роль в картине исполнила Одри Хепбёрн, к тому моменту уже известная благодаря лентам «Римские каникулы», «Война и мир» и «Сабрина». Её экранным партнёром стал Джордж Пеппард.
Главная героиня «Завтрака у Тиффани» Холли Голайтли живёт, казалось бы, беззаботной жизнью, заполняя время вечеринками и другими увеселениями. Правда, свою беспечность она поддерживает за счёт встреч с богатыми мужчинами. В будущем Холли надеется найти обеспеченного жениха.
За похождениями авантюристки следит новый сосед — писатель Пол Варжак. Герои быстро завязывают дружбу, и Холли начинает называть Пола именем любимого брата Фреда. Однако характер их отношений поменяется ещё не раз.
От скандальной истории к безобидному ромкому
История Капоте о независимой женщине, водящей дружбу с мужчинами, любительнице активной ночной жизни, была дерзкой и откровенной для своего времени. Опубликовать новеллу получилось не сразу. Писатель продал свою работу Harper’s Bazaar, но вскоре журнал отказался от публикации, сочтя её слишком рискованным шагом: издатели выступили против явных намёков на сексуальные связи героини, вырисовывающие довольно безнравственной образ. Капоте отказался вносить в текст изменения и уже было решил, что «Завтрак у Тиффани» никогда не напечатают, однако спустя всего несколько месяцев произведение появилось на страницах Esquire. Примерно в то же время работой заинтересовалась студия Paramount.
Права на экранизацию были куплены в конце 1958 года, а уже в апреле 1959-го появился первый сценарий, однако студия его не приняла. Продюсер Ричард Шеперд посчитал, что автору Самнеру Локу Эллиотту не удалось передать изюминку, юмор, теплоту и честность главной героини.
Также Шеперд решил, что истории нужен счастливый романтический финал, в котором некоторые проблемы Голайтли решаются благодаря пониманию и любви.
Интересно, что в своей версии истории Эллиотт предусмотрел похожую развязку. Однако, по мнению Шеперда, финал был недостаточно аргументирован, поскольку остальная часть скрипта всё ещё соответствовала первоисточнику. Продюсер нанял сценариста Джорджа Аксельрода, чья фильмография на тот момент включала комедию с Мэрилин Монро «Зуд седьмого года».
Аксельрод сильно изменил сюжет. Именно он придумал знаменитую открывающую сцену, а также написал для Пола кульминационную речь, в которой объясняется внутренний конфликт Холли. Этот монолог в итоге мотивирует героиню пересмотреть свои взгляды на жизнь.
Кинематографисты планировали показать сексуальные отношения вне брака, для чего требовалось обойти цензурные ограничения. Проблему решили следующим образом: Аксельрод ввёл дополнительную героиню, которая вступила в связь с Полом, и цензор вычеркнул в основном сцены, не имеющие первостепенного значения для развития сюжета. Уловка сработала.
А вот в книге Трумэна Капоте был гомосексуальный подтекст. Рассказчик, с которым заводит дружбу Холли, — гей. Кроме того, героиня и сама считает себя «немного розовой». С рассказчиком Холли разделяет близость, не связанную с эротическими или финансовыми потребностями.
Также, по мнению Сэма Уоссона, автора книги «Пятая авеню, пять утра» (Fifth Avenue 5 AM: Audrey Hepburn, Breakfast at Tiffany’s, and the Dawn of the Modern Woman), в своей книге Капоте оспаривает «сакральность господства гетеросексуальности» и предполагает, что «гендерные постулаты о том, кто зарабатывает деньги (мужчины), а кто — нет (женщины), могут быть не столь благотворными, как романтическая связь между геем и гетеросексуальной женщиной».
«И дело не в том, что платонические отношения представлялись ему по какой-то причине идеальными, и не в том, что гетеросексуалы казались ему занудами, а в том, что в 1958 году, когда замужние женщины по всей Америке пребывали в финансовой зависимости от своих супругов, замужество было сродни западне», — считает Уоссон.
Авторы фильма обошли подобные темы, в результате чего новелла Капоте превратилась в классическую романтическую комедию. Это вызвало крайне негативную реакцию автора: тот был недоволен всеми составляющими картины — от сценария и выбора актёров до постановки.
Трудности кастинга
Хотя образ, созданный Одри Хепбёрн, стал классическим даже вне контекста фильма, у Трумэна Капоте было совершенно другое представление о героине. Он хотел, чтобы Холли сыграла Мэрилин Монро — к моменту премьеры артистка была ещё жива.
