почему меня постоянно травят
«Взрослый» буллинг: что делать, если вас притесняют на работе
ВЫЖИВАНИЕ ИЗ КОЛЛЕКТИВА, ИЛИ «ВЗРОСЛЫЙ» БУЛЛИНГ
«Травле подвержены все коллективы — как детские, так и взрослые. Понятие буллинг чаще используют, когда говорят о школьной травле. Для „взрослого“ буллинга используется термин „моббинг“. Варианты проявления травли на работе — распространение ложных слухов, постоянная критика, утаивание информации, клевета, социальная изоляция», — рассказывает Наталия Щанкина, психолог Московской службы психологической помощи населению.
Существует два основных вида моббинга:
ПЯТЬ ЭТАПОВ РАЗВИТИЯ ТРАВЛИ НА РАБОТЕ
№ 1. Период напряжения или формирование предпосылок.
В коллективе ощущается сильное эмоциональное напряжение. Оно связано с ранее неразрешенным или скрытым конфликтом, либо общим неблагоприятным психологическом климатов в коллективе.
№ 2. Поиск жертвы для разрядки и снятия эмоционального напряжения.
Группа коллег или руководитель начинают проявлять агрессивное поведение в отношении своего сотрудника в виде недовольства, придирок, критики и обвинений.
№ 3. Фаза насилия.
Агрессивные выпады и насмешки становятся систематическими и привязываются к конкретному сотруднику. И уже не зависят от реальных поступков и результатов деятельности этого специалиста. У жертвы возникает чувство затравленности и ухудшается здоровье.
№ 4. Социальная изоляция.
Жертва полностью или частично изолируется от рабочих и корпоративных мероприятий, его не зовут на совместные обеды и чаепития. Работник не получает положительных оценок своим действиям. Он теряет ориентиры и становится все более беспомощным и неуверенным.
№ 5. Потеря рабочего места.
Чаще всего человек, подвергшийся длительной травле, увольняется и находит новую работу. Либо его просят написать заявление по собственному желанию.
ВОСЕМЬ ШАГОВ, КАК СПРАВИТЬСЯ С ТРАВЛЕЙ НА РАБОТЕ
Моббинг — это «заболевание группы». В идеале с ним нужно бороться системно и на уровне управленческих решений. Если этот вариант не подходит, то можно следуйте универсальным правилам.
Первое. Не позволяйте унижать себя, давайте отпор. Будьте доброжелательны, но при этом не заискивайте перед коллегами, чтобы всем понравиться. Будьте открыты, но не рассказывайте сразу всем о своих личных проблемах. Добросовестно выполняйте свои обязанности и не сплетничайте о других.
Второе. Если все-таки столкнулись с травлей, первое, что стоит сделать — это оценить собственные силы: хватит ли вам ресурсов для того, чтобы противостоять агрессии.
Третье. Научитесь не воспринимать травлю на свой счет. Скорее всего, это «болезнь» конкретного коллектива.
Четвертое. При предвзятом отношении со стороны шефа, постарайтесь перевести все задания и претензии к вам в письменную форму. Так будет сложнее обидчику завести вас в тупик.
Пятое. Не нарушайте границы других и не позволяйте нарушать свои: от банального обращения на «ты» и до повышения голоса на вас, или обсуждения ваших личных тем.
Шестое. Общаясь с руководителем, не теряйте нить разговора. Очень часто нападки происходят, не имея никакого отношения к делу.
Седьмое. Если вышеперечисленные способы не помогли, обратитесь к вышестоящему руководству. Не стыдитесь, того, что вам пришлось столкнуться с травлей. В такую ситуацию может попасть любой. Однако огласка часто способствует разрешению ситуации.
Восьмое. Если ситуация не меняется, стоит задуматься о смене работы. Травля всегда наносит сильный ущерб здоровью.
«ПОРТРЕТ» ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА-АГРЕССОРА
Это люди, которым важен контроль и проявление власти. Они не умеют справляться с собственной агрессией и находятся под постоянным внутренним напряжением. Единственный для них способ разрядки — это внешняя агрессия. Это их способ коммуникации. Такие люди могут быть действительно очень травмированными, когда-то в детстве и зачастую иметь все признаки психопатии.
В рабочем коллективе мотивы агрессора будут важнее, чем его психологические особенности. Не все агрессоры травят людей в коллективе. Для этого должна быть располагающая среда. Часто мотивом становится устранение конкурента, желание сделать жертву слабой и безвольной, и заставить уволиться. Также это может быть банальная зависть, соперничество, конкуренция, личная обида или месть, страх, что кто-то окажется лучше.
