мой вагон на перроне ожидает меня
Ты меня окликнул на перроне
( Дружба, счастье и любовь за колбасу не продаются)
Из вагонов грязных и прокуренных,
Пассажиры выходили на перрон,
Ты стоял, такой взволнованный,
И в руках сжимал букет цветов.
Пассажиры, кутаясь от холода,
Всё спешили поскорее разойтись,
Мы стояли на перроне в городе,
И не знали, как, куда идти…
Что сказать, что две судьбы поломаны,
Очень трудно все с нуля начать,
В полутьме замерзшего перрона,
Так не просто новую дорогу отыскать.
Ты меня окликнул на перроне,
Посмотрел внимательно в глаза,
Годы пролетели, ну и что же?
Мы не молоды, так это не беда.
© Copyright: Ольга Верещагина, 2014
Свидетельство о публикации №114081809994
Пассажиров до конечной станции осталось немного. Многие вышли по пути следования.
Я сидела в своем купе и наблюдала за ней в приоткрытую дверь. Алёна стояла, держась двумя руками за поручни, и покачивалась, в такт движения поезда, изредка встряхивая копной пшеничных волос, разметавшихся по ее плечам. Она волновалась, и это была очень заметно. Часто поправляла свои волосы, то откинет их за спину, то пытается собрать в пучок, и только очередной крен или толчок вагона вынуждал ее ухватиться за поручни, копна непослушных волос опять хаотично рассыпалась по плечам.
Вот именно подумала вслух Алена:
— Дружба, любовь и счастье за колбасу не продается, а за бабки тем более. Всё просто и верно. И я еду к нему. Я все скажу ему, и он поймет меня. Для меня это прыжок в неизвестность из одиночества.
Поезд, сбавляя ход, втягивался на перрон конечной станции Владикавказ.
Пассажиры засуетились, засобирались, застегивая и проверяя свою поклажу.
Дети забегали по коридору, мешая взрослым. Они устали сидеть в душных вагонах. Им хотелось на волю. Алёна стояла, плотно прижавшись к поручням, и внимательно следила за медленно наплывавшим вокзалом и суетой встречающих на перроне.
Я её пригласила в купе:
— Ну, вот и прибыли. Давай собираться, Алёна. Да, ты не переживай, все сложится у вас хорошо…
— Ой, Ольга, не знаю, но хочется верить…
Поезд дернулся, проскрипели колодки тормоза, и встал.
Алена стояла в проёме двери нашего купе и внимательно смотрела на перрон. Вдруг она встрепенулась, засуетилась в нерешительности, взяла свою небольшую ношу и сказала:
— Ну, вот, я и приехала. Вон, кажется, и меня встречают. Пожелай мне удачи.
— Да, конечно, Алёна. Будь счастлива, а главное не давай себя унижать. Самое большое богатство – это ты сама. Запомни это. Удачи тебе.
— Конечно, я же дала тебе свой телефон, звони, буду ждать продолжение истории.
— Обязательно….- только успела проговорить она, как в купе протиснулся, между выходящими пассажирами мужчина и букетом роз.
— Привет, Саша – тихо сказала Алёна – а я взяла и приехала.
— Ну, и молодец. Давно нужно было. Я так тебя ждал. Где твои вещи? Давай и пошли.
Алена протянула ему свою легковесную ношу.
— Это все вещи? Ты что ненадолго? А думал насовсем? – грустно, в растерянности, произнес Саша.
— Я то насовсем, но так вышло, что без вещей…
— Да, ладно, так даже лучше.. Всё с нуля… А давайте, я Вам помогу – обратился Саша ко мне.
— Спасибо, не нужно меня вон команда встречает. Сейчас все пассажиры выдут, они войдут и вещи возьмут, только успела сказать я, как в купе заглянула моя приятельница.
Алёна с Сашей быстро попрощались и вышли.
Пока мы распределяли, кто и что понесёт, я краем глаза увидела, как по перрону, прошли двое, Алёна и немолодой, немного провинциальный мужчина, который бережно, слегка придерживая её за талию, и обводя встречных прохожих, вел её к выходу в город. Мне очень хотелось узнать, чем закончилась Аленина история, я хотела, чтобы она мне позвонила. Я ей дала свой телефон, но не взяла её. Я это сделала намеренно, чтобы она сама позвонила. И она мне однажды позвонила, за что её благодарю.
А для Вас, мои дорогие читатели – эта интересная история со счастливым концом. Имена и город назначения я изменила, но суть осталась…
И так … слушайте… А вернее читайте.
— Ну, и чё? Чё случилось? – была её любимая поговорка.
Вот на таком из вечеров, Светлана познакомилась с высоченным красавцем, почти военным инженером по нефтепродуктам и будущим её мужем. Володя, так звали его, заканчивал почти одновременно со Светланой училище и отбывал на север, в неизвестность. Он сделал Светлане предложение. Светлана согласилась, и они после сдачи госов – срочно уехали на место службы молодого инженера.
Светлана писала много и интересно. Я ей отвечала. Вскоре Володя, наконец, вышел в отставку, и они, семьей переехали во Владикавказ.