На роль прототипа Холли претендовали многие женщины из окружения Капоте, а некая Бонни Голайтли даже намеревалась засудить литератора за клевету, но проиграла процесс. Биограф Джеральд Кларк пришёл к выводу, что Холли — это, скорее, собирательный образ с чертами многих дам, встречавшихся Капоте на жизненном пути.
В биографиях Мэрилин Монро и Холли Голайтли немало общих черт. Обе носили вымышленное имя (кинодива была Нормой Джин Мортенсон, а вымышленная героиня — Луламей Барнс), в детстве остались без родителей, а затем попали под влияние мужчин старше себя, которые помогали им, но тоже извлекали выгоду из отношений. Капоте снабдил Холли и схожей внешностью: светлыми, почти белыми волосами и светлыми глазами.
Актриса была заинтересована в том, чтобы сыграть в ленте, однако жена известного преподавателя Ли Страсберга Пола Страсберг, обучающая кинодиву актёрскому мастерству, отговорила её примерять образ «девушки на один вечер».
Кроме того, руководство Paramount не желало утверждать актрису из-за её звёздного статуса и высоких требований, а также репутации: кинематографисты знали, что Монро постоянно опаздывает и с трудом запоминает диалоги. Продюсер фильма Мартин Джуроу и вовсе считал, что Мэрилин недостаточно сильна для этой роли.
«Холли должна была быть находчивой и суровой, а любой, кто видел Мэрилин, мог уловить, что суровости в ней как в тюльпане. Трудно было вообразить, чтобы такая личность жила как Холли: сама по себе в большом городе», — говорил Джуроу.
Трумэн Капоте остался недоволен тем, что роль досталась не Монро, более того, лично выступал против Хепбёрн. Однако куда большей проблемой могло стать желание писателя сняться в главной мужской роли. Мартину Джуроу пришлось пойти на хитрость и заверить Капоте, что всё внимание зрителей будет сконцентрировано на Холли. На деле же кинематографиста больше волновала неприметная внешность автора.
Одри Хепбёрн согласилась на участие в съёмках не без колебаний. Прежде всего она потребовала заменить тогда ещё начинающего режиссёра Джона Франкенхаймера на более известную персону. Выбор пал на Блейка Эдвардса. Тот, в свою очередь, хотел видеть в главной роли не Джорджа Пеппарда, а Тони Кёртиса или Стива Маккуина, но встретил сопротивление продюсеров.
Перед тем как согласиться на съёмки, Хепбёрн также настояла на ещё большем смягчении пикантных моментов в сценарии.
Не без сложностей прошёл и выбор композитора. Руководство Paramount планировало нанять бродвейскую знаменитость, но всё же дало шанс Генри Манчини, который в результате написал шлягер Moon River. Правда, эту теперь уже культовую песню хотели вырезать из фильма, но за будущий хит вступилась Одри Хепбёрн. Согласно другой версии, композицию отстоял Ричард Шеперд. Так или иначе своими двумя премиями «Оскар» — за лучшую песню и саундтрек — «Завтрак у Тиффани» обязан Генри Манчини, а также автору текста Джону Мерсеру.
Удачный продакт-плейсмент
После выхода картины в прокат культовым стал не только саундтрек, но и другие её элементы.
Так, бренд Tiffany & Co не смог проигнорировать производство фильма, в название которого вынесли его имя. Для рекламных материалов компания предоставила ожерелье с жёлтым бриллиантом нестандартной огранки в 128,5 карата. Украшение можно заметить в кадре, когда Хепбёрн и Пеппард бродят по магазину.
Для съёмок этой сцены магазин Tiffany & Co впервые открылся в воскресенье. Чтобы предотвратить кражи, на площадке работали 40 вооружённых охранников.
К слову, в 2017 году во флагманском магазине Tiffany & Co на Пятой авеню появилось кафе, где действительно можно заказать завтрак: чай или кофе, круассан, а также сезонный фрукт и ещё одно блюдо на выбор.
Интересно, что из-за неоднозначного образа главной героини руководство Tiffany & Co. сомневалось, стоит ли участвовать в производстве фильма, однако сегодня этот шаг считается одним из наиболее выдающихся случаев продакт-плейсмента в истории бренда.
Прославилось и чёрное платье Холли. Его дизайн разработал Юбер де Живанши, который уже создавал наряды для героинь Хепбёрн из лент «Сабрина», «Забавная мордашка» и «Любовь после полудня». В декабре 2006 года, спустя 45 лет после премьеры, платье было продано на аукционе Christie’s за £467 тыс.
