мой нос меня уродует
У меня большой нос
Вопрос психологам
Спрашивает: Мадина
Категория вопроса: Красота и внешность
Недавно я начала серьезно изучать религию. Начала читать молитвы и верить в бога. Где то я прочла, что согласно религии пластические операции большой грех и надо принимать себя таким, какой ты есть. Но как, скажите пожалуйста дорогие психологии, как не обращать на это внимание и полюбить себя, если на улице постоянно говорят, что ты уродина, носатая, страшная, смеются над тобой. Если молодые люди не обращают внимания. Помогите, пожалуйста. Напишите литературу, которую надо прочитать. Буду Вам очень признательня.
Получено 4 совета – консультации от психологов, на вопрос: У меня большой нос
Ответов на сайте: 2317 Проводит тренингов: 1 Публикаций: 93
Я уверена, что дело совершенно не в вашем носе! Просто Вы своему носику приписали все свои несчастья, а он, между прочим ни в чем не виноват! Он исправно выполняет свои функции, поблагодарите его за это!
Вспомните Барбару Стрейзанд, которая, возможно, частью своей известности всё же обязана своему очень выдающему носу. Самое примечательное, что за всё время своей карьеры он ничуть не смущал актрису и певицу, а напротив, стал буквально её визитной карточкой.
Наши убеждения относительно себя и своей внешности имеют прямо таки МАГИЧЕСКОЕ влияние на остальных. Если Вы верите в свою непривлекательность, то окружающие люди будут ЧУВСТВОВАТЬ это!
Есть много различных техник по развитию самооценки, подключайте аффирмации, аутотренинг, влюбляйтесь в себя всеми возможными способами.
Душкова Ольга Николаевна, психолог Сыктывкар
Кайдарова Асель Абду-Алиевна, психолог Алматы
Психолог Алматы Был на сайте: 5 октября
Ответов на сайте: 747 Проводит тренингов: 4 Публикаций: 7
С уважением, Ольга Хаблова
Хаблова Ольга Евгеньевна, психолог Алматы
Какая Вы необыкновенно добрая девушка!
От этого и радостно и грустно. Радостно, потому что сама стремлюсь к добру, грустно потому что не каждый обходится бережно с добрым сердцем. Говорю так, потому что парня, которого стоило бы «поколотить» за предательство, Вы оправдываете и понимающе отпускаете. Вам надо учится защищаться, а для этого надо понять, что Вы есть ЦЕННОСТЬ!
Анастасия Вертинская: «Я вставляла вату в нос и уродовала лицо»
Моя прекрасная ведьма
В обычном кафе за столиком… одна… сидит женщина нереальной красоты. Божественная актриса! И никто ее не замечает, не подходит к ней, не узнает. А ей плевать. «Что вы знаете про меня?» — спрашивал в своем замечательном фильме ее первый и единственный (как любит повторять сама Анастасия Вертинская) муж Никита Михалков. А что вы знаете про Вертинскую, вы, не узнающая ее толпа? Ну вот сегодня, перед ее юбилеем, и узнаете.
Фото: Геннадий Черкасов
«Мне нравится ездить в метро»
— Вы давно не ездили в метро, Анастасия Александровна?
— А когда это было?
— Месяца четыре назад, здесь, на кольце. А вторая причина заключается в том, что стоянок нигде нет. Когда у тебя машина, ты понимаешь, что тебя выживают из города. Знаете, это абсолютная дискриминация.
— Ну и как вам метро московское?
— Мне нравится, оно очень комфортное, можно доехать куда хочешь.
— У моей одноклассницы сломалась машина, она впервые за много лет спустилась в метро. У нее был шок: «Хмурые люди, не улыбающиеся, плохо пахнущие». Она больше никогда не спустится в метро.
— Да, машины, конечно, изолируют тебя от такого впечатления. Ты как бы находишься в своей атмосфере, можешь включить радио, не видеть лиц. Хотя на дорогах тоже очень много хамства. Но я не знаю, меня в метро ничего не напрягает. Я вижу много молодежи, они действительно сидят, погруженные в свои гаджеты.
— То есть вы такой толерантный человек, не сноб?