— Чё, сидишь со своими внуками? Приезжай фруктов поешь, и наших внуков посмотришь – горячилась Светлана.
А вокруг, на платформе суетились пассажиры, носильщики, встречающие и провожающие. Проводница нашего купейного вагона с усталой улыбкой встречала пассажиров и внимательно, с какой – то тревогой, поглядывала в сторону, стоящих неподалёку двух женщин. Я тоже посмотрела в ту сторону, где они стояли.
— Ты, не можешь всё бросить, я столько сил вложила, чтобы ты была счастлива и прожила свою жизнь в достатке. Ты не можешь меня так бросить. Не смеешь этого делать. Прошу тебя, пойдем домой. Вадим приедет, поговорим – почти рыдала женщина, которая постарше.
Она была одета стильно и со вкусом, соответственно своему статусному положению. То и дело прикладывала кружевной носовой платок к глазам и оглядывалась по сторонам, интересуясь, кто её слышит, как бы привлекая внимания к себе прохожих и ища у них поддержки. Она говорила и говорила, всем своим видом и нажимом, показывая своё могущество и высокое положение, как бы обращаясь к проводнице и другим людям, приглашая их поддержать её.
Женщина тихо отвечала, что- то матери. Потом резко сняла капюшон, и пышные волосы разметались по плечам.
Мне стало неудобно подслушивать разговор матери с дочерью, и я пошла в вагон, размещать свою поклажу.
Я вошла в своё купе, там еще никого не было, и стала разбирать свои вещи. Я везла много подарков Светлане и её семье. Мне хотелось всё разложить так, чтобы по приезде просто отдать им всё сразу в поезде, поскольку они должны меня были встречать.
Вдруг в дверь купе постучали. Я открыла её и увидела ту женщину, которая разговаривала с мамой у вагона.
— Здравствуйте – уверенно и чётко произнесла она.
— Я наверно ваша соседка. У меня 19 место, нижнее. Ой, у Вас очень много вещей. Занимайте мой рундук, у меня только одна сумка, да пакет с продуктами.
— Здравствуйте. Большое спасибо, очень кстати. Набрала подарков, ничего не помещается в мой рундук. Давайте знакомиться – меня Ольгой зовут, а Вас?
Алёна оставила свои вещи и вышла.
Я разложила свои пакетики и сумки по рундукам, переоделась и решила ещё раз выйти, постоять на перроне. Мне стало интересно, что же случилось с Алёной и почему мать, так категорично отговаривает её от поездки.
Алёна и её мать стояли всё там же. Мать уже плакала, но плакала, как-то наиграно, на публику. Говорила пафосно, давя на жалость.
— Это моё дело, мама. Я так решила. Я просто устала быть дорогой мебелью в ваших манипуляциях с Вадимом, и это твой выбор, но ты не дала мне возможность самой решать. Вот я и решила. Я уже взрослая девочка, я уже бабушка, и ты это знаешь. Я могу немного позволить пожить так, как я хочу. Это мой выбор. А у Вадима – свой выбор. Ему я нужна, как красивая ширма его благополучной семьи, которой фактически и не было. Всё, иди домой. Хватит эпатировать народ. Это вокзал, а не театр – тихо увещевала мать Алёна.
— Ты не представляешь, что такое Кавказ. Ты же ничего не знаешь, что там случится и как… Останься, прошу тебя, доченька, очень прошу, и папа просит… Чем тебе здесь плохо? А как же твои дети?
— Успокойся, мама. Дети уже взрослые, самостоятельные. У них уже свои дети, мои внуки и твои правнуки. Они имеют всё, что необходимо для жизни, да и отец здесь живёт, и вы с папой…- спокойно успокаивала Алёна мать.
— Останься, доченька, прошу тебя… Здесь у тебя есть всё – и квартира, и дача, и положение, и служебная машина, всё, что не пожелаешь… Бог с ней, с любовью… На что она тебе нужна, если ты всё это потеряешь? Такого мужа потерять в твоём возрасте – это непростительно… Пойми это… В твои 56- это глупо любви искать и с кем, да еще где? У черта на куличках… Нашла бы любовника, да и Вадим бы особенно не возражал… Вадим же тебя содержит… А остальное – блажь… Останься…
— Нет, не останусь. Билет на руках, вещи в вагоне. Я поеду. Как всё решится, позвоню. Иди домой, успокойся. Всё будет хорошо.
Мужчина стал что- то быстро надменно ей говорить. Мать вцепилась ей в другую руку и удерживала её, пока мужчина что-то ей говорил. О чём он говорил, я не слышала, поскольку уже была в вагоне, могла только видеть, как Алёна освободилась из цепких рук матери и этого мужчины, стояла, гордо подняв голову, и слушала, что они ей говорили. Она спокойно, даже как – то отстранено выслушала всё, что сказал мужчина, резко повернулась и, не оглядываясь, вошла в вагон.
Мать постаралась догнать её, но проводница преградила ей путь в вагон.