«БЕЛАЯ ВОРОНА», ИЛИ ЖЕРТВА ТРАВЛИ
«Белая ворона», «Не такой, как все» — зачастую именно к таким людям проявляется настороженное отношение в коллективе. Моббинг практически не возникает в тех группах, где люди работают «с нуля», где коллектив не делится на «своих» и «чужих». А вот в «психологическом болоте», если в нем появляется новичок с неординарными взглядами, внешностью, поведением, другой национальности, — вероятность проявления травли увеличивается в разы.
«Внутреннее напряжение в коллективе не может длится долго — обязательно требуется разрядка. Как только кто-то из сотрудников отличается поведением, внешностью или чем-то еще — это вызывает агрессию. Еще одна причина для травли — безделье. Если коллектив бьется над выполнением профессиональных задач, у него нет времени на «террор». Существует еще одно обстоятельство: есть люди просто неспособные держать «удар». Чаще всего у них заниженная самооценка, бесхарактерность, слабость и прочее. Такой сотрудник в прямом смысле слова «вызывает удар» на себя. Но в травле ответственность несут обе стороны конфликта. Может оказаться, что неприятие вызваны снобизмом нового коллеги, его гордыней или излишним стремлением к победам, — говорит заместитель директора Московской службы психологической помощи Ольга Тенн.
Недетский буллинг. Как действовать, когда травят взрослые
«Уберите этих с площадки». Дети-инвалиды
Люди с особенностями здоровья часто встречаются с негативной реакцией: жалостью, брезгливостью, неприязнью. «Не выходи на улицу, не позорься», «прикройте руку, ваш вид травмирует моего ребёнка». Родители детей с ментальными нарушениями сталкиваются с обвинениями в том, что не умеют их воспитывать. Люди говорят, что сочувствуют инвалидам, но не готовы видеть их в своём коллективе или в классе, где учатся их дети.
Елена Дронова — член совета общественной организации «Служба лечебной педагогики», в которой занимаются с детьми с ограниченными возможностями здоровья. Она планировала гулять с воспитанниками на детской площадке, но другие родители выжили детей-инвалидов уже через несколько дней.
— Мы устраивали для детей, которые занимаются в нашем центре, летний лагерь. Проект включал занятия в помещении и прогулки во дворе. Вывести группу в наш двор удалось лишь несколько раз, но потом пришлось прекратить: соседи реагировали неодобрительно, а некоторые даже агрессивно. «Что вы своих больных сюда водите», «сделайте, чтобы их не было видно». Примечательно, что так реагировали не дети, а именно взрослые. Одна бабушка даже называла их дебилами. Ещё и волонтёрам нашим досталось: «Зачем вы с ними возитесь, не видите что ли, что это дебилы?» — кричала она.
Официальных рычагов воздействия на таких соседей практически нет. Поправки в закон, запрещающие дискриминацию инвалидов, касаются в первую очередь юридических лиц, когда, например, инвалидам отказывают в продаже услуг.
— Законами я никому не грозила и никуда не обращалась, — объясняет Елена. — Мы просто ушли на другую площадку. Думаю, угроза обращения в прокуратуру вызвала бы только новый виток агрессии в ответ. Вместо этого я рассказывала другим детям, что да, бывают люди, которым сложно ходить, говорить или понимать вас, но они тоже люди и заслуживают доброго отношения. Заодно и их мамы послушали.
Родители опасаются, что дети-инвалиды оттянут ресурсы от здоровых детей, негативно на них повлияют, «занизят планку» в классе. По мнению педагога, причина такого отношения к инвалидам — в нехватке знаний и низком уровне культуры.
— Это проблема нашего общества: оно больно агрессией и страхом, — уверена Елена Дронова. — Привести детей с особенностями, например, в детский центр очень сложно. Другие родители буквально спрашивают: «А они не заразные?». Человек с синдромом Дауна или ДЦП не может быть заразным, но эти стереотипы до сих пор широко распространены. Даже когда взрослый колясочник выезжает из дома, нередко слышит комментарии вслед: «Куда прётся, сидел бы дома, раз больной». К нам приходят наряду с особенными и вполне нормотипичные дети. Я встречала такую реакцию на инвалида-колясочника: фу, что это, не хочу с ним в группе заниматься. Я считаю, это ошибка родителей, ошибка воспитания.