Достижения и критика
На сайте Rotten Tomatoes показатель «свежести» картины, исходя из оценок критиков, составляет 89%, также фильм положительно оценивают 91% зрителей. Хотя в ленте присутствуют анахронизмы, её хвалят за режиссёрский юмор и образ главной героини.
Впрочем, со временем восприятие фильма поменялось. Образ Холли Голайтли больше не выглядит революционным, зато теперь некоторые критики обвиняют кинематографистов в расизме.
По подсчётам авторов зарубежных СМИ, в ленте появляется всего один небелый персонаж — японец мистер Юниоши, сосед Холли и Пола. Актёра Микки Руни с европейский внешностью загримировали в «еллоуфейс» (по аналогии с блэкфейсом — гримом под темнокожего человека) и прикрепили ему накладные зубы. Также Руни имитировал акцент, произнося звук «л» как «р».
Актёр узнал о претензиях в конце 2000-х, когда фильм сняли с публичного показа в Сакраменто. Руни был удивлён, поскольку ранее сталкивался только с положительной реакцией азиатов.
В 2011-м жители Нью-Йорка создали петицию против показа картины в уличном кинотеатре. «Нет здесь ничего смешного и классического. Нам это не по душе. Показывая этот фильм, организаторы одобряют содержащийся в нём расизм и подсовывают новым зрителям (в том числе детям и американцам азиатского происхождения) эдакое менестрель-шоу, пропитанное расистской идеологией», — говорилось в документе.
Ранее Руни признался, что не стал бы воссоздавать подобный образ, если бы знал, что зрители будут так обижены результатом его работы.
Тем не менее даже после этих нападок в США ленту оценили на государственном уровне. В 2012 году её включили в национальный реестр американских фильмов. По распоряжению Национального совета США по сохранности фильмов копию картины поместили в Библиотеку конгресса. Таким образом, «Завтрак у Тиффани» признан лентой, имеющей важное значение для культуры США и отражающей черты американской нации.
Значимость фильма отчасти объясняется его своевременностью. Обозреватель The Guardian Джоан Смит полагает, что лента вышла во времена оптимизма и невинности: перед убийством Джона Кеннеди и перед сексуальной революцией. Поскольку до этих событий оставалось совсем немного времени, Хепбёрн в образе Холли Голайтли не стала лицом 1960-х, однако наравне с первой леди Жаклин Кеннеди ознаменовала отказ от сложившегося послевоенного образа и подарила массовой культуре новую яркую героиню, которая стильно выглядит и не загоняет себя в рамки формальностей.
Алкоголик, гомосексуал и гений: удивительная жизнь Трумена Капоте
В июле на фестивале документального кино Beat Film Festival покажут ленту Эйба Бёрноу «Говорит Трумен Капоте» (The Capote Tapes) о закате звезды американской литературы. Рассказываем, как Капоте выбросил первую книгу в помойку, чуть не написал о советской золотой молодежи, ненавидел экранизацию своего романа о «святой грешнице», запивал депрессию водкой и так и не дождался Пулитцеровской премии.
Пролог. Как «Завтрак у Тиффани» получил свое название
Эта анекдотическая история произошла в Нью-Йорке в 1943 году. Известный импресарио Линкольн Кирстейн имел обыкновение посещать злачные места Манхэттена. Кроме природного чутья на таланты, Кирстейн славился еще одной страстью: ему нравились морские пехотинцы. После одной особенно пылкой ночи Линкольн решил купить любовнику что-нибудь в знак благодарности. По воскресеньям все магазины Нью-Йорка закрыты, и лучшее, что мог предложить Кирстейн, — совместный завтрак.
«Куда бы ты хотел пойти? — спросил он и быстро добавил: — Выбери самое модное, самое дорогое место в городе». Морпех оказался парнем из глубинки, краем уха он слышал лишь об одном шикарном месте в Нью-Йорке. «Давай позавтракаем у Тиффани?» — предложил он, не догадываясь, что «Тиффани» на самом деле знаменитый ювелирный магазин на Пятой авеню.
Писатель Дональд Уиндем, близко знавший Кирстейна, слышал эту историю много раз. Он вспомнил о ней во время работы над сборником рассказов, посвященных вопросам физической близости между военными и гражданскими во время Второй мировой. Лучшего заглавия для книги было не найти — но работа шла туго, и сборник никак не складывался. Когда его более успешный коллега попросил уступить название, Уиндем охотно согласился. Друга звали Трумен Капоте. Его повесть «Завтрак у Тиффани» прогремит на весь мир, став одновременно и радостью, и горем для писателя.