Мать вернулась к окну вагона, где стояла Алёна. Она ей что-то показывала, манила и просила, выйти из вагона, плача и прижимая кружевной платок к глазам.
Поезд медленно набирал ход.
Поезд шёл, постукивая на стыках. Он вёз нас во Владикавказ.
Впереди почти двое суток дороги, и много, много разговоров…
За окном пробегали дома, полустанки, электрички, а мы с Алёной стояли у окна и просто смотрели на них, каждая думая о своём.
— Ну, вот и поехали…- произнесла я, входя в купе.
Проводница Вера, об этом у неё было написано на бейджике, шла по вагону и собирала билеты, принимала заказы на обслуживание и выдавала постельные принадлежности.
За мной следом вошла и села на свою полку Алёна.
— А что? Почему бы и нет? – поддержала я Веру – пока Алёна переоденется, потом стол накроем, и ты Вера придешь и просидим. Правда поговорить хочется… Меня тоже задела твоя история. Алёна, а как ты считаешь? – обратилась я к Алёне.
— А что? Устроим сабантуйчик, но у меня с собой только несколько бутербродов и всё.
— Ну, что? Водочки принести? Помаленьку для души? А? – перебила меня Вера.
— А давай, неси. Нужно, как лекарство…- сказала я и засмеялась.
— Ну, вот и договорились. Я сейчас выйду, ты переодевайся, а я выйду постою в коридоре, посмотрю Москву. А потом приготовим что – ни будь на стол. У меня много всего, я всегда много беру в дорогу еды, привыкла с детьми и внуками ездить, а в дороге всегда есть хочется – сказала я и вышла, прикрыв дверь купе, дав Алёне возможность побыть наедине с собой.
Поезд пробирался по Москве тихо стуча колёсами на стыках. У меня не выходила из памяти та сцена прощанья на перроне. Даже Вера, и та все поняла, поняла всю наигранность той ситуации. Мне хотелось скорее узнать, что же случилось и почему, куда Алёна едет, не смотря на настойчивое предупреждение матери и презрительное молчание её мужа. Не показалось, что она бежит только от кого, скорее всего от себя.
— Оля! Я всё…Заходите… – позвала меня Алёна, открыв дверь, и тем самым прервав мои размышления.
— Иду, иду…- ответила я и вошла в купе.
— Ну, что устроилась и хорошо. Дорога дальняя, почти 2 суток. Давай, все таки на ты. Мы же почти ровесницы, да и легче будет общаться – предложила я.
— Хорошо, давай. Согласна. Надоели эти церемонии. Там, где они есть, нет жизни, один пафос…- задумчиво проговорила Алёна.
Я внимательно на неё посмотрела.
— А что, так и есть. Нам женщинам, это как бальзам на душу, поговорили, отпустили и дальше с облегчением полетели… Разговоры по душам иногда лучше всякого доктора и лекарства помогает. Нет легких судеб женских, есть закрытые и стойкие, а есть слабые, те которые всю жизнь делают вид, что легко живут, а ночами в подушку рыдают.
Алёна сидела и смотрела прямо перед собой.
А я доставала пакетики и баночки со снедью. Пакеты предательски шуршали, продукты вкусно пахли… Я вдруг поняла, что проголодалась, даже ни столько проголодалась, сколько немного расстроилась за Алёну и себя с Верой. Все мы женщины и у всех что-то да не так… А кто знает как надо? Кто скажет, как жить правильно? Никто… Нет готовых советов на все случаи жизни.
— Ну, вот я почти и готова к приёму…. Давай по бутеру, как мой внук Ваня говорит, перед ужином для затравки, червячка заморим – предложила я Алёне.
Алёна немного подумала, как бы взвешивая ситуацию, посматривая в мою сторону, решаясь рассказать или нет о себе, и вдруг решилась:
Я просто молчала. Я не знала что сказать. Мне казалось, что у жён чиновников всегда столько возможностей, что нам, простым смертным, и не снилось, а оказалось, что и богатые тоже плачут…
— Конечно, у нас было всё – госдача, машина, квартира в центре Москвы и многое другое, но самое главное, что отец маму не любил. Он женился, как и принято было на связях. Бедная моя мама, но со временем она привыкла к своему положению, и вплотную занялась моей судьбой. Излишняя опёка это тоже, очень плохо. У меня не было подруг. Меня таскали по всем школам развития и репетиторам. Я закончила школу с золотой медалью. Мы с мамой тайком от отца ходили на курсы для поступления в университет, и я поступила. Как мы с мамой радовались. Мы представляли, как я стану великим журналистом… Но, увы… Однажды отец привел в дом молодого успешного чиновника, доктора наук и сказал:
— Вот, познакомьтесь мои дорогие – это Вадим. Ему прочат успешную карьеру. Его отец чиновник высокого уровня. У Вадима прекрасное образование, и он уже защитил в свои 32 года докторскую диссертацию. Я думаю, что Вадим будет хорошей партией для нашей дочери. У его отца хорошие связи. Свадьбу справим через пару месяцев. Думаю, вам 2 месяца хватит, чтобы познакомиться. Мы с матерью прожили хорошую жизнь. Всё нажили и всё имеем, и всё это нужно оставить в хорошие руки.