Педагог рассказывает о случае в школе: администрация хотела заставить маму забрать ребёнка с аутичными чертами и умственной отсталостью на домашнее обучение. Но той удалось настоять, чтобы ребёнок всё-таки занимался в классе. В итоге ситуация сложилась так, что пришлось собирать не детей, а родителей, и объяснять им, что нет, ребёнок не заразен, ребёнок не опасен, на других повлияет только положительно и травить его не нужно. Объяснять не детям, а родителям.
— Агрессия — это поверхностное чувство, а глубже за ним всегда прячется страх, — объясняет медицинский психолог Кузбасского клинического наркологического диспансера Анжелика Иванова. — Нам страшно думать об оборотной стороне нашей жизни: болезнях, инвалидности, смерти. Мы не хотим видеть её проявлений. Поэтому человек проявляет агрессию, если его не учили сопереживанию, сопричастности, сочувствию. К сожалению, в наше время родители зачастую забывают об этом. А СМИ транслируют образ успешных людей как здоровых и красивых. Только в этом случае человек представляется востребованным, в ином случае якобы никому не интересен и не нужен. Что с этим можно сделать: развивать в детях стремление доверять, помогать и поддерживать. Больше рассказывать о жизни людей с особенностями.
«Я ела отдельно». ВИЧ-положительные
Вирус иммунодефицита человека передаётся через кровь, половым путём и через грудное молоко. Он не передаётся контактно-бытовым образом, например, через слюну и пот. Ни через поцелуй, ни через рукопожатие заразиться невозможно, даже при наличии микроповреждений. Тем не менее, люди боятся ВИЧ-инфицированных: стараются не прикасаться к ним, отказываются вместе работать, детей с диагнозом не принимают в секции и кружки. Известны случаи, когда отказывались принимать даже в школу.
Ольга Ф. узнала о своём диагнозе в 2011 году — тогда ей было 22 года. Она влюбилась в парня на 7 лет старше себя, который был болен, но скрыл от неё диагноз.
— Я работала в бухгалтерии, о моём ВИЧ-статусе на работе не знали. А спустя год узнали — до сих пор не понимаю, откуда. В курсе была только семья и врачи. Возможно, кто-то заметил таблетки и погуглил название. В общем, просто как-то раз подошла коллега и спросила, правда ли, что у меня есть заболевание. Я спросила, какое. А она в ответ: «Зачем ты обманываешь, все уже знают. Мы тебе доверяли…».
Закон запрещает раскрывать медицинскую тайну и нарушать неприкосновенность частной жизни, но его требования зачастую нарушают.
— Отношения на работе изменились — большинство коллег практически перестали общаться со мной. Только одна демонстрировала дружелюбие, но при этом давала странные советы. Она почему-то подумала, что я раньше употребляла наркотики. Вообще многие до сих пор думают, что ВИЧ — болезнь наркоманов и проституток, а нормального человека не коснётся.
На самом деле в России заражаются десятки тысяч человек ежегодно (в 2020 году — 72 023 человека), причём в Кузбассе в три раза больше новых случаев, чем в среднем в стране. Нельзя однозначно сказать, связано с большей заболеваемостью или с лучше организованной выявляемостью, но точно верно одно: эпидемия давно вышла за пределы групп риска.
— Со мной рядом старались не садиться и не прикасаться, ела я отдельно. Работы со мной старались избежать. Начальница постоянно намекала, что лучше бы мне уйти, что в их коллективе меня «не видят». Доказывать всем, что ВИЧ не передаётся через стол или ручку, я не хотела. Только один раз обратилась в HR-службу — в надежде, что там сделают какое-то внушение коллегам. Но кадровичка наоборот сказала, что это я должна доказать, что не заражу окружающих. И напомнила про уголовную ответственность за заражение, хотя та статья УК вообще не про это. Выносить условия, которые мне создали на работе, было сложно. Я уволилась.
По словам Ольги, влиянию стереотипов подвержены даже медики.
— Самое смешное, что от меня шарахаются врачи. Как-то раз я обратилась в больницу с больным животом, пожилая врач меня осмотрела, прощупала, потом стала расспрашивать, как обычно, про хронические заболевания, и я сказала ей про ВИЧ. Она как закричит: «Ты почему раньше не сказала, у меня же дети, совсем бессовестная» и так далее. Она подумала, что раз прикоснулась ко мне, то теперь в опасности.
Психологи подчёркивают, что страх прикоснуться к человеку с ВИЧ зачастую иррационален.