Впрочем, обо всем по порядку.
Трумен Капоте с другом, писателем Дональдом Уиндемом на площади Сан Марко, Венеция, июль 1948 г. Автор не известен. Источник: Donald Windham. Lost Friendships: A Memoir of Truman Capote, Tennessee Williams and Others. New York: William Morrow & Company, 1987. P. 97
«Другие голоса, другие комнаты»
Громкая слава пришла к Трумену Капоте в январе 1948 года. За дебютный роман «Другие голоса, другие комнаты» критики поставили автора в один ряд с Уильямом Фолкнером и Эдгаром Алланом По, а живой классик Сомерсет Моэм назвал Капоте надеждой американской литературы.
Даже советская пресса не обошла стороной информационную бурю, устроенную 24-летним литератором. «Этот роман, сплошь населенный дегенератами и пропитанный насквозь тлетворным „ароматом“ самого подлинного вырождения, — писала «Литературная газета». — [В этой книге] тремя главными действующими лицами являются: беспомощный паралитик-сумасшедший, его жена-кретинка и дядя, упоенно характеризуемый критикой как „дегенеративный эстет“. В их общество, по воле автора, попадает четвертое действующее лицо: 13-летний мальчик, для „поддержания ансамбля“ отличающийся склонностью к половым извращениям».
Роман Капоте сегодня называют одной из первых книг о гомосексуальности в американской литературе. Притом что подается это автором на полутонах, крайне деликатно и без выпячиваний. А уж если не навешивать ярлыки и не уведомлять публику о скрытом подтексте, скорее, читатель определит тему так: роман о взрослении и расставании с детством.
Книга-сон, книга-наваждение — писателю удалось заворожить публику удивительной вязью слов, сквозь которую едва просматривается второй план. Игру символов дополнил и визуальный ряд: суперобложку первого издания романа украсил скандальный снимок фотографа и друга Капоте Гарольда Хальмы. На фото писатель лежит на софе, небрежно опустив руку на ширинку, а его вызывающий взгляд обращен в объектив: слишком откровенно для пуританской Америки тех лет.
Писатель Гор Видал — вечный противник Капоте. Фото: Evelyn Hofer / 1960 г.
«Летний круиз», «Местный колорит», «Луговая арфа»
На волне большого успеха первой книги Капоте не захотел брать паузу в общении с читателем. У него уже была рукопись повести о первой любви под рабочим названием «Летний круиз» (правильней «На перекрестке лета»). В 1945 году он прервал работу над ней в пользу «Других голосов…», теперь же пришло время вернуться. Но даже в идеальных условиях итальянского острова Искья слова не складывались в филигранные предложения, за которые Капоте так хвалили.
Он в буквальном смысле выбросил «Летний круиз» в помойку — и, если бы не расторопность домовладельца, сохранившего забытые писателем тетради, мы бы никогда не узнали щемящую историю Грейди Макнил, полюбившей автомеханика из Бруклина. Только в 2006 году самый первый роман Капоте наконец увидел свет благодаря стараниям биографа Джеральда Кларка и душеприказчика Алана Шварца.
Весь 1949 год Капоте отчаянно искал новую тему. Но так ее и не нашел. Тогда он решил удивить публику журналистскими опусами, часть из которых уже публиковалась в популярных журналах Harper’s Bazaar, Vogue, Mademoiselle. Летом 1950 года в США вышла книга путевых очерков «Местный колорит», которая была оформлена фотографиями, сделанными в Новом Орлеане, Бруклине, Танжере, Голливуде, на Искье.
Увы, читатель не оценил творческий эксперимент: тираж расходился плохо. Видимо, людей по-прежнему интересовал мир грез и недосказанностей, пленивший их в «Других голосах…». Капоте в шутку писал друзьям: «Хочу, чтобы вы поднакопили монет и подарили всем на Рождество книгу „Местный колорит“ — есть опасения, что ее продажи будут ограничены сугубо моими знакомыми». Сегодня эта книга — предмет страсти коллекционеров. Стоимость экземпляра в хорошей сохранности начинается от 500 долларов.