Алёна, волновалась. Ей хотелось подобрать слова, но этого не получалось, от этого она только ещё сильней волновалась и переживала. Она сжала свои изящные руки в кулачки, сжала их, так, что дорогой красивый маникюр впился ей в ладони.
— А ты говоришь, что не крепостное право. Конечно, мы с мамой не стали устраивать сцен при госте, но как только Вадим ушёл, состоялся серьезный разговор на повышенных тонах, и тогда впервые мама позволила себе спорить с отцом. А потом долго плакала в своей комнате. Отец согласился с нами в том, что я должна получить университетское образование, но при условии, что выйду замуж за Вадима. Это еще хуже крепостного права. Через два месяца состоялась пышная свадьба, потом медовый месяц. Нам подарили квартиру рядом с университетом, чтобы было удобно мне учиться. Оказалось, что доктору наук престижно стало иметь молодую красивую жену с университетским образованием, а ещё и престижную любовницу для утех. Что самое интересное, моя мама быстренько взяла Вадима под своё крылышко, и они вдвоем стали воспитывать меня, под эгидой добропорядочности и любви, хотя ею уже и не пахло. Вы же сами видели. Потом я родила двоих сыновей, чему мой отец и муж были очень рады, считается, что Вадим успешно вложил свой капитал в будущее поколение, продолжателей рода. Мама, почти полностью погрузилась в воспитание моих детей, тем самым мне удалось выйти на работу, которая давала мне возможность дышать поной грудью. Сыновья выросли и стали похожи на моего отца, чему и Вадим, мой отец, и свёкор были несказанно рады. Получив, образование оба женились и взяли в жены престижных девушек. К женитьбе сыновей и поиску невест моя мама приложила максимум усилий. Самое главное, что с Вадимом они спелись и во всём были согласны, а меня с моей работой, никто не брал в расчет. Ты, скажешь, ну что тебе жаловаться – всё хорошо. А как же я? У меня ведь в жизни, так и не случилось бы счастья и любви, если бы я не встретила его…- почти выкрикнула Алёна.
Я сидела и жевала свой бутерброд. Что тут скажешь? Я не знаю… Я просто видела, как Вадим с презрением смотрел и говорил с Алёной, как её мать галкой кидалась на неё и клевала и клевала, забыв в горячке о своём нелегком опыте. Но, тут на моё счастье, в купе протиснулась Вера, резко открыв дверь, которая звонко брякнула о наличник:
— Проходи Вера, тебя ждём. Без стопки никак не получится. Наливай….- подбодрила я её.
Алёна сидела и о чем – то думала.
Поезд постукивал колёсами по стыкам.
В купе было сумрачно и уютно. Все располагало к задушевной беседе.
В купе запахло водкой… Этот запах щекотал в носу. Хотелось немного потрогать нос и втянуть с удовольствием воздух, вздохнуть, предвкушая вкус водки и приятной теплоты после выпитого.
— Ну, что? За знакомство, девчонки? А кто скажет, что это не так? Пусть попробует…- сказала Вера и протянула к нам свою рюмку.
Мы символично чокнулись и выпили.
Водка сначала обожгла горло, а потом скатилась в желудок и разлилась приятным теплом по нему. Захотелось вздрогнуть, встрепенуться. Сразу обострились все чувства и обоняние тоже, и я почувствовала, как вкусно пахнет у нас в купе продуктами и сказала:
— Ну, что налетай. Вкусно… Закусим немного, а потом и поговорим – пригласила я Алёну и Веру к столу.
На столе было всего достаточно.
Алёна взяла свой недоеденный бутерброд. Потянула носом запах вкусного свежего хлеба, огурца, копчёного сервелата, и стала, есть, а у Веры глаза разбежались. Она сидела, рассматривая всю снедь, и думала, что выбрать, а потом, как бы что- то вспомнив, выбрала сервелат, красиво и тоненько нарезанный и уложенный на подложке.
— А? Да это была интересная история из моего детства. Щас, попробую колбаски и расскажу – ответила Вера, смачно кусая почти половину бутерброда, и от удовольствия прикрывая глаза, вздыхая и улыбаясь довольной кошачьей мурлыкающей улыбкой.
Вера, достала бутылку и еще налила чисто символично по глотку.
Алёна сидела, смотрела куда- то в сторону и о чем-то думала.
— Ну, чего нюни распустила, выпила как лекарство, закусила колбаской, огурчиком и давай рассказывай, как до такого докатилась и куда бежишь?
А я сидела, хрустела огурчиком и думала, как же хорошо, что судьба так здорово нас свела именно здесь и именно в этом душном купе скорого поезда, спешащего на станцию назначения, только вот станции назначения у нас разные.
Вера как – будто угадала мысли Алёны.
