муки и слезы ведь это тоже жизнь
Муки и слезы ведь это тоже жизнь
«ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» ДОСТОЕВСКОГО
Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» принадлежит к числу тех великих произведений мировой литературы, ценность которых со временем не умаляется, но возрастает для каждого следующего поколения. Подобно «Божественной Комедии», «Гамлету», «Фаусту», «Войне и миру» или «Анне Карениной», «Преступление и наказание» давно сделалось во всем мире одной из самых любимых и широко читаемых книг. Образ Родиона Раскольникова стал вечным спутником человечества.
В центре «Преступления и наказания» находится тот болезненный и острый вопрос, который явился одним из главных вопросов для всей реалистической литературы XIX века. Это — вопрос о возможных путях развития человеческой личности в тех новых условиях жизни, которые сложились в Западной Европе после французской буржуазной революции XVIII века и которые после крестьянской реформы 1861 года установились также и в России. Романисты-просветители, еще не видевшие (по выражению Ленина) противоречий того строя жизни, который вырастал из крепостного, [1]верили, что уничтожение абсолютизма и сословности сделает возможным всестороннее развитие человека. Но после победы буржуазии стало очевидным, что вера в свободное, гармоническое развитие личности в условиях общества, основанного на эгоистической «войне всех против всех», была иллюзией. Бальзак, Стендаль, Диккенс, Теккерей, Флобер и другие западноевропейские романисты блестяще показали, что буржуазное общество хотя и способствует пробуждению личности, вместе с тем является величайшим препятствием для ее развития, ведет к ее духовной и физической гибели.
Великие русские писатели XIX века, начиная с Пушкина, так же, как их современники на Западе, высоко подняли знамя борьбы за свободное развитие личности. Но Пушкин в «Цыганах», «Евгении Онегине», «Пиковой даме» отчетливо показал и то, что индивидуалистическая жизненная философия и мораль личности, «глядящей в Наполеоны», суха и бесчеловечна. Со времен великого поэта в русской литературе получили выражение две, на первый взгляд противоположные между собой, но в действительности взаимно связанные, дополняющие друг друга темы: тема защиты прав личности и тема критического анализа и развенчания принципов буржуазно-индивидуалистической философии и морали — морали человека, который «для себя лишь» хочет воли. Органическое объединение в «Преступлении и наказании» этих двух тем определяет глубокий гуманистический пафос этого романа, его неумирающее значение для настоящего и будущего.
Достоевский писал в конце своей жизни, что его заветной мечтой как человека и писателя всегда оставалось стремление помочь «девяти десятым» человечества, угнетенным и обездоленным в его эпоху в России и во всем мире, обрести достойное человека существование, завоевать путь в «царство мысли и света». [2]Во всей реалистической прозе XIX века нет другого произведения, которое с таким бесстрашием и такою поистине шекспировскою мощью изображало картины страданий широких масс, вызванные нищетой, социальным неравенством и угнетением, как «Преступление и наказание». Но роман Достоевского — не только полное захватывающего трагизма изображение обездоленности и социального зла. Это — и апелляция к человеческой совести и разуму. Вместе со своим главным героем Достоевский гневно отвергает как оскорбительные для человека взгляды многих (в том числе ряда религиозных) мыслителей своей эпохи, которые полагали, что страдания и нищета неизбежны во всякомобществе, что они составляют извечный удел человечества. Великий русский писатель страстно защищает идею нравственного достоинства человека, который не хочет оставаться ничтожной «вошью», не желает безмолвно подчиняться и терпеть, но всем своим существом восстает против общественной несправедливости, не хочет и не может примириться с нею.