Книга Local Color («Местный колорит»), состоящая из путевых очерков Капоте. Сегодня за этой редкой книгой охотятся коллекционеры. New York: Random House, 1950. Фото: Left Bank Books
После провала с очерками Капоте быстро мобилизовался и уже в сентябре 1950 года отправил в издательство Random House первые главы нового романа с рабочим названием «Музыка осоки». Редактор Роберт Линскотт в письме к автору признался: «Я читаю и перечитываю, влюбляясь в каждое слово». Когда Линскотт получил рукопись целиком, он предложил автору другое название: «Луговая арфа» («Голоса травы»). Обычно несговорчивый на редактуру, Капоте неожиданно согласился.
В октябре 1951 года, вопреки опасениям издательства, первый тираж «Луговой арфы» смели с полок книжных магазинов. Лирическое повествование об одиночестве и обретении внутренней свободы тронуло сердца читателей. Журналист газеты New York Gerald Tribune назвал повесть «сочной и спелой», а The New York Times поставила произведение даже выше «Других голосов…». Уже через год на Бродвее состоялась премьера спектакля, созданного по мотивам «Луговой арфы», однако успех пьесы не сравнился с успехом «маленькой повести о детстве».
«Музы слышны»
В январе 1954 года мать писателя Лилли Мей на почве ревности к Джо Капоте (второму мужу — кубинскому бизнесмену, некогда подарившему Трумену фамилию) напилась таблеток и впала в кому, из которой уже не вышла. Писатель срочно покинул Европу и прямо с самолета отправился хоронить мать. Отец Капоте Арч Персонс, у которого довольно быстро не заладились отношения с Лилли Мей (маленький Трумен вообще оказался обузой для обоих родителей, которые оставили его на попечение тетушкам), появился лишь спустя неделю. Сын ему этого не простил. В июне 1981 года Капоте не только не приехал на похороны отца, но даже не прислал цветов на могилу. Лишь спустя два года, начав писать рассказ об отце «Однажды в Рождество», писатель умылся горькими слезами, вспоминая о нем.
Джо Капоте, отчим писателя, подаривший ему кубинскую фамилию, и мать писателя Нина Капоте, которая после замужества сменила не только фамилию, но и имя. Фото: Truman Capote papers, The New York Public Library
В начале зимы 1955 года известный композитор и друг Капоте Гарольд Арлен собирался отправиться на гастроли в СССР вместе с труппой оперы «Порги и Бесс» — антрепризного спектакля, поставленного режиссером Робертом Брином. Однако в последний момент Арлен предложил взять вместо себя Трумена Капоте. Брину идея пришлась по вкусу, ведь он и сам искал журналиста, готового освещать успех «Эвримен-оперы» на советской сцене.
Сам писатель же увидел в этом отличную возможность попробовать свои силы в жанре репортажа. Перед глазами был пример Лилиан Росс, которая сумела приблизить журналистский жанр к художественной прозе в своем очерке «Картина» — репортаже со съемочной площадки фильма Джона Хьюстона «Алый знак доблести». Капоте влюбился в эту технику повествования и хотел попробовать сделать нечто похожее.
Капоте выполнил данное Роберту Брину обещание и в подробностях описал ленинградскую часть тура «Эвримен-оперы» (в 1956 году «Порги и Бесс» показывали еще и в Москве). Свой отчет писатель назвал «Музы слышны», парафраз поговорки «Когда говорят пушки, музы молчат» — намек на начавшуюся оттепель в отношениях двух стран. Репортаж получился ироничным: сначала он появился в двух осенних номерах The New Yorker, а затем вышел отдельным изданием. «„Музы слышны“ — 182 страницы препарированной правды, — написал книжный обозреватель Chicago Daily Tribune. — Вы видите, слышите, пробуете на вкус и удивляетесь человеческой доверчивости вместе с ее мнительностью. Лучше уж тигр-людоед в качестве попутчика, чем беспристрастный наблюдатель, который умеет писать».
Трумен Капоте за несколько часов до отправления поезда в Россию. Берлин, декабрь 1955 г. Фото: Sam Kasakoff
Острым пером Капоте задел практически всех героев своей документальной истории — досталось и нашим, и американцам. После выхода книги автора обвинили в злонамеренности и предвзятости. Брин был шокирован — он ждал совершенно другого рассказа. В России, похоже, тоже обиделись на Капоте, поскольку указаний на репортаж нет ни в одной статье о писателе вплоть до начала 1990-х, словно его и не было. При этом выпуски The New Yorker с отчетом о поездке в СССР имелись в спецхране Библиотеки имени Ленина еще в 1956 году. При желании их можно было прочитать, а вот упоминать где-либо — ни-ни!