Алена чуть о чём – то думала, держа в руке пластиковую рюмочку, слегка покачивая её, вдруг внимательно посмотрела на неё и сказала:
Конечно, в рюмке налито было чисто символично, по граммуличке, но Алёна выдохнула, зажмурилась, наверно, от внутренней боли, закрыла лицо руками и заплакала. Она плакала навзрыд. Воздуху ей не хватало. Её донимала икота…
Алёна немного успокоилась. Сразу как то уютно стало в купе. Ушла какая – то надменность и разница в положениях. Остались только слегка подпившие бабы и огромное желание пожалиться на судьбу. Увы, так уж мы устроены. Поплачемся, поплачемся, встряхнемся и дальше побежим, только вот куда, знать в какую сторону нужно, да этого никто и не знает, главное не останавливаться и не задумываться зачем…
Алёна, вдруг как бы встрепенулась, приподнялась, выпрямила спину, поправила футболку и внимательно посмотрела на меня, стараясь понять, можно ли мне об этом рассказать.
Вагон слегка качнуло. Алёна в такт вагону качнула головой и чуть не ударилась о крепёж верхней полки.
— Ой, ну вот и всё. И всё равно я права, что еду… Больно конечно больно, но и боль бывает приятной, потому, что потом наступает выздоровление….
Мне казалось, что я почувствовала её боль и тревогу. Мне хотелось подойти обнять её и что- то хорошее сказать, но я молчала, смотрела на Веру.
Вера сидела и тихо плакала. Крупные слезинки скатывались по её щекам одна за другой. Вера влажной от слёз салфеткой пыталась их поймать и вытереть, но это ей удавалось плохо, и слезы стекали на голубой воротничок форменной рубашки.
— Ой, ёйййй…. не могу. Сижу и сама реву за тебя. Думаешь, только у тебя такая жизнь никчёмная? Думаешь, я мотаюсь тут от хорошего?- шмыгая носом, говорила Вера – Ну, чего молчишь или налить?
Мы с Верой повозились, сели рядышком на моей полке и стали слушать, не задавая вопросов…
Немного помолчав, Алена продолжила.
Лет пять назад мама пришла ко мне очень рано, я еще спала. Я тогда еще работала и уходила после 9 утра на работу. Было часов 7 утра.
— Ну, и чего ты тут вылёживаешься – завелась она с порога, увидев меня заспанную в пеньюаре.
Я ничего не смогла ей внятного ответить. Стою, смотрю на неё и соображаю, что случилось и каким домкратом маму, так рано подняло с постели. Она раньше 11 часов не встаёт, пока всех не обзвонит.
— Нет! С папой то всё в порядке, а вот что с тобой? Почему ты в постели и спокойно спишь, когда твоего мужа дома нет? Я бы уже всех обзвонила и всех на уши подняла? Ты что, его потерять хочешь? – не проходя, прямо с порога начала проповедь мама.
Не буду описывать всё, что мама мне сказала, как отчитывала и обвиняла меня во всех смертных грехах, а потом сказала:
— Не надо мне твоего кофе и чаю тоже. Собирайся. Мне доложили, где он, поехали, а то потеряешь всё и положение и статус, а заодно и отца подставишь. Не с той бабой твой муженек связался. Поехали. Одевайся скорей. Я на папиной машине с Костей.
Тогда я не стала спорить с мамой, просто собралась и поехала.
Не буду описывать ужас всего, что мне пришлось пережить. Мама боролась за моё счастье, как львица, когда увидела полупьяного, и счастливого своего зятя чуть ли не в объятиях какой – то кокотки, девицы лет на 20 его моложе и неизвестного роду племени. Я просто повернулась и ушла. Я очень пожалела, о том, что поехал с ней. Позже, не знаю почему, но мама с Вадимом после этого еще ближе и дружнее стали.
— Вот видишь, дочка, Вадим стал, как шелковый. Вот что значит во время принять меры, но и ты пойми работа у наших вредная, им иногда и расслабится нужно… А ты, как сугроб холодная и надменная, поласковей с мужем нужно, поласковей, тем более с таким, у которого всё в руках.
Я не знаю, сколько времени, я шла и в каком направлении.
Меня вывел из стресса мамин звонок:
— Ну, ты еще где? Всё отвоевали, везем блудного мужа домой. Он всё осознал и извиняется. Жди сейчас привезу, и не ругайся, проспится, потом поговорите, в жизни бывает всякое, особенно в нашей… – наигранно и многозначительно наставляла меня мама, думая, что я дома и жду их.
Я выключила телефон. И только тогда я поняла, что всё, больше так не смогу жить, что пришло время менять что- то в своей жизни. Я огляделась и поняла, что нахожусь недалеко от Сокольников. В парке еще никого не было. Кафе только начинали открываться. Я устала. Зашла в одно из таких кафе. В кафе было с утра не уютно, но пахло кофе. В желудке засосала под ложечкой. Жизнь начала брать своё. Я заказала кофе и печенье и села за столик у окна. Печенье и кофе немного взбодрили меня, и я стала думать и анализировать ситуацию, а так же искать выход из неё.
