приведите меня к нему есенин

Монолог Хлопуши Я хочу видеть этого человека

Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!

Проведите, проведите меня к нему,

Я хочу видеть этого человека.

Я три дня и три ночи искал ваш умёт,

Тучи с севера сыпались каменной грудой.

Слава ему! Пусть он даже не Пётр!

Чернь его любит за буйство и удаль.

Я три дня и три ночи блуждал по тропам,

В солонце рыл глазами удачу,

Ветер волосы мои, как солому, трепал

И цепами дождя обмолачивал.

Но озлобленное сердце никогда не заблудится,

Эту голову с шеи сшибить нелегко.

Оренбургская заря красношёрстной верблюдицей

Рассветное роняла мне в рот молоко.

И холодное корявое вымя сквозь тьму

Прижимал я, как хлеб, к истощенным векам.

Проведите, проведите меня к нему,

Я хочу видеть этого человека.

Кто ты? Кто? Мы не знаем тебя!

Что тебе нужно в нашем лагере?

Как два цепных кобеля,

Беспокойно ворочаются в солёной влаге?

Что пришёл ты ему сообщить?

Злое ль, доброе ль светится из пасти вспурга?

Прорубились ли в Азию бунтовщики?

Иль как зайцы, бегут от Оренбурга?

Где он? Где? Неужель его нет?

Тяжелее, чем камни, я нёс мою душу.

Ах, давно, знать, забыли в этой стране

Про отчаянного негодяя и жулика Хлопушу.

Посылаются замечательные разведчики.

Был я каторжник и арестант,

Был убийца и фальшивомонетчик.

Но всегда ведь, всегда ведь, рано ли, поздно ли,

Расставляет расплата капканы терний.

Заковали в колодки и вырвали ноздри

Сыну крестьянина Тверской губернии.

То острожничал я, то бродяжил.

Это тёплое мясо носил скелет

На общипку, как пух лебяжий.

Чёрта ль с того, что хотелось мне жить?

Что жестокостью сердце устало хмуриться?

Все равно что овца, что курица.

Ежедневно молясь на зари желтый гроб,

Кандалы я сосал голубыми руками.

Вдруг… три ночи назад… губернатор Рейнсдорп,

Как сорвавшийся лист,

Взлетел ко мне в камеру.

Лишь тебе одному поверю я.

Там в ковыльных просторах ревёт гроза,

От которой дрожит вся империя,

Там какой-то пройдоха, мошенник и вор

Вздумал вздыбить Россию ордой грабителей,

Как берёзовые купола

(Так он сказал, так он сказал мне.)

Вот за эту услугу ты свободу найдешь

И в карманах зазвякает серебро, а не камни».

Уж три ночи, три ночи, пробиваясь сквозь тьму,

Я ищу его лагерь, и спросить мне некого.

Проведите ж, проведите меня к нему,

Я хочу видеть этого человека!

Понравился пост? Поставь лайки (от 1 до 50), напиши комментарий и поделись им в своих соц.сетях! Автору будет очень приятно😌

Источник

Сумасшедшая, бешеная кровавая муть! (Сергей Есенин)

Уральский каторжник

Я три дня и три ночи искал ваш умёт,
Тучи с севера сыпались каменной грудой.
Слава ему! Пусть он даже не Пётр!
Чернь его любит за буйство и удаль.

Я три дня и три ночи блуждал по тропам,
В солонце рыл глазами удачу,
Ветер волосы мои, как солому, трепал
И цепами дождя обмолачивал.

Но озлобленное сердце никогда не заблудится,
Эту голову с шеи сшибить нелегко.
Оренбургская заря красноше́рстной [1] верблюдицей
Рассветное роняла мне в рот молоко.

И холодное, корявое вымя сквозь тьму
Прижимал я, как хлеб, к истощённым векам.
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.

Кто ты? Кто? Мы не знаем тебя!
Что тебе нужно в нашем лагере?
Отчего глаза твои,
Как два цепных кобеля,
Безпокойно ворочаются в солёной влаге?
Что пришёл ты ему сообщить?
Злое ль, доброе ль светится из пасти вспурга?
Прорубились ли в Азию бунтовщики?
Иль как зайцы, бегут от Оренбурга?