И вместе с тем Достоевский утверждает другое. Писатели-романтики начала XIX века были готовы идеализировать любой бунт человеческой личности против мира «посредственности» и «прозы». Достоевский же, живший во второй половине XIX века, в более сложной исторической обстановке, стремится подвергнуть философскому и психологическому анализу не только условия жизни внешнего мира, окружающего героя «Преступления и наказания», но и субъективные, движущие мотивы поведения последнего. Это позволяет автору «Преступления и наказания» одному из первых в мировой литературе поднять в романе широкий круг вопросов, еще не встававших столь остро перед его предшественниками. Достоевский рисует в «Преступлении и наказании» образ мыслящего, честного и бескомпромиссного с самим собой и другими людьми молодого человека, исполненного искренней боли за окружающих, горячего негодования против существующей социальной несправедливости. Но в буржуазном мире — и это уже более или менее отчетливо сознает Достоевский — существуют не только здоровые, но и больные формы личного и социального протеста. Даже вполне искренняя и бескорыстная по своим истокам пытливая мысль не всегда приводит здесь к верному пониманию конечных причин социальной несправедливости и реальных путей борьбы с нею. Из одного и того же ростка в мире социального угнетения может развиться и горячая любовь к обездоленным и угнетенным, готовность делить их горе и отстаивать их права, и одинокий, мрачный, анархический протест, направленный против общества, протест, стремящийся ниспровергнуть самые основы всякого социального общежития. Эти тревожные и во многом оказавшиеся — как показала последующая история человечества — пророческими размышления русского писателя получили отражение в «Преступлении и наказании».
Сердцевину «Преступления и наказания» составляет психологическая история преступления и его нравственных последствий. Но главный герой «Преступления и наказания» Родион Раскольников — необычный преступник. Свое преступление — убийство ростовщицы Алены Ивановны — он совершает под влиянием созданной и выстраданной им системы идей, рассматривая это преступление как своеобразный социально-психологический эксперимент, который должен подтвердить не только в его собственных глазах, но и в глазах остальных людей правильность его теоретических выводов. Поэтому психологический анализ состояния преступника до и после совершения убийства неразрывно слит в романе воедино с анализом философской теории Раскольникова, которая представляется Достоевскому «знаменьем времени», выражением идейных и нравственных шатаний, характерных в его эпоху для значительного числа представителей молодого поколения — прежде всего из городской разночинной, демократической среды.
Раскольников — студент, принужденный из-за отсутствия средств оставить учение. Его мать, вдова провинциального чиновника, живет после смерти мужа на скромный пенсион, бо́льшую часть которого она посылает сыну. Сестра Раскольникова, Дуня, была вынуждена, чтобы помогать матери и брату, поступить гувернанткой в семейство богатых помещиков, где она подвергается обидам и унижению.
О достоевском
ФЁДОРУ МИХАЙЛВИЧУ ДОСТОЕВСКОМУ
1
ИМЯ, ОТЧЕСТВО И СЛОВО…
Отчества великие слыли на Руси.
Ты подол старинушки возьми, перетряси!
Люди волевые шли сквозь бури в рост.
В их них именах – становая кость…
Пахари и воины – это не отнять,
И в моря ходили не за пядью пядь.
И в морской пучине честь не утопили –
Подвиги и ныне – кругосветок мили.
Каждому ль вот, отчество – на роду – судьбой…
Век у человечества короткий, не простой.
Были для отечества верные сыны –
Сила вся купечества – для Руси тылы.
Так державной стала некогда страна,
Правды не коснёмся – сути всей и дна.
Что-то и чернилось, подменялось злом…
Свет нам открывался познанием – окном.
И вставал со словом Александр Невский…
И над словом с отчеством –
Фёдор Достоевский!
Не сифилис и не СПИД,
Быть может, убьёт человека
И не техногенный вид,
И не глобальность Интернета.
В пророчествах ранее
Тревожней намного отличия –
Смертельно нас ранит
Маниакальностью величия.
Конкретней, микроб-паразит,
Происхождения земного,
Заразен так, что возомнит
И каждый причём возомнит,
Что только лишь он индивид –
Являет в себе полу Бога.