На русский язык «Музы слышны» блестяще перевела Нина Ставиская в 2007 году для ленинградского журнала «Звезда». Но тогда перевод почти не заметили. Лишь в 2017-м репортаж появился в сборнике документальной прозы «Призраки в солнечном свете». «Когда я прочла этот отчет, мне ужасно захотелось его перевести, — вспоминает Нина Ставиская, — передать эту очаровательную легкость, это сочетание точности и выдумки и, главное, этот взгляд, безжалостно и не без нежности фиксирующий абсурд русской и американской жизни. Это выглядело невероятно трудной задачей, и оттого мне тут же захотелось за это взяться».
После этого Капоте побывал в России дважды: в феврале 1958-го и в марте 1959-го. Еще во время гастролей с «Порги и Бесс» писатель завел здесь друзей и знакомых, которые снова дали писателю повод рассказать об их элитарном круге. Однако эссе «Дочь русской революции» все же осталось черновиком. Собрать материал для полноценного расследования о жизни советской золотой молодежи писателю так и не удалось. В память о пребывании Капоте в Ленинграде сегодня в гостинице «Астория», рядом с лифтом, висит золотая табличка с его именем; будете в Петербурге — загляните.
Вернувшись в марте 1958 года из Советского Союза, Капоте наконец закончил повесть «Завтрак у Тиффани» и сдал рукопись в редакцию Harper’s Bazaar. А потом случился скандал…
Двуязычная суперобложка первого издания документального репортажа о поездке в Россию «Музы слышны». Random House, 1956. Автор: Philip Grushkin.
«Завтрак у Тиффани»
Капоте умел упаковывать острые социальные темы в многослойную обертку. Пока разворачиваешь, наслаждаешься игрой фольги на свету и красотой декоративных лент. А потом… открываешь жестокую правду о мире и людях. Его герои — это чудаки, не желающие становиться рабами чистогана и ханжеской обывательской морали. «Завтрак у Тиффани» начинается как шпионская история, развивается как бурлеск, а заканчивается как трагедия одиночества.
Кстати, сначала Капоте дал своей героине имя Конни Густафсон, но противоречивость образа эскортницы наталкивала на мысль, что перед нами святая (Holy) грешница (Go Lightly — легкая на подъем). Так и получилась Холли Голайтли, девушка легкого поведения с трудной судьбой. В редакции Harper’s Bazaar сначала не обратили внимания на то, чем на самом деле занималась Холли. Маэстро Алексей Бродович поручил фотографу Дэвиду Атти подготовить необычные иллюстрации-коллажи к повести. Атти встретился с автором, обсудил оформление текста, даже сделал несколько снимков писателя в квартире в Бруклин-Хайтс. А потом вмешался Дик Димс, исполнительный директор Hearst Corporation.
Компания Tiffany & Co. была важным рекламодателем. Непристойный образ главной героини мог повредить имиджу фирмы и рассорить ювелирный бренд с журналом. В Harper’s Bazaar решили не рисковать и сняли текст с публикации. Капоте был в бешенстве и пообещал больше никогда не сотрудничать с изданием. Он переуступил права журналу Esquire, и в конце октября повесть вышла в 11-м номере за 1958 год. Буквально через три дня она поступила в магазины в составе отдельного сборника Капоте. Успех был ошеломляющим. Женское окружение писателя соревновалось за право претендовать на роль прототипа взбалмошной героини. Капоте говорил, что, хоть у нее и есть прототип, в целом образ Холли собирательный. А потом, изрядно утомившись от бесконечных вопросов, признался: «Холли Голайтли — это я».
В 1961 году на экраны вышла экранизация повести режиссера Блейка Эдвардса. Сегодня фильм «Завтрак у Тиффани» знают почти все, а воплощенный Одри Хепберн экранный образ Холли Голайтли занял прочное место в массовой культуре. Настолько прочное, что известный бутик Tiffany & Co. на Пятой авеню в прошлом году открыл кафе на втором этаже. Зато имя автора произведения спустя время как-то само собой ушло в тень. А некоторые даже не догадываются, что у фильма есть литературная первооснова и она сильно отличается от киносценария.