— Если касается метро, то толерантный. Но я не люблю хамства. Понимаете, любой человек может нахамить, даже интеллигент. У меня тоже так бывало, я срывалась… Сейчас уже этого нет. Но я всегда вспоминаю в таком случае Чехова. Однажды ему сестра Мария Павловна подала холодный суп. Он расшумелся, сказал: вот, я работаю, содержу всю семью, устал, а вы не можете мне даже суп горячий дать. Кинул ложку в тарелку, наорал на всех и ушел к себе в кабинет писать рассказ про хама.
— «Когда б вы знали, из какого сора…»
— Вот я всегда это вспоминаю, думаю: ну все-таки, если даже Антон Павлович был подвержен таким моментам, то не страшно.
— А другая сентенция Чехова о том, что нужно по капле выдавливать из себя раба, для вас тоже актуальна?
— Мне помогает выдавливать из себя раба характер. Я терпеть не могу рабство. Ну разве можно быть как все и не возражать? У меня был такой период в жизни, он касался студенчества и каких-то первых моих шагов в театре, потому что это как раз время, когда ты стоишь под одну гребенку со всеми и думаешь: только бы меня не заняли в этой роли, ведь я даже не знаю, как играть, у меня еще нет ни мастерства, ни навыков.
Кадр из фильма «Алые паруса»
— Так у вас в 15 лет началась такая карьера! Сначала «Алые паруса», потом «Человек-амфибия»… Ведь вы тогда уже были звездой, не меньше.
— А это ничего не значит, сцена — там все другое. И вот ты стоишь, сачкуешь, а потом в какой-то момент говоришь себе: так, минуточку, вот сейчас я на сцене. И ты это пространство раздвигаешь, делаешь этот шаг, страшный иногда, чтобы стать личностью. Так и в жизни, между прочим.
— Но в принципе театр — это рабство? Та самая зависимость, о которой все говорят?
— Вообще актерская профессия зависимая. Сейчас уже много таких профессий, когда человек годами ждет: дадут ему работу или нет. Но если в другой профессии это не так страшно, то для актера чрезвычайно важно: ведь могут уйти молодые роли, и ты уже никогда их не сыграешь.
Я всегда любила свободу и самостоятельность, и в этом отношении в профессии актера мне было в чем-то дискомфортно. По молодости я не замечала этого, роли сыпались одна за другой, и в советское время я только отказывалась от ролей. Все кинопробы я проходила без исключения, меня всегда утверждали.
Позже уже все поменялось сильно, но театр долгое время оставался как рабочая площадка для профессии, души, сердца, для постижения каких-то характеров. Ведь когда постигаешь чужие характеры, ты формируешь свою душу.
— Так в этом смысле она счастливая, ваша профессия?
— Конечно, она великая.
«Уберите ее, она мне мешает!»
— Вы такая чеховская, шекспировская, булгаковская актриса, о таких ролях, которые вы сыграли, можно только мечтать. Но какую роль вы не сыграли, не смогли, не успели?
— Я вообще не отношусь к людям, которые о чем-то сожалеют, тем более у меня такой пройденный путь, что мне сожалеть не о чем. Все-таки я работала с великими режиссерами: с Козинцевым, Эфросом, Ефремовым, Волчек… Для меня это был подарок жизни. Так зачем сожалеть, что я у кого-то не занята.
— У Эфроса была единственная актриса, для которой он делал все, — Ольга Яковлева. Остальные, даже великие, — массовка. Но вы для Олега Ефремова разве не были такой единственной?
— Да, он выбирал меня, но я никогда не слышала по отношению к себе завистливых голосов. Я ограждаю себя от всевозможных разговоров за спиной, потому что прекрасно понимаю, что много недовольных. Но Ефремов не брал спектакли специально на меня, это было созвездие блестящих актеров. Я никогда себя не ощущала как прима-балерина.
Фото: Геннадий Черкасов
— Еще говорят: эта труппа может съесть любого режиссера. Вот на «Таганке» в свое время «съели» Эфроса, да так, что его не стало. Вы видели это на самом деле, участвовали?
— Когда я была на «Таганке», то все видела, но, конечно же, не участвовала. Я знала, что люди недовольны Эфросом, они привыкли к Любимову. Эфрос был гением. А в других театрах — в «Современнике», в Пушкинском, в Вахтанговском, во МХАТе — работали такие режиссеры, что их «съесть» было невозможно, и никто не пытался.