— Стереотипы о том, что ВИЧ можно заразиться, находясь рядом с больным, или о том, что это болезнь наркоманов, живы из-за низкой информированности. Мы привыкли думать, что успешный человек — тот, кто красив и здоров. Люди по-прежнему мало знают о ВИЧ, — отмечает Анжелика Иванова.
По словам психолога, такая картина мира привлекательна, потому что она даёт ощущение безопасности: мы не наркоманы, встречаемся с молодым, красивым, здоровым человеком, значит, мы в безопасности. Однако по статистике 60% заражений происходят половым путём.
«Ваши наших дедов убивали». Люди другой национальности
Мы уже писали о судьбе Доротеи Фаллер из семьи поволжских немцев, которые жили в России с 18 века. У этого народа трагичная судьба: в 1941 году советское правительство, опасаясь, что русские немцы при подходе гитлеровских войск начнут действовать против СССР, депортировало почти миллион человек в Сибирь и Казахстан. Депортация сопровождалась лишением собственности, смертями от голода, болезней, тяжёлых условий. В местах спецпоселения отношение соседей было плохим. Люди не отличали поволжских немцев и пленных гитлеровцев, для них всё было просто: нерусский — значит, враг.
Удивительно, но такое отношение проявляется и сейчас. Доротея Филипповна позвонила в редакцию и рассказала, что её попрекают национальностью, оскорбляют и гонят соседки.
— Говорят, ты немка, вот и езжай в свою Германию. Мол, у нас родители от рук немцев погибли, а ты тут за счёт нашего государства живёшь.
Принято считать, что травят людей с другим цветом кожи или разрезом глаз в основном дети. Однако, как видно на примере Фаллер, возраст тут — не главное. Среди множества причин травли — плохое воспитание, недостаток знаний, перенос представлений о преступниках на всех вообще людей определённой национальности. Другие причины — подсознательные, психологические.
— Через буллинг проявляется желание человека почувствовать себя хозяином ситуации, — говорит Анжелика Иванова. — Это желание появляется из-за страха, неуверенности в себе. Чтобы избавиться от этого чувства, человек начинает нападать, травить кого-нибудь другого, чтобы хотя бы на время заглушить это, почувствовать, что он сильнее, что он сейчас управляет ситуацией.
Как остановить травлю
— Травящему важен контроль и проявление власти, — объясняет психолог. –Такие люди, как правило, травмированы, зачастую давно. Они внутренне напряжены, а травля — способ разрядки и возвращения контроля. Если понимать этот механизм, то начинаешь понимать и способы противодействия: не проявлять агрессию в ответ, а создать некую ситуацию фрустрации. Улыбнуться, сказать спасибо за внимание, то есть повести себя так, как травящий менее всего ожидает. Это заберёт у него контроль за ситуацией, выбьет почву из-под ног. Например: «Да, много человек погибло от рук нацистов. Не немцев, а нацистов. Да, я живу в России, спасибо за эту возможность». Не включаться в обмен ударами, не заражаться агрессией, а просто мягко стоять на своём, сохранять психологический статус-кво.
— Противостоять травле сложно, нужен запас сил. Если в силу возраста, ограниченных возможностей или иных причин человек противостоять этому не может, остаётся только обращаться в правоохранительные органы, — заключает Анжелика Иванова.
Травлю в зависимости от конкретных обстоятельств можно расценивать как клевету, распространение порочащих сведений (ст. 128.1 УК), оскорбление (ст. 5.61 КоАП), возбуждение ненависти либо вражды по признаку национальности (ст. 282 УК РФ) или даже доведение до самоубийства (ст. 110 УК). Оскорбление — административная статья с небольшим штрафом, но вместе с тем можно подать гражданский иск о защите чести и достоинства. Важно дать понять травящим, что это всерьёз: собрать доказательства – переписку, аудио, видео, найти свидетелей. Объяснить, что будет заявление в полицию или иск в суд. Порой этого бывает достаточно, чтобы нападки прекратились.
Буллинг: кого и за что травят
От травли страдают все: и агрессоры, и жертвы, и наблюдатели. И раз травля возникает в коллективе, то с ней не справиться в одиночку
Президент благотворительной организации «Журавлик» Ольга Журавская говорит, что над проблемой буллинга нужно работать до того, как она обострится: принять документ, который защищает от травли, проводить обучающие тренинги и марафоны.
Клинический кризисный психолог, эксперт организации «Журавлик» и программы «Травли NET» Мария Зеленова подчеркивает, что травля возникает тогда, когда у агрессора нет других инструментов продемонстрировать свою значимость. Поэтому активных детей нужно привлекать к полезным и безопасным вещам, а во взрослых коллективах — решать проблему через HR-отдел и руководство.