Где он? Где? Неужель его нет?
Тяжелее, чем камни, я нёс мою душу.
Ах, давно, знать, забыли в этой стране
Про отчаянного негодяя и жулика Хлопушу.
Смейся, человек!
В ваш хмурый стан
Посылаются замечательные разведчики.
Был я каторжник и арестант,
Был убийца и фальшивомонетчик.

Но всегда ведь, всегда ведь, рано ли, поздно ли,
Расставляет расплата капканы терний.
Заковали в колодки и вырвали ноздри
Сыну крестьянина Тверской губернии.
Десять лет —
Понимаешь ли ты, десять лет? —
То острожничал я, то бродяжил.
Это тёплое мясо носил скелет
На общипку, как пух лебяжий.

Чёрта ль с того, что хотелось мне жить?
Что жестокостью сердце устало хмуриться?
Ах, дорогой мой,
Для помещика мужик —
Всё равно что овца, что курица.
Ежедневно молясь на зари жёлтый гроб,
Кандалы я сосал голубыми руками…
Вдруг… три ночи назад… губернатор Рейнсдо́рп,
Как сорвавшийся лист,
Взлетел ко мне в камеру…
«Слушай, каторжник!
(Так он сказал.)
Лишь тебе одному поверю я.
Там в ковыльных просторах ревёт гроза,
От которой дрожит вся империя,
Там какой-то пройдоха, мошенник и вор
Вздумал вздыбить Россию ордой грабителей,
И дворянские головы сечёт топор —
Как берёзовые купола
В лесной обители.

Уж три ночи, три ночи, пробиваясь сквозь тьму,
Я ищу его лагерь, и спросить мне некого.
Проведите ж, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека!

Источник

Мой Есенин. Часть третья. Родные мои! Хорошие.

Вечерами, когда собирались гости, Есенина обычно просили читать стихи. Читал он охотно и чаще всего «Исповедь хулигана» и монолог Хлопуши из поэмы «Пугачев», над которой в то время работал. В интимном кругу читал он негромко, хрипловатым голосом, иногда переходившим в шепот, очень внятный; иногда в его голосе звучала медь. Букву «г» Есенин выговаривал мягко, как «х». Как бы задумавшись и вглядываясь в какие-то одному ему видные рязанские дали, он почти шептал строфу из «Исповеди»:

5. УРАЛЬСКИЙ КАТОРЖНИК

Кто ты? Кто? Мы не знаем тебя!
Что тебе нужно в нашем лагере?
Отчего глаза твои,
Как два цепных кобеля,
Беспокойно ворочаются в соленой влаге?
Что пришел ты ему сообщить?
Злое ль, доброе ль светится из пасти вспурга?
Прорубились ли в Азию бунтовщики?
Иль как зайцы, бегут от Оренбурга?

Где он? Где? Неужель его нет?
Тяжелее, чем камни, я нес мою душу.
Ах, давно, знать, забыли в этой стране
Про отчаянного негодяя и жулика Хлопушу.
Смейся, человек!
В ваш хмурый стан
Посылаются замечательные разведчики.
Был я каторжник и арестант,
Был убийца и фальшивомонетчик.

Уж три ночи, три ночи, пробиваясь сквозь тьму,
Я ищу его лагерь, и спросить мне некого.
Проведите ж, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека!

Как мы можем тебе довериться?

Их немало, немало, за червонцев горсть
Готовых пронзить его сердце.

Так открой нам, открой, открой
Тот план, что в тебе хоронится.

Мы сейчас же, сейчас же пошлем тебя в бой
Командиром над нашей конницей.

Нет!
Хлопуша не станет виться.
У Хлопуши другая мысль.
Он хотел бы, чтоб гневные лица
Вместе с злобой умом налились.
Вы бесстрашны, как хищные звери,
Грозен лязг ваших битв и побед,
Но ведь все ж у вас нет артиллерии?
Но ведь все ж у вас пороху нет?

Так давайте ж по липовой меди
Трахнем вместе к границам Уфы.