За соседний столик сел, вошедший следом мужчина. Он заказал горячие сосиски и еще что-то. Барменша стала варить сосиски. Они так вкусно пахли. А когда мужчина стал их есть, я посмотрела на него. Перед ним стояла тарелка с горкой дымящихся сосисок и бутылочка с кетчупом. Он брал каждую сосиску и намазывал кетчупом и почти всю проглатывал и запивал чаем. Он был такой счастливый и голодный, что не замечал ничего вокруг, кроме этой горки сосисок. Он почувствовал мой пристальный взгляд и посмотрел на меня, а потом вдруг улыбнулся и озорно подмигнул, поглощая очередную сосиску. Мне стало весело от этого, и я ему улыбнулась. Мужчина предложил мне одну сосиску, предварительно намазав её кетчупом. Я согласилась. Он пересел ко мне за столик, и мы стали есть сосиски. Это было здорово. Впервые в жизни я просто так сидела рано утром, в каком – то кафе и ела фасфут, и мне было хорошо. Ко мне подошла барменша и принесла счёт. И тут только я поняла, что вышла из дома без своей сумочки и без денег. Что я привыкла, жить по иным канонам, которые здесь не работают. Мне ничего не оставалось делать, как попросить немного денег у мужчины, предложив ему моё кольцо в залог или телефон. На телефон он согласился, но поставил своё условие прогуляться по парку вместе, и что я ему позже покажу Москву, поскольку он здесь впервые. Я согласилась. Он расплатился, и мы пошли гулять. Странное это было чувство. Раннее утро в Сокольниках. Начало осени. Воздух свежий влажный, прохладный. На аллейках только служащие парка и такая странная парочка, бредущая, куда и зачем не зная.
— Давайте знакомиться. Саша. А Вас как зовут?
В это день мы долго бродили по Москве, а потом обедали в кафе на Москве реке. Мне было так хорошо, я старалась не думать о маме и утреннем происшествии. Саша не стал меня ни о чём расспрашивать в тот день. Было и так всё понятно, поскольку мама названивала целый день, и я ей неловко отвечала, что занята на работе. Впервые в жизни, я говорила не то, что было нужно, но иначе я не смогла. Переживания мои ушли на время. Мне было хорошо и спокойно с Сашей. На прощанье он оставил мой телефон себе, для того, чтобы я выполнила своё обещание и принесла свой долг. Как он выразился – «этот долг чести платежом красен». Мы условились, что созвонимся и встретимся, и я проведу еще одну обстоятельную экскурсию по Москве. Саша приехал в Москву в госпиталь на обследование. Он был военный. Его должны были комиссовать и вывести на пенсию. Гостиница была рядом с парком Сокольники, куда меня и привела судьба. Вот, в общем – то так и познакомились. Всё просто без бразильских страстей. Когда приехала домой, то дома меня ждала вся семья. Они уже узнали, что я не была на работе, что где-то пропадала весь день, и что по моему телефону отвечал маме какой-то мужчина. Впервые мне было смешно смотреть на их расстроенные лица. Получилось так, что это я провинилась, а не Вадим, и стала виновна в этом. Но меня это уже не волновало так, как раньше.
— Нет, конечно. Когда родители ушли, устроил мне скандал, за то что я припёрлась, и мать за собой притащила, что всё равно, он не будет прежним, и что так все живут, и это нормально, что я всегда должна быть дома, а не шляться неизвестно где. Да что и говорить. Они меня пытались, как ягнёнка несмышлёного загнать в ясли, но я уже изменилась. Мне хотелось иного. Мне вдруг захотелось свободы и простого человеческого счастья. Вот так один день и перевернул всю мою жизнь с головы на ноги.
Пока Саша лежал месяц в госпитале, мы встречались по выходным, и я показывала ему Москву. Мы пешком бродили целыми днями. Я была счастлива только тем, что просто могу позволить себе гулять по Москве. Вы не представляете, что такое всю жизнь видеть Москву из окна номенклатурного автомобиля. Конечно, наши прогулки сделали своё дело. Появилось настоящее чувство, а потом и отношения. Редкие, но они были, чего скрывать. Я оживала. И это сразу все заметили. Саша уехал. Его комиссовали и вывели на пенсию, и он стал меня уговаривать переехать к нему. Это длилось почти 5 лет, пока я не вышла на пенсию. Всё это время мама меня пилила, а Вадим жутко ревновал и выдвигал новые невыполнимые требования. Я к этому уже относилась спокойно, зная, что у меня есть мой Саша.
— Да, история интересная. Но самое главное, что в неё есть место любви. И молодец что решилась ехать… А как же это случилось?- спросила я.
— Нет. Погоди. Давай чайку принесу. Обновим, а потом расскажешь – встрепенулась Вера и пошла за чаем.
Вера ушла за чаем, а мы с Алёной остались в купе.
У меня не нашлось слов, что- то сказать ей. Я не знала, что сказать и посоветовать. Я просто сидела и осмысливала, всё сказанное ею.