«Такие дела» публикуют видео и текстовую расшифровку нового выпуска «Больше всех надо». Подписаться на youtube-канал шоу можно здесь.
Паша Меркулов: Мы хотим разобраться, что такое буллинг. Что им считать, что не считать, чем это отличается от социализации, к которой мы привыкли: «Что ты, тряпка? Просто ответь ему»?
Мария Зеленова: Буллинг — это вид насилия, он может выражаться по-разному. В целом это систематическое преследование одного ребенка или взрослого либо группы детей. Это социальное, групповое явление, происходящее регулярно и имеющее под собой целью уничтожение человеческого достоинства.
Видов может быть много: бойкот, игнорирование, вербальная агрессия, когда есть чрезмерная критика, оскорбления, обзывательства, клички. Конфликт — это ситуация, когда есть разные роли, есть два человека или две группы.
Саша Ливергант: Клички — это может быть, например, шуточно, мило.
МЗ: Шутки — это мило, когда всем смешно. А вот когда тому, над кем смеются, не смешно, это все-таки про травлю.
СЛ: Как отличить, понять, что [ребенка] реально травят, а не просто он поссорился с одноклассниками?
ПМ: Или он просто плакса и слабак?
Ольга Журавская: Три года назад в попытках понять, страдают ли у нас дети в школе, мы начали проект «Травли NET». Спойлер: да, страдают. Как понять, что вашего ребенка действительно травят, — мы сняли про это специальный курс для родителей из восьми лекций.
Давайте посмотрим на все признаки [травли]: длительность во времени, группа лиц, внезапность; целью этой негативной коммуникации не является попытка договориться — договориться невозможно. Если человек [который травит] — учитель, тогда это может быть не группа лиц: если человек по рангу стоит выше ученика, он как бы дает зеленый свет на буллинг.
СЛ: Или сам в этом участвует.
ОЖ: Мне кажется, школьная неделя — это хорошая продолжительность. Ты каждый день ходишь в школу и каждый день переживаешь негативные эмоции, связанные со страхом за свою жизнь.
МЗ: Важна интенсивность и частота. Может быть год, за который случился один эпизод буллинга, а может быть неделя, когда [человека травят] каждый раз по нарастающей, — неделя заканчивается вообще суицидальными мыслями.
ОЖ: Когда мы работаем с детьми до третьего класса, мы говорим, что, если есть обзывательства или какие-то претензии, можно попробовать [разобраться] самим; если берут твои вещи, то обязательно нужно рассказать учителю; если идет физическая угроза (тебя толкают, щипают, хватают, не дают уйти), то об этом обязательно надо рассказать родителям.
Дети растут, вместе с ними растут проблемы. Если ваш ребенок — шестиклассник, посмотрите, давно ли его приглашали на вечеринки, часто ли ему звонят поболтать или уточнить домашку — включен ли он в общение?
Если он не согласен социализироваться со своими одноклассниками на своей территории — это большой звонок.
Для того чтобы не было буллинга, в классе должна быть дружеская атмосфера, и, как правило, она выливается за пределы класса. Мы очень много внимания уделяем групповой динамике. Наших учителей этому не учат.
Вы смотрите, нет ли на ребенке непонятных отметин. Вроде вы его не били, а синяки есть, порванная одежда, потерянные телефоны. Он очень голодный, хотя должен был [поесть], — возможно, у него отобрали еду.
Мария Зеленова
МЗ: Психосоматические заболевания, особенно у малышей, — это бесконечно болящие животы, головы, температура. Когда ребенка оставляют дома, сразу же [все проходит].
Что-то меняется в поведении: ребенок был очень активным, эмоциональным, веселым, с удовольствием ходил в школу, потом стал плаксивым, агрессивным, перестал хотеть идти в школу либо на какой-то конкретный урок.
ПМ: То, о чем вы говорите, звенит звоночком из детской памяти. Это действительно ненормальные модели либо мы все стали мягкотелыми?
МЗ: Екатерина Шульман комментировала, что когда-то каннибализм был нормальным, но мы же как-то развиваемся. Мы стараемся уйти от насильственных способов взаимодействия к навыкам коммуникации, к более эмпатичному, взаимоуважительному общению.
ОЖ: Когда мы сами стали родителями, мы пришли в ужас от того, что с нашими детьми будут так же. И вот на этом разломе двух стихий мы понимаем, что то, через что мы прошли, вряд ли считается нормой.