«Есть много разных вкусов и вкусиков

Остальное пусть докончит Давид Самойлович и Сережа. Они это хорошо помнят. Передай им кстати мой большущий привет и скажи, что я пишу им особо.
Твой Сергунь.

1. А. М. Сахарову. 1 июля 1922 г. (с. 139) — Гост., 1922, № 1, нояб., с. (14) (с купюрами).
Печатается по рукописной копии С. А. Толстой-Есениной (ГЛМ). Согласно копии, письмо было написано на бланке: «Park-H;tel / D;sseldorf / Corneliusplatz» (так же, как и п. 121). Местонахождение автографа неизвестно.
В соответствии с источником текста публикуется впервые.

под самым носом шишка?— Ср. с «Записками сумасшедшего» Н. В. Гоголя: «Дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней! Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтеся, кони, и несите меня с этого света! Матушка, спаси твоего бедного сына! Матушка, пожалей о своем больном дитятке. А знаете ли, что у алжирского бея под самым носом шишка?» (Гоголь III, 376).

5. «Есть много разных вкусов и вкусиков. » — Здесь варьируется строка экспромта В. В. Маяковского. М. Д. Ройзман вспоминал о том, как Маяковский критиковал «имажинистов за то, что они пишут стихи, оторвавшись от жизни. Всем попало на орехи, но особенно досталось Кусикову, которого Маяковский обвинил в том, что он еще не постиг грамоты ученика второго класса. Как известно, поэт написал о Кусикове следующие строки:
На свете
много
вкусов
и вкусиков:
одним нравится
Маяковский,
другим —
Кусиков».
(Восп., 1, 390).

В. Г. Шершеневич писал: «Маяковский подарил Кусикову свою книжку стихов с незамаскированной издевательской надписью:

Есть люди разных вкусов и вкусиков:
Одним нравлюсь я, а другим — Кусиков.

Сандро от восторга, что его фамилию зарифмовали, да еще рядом с фамилией Маяковского, показывал эту надпись всем и каждому, не замечая, что все, конечно, смеялись. Так чуть ли не впервые эпиграмма была, по существу, опубликована самим адресатом» (Мой век, с. 555).
Подлинный текст Маяковского, написанный на его кн. «Человек: Вещь» (Пг. (фактически — М.), ):

К чему спорить
из-за вкусов и из-за
вкусиков,
Пусть одному нравлюсь
я, а Другому Кусиков.

(см. кн.: Марков А. «Храните у себя эту книжку. ». М.: Книга, 1989, с. 290—291; на с. 289 — факсимиле).

7. Гоголевская приписка: / Ни числа, ни месяца. — Герой гоголевских «Записок сумасшедшего» Поприщин так отмечал отдельные даты своих записей: «Никото;рого числа. День был без числа»; «Числа не помню. Месяца тоже не было. Было черт знает что такое» (Гоголь III, 372, 373).

Другие статьи в литературном дневнике:

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Источник

Письмо к женщине

Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.

Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.

Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.

Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несет нас рок событий.

Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь —
Корабль в плачевном состоянье.

Земля — корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.

Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.

Тогда и я,
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.

Тот трюм был —
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.

Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.

Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий…

Теперь года прошли.
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!

Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был,
И что со мною сталось!

Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.

Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.

Простите мне…
Я знаю: вы не та —
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.

Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Сергей Есенин.

Источник

«Вы помните, Вы всё, конечно, помните. «

Вы всё, конечно, помните,

Приблизившись к стене,

Взволнованно ходили вы по комнате

В лицо бросали мне.

Нам пора расстаться,

Что вам пора за дело приниматься,

Катиться дальше, вниз.

Не знали вы, что в сонмище людском

Я был, как лошадь, загнанная в мыле,

Пришпоренная смелым ездоком.

Что я в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

Куда несет нас рок событий.

Большое видится на расстоянье.

Когда кипит морская гладь,

Корабль в плачевном состоянье.

За новой жизнью, новой славой

В прямую гущу бурь и вьюг

Ее направил величаво.

Ну кто ж из нас на палубе большой

Не падал, не блевал и не ругался?

Их мало, с опытной душой,

Кто крепким в качке оставался.