— Да, что ты, Алёна. Просто я слушала тебя и металась, между тобой, твоими переживаниями и неуёмной, безудержной, всепоглощающе и даже игнорирующей собственные проблемы, заботой твоей матери. Вот тот пример, когда любовь зла. Ты правильно сделала, что разорвала эту цепочку. Ничего хорошего там нет, но я переживаю, что тебя, может просто не устроить жизнь простого обывателя, ведь твой Саша простой военный пенсионер, с широкой нежной душой, жаждущей, после трудной доли военного офицера, любви и покоя, и своими понятиями чести и амбициями. Придется очень трудно привыкать к новой жизни и ездить в трамваях и автобусах, а еще много ходить пешком, хотя это очень полезно.
— Да, какая благодать то? Это для вас благодать, а для нас? Одна работа и суета, всю смену не присядешь. Вы спите и катите по своим делам, а мы работаем. Ну, Алёна, что я пропустила? На, попей чайку. Душу согрей и давай рассказывай, как это ты на вокзале оказалась? – подначила Вера Алёну.
— Да, накануне день не заладился. Мы с Вадимом крупно поговорили. Мне надоели его вечные ночёвки то на работе в комнате отдыха, то кратковременные командировки с ночёвкой в гостинице. Сыновья начали меня воспитывать, по наущению бабушки, чтобы я серьёзно поговорила с мужем и наконец, взялась за ум и поставила его на место, потому, что его разгульная жизнь вредит репутации моего отца и семьи в целом. А чего спасать? Семьи давно не уже было. Вчера Вадим ночевал дома в своём кабинете. Утром я решилась с ними поговорить. Я же не работаю. Встала пораньше, приготовила завтрак, когда он встал и вышел в столовую, высказала ему об опасениях матери и его детей, а еще чтобы он свои выходки немного скрывал от всех, чтобы сплетен меньше было. Лучше бы я ничего не говорила… Вадим разразился такой почти площадной бранью, что дома ему плохо, что я его вечно в чём – то обвиняю и жалуюсь моей мамаше, что настраиваю сыновей против него, что стала похожа на наседку, что лучше бы привела себя в порядок, сходила на фитнес, косметологу и дизайнеру по одежде, что похожа стала на дешёвку из провинции… Он кричал и кричал, каждое его слово било меня наотмашь по самому больному. Все считали меня очень привлекательной и стильной дамой. Обращались за советом. Мужчины нашего круга всегда обращали на меня внимание и говорили много всевозможных комплементов, что тоже очень раздражало Вадима. После очередного приёма, придя домой, он всегда говорил мне, что я улыбаюсь и веду себя, как продавщица ларька. А тут вдруг такое. Я отлично понимала, почему он так разошелся. Уйти от меня он не мог, поскольку женился на папиных связях, и без них ему бы трудно пришлось бы, а жить со мной ему не хотелось, вот он и бесился. Я просто сидела и слушала и смотрела на Вадима, и думала, как же так я допустила, что моя жизнь превратилась в подобие ЧП и только, а Вадим в моего начальника, с правом устраивать по любому поводу скандалы и разносы. А он, между тем, видя моё равнодушие, распалялся еще больше. В конце концов, он приказал мне, чтобы я привела себя в порядок. Надела красивое вечернее платье в фиолетовых тонах с колье из сапфиров, подаренных им на 25ление свадьбы, и ждала его дома, предстоял очень важный для него выход в свет. А еще велел приготовить его смокинг, в тон моего платья запонки и черные замшевые английские туфли. Сказав это приказным тоном, не терпящим возражения, он выше победителем, а я осталась сидеть со своим завтраком в столовой. Я не о чём не могла думать, как о тех его замшевых туфлях, которые я должна приготовить и ждать «его милость», как побитая собачонка у порога – Говорила Алёна, почти плача.
Мы с Верой сидели и удручённо молчали. Сказать было не чего.
— И что, всё бросила? – спросила Вера.
— Да, история странная, но в жизни всё бывает. Я только боюсь, как бы это команда во главе с твоей матерью, не захотели тебя вернуть и не стали вредить вам. Знаешь, я просто скажу тебе, Алёна – продолжила я – ты правильно сделала, что разорвала этот порочный круг. Вы с Сашей взрослые люди, думаю, у вас все получится, и есть это право на своё маленькое счастье, только за свое счастье придется побороться.
Поезд притормаживал, перед какой-то станцией.
— Скоро большая станция, стоим минут 30, можно прогуляться и окно открыть, проветрить – сказала Вера – ну, давайте просто выпьем за наше бабье счастье, и пусть оно будет… Пусть хоть в конце жизни и чуть – чуть, но будет, иначе не справедливо получается. За нас и за любовь, которая за колбасу не продается.
Мы, молча, приняли водку, как лекарство от несчастья.
Вера забрала остатки водки, рюмки со стаканами и быстро ушла.
Поезд подходил к станции, скрипя тормозами и постукивая на переходах.
Мы убрали со стола, открыли окно и вышли на перрон.
Говорить ни о чём не хотелось. Было грустно и тяжко на душе от такого рассказа. Каждая из нас примеряла это на себя. Я просто не знала, как бы я смогла так жить, наверно не смогла бы, а с другой стороны просто не знаю…
Алёна, молча, ходила вдоль вагона туда и обратно. Я не знаю, о чём она думала, но вид у неё был сосредоточенный и сердитый. Скорее всего, она снова и снова переживала случившееся.