Чрезмерно надменно и важно
Открыто считать станет каждый
Сильнейшим себя из сильных,
Умнейшим себя из умных.
И явное это безумие
Болезнью никто не отметит –
Весь мир в одинаковом цвете –
Безумье за мир не в ответе.
Опасное людям пророчество
На сколько ж сегодня верное?
Гордимся мы если отчеством,
Спасенье тогда возможное!
ГОРДОСТЬ, ГОРДЫНЯ И ПУТЬ…
«Муки и слёзы – ведь это тоже жизнь.
Но он не раскаивался в своём преступлении».
Ф.М.Достоевский
Себя излечивать легко ли,
Какой же путь проделать надо?
Привык Раскольников к неволе
И всё же Сонечка с ним рядом.
Она его преобразила,
Вернее душу излечила…
Была, знать, ангела в ней сила –
Его рыданья в том причина.
В раздумьях тяжких – вдруг толчок…
И сквозь тюремные решётки
Её фигурку, что смычок –
Весь вид унылый, кроткий
Он разглядел и «близкой»
Почувствовал к себе – родной
И, поклонившись, вдаль ей, низко
Свою гордыню смыл слезой.
А встретившись у стен барака,
В рыданьях душу вытрясал.
Для Сони было это знаком,
Что жертвенность её принял.
Себя почувствовала нужной,
Не зря пошла за ним во тьму,
Хотя в душе его тщедушной
Найти ль раскаянья тропу!
МЕТАМОРФОЗА
«Фома догадался, какой перед ним человек,
И тотчас же почувствовал, что прошла его
роль шута и что на безлюдье и Фома может
быть дворянином. Зато и наверстал же он своё».
Ф.М.Достоевский
Атлант Атлантович Залётов,
Иных времён, но тот же тип,
Под псевдонимом Переплётов
В литературу, словно гриб,
По содержанью мухоморный,
Врастал питаемой средой
Туманностями «сорной»,
Как пахота лебедой.
И вырос гриб главой цветастой,
И был отвергнут за цветистость…
Писатель должен быть глазастый
И иногда нужна речистость.
Атлант Залётов – Переплётов
И Переплюевым не стал,
Но жизни серой на излёте
Нашёл трибуну – пьедестал.
Он в прошлом шут – на побегушках –
Пред сильным шаркал, семеня.
Монета мелкая – полушка…
Другим не знал уже себя.
Но доброхоты. к доброхотам
Попал под крылышко Атлант
И в нём проснулась власти нота…
Над доброхотами стал грант.
Горит от молний атмосфера,
А здесь планету растрясут.
Звучат фанфары, слышим перлы
И у героя в пятках зуд.
И ныне здравствует – в почёте…
За всё ответственен – суров.
Залётов думами в полёте
К тщеславью – в значимость –
под кров!
ДУШИ ПРИВОЛЬЕ! И – ПОДПОЛЬЕ…
«Там в своём мерзком, вонючем подполье
наша обиженная, прибитая и осмеянная
мышь немедленно погружается в холодную,
ядовитую и главное вековечную злость».
Ф.М.Достоевский
Мышонок вредный из подполья
Выглядывал по случаю –
На жизнь, кивая недовольно –
Себя же и накручивал:
«Не слишком ль весело вокруг
В наш век глобализации –
Ворону взять, что ль на испуг
И воробьиную всю нацию?»
А им то что! – Пусть мышь, как зверь
Невиданной мутации…
Её нора твердыня – твердь,
Но нет ей левитации!
И воробьи себе трещали –
С голубкой голубь ворковал…
Вороны хваткие мещане –
Скворец по хваткости капрал
Летают, словно, в кураже…
Закон природы – детки к счастью.
А вправо, влево в вираже
И ласточки в такой страсти.
И что им зверь – страшила мышь
Невиданной мутации.
И рвётся щебет в гладь, и тишь.
Спасибо левитации!
А я стою… я человек!
Могу присесть на корточки.