СЛ: Есть убеждение, что, когда тебя бьют, тебя это закаляет и ты добиваешься большего. А сейчас мы создаем мягкую, берегущую среду.
МЗ: Когда происходит буллинг, страдают все: и те, кто травит, и те, кого травят, и даже те, кто наблюдает. Они все страдают — и страдают по-разному.
Было интересное исследование, которое содержало результаты МРТ людей, которые подвергались буллингу, и МРТ людей после военных действий. Посттравматические повреждения были идентичны.
ОЖ: Если мы сажаем цветок, мы же не пытаемся его растоптать в надежде на то, что растение вырастет еще сильнее.
ПМ: Насколько распространен буллинг?
МЗ: Исследования ЮНЕСКО говорят о том, что каждый третий ребенок регулярно подвергается буллингу — это очень часто. Высшая школа экономики подтверждает это своими исследованиями, Mail.ru Group проводила исследование по кибербуллингу, и, к сожалению, цифры действительно ужасающие.
Не всегда люди, находящиеся внутри ситуации [травли], могут дифференцировать, что сейчас происходит, особенно когда они в роли агрессоров или свидетелей.
СЛ: Что делать тем, кто сам не буллит, а наблюдает за тем, что кого-то буллят?
ОЖ: Свидетелям очень страшно, что они могут быть следующими.
Мы, взрослые, не должны перекладывать на детей ответственность за их безопасность. Здорово, если ребенок настолько уверен в себе, что может поддержать [жертву], или имеет возможность пойти и рассказать учителю, зная, что реакция будет адекватной.
Ольга Журавская
МЗ: К сожалению, взрослые чаще всего сводят всю ответственность за ситуацию на конкретную личность: что-то не так с этим агрессором или с этой жертвой. И очень часто приходят «милые» рекомендации от учителей: «Да вы подстригите его» или «Оденься нормально».
Тут важно понимание, что буллинг — это групповое явление, и он происходит потому, что в этой конкретной группе нет четких и ясных правил, которые разъясняют, как взаимодействовать детям, какие будут последствия и почему для них самих это выгодно.
ОЖ: Травля — это болезнь всего класса, и лечить надо весь класс. Надо настраивать коммуникацию всего класса, чтобы каждый понимал свою личную ответственность.
СЛ: Откуда учителя про все это узнают и овладевают этими техниками? По-хорошему, надо взять и внедрить [в школы] какой-то информационный материал.
ОЖ: Лучшие юристы России помогали нам составить антибуллинговую хартию — придумать для школы такой внутренний документ, который не противоречит текущему законодательству и в котором было бы определено понятие травли. Мы думали, что родители просто кинутся на нашу антибуллинговую хартию. Ну вот какая штука: родители очень боятся быть активными. Они говорят, что если они придут в школу с [этим документом], то моментально начнется буллинг их детей.
МЗ: К сожалению, нас очень часто зовут тогда, когда есть уже сломанные руки-ноги и все в таком огнище, что, по большому счету, просто нет возможности никак помочь — это уже, извините, вызов полиции, психотерапевтов.
ОЖ: Предотвратить буллинг куда проще, чем разгрести.
ПМ: Какие предпосылки у буллинга?
МЗ: Везде, где есть коллектив, — везде есть предпосылки к буллингу, потому что дети пытаются как-то наладить отношения, найти свое место под солнцем. Если нет правил и вовлеченного адекватного взрослого, который может помочь на основе этих правил отработать коммуникацию, конечно, дети будут делать это хаотично.
СЛ: То есть на самом деле здесь такой треугольник: родители, учителя и дети.
ОЖ: Нам приходится работать со всеми этими тремя частями общего целого, потому что невозможно изъять одну часть и получить результат.
СЛ: Вы говорите, что приходите в школу, — вас вызывают?
ОЖ: Раньше мы приходили только после какого-то скандала. Теперь мы приходим в школу и сразу же говорим, что мы хотим делать всю программу, что нам не очень интересно работать с отдельным классом, потому что очень тяжело увидеть результат, — нам необходимо обучать взрослых.
МЗ: Дети на самом деле очень отзывчивы, какой бы ни был сложный класс. Они с удовольствием вовлекаются в любую деятельность, когда им показывают, что иначе тоже можно. Часто тот же самый булли не имеет возможности выйти из своей роли просто потому, что он потеряет авторитет — начнут буллить его.
Саша Ливергант и Мария Зеленова
СЛ: Если мы говорим про профилактику, то получается, что мудрый учитель, который шарит в этих делах, при взгляде на класс может понять, что из этого ребенка может получится булли, а вот из этого — жертва?