«Фильм похож на какую-то слащавую валентинку, отправленную по адресу: Нью-Йорк, Холли, — негодовал Капоте. — У Холли Голайтли действительно твердый характер, и нет у нее ничего общего с Одри Хепберн. Эта экранизация так же похожа на мою книгу, как выступления The Rockettes на хореографию Улановой (The Rockettes — популярный женский танцевальный коллектив, характерной особенностью которого являются массовые сцены, исполняемые с удивительной синхронностью. — Прим. авт.)». Через несколько лет Капоте выскажется еще откровенней: «Блевать хочется от этого фильма».
«Хладнокровное убийство»
Тему для своего главного и самого успешного романа «Хладнокровное убийство» Капоте нашел в колонке The New York Times. В ноябре 1959 года в газете сообщили о жестоком убийстве фермера из Канзаса Герберта Клаттера и трех членов его семьи. В ту пору массовые убийства происходили не часто, и подобные преступления вызывали огромный общественный резонанс. К тому же личности преступников не были установлены по горячим следам, а следы ограбления на первый взгляд отсутствовали.
Свадебная фотография Герберта и Бонни Клаттер. 15 ноября 1959 года они будут жестоко убиты в своем доме вместе с детьми Нэнси и Кеньоном — и станут героями документального романа Капоте «Хладнокровное убийство». Фото: семейный архив семьи Клаттер
Капоте рассказывал: «Как только я прочел заметку, меня осенило, что преступление, как и его изучение, может обеспечить мне нужный размах. Более того, человеческое сердце всегда остается человеческим сердцем, а убийство — это тема, которая со временем не потускнеет. Весь тот день и часть следующего я провел за размышлениями. А затем я сказал себе: что ж, почему бы и не это преступление? Дело Клаттеров. Почему бы не собрать вещи, махнуть в Канзас и посмотреть, что из этого выйдет?»
Спустя шесть лет он представил книгу, в которой все казалось необычным. Это был детектив наоборот. Читатель изначально знал имена преступников и детали совершенного ими преступления (об этом написали во всех газетах), но то, как автор рассказал об этом, выглядело совершенно по-новому. В книге отсутствовало авторское «я», а события показывались с точки зрения разных персонажей. Фокус внимания все время менялся, из-за чего погружение в обстоятельства выглядело невероятно достоверным. В те годы еще мало кто работал в жанре реконструкции событий с использованием приемов большой литературы, и опыт «Муз» очень помог писателю в создании прорывного жанра.
«Журналистика остается одной из самых недооцененных, наименее исследованных областей литературы, — заявил Капоте. — Мне кажется, что журналистика и искусство репортажа должны отступить перед лицом нового жанра — „невымышленного романа“, как я его называю. То, что я предлагаю, — это повествовательная форма с использованием всех приемов художественной литературы, но основанная на фактах. И в идеале автор не должен появляться на его страницах».
Новаторство Капоте принесло ему славу и деньги. Книга стала бестселлером, но, к разочарованию автора, не получила Пулитцеровской премии. Почему? До сих пор непонятно. Писатель видел в этом заговор еврейского писательского лобби или даже проявление гомофобии. Он искренне ждал признания профессиональной среды (читательского он добился еще в молодости), но коллеги не спешили называть его автором №1.
Столько душевных сил ушло на этот роман, столько здоровья и личных средств (Капоте дал взятку в десять тысяч долларов за разрешение на интервью с преступниками). А в ответ стали раздаваться обвинения в недостоверности и предвзятости. Некоторые даже намекали на сексуальное влечение писателя к Перри Смиту — одному из убийц. Писатель злился, отвечал на обвинения серией интервью, пил успокоительные и запивал их водкой. Но все только посмеивались над ним.
Трумен Капоте на месте преступления в доме Клаттеров, г. Холкомб, Канзас. Фото: AP Wire Photo. New York World-Telegram and the Sun Newspaper Photograph Collection
В 2005 году о работе писателя над романом «Хладнокровное убийство» сделали кино. Актер Филип Сеймур Хоффман настолько убедительно перевоплотился в Капоте, что заслуженно получил «Оскар». Это признала и Харпер Ли — компаньонка и помощница писателя по канзасскому расследованию. Она посмотрела на Хоффмана и сказала: «Было прямо жутковато». Главным консультантом фильма «Капоте» режиссера Беннетта Миллера стал биограф писателя Джеральд Кларк. А значит, авторы недалеко ушли от правды жизни. В этом смысле другая картина на ту же тему — «Дурная слава» Дугласа Макграта — напоминала вымысел. Прочитав сценарий, Кларк возмутился: «Секс с Перри Смитом в камере смертников?! Да они с ума сошли!»