Теченье жизни вижу – бег –
Всё до мельчайшей черточки.
И сердце тукает, стучит –
К закату солнце… край – венец.
Вживляй своей любви лучи
И человек – судьбы творец.
Но если кто засел в углу,
Как мышь в своём подполье,
Он истолчётся в пустоту
В мечтательном
Безволье!
Муки и слезы ведь это тоже жизнь
Он благополучно избегнул встречи с своею хозяйкой на лестнице. Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру. Квартирная же хозяйка его, у которой он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу, ему непременно надо было проходить мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворенной на лестницу. И каждый раз молодой человек, проходя мимо, чувствовал какое-то болезненное и трусливое ощущение, которого стыдился и от которого морщился. Он был должен кругом хозяйке и боялся с нею встретиться.
Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив; но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии, похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой. Он был задавлен бедностью; но даже стесненное положение перестало в последнее время тяготить его. Насущными делами своими он совсем перестал и не хотел заниматься. Никакой хозяйки, в сущности, он не боялся, что бы та ни замышляла против него. Но останавливаться на лестнице, слушать всякий вздор про всю эту обыденную дребедень, до которой ему нет никакого дела, все эти приставания о платеже, угрозы, жалобы, и при этом самому изворачиваться, извиняться, лгать, — нет уж, лучше проскользнуть как-нибудь кошкой по лестнице и улизнуть, чтобы никто не видал.
Впрочем, на этот раз страх встречи с своею кредиторшей даже его самого поразил по выходе на улицу.
«На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь! — подумал он с странною улыбкой. — Гм… да… всё в руках человека, и всё-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости… это уж аксиома… Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся… А впрочем, я слишком много болтаю. Оттого и ничего не делаю, что болтаю. Пожалуй, впрочем, и так: оттого болтаю, что ничего не делаю. Это я в этот последний месяц выучился болтать, лежа по целым суткам в углу и думая… о царе Горохе. Ну зачем я теперь иду? Разве я способен на это? Разве это серьезно? Совсем не серьезно. Так, ради фантазии сам себя тешу; игрушки! Да, пожалуй что и игрушки!»
На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, — всё это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека. Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен. Но скоро он впал как бы в глубокую задумчивость, даже, вернее сказать, как бы в какое-то забытье, и пошел, уже не замечая окружающего, да и не желая его замечать. Изредка только бормотал он что-то про себя, от своей привычки к монологам, в которой он сейчас сам себе признался. В эту же минуту он и сам сознавал, что мысли его порою мешаются и что он очень слаб: второй день как уж он почти совсем ничего не ел.
«Я так и знал! — бормотал он в смущении, — я так и думал! Это уж всего сквернее! Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить! Да, слишком приметная шляпа… Смешная, потому и приметная… К моим лохмотьям непременно нужна фуражка, хотя бы старый блин какой-нибудь, а не этот урод. Никто таких не носит, за версту заметят, запомнят… главное, потом запомнят, ан и улика. Тут нужно быть как можно неприметнее… Мелочи, мелочи главное. Вот эти-то мелочи и губят всегда и всё…»
Идти ему было немного; он даже знал, сколько шагов от ворот его дома: ровно семьсот тридцать. Как-то раз он их сосчитал, когда уж очень размечтался. В то время он и сам еще не верил этим мечтам своим и только раздражал себя их безобразною, но соблазнительною дерзостью. Теперь же, месяц спустя, он уже начинал смотреть иначе и, несмотря на все поддразнивающие монологи о собственном бессилии и нерешимости, «безобразную» мечту как-то даже поневоле привык считать уже предприятием, хотя всё еще сам себе не верил. Он даже шел теперь делать пробу своему предприятию, и с каждым шагом волнение его возрастало всё сильнее и сильнее.
Родион Раскольников, цитаты из романа
Эта страница посвящена роману Достоевского Преступление и наказание, цитаты из которого здесь и собраны. Читайте, вспоминайте, размышляйте.