Вера молча, стояла у вагона, держа в руках флажки. Вид у неё был сердитый и непреступный. Она резко и чётко отвечала на вопросы пассажиров и от чего- то хмурилась, я думаю, она сердилась на себя, вспоминая свою жизнь.
— До отправления поезда осталось 5 минут. Пассажиры заходим в вагон – громко проговорила Вера.
Мы вошли в купе. Поезд тронулся, увозя нас дальше. Говорить не хотелось, и мы стали ложиться спать.
— Оля, ты меня осуждаешь? Все молчишь, а почему?- спросила тихо Алёна, укладываясь удобней на полке.
— Спасибо. Мне так легко стало и спать захотелось,я целую вечность не спала… Спокойной ночи.
— Спокойной ночи – ответила я.
Алёна быстро уснула. Спала она, как ребенок. Сон был глубоким и спокойным. Едва я улавливала её дыхание. Её копна пшеничных волос разметалась веером по подушке, а руки сложив домиком, она положила под щеку.
Я долго не могла уснуть. Все лезли воспоминания из моей жизни и разговора нашего. Постепенно все перемешалось, и я уснула.
Поезд спеши к станции назначения, постукивая на стыках рельс, а электровоз изредка гудел на переездах, оповещая округу о своём прибытие.
Почти две суток мы ехали вместе в поезде до Владикавказа. Алёна очень изменилась. Стала более разговорчивой и весёлой. Телефон её московский мы отключили, решили взять паузу, для того, чтобы всем было о чём поразмыслить. Почему спросите вы? Да, всё просто. Есть такие люди, это касается мамы Алёны, которые не могут терпеть одиночество, поэтому и названивают всем и по любому поводу, тем самым нарушая пространство аббонентов, а ещё любят давать ненужные советы, рецепты и т.д. А в нашем случае, она звонила беспрестанно, как заевшая старая пластинка.
Любой её звонок вводил в ступор Алёну. Вадим и дети не звонили совсем.
На одной из станций, где стоянка была более получаса, мы сходили в Евросеть и купили новую симку для Алёны. Маме Алёна написала, что нет сети, и отключила её.
Вера в любую выдавшуюся свободную минутку забегала к нам в купе, и разговорам не было конца. Сложилось такое впечатление, что встретились старые подруги и не могут наговориться. О чём мы только не говорили, обо всём. Мне кажется, за время поездки мы все помолодели, и освободили место в душе для нового. Ни каких психологов не нужно, главное знать, что рядом есть человек умеющий просто выслушать, а еще просто промолчать, и не лезть со своими советами.
Маршрут нашего путешествия подходил к концу. Мы обменялисб телефонами и адресами, так не хотелось расставться и прощаться.
Алёну встретил её Саша.
Вера грустила, ей не хотелось расставаться, но мы договорились, что в обратный путь я поеду в её вагоне и мы ещё встретимся. И действительно мы встретились с ней через 2 недели, когда я возвращалась домой. Я её даже не узнала. Она очень изменилась, похудела, изменила прическу и цвет волос. Глаза сияли от счастья. Она еле дождалась, когда можно было просто посплетничать. А причин было много, ибо в жизни Веры появился мужчина, но это уже другая история и другой рассказ.
А что стало с Алёной? – спросите вы?
Алена мне позвонила через три месяца из Москвы. Первое время всё было хорошо, но потом неприятности посыпались, как из рога изобилия. Родственники Алёны не успокоились с отъездом Алёны и предприняли всё и все средства, чтобы разрушить отношения и счастье Алёны. Вадим ни на какой развод не соглашался, мать приезжала к ней во Владикавказ и устраивала на высшем уровне просто её травлю, дети не общались с ней. Саша потерял работу, и всё по той же причине не мог никуда устроиться. Материально стало сложно жить и Алёна наняла адвоката, и они жили в Москве с Сашей, пока шёл бракоразводный процесс.
Она позвонила мне поздно вечером.
Я не знала, что ответить Алёне, что ей посоветовать и сказала:
— Не волнуйся, Алёна. Главное спокойствие. Это и так было понятно. Это нужно пережить, просто пережить. Я понимаю и Сашину горячность, и вспыльчивость, он же военный и привык воевать, но на этом фронте он не может выиграть, а в данном случае поражение и есть его победа. Дайте доверенность адвокату на представление тебя и твоих интересов в суде, езжайте домой и подавайте в суд там, на месте, думаю, там легче будет выиграть, а если проиграете, тоже не беда, главное вместе. Тебя и вызвали сюда, чтобы Саша в непривычной обстановке чувствовал себя неудобно и вернулся к себе, а ты осталась тут одна. Это моё мнение.
Мы с Алёной проговорили ещё более часа. Алёна согласилась, что это разумно. На следующий день они вернулись домой.
А потом было еще несколько звонков. И вот наконец, Алёна позвонила и торжественно объявила:
Вот такая история. Любите и будьте любимы, дарите свою любовь своим близким и родным людям и будьте счасливы.