«Услышанные молитвы»
Еще в конце 1950-х Капоте всерьез задумался о создании произведения в жанре roman á clef (дословно «роман с ключом») — светские романы, в которых за условными персонажами угадываются реальные люди. Примером служил многотомный цикл Марселя Пруста «В поисках утраченного времени», где знаменитые дамы полусвета и бонвиваны были выведены под вымышленными именами. Кого-то современники узнавали сразу, кого-то литературоведы идентифицировали спустя годы.
Капоте решил воспользоваться этим приемом, чтобы написать грустную комедию о светской жизни, лицемерии и обманутых надеждах. Но потом он занялся делом Клаттеров и романом «Хладнокровное убийство». Лишь к началу 1970-х писатель вернулся к своему проекту — правда, ситуация уже изменилась, как и внутренний настрой автора. Он был зол на сильных мира сего и не собирался прощать им пренебрежительного отношения к себе.
Эпиграфом к роману стало изречение святой Терезы Авильской: «Больше слез пролито из-за услышанных молитв, нежели из-за тех, что остались без ответа». Его трактовку Капоте видел в несовершенстве человеческих желаний. «Исполнение мечты — чаще всего не начало, а конец счастья, — утверждал писатель. — И все мы участвуем в этой круговерти желаний: в тот момент, когда одно сбывается, на его место приходит другое, и мы опять бежим за новой мечтой… Думаю, в этом заключается один из смыслов моего романа „Услышанные молитвы“: не быть избалованным, развивать в себе безразличие к такой жизни, которая может показаться захватывающей и чарующей, особенно если ты ею не жил».
Светская дива Слим Кит (прототип Айны Кулбирт из «Услышанных молитв») с Труменом Капоте. Конец 60-х годов. Фото: Van Williams
Это были секреты Полишинеля, однако друзей и знакомых Капоте возмутил сам факт того, что он нарушил негласное правило держать язык за зубами. Писатель хоть и попытался скрыть имена прототипов, но многие друг друга узнали. Ему не простили предательства. Двери богатых домов и салонов отныне были для него закрыты. Его стали именовать «маленькой бестией» (tiny terror) и отказывались находиться с ним в одном ресторане. Он остался наедине с бутылкой водки и своими демонами.
В 2019 году неоконченный роман «Услышанные молитвы» впервые напечатали в России. Неподготовленному читателю понять его будет довольно сложно: он перегружен незнакомыми фамилиями и отсылками к неизвестным здесь событиям. Собственно, это и подтолкнуло меня написать комментарий: объяснить загадки и тайны неоконченного романа.
Старик Капоте
В 1977 году Эдуард Лимонов встретился с Капоте в Нью-Йорке. «Он был действительно усталый, тела было мало. Он был похож на выпавшую из гнезда птицу, — вспоминает Лимонов. — Есть такие птенцы, без перьев, все в жилах, венах, кровеносных сосудах, им всего пара дней от роду, но выглядят они стариками. Вот такой был он».
Капоте не стал продолжать работу над «Услышанными молитвами». Оставшуюся часть рукописи то ли сжег, то ли спрятал от любопытных глаз в банковскую ячейку. Никто толком не знает. Неопубликованные главы до сих пор не найдены. Биограф считает, что Капоте всех одурачил и после грандиозного провала только делал вид, что пишет продолжение. Близкие друзья уверены в обратном. Тайна рукописи пока не раскрыта, да и в биографии самого Капоте еще остались неразгаданные тайны.
Его жизнь, как и творческое наследие, до сих пор не дает покоя исследователям, большая часть которых приходит из стана преданных читателей. В США регулярно выходят книги, посвященные Капоте. На сцене его образ воплощен в успешном моноспектакле Tru, который идет аж с 1989 года. Голливуд подарил целых два фильма о писателе. Документалисты тоже не отстают: в 2017 году с успехом прошла премьера четырехсерийного расследования «Семья Клаттеров: Хладнокровно убитые» (Cold Blooded: The Clutter Family Murders), а спустя два года Эбс Бёрноу, бывший советник Мишель Обамы, представил документальную картину «Говорит Трумен Капоте» (The Capote Tapes).
На закате дней писатель так охарактеризовал самого себя: «Я алкоголик. Я наркоман. Я гомосексуал. Я гений». Удивительно, но именно пугающая правда о нем пробуждает в людях желание поближе узнать эту маленькую бестию.
Трумен Капоте в 23 года. Фото: Henri Cartier-Bresson, 1947