Внешность.
Цитаты — Преступление и наказание
Вранье всегда простить можно; вранье дело милое, потому что к правде ведет.
Дмитрий Прокофьевич Разумихин
Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого.
Станьте солнцем, вас все и увидят.
Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти.
Семен Захарович Мармеладов
Изо ста кроликов никогда не составится лошадь, изо ста подозрений никогда не составится доказательства.
Ведь надобно же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы и его пожалели!
Семен Захарович Мармеладов
А знаешь ли… что низкие потолки и тесные комнаты душу и ум теснят.
Цитаты Раскольникова. Преступление и наказание
Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца.
Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть.
У всякого свои шаги.
Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово.
Человек он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.
При неудаче всё кажется глупо!
Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить…
Ко всему-то подлец-человек привыкает!
Цитаты из Преступление и наказание Достоевского
Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно.
Петр Петрович Лужин
Бедность не порок, это истина. Знаю я, что и пьянство не добродетель, и это тем паче. Но нищета, милостивый государь, нищета — порок-с. В бедности вы еще сохраняете свое благородство врожденных чувств, в нищете же никогда и никто. За нищету даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании человеческой, чтобы тем оскорбительнее было; и справедливо, ибо в нищете я первый сам готов оскорблять себя. И отсюда питейное!
Семен Захарович Мармеладов
Власть даётся только тому, кто посмеет наклониться и взять её. Тут одно только, одно: стоит только посметь!
Всё ему некогда, всё ему мешают, а сам лежит и ничего не делает.
Дмитрий Прокофьевич Разумихин
Мелочи, мелочи главное. Вот эти-то мелочи и губят всегда и всё…
Муки и слезы — ведь это тоже жизнь.
Всякого человека нужно сначала осмотреть самому, и поближе, чтоб о нем судить
Петр Петрович Лужин
Одиночество Раскольникова. Нежелание что-либо делать.
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
При неудаче всё кажется глупо!
Характер, взгляды Раскольникова.
Цитаты Свидригайлова. Преступление и наказание
Нет ничего труднее прямодушия и нет ничего легче лести.
Аркадий Иванович Свидригайлов
Никогда не ручайтесь в делах, бывших между мужем и женой или любовником и любовницей. Тут есть всегда один уголок, который всегда всему свету остается неизвестен и который известен только им двум.
Аркадий Иванович Свидригайлов
Народ пьянствует, молодежь образованная от бездействия перегорает в несбыточных снах и грезах, уродуется в теориях; откуда-то жиды наехали, прячут деньги, а всё остальное развратничает.
Аркадий Иванович Свидригайлов
Как бы ни была груба лесть, в ней непременно по крайней мере половина кажется правдою.
Аркадий Иванович Свидригайлов
Но умная женщина и ревнивая женщина – два предмета разные, и вот в этом-то и беда.
Аркадий Иванович Свидригайлов
Порядочный человек обязан скучать.
Аркадий Иванович Свидригайлов
Чтобы беспристрастно судить о некоторых людях, нужно заранее отказаться от иных предвзятых взглядов и от обыденной привычки к обыкновенно окружающим нас людям и предметам.
Аркадий Иванович Свидригайлов
Раскольников после преступления.
Цитаты Раскольникова. Преступление и наказание
Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца.
Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть.
У всякого свои шаги.
Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово.
Человек он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.
При неудаче всё кажется глупо!
Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить…
Ко всему-то подлец-человек привыкает!
Теория Раскольникова. Цели преступления.
Материал подготовила: Мельникова Вера Александровна.
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить…
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
Ко всему-то подлец-человек привыкает!
привычки человек, люди
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
Если б возможно было уйти куда-нибудь в эту минуту и остаться совсем одному, хотя бы на всю жизнь. То он почёл бы себя счастливым.
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
И что за охота благодетельствовать тем, которые… плюют на это?