ОЖ: Учитель может понять, что в классе есть лидеры мнений и активные ребята, которых здорово было бы вовлечь и вокруг них сформировать классную команду — использовать их энергию в мирных целях.
МЗ: А есть, наоборот, дети, которым, сложно входить в коллектив: у них есть какие-то особенности развития, или другая религия, или культура. Это дети в зонах риска — на них нужно обращать внимание
СЛ: За что сейчас буллят?
МЗ: За внешность, за сексуальную ориентацию… Самые бедные, самые богатые — что угодно. Важно, насколько консервативен конкретный класс.
ПМ: Мы говорим, что есть агрессор, есть жертва и некие свидетели. Кажется, с жертвой все понятно. А с агрессором? Мысль, что это тоже страдающие люди, не всегда укладывается в голове, и не очень понятно, как работать с этим ребенком.
МЗ: Большинство детей, участвующих в травле, имеют серьезный травматизм в предыдущих отношениях: в семье или в другой ситуации. Но часто булли становятся те дети, у которых интеллигентные семьи и все хорошо. Просто в какой-то момент их потребности быть услышанными, увиденными, значимыми не имеют возможности реализоваться как-то иначе. Они пробуют те инструменты, которые у них есть здесь и сейчас.
МЗ: Важно уважительное общение. Мы не можем заставить кого-то любить тебя или дружить с собой, но все обязаны друг друга уважать.
МЗ: Физический буллинг — это еще и сексуализированное поведение, к сожалению. Зажать в углу, схватить за грудь, поднять юбку — это сексуализированный буллинг.
ПМ: А если за косичку дергает?
МЗ: Если к этому привлекают и других детей, тогда это травля.
ОЖ: Мы сейчас говорим в основном про школьную травлю, но мы точно знаем, что у нас сейчас такой гибрид травли: к школьной травле всегда подключается кибербуллинг. Это дает нам очень сильный всплеск суицидов. Если от одного вида травли как-то еще можно себя оградить, от двух — невозможно. Если вы переходите в другую школу, туда пришлют все ссылки, все пойдет по-новой, это невозможно стереть.
ПМ: Когда мы говорим про классическую школу, ребенок, даже если у него здесь конфликтная ситуация со всем классом, все равно имеет другие круги общения: он может пойти в кружок, в доту играть со своими друзьями. Когда мы говорим про кибербуллинг, это же долетает вообще везде.
ОЖ: У маленьких детей меньше этих всех кружков — для них очень важна социализация в классе. К 10—11-му классу их потребность в социализации, как правило, уже удовлетворена.
СЛ: Фильм «Чучело» 1984 года — глубокие советские годы, жесткая педагогика, но уже тогда эта тема была. Значит, что-то пытались с этим делать?
Ольга Журавская и Паша Меркулов
МЗ: Этот фильм очень критиковался, и все говорили, что такого на самом деле нет.
На самом деле сейчас поменялось очень многое. Позиция силы в современном обществе критикуется. Мы ищем другие способы взаимодействия и уходим от применения насилия, жестких иерархий. Дети сейчас более информированы, они в основном понимают свои права. Но тем не менее проблема буллинга остается актуальной, просто обретает немного другую форму.
ПМ: Как это работает у взрослых — это продолжение тех моделей, которые они подсмотрели в школе?
МЗ: Не обязательно. Конечно, те, кто подвергался буллингу в школьном возрасте, часто страдают во взрослом. Например, есть сложности в установлении доверительных отношений в коллективе, в романтических отношениях; людям сложно защищать презентации, выступать на публике. Есть ощущение, что я остался тем же самым ребенком, который был тогда, во втором классе, когда меня буллили. Это мешает человеку развиваться.
А что касается агрессоров, то они испытывают жуткий стыд, будучи взрослыми, вспоминая, как оно было тогда.
СЛ: Я так понимаю, что взрослый буллинг бывает вертикальный и горизонтальный: когда начальник ведет себя как скотина и когда коллеги условно не дают воспользоваться ксероксом.
МЗ: Любой переход на личности — уже предпосылка к буллингу. Это уже не профессиональное общение.
Важно рассматривать коллектив: кто какую выгоду из этого получает? Буллинг может быть инструментом для достижения каких-то целей, потребностей. Здесь вопрос в комфорте каждого участника.
СЛ: Когда ребенок подвергается буллингу, у него есть взрослые. А куда идти взрослому?
ОЖ: В литературу.
МЗ: HR-директор, руководитель, полиция, суд.