Но зрело знающий работу,

Спустился в корабельный трюм,

Чтоб не смотреть людскую рвоту.

И я склонился над стаканом,

Чтоб, не страдая ни о ком,

Что я пред вами напоказ

Себя растрачивал в скандалах.

Что в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

Куда несет нас рок событий.

Теперь года прошли.

И чувствую и мыслю по-иному.

И говорю за праздничным вином:

Хвала и слава рулевому!

В ударе нежных чувств.

Я вспомнил вашу грустную усталость.

Я сообщить вам мчусь,

И что со мною сталось!

Сказать приятно мне:

Я избежал паденья с кручи.

Теперь в Советской стороне

Я самый яростный попутчик.

Как это было раньше.

За знамя вольности

Готов идти хоть до Ламанша.

С серьезным, умным мужем;

Что не нужна вам наша маета,

Ни капельки не нужен.

Как вас ведет звезда,

Под кущей обновленной сени.

Вас помнящий всегда

Сергей Есенин. 1924 год

Травинка на камнях

Я был в той комнате, где оно родилось. Литейный, 33, 2-й этаж, окна во двор, они прямо над подворотней, ведущей на улицу. Там до сих пор стоит в углу белая печь, с начищенной заслонкой, где поэт с Зиной и друзьями сначала пек в золе картошку, чтобы уминать ее с солью, а потом, после оглушительной ссоры, сжег в ней рукопись своей так и не увидевшей света пьесы «Крестьянский пир».

Вот про эту ссору дочь их и скажет потом: именно тогда оба и перешагнули какую-то роковую грань.

И, страшно любя ее, он еще более страшно станет ее ненавидеть.

Любила, да так, что помани ее Есенин пальцем, как напишет позже Мариенгоф, она бы не просто убежала от нового мужа, Мейерхольда, а кинулась бы «без резинового плаща и без зонтика в дождь и в град».

Венчальный букет

Обвенчал их попик, согласно документам, в Кирико-Иулитовской церкви Вологодского уезда.

«Избяной хозяин»

Почему посвятил их Мине, не знала и сама она, но за окнами этой квартиры любимые журавли и впрямь не кричали.

Помирятся, конечно, но именно эта ссора и станет роковой.

Но это он через семь лет после расставания напишет: «Сегодня я в ударе нежных чувств. Я вспомнил вашу грустную усталость. «

Ну разве можно было так разговаривать с учителем и времен, и народов?!

Ласточкина примета

Он, уже «подшибленный», по словам Андрея Белого, теперь словно играл со смертью. То наберет телефонный номер сестры своей приятельницы и скажет: «Вы знаете, умер Есенин, приезжайте!», то предложит другу написать о нем некролог. «Преданные мне люди устроят мои похороны. Я скроюсь на неделю, на две. Посмотрим, как они напишут обо мне. Увидим, кто друг, кто враг!» Ну чисто ребенок! Хотя детского, избяного («пеньковые волосы, васильковые глаза, любопытствующий носик», по выражению Федора Степуна) в нем уже почти и не осталось.

Друзья и враги

«До свиданья, друг мой. «

Четыре дня и три ночи, проведенные Есениным здесь, известны едва ли не по минутам. Это если не считать легенд, слухов, сплетен, домыслов, сумасшедших версий. Да, можно долго рассказывать о последних днях Есенина. Но лучше привести те фразы его, которые были сказаны им именно здесь. Последние фразы. Например, друзьям скажет: «Бежал из чертовой Москвы». С Устиновой неожиданно разоткровенничается: ей он и назвал себя «божьей дудкой». А Эрлиху за день до самоубийства пробурчит нечто и вовсе туманное: «Я здесь, потому что я должен быть здесь. Судьбу мою решаю не я, а моя кровь».

«До свиданья, друг мой, до свиданья. «

Что ж, похоже на правду. Ведь Бениславской незадолго до этого Есенин напишет, как мог написать только единственному другу: «Не надо мне этой глупой шумливой славы, не надо построчного успеха. Боже мой, какой я был дурак. Я только теперь очухался. Все это было прощание с молодостью. «

Прощание, обернувшееся прощанием с жизнью.

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,

Источник