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
Все в руках человека, и все-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости… это уж аксиома… Любопытно, чего люди больше боятся? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся…
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
— Прежде, говоришь, детей учить ходил, а теперь пошто ничего не делаешь?
— Я делаю… — нехотя и сурово проговорил Раскольников.
— Что делаешь?
— Работу…
— Каку работу?
— Думаю, — серьезно отвечал он, помолчав.
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
О, низкие характеры! Они и любят, точно ненавидят…
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
Сонечка… Сонечка… Вечная Сонечка, пока мир стоит.
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
На всем готовом привыкли жить, на чужих помочах ходить, жеванное есть.
лень привычки человек, люди жизнь
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
Чем хитрей человек, тем он меньше подозревает, что его на простом собьют. Хитрейшего человека именно на простейшем надо сбивать.
хитрость человек, люди
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
Мелочи, мелочи главное. Вот эти-то мелочи и губят всегда и всё…
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
Впрочем, вот уж два года хочу все замок купить, — прибавил он небрежно. — Счастливые ведь люди, которым запирать нечего?
Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание
Да и кроме того, чтоб обознать какого бы то ни было человека, нужно относиться к нему постепенно и осторожно, чтобы не впасть в ошибку и предубеждение, которое весьма трудно после исправить и загладить.
Он был болен уже давно; но не ужасы каторжной жизни, не работы, не пища, не бритая голова, не лоскутное платье сломили его: о! что ему было до всех этих мук и истязаний! Напротив, он даже рад был работе: измучившись на работе физически, он по крайней мере добывал себе несколько часов спокойного сна. И что значила для него пища – эти пустые щи с тараканами? Студентом, во время прежней жизни, он часто и того не имел. Платье его было тепло и приспособлено к его образу жизни. Кандалов он даже на себе не чувствовал. Стыдиться ли ему было своей бритой головы и половинчатой куртки? Но пред кем? Пред Соней? Соня боялась его, и пред нею ли было ему стыдиться?
А что же? Он стыдился даже и пред Соней, которую мучил за это своим презрительным и грубым обращением. Но не бритой головы и кандалов он стыдился: его гордость сильно была уязвлена; он и заболел от уязвленной гордости. О, как бы счастлив он был, если бы мог сам обвинить себя! Он бы снес тогда все, даже стыд и позор. Но он строго судил себя, и ожесточенная совесть его не нашла никакой особенно ужасной вины в его прошедшем, кроме разве простого промаху, который со всяким мог случиться. Он стыдился именно того, что он, Раскольников, погиб так слепо, безнадежно, глухо и глупо, по какому-то приговору слепой судьбы, и должен смириться и покориться пред «бессмыслицей» какого-то приговора, если хочет сколько-нибудь успокоить себя.
И хотя бы судьба послала ему раскаяние – жгучее раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему! Муки и слезы – ведь это тоже жизнь. Но он не раскаивался в своем преступлении.
По крайней мере, он мог бы злиться на свою глупость, как и злился он прежде на безобразные и глупейшие действия свои, которые довели его до острога. Но теперь, уже в остроге, на свободе, он вновь обсудил и обдумал все прежние свои поступки и совсем не нашел их так глупыми и безобразными, как казались они ему в то роковое время, прежде.
«Чем, чем, – думал он, – моя мысль была глупее других мыслей и теорий, роящихся и сталкивающихся одна с другой на свете, с тех пор как этот свет стоит? Стоит только посмотреть на дело совершенно независимым, широким и избавленным от обыденных влияний взглядом, и тогда, конечно, моя мысль окажется вовсе не так. странною. О отрицатели и мудрецы в пятачок серебра, зачем вы останавливаетесь на полдороге.
Вот в чем одном признавал он свое преступление: только в том, что не вынес его и сделал явку с повинною.
1)Тема каждого абзаца
2) Главная мысль каждого абзаца
3)Как и что говорит автор в каждом абзаце