ОЖ: Но бывает так, что и это не помогает, и единственный выход — уволиться. А если у человека сложная финансовая ситуация и нет возможность искать новую работу, он останется и будет терпеть.
ПМ: Поговорим про кибербуллинг. В случае обычного буллинга ты по крайней мере понимаешь агрессора. В случае кибербуллинга это может быть непонятно чем мотивировано: ты не знаешь этих людей, ты просто однажды просыпаешься, и твоя жизнь закончена.
ОЖ: Хороший скандал принесет поисковику много кликов — это монетизация ресурса через рекламу.
МЗ: Точно так же желтая пресса кормится именно этим.
ПМ: Что движет людьми, которые занимаются кибербуллингом?
МЗ: Во-первых, собственная значимость. Интернет дает возможность каждому сказать свое слово. Здесь вопрос личной ответственности каждого пользователя и возможности не участвовать в перепалках, не распространять какой-то контент.
А еще важный момент — это общественное сознание. Люди думают, что они транслируют мнение большинства и несут миссию — очистить мир от страшных грязных ужасных людей. Это вопрос к самооценке.
Саша Ливергант, Паша Меркулов и Мария Зеленова
СЛ: Очевидно, что эти все вещи требуют какого-то обсуждения. Как достучаться до человека?
ОЖ: Просвещение, как и любой навык, занимает время. Подумай, приди в школу своего ребенка, спроси, есть ли хоть какой-то документ, который охраняет твоего ребенка от травли.
Обучать родителей, обучать учителей, работать с детьми, придумывать антибуллинговые марафоны. С буллингом можно бороться только через общину.
МЗ: К сожалению, у нас становится модным публично издеваться над кем-нибудь либо позволять [это делать] — те самые пранки, которые приобретают глобальный масштаб. Люди специально используют это для хайпа, чтобы стать знаменитыми, — это абсолютно развращает наше общество, сдвигает рамки нормальности и позволяет чувствовать вседозволенность.
ПМ: Шоу «Что было дальше» — это опасный прецедент? Когда пять комиков сидят и зло обшучивают друг друга.
ОЖ: Комики — это жесткие люди, они шутят над друг другом, это их профессия. Это специальная среда, в которой у вас есть такой инструмент, чтобы победить, — и это не буллинг. Важно, чтобы человек ему мог сказать: «Вот эта среда не моя» — и ему за это ничего не было.
ОЖ: Родителям, которые заводят аккаунты в инстаграме маленьким детям, мы говорим: «У педофила много времени на вашего ребенка, он готов долго разговаривать, инвестировать много внимания. Вы должны понимать, каким образом вы собираетесь обезопасить своего ребенка».
ПМ: Спасибо за разговор, это было очень полезно. Сашка не какашка.
СЛ: И Пашка вообще не говняшка. Милашка.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Вы можете им помочь
Помогаем
Ольга Журавская и Паша Меркулов.
Саша Ливергант и Мария Зеленова
Ольга Журавская и Паша Меркулов
Саша Ливергант, Паша Меркулов и Мария Зеленова
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и фотоистории. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас поддержать нашу работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
На Ваш почтовый ящик отправлено сообщение, содержащее ссылку для подтверждения правильности адреса. Пожалуйста, перейдите по ссылке для завершения подписки.
Если письмо не пришло в течение 15 минут, проверьте папку «Спам». Если письмо вдруг попало в эту папку, откройте письмо, нажмите кнопку «Не спам» и перейдите по ссылке подтверждения. Если же письма нет и в папке «Спам», попробуйте подписаться ещё раз. Возможно, вы ошиблись при вводе адреса.
Исключительные права на фото- и иные материалы принадлежат авторам. Любое размещение материалов на сторонних ресурсах необходимо согласовывать с правообладателями.
По всем вопросам обращайтесь на mne@nuzhnapomosh.ru
Нашли опечатку? Выделите слово и нажмите Ctrl+Enter
Нашли опечатку? Выделите слово и нажмите Ctrl+Enter
Благотворительный фонд помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь»
Адрес: 119270, г. Москва, Лужнецкая набережная, д. 2/4, стр. 16, помещение 405
ИНН: 9710001171
КПП: 770401001
ОГРН: 1157700014053
р/с 40703810701270000111
в ТОЧКА ПАО БАНКА «ФК ОТКРЫТИЕ»
к/с 30101810845250000999
БИК 044525999
Благотворительного фонда помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь» в отношении обработки персональных данных и сведения о реализуемых требованиях к защите персональных данных