— А когда в 1987 году Ефремов решил разделить МХАТ, вы же пошли за ним слепо, без вопросов. Ну, как когда-то точно так же ушли к нему во МХАТ из «Современника». Сейчас как вы считаете, он был прав?
— Он был нашим учителем, вождем…
— Фюрер — такая у него была кличка.
— Ну да. Мы все шли за ним — Евстигнеев, Лаврова, Калягин… Мы ему доверяли. Там такое созвездие: Смоктуновский, Мягков, Любшин, они имели право, чтобы на них ставить спектакли. Но Ефремов почему-то никогда не приглашал сильных режиссеров, разве что только Льва Абрамовича Додина, который поставил «Кроткую» на Олега Борисова.
— А потом Ефремов Борисова вообще убрал из спектакля «Дядя Ваня».
— Это была очень трагическая история, потому что тут-то и стало понятно: если есть у кого ревность к успехам, то у Ефремова. Ефремов неудачно заменил Борисова в «Дяде Ване». Дядя Ваня, как мы знаем, выпивает, и Ефремов считал, что там должен быть другой тип, ближе к нему. Но ничего не вышло из этого, затмить Борисова в этой роли не получилось. Борисов — феноменальный актер, это было блистательно, как он играл.
— Получается, что Ефремов, разделив театр из благих намерений, к концу жизни оказался у разбитого корыта?
— Понимаете, не всегда режиссер может работать с новым поколением, обновить труппу совсем не просто. Ефремов очень хотел работать со своими артистами.
— Поэтому он так легко освободился от своего друга Евстигнеева, сказав ему «не можешь — уходи» из-за его здоровья?
— Он был советский режиссер, а тогда был принцип: незаменимых нет. Мы все для него были заменимы, чувствовали себя как в картотеке, когда ты находишься под номером на этой полке, но если надо, ты можешь быть передвинут на другую полку под другим номером.
— Но когда вы в «Голом короле» выходили в массовке, а зрители тем не менее смотрели и замечали только вас, Евстигнеев, игравший короля, воскликнул: «Уберите ее, она мне мешает». И вас убрали.
— Я так расстроилась, потому что это для меня был замечательный повод сачковать.
— Обиды на Евстигнеева не было?
— Ну что вы, какая обида! Я его обожала, он играл «Голого короля» гениально. И мне так хорошо было в массовке. Я боялась, комплексовала, была зажата.
Когда я еще училась в театральном училище, мы бегали в «Современник», и с галерки я их видела, великих: Табакова, Казакова, Евстигнеева, Дорошину… И потом вдруг я оказалась среди них. Я так робела, думала, что никогда не выйду из этого своего страха. Поэтому я была счастлива, когда маршировала в качестве гвардии Евстигнеева-короля в числе других, но, к сожалению, меня моментально узнавал зал. И Евстигнеев правильно сказал «убери ее», у него же был выход после меня. А хлопали мне.
«Ум не нужен в нашей профессии»
— А ведь вы совсем не тщеславны: столько людей вокруг, а вы не хлопочете лицом — смотрите, это я, Вертинская!
— Нет, я всегда была тщеславна, потому что без тщеславия актер не может состояться. Я перешагивала и фамилию свою, которая принадлежала моему отцу, а не мне, я и внешность свою перешагивала, она тоже была не моей заслугой, а маминой. В «Современнике» вставляла вату в нос, делала веснушки, уродовала лицо, потому что «Современник» — социальный театр, я не вписывалась туда и чувствовала это.
Но я хотела в этот театр. А того тщеславия, о котором вы говорите, у меня не было никогда. Я считаю, что это качество бескультурных людей.
Кадр из фильма «Алые паруса»
— Не очень умных, да. Но я думаю, что вы таких навидались будь здоров.
— В актерской профессии да. Но ум не нужен в нашей профессии. В театральном училище ты четыре с половиной года занимаешься своим «я». «Я» в предлагаемых обстоятельствах. Я, я, я… Наконец это «я» у тебя вырастает до таких размеров, что белого света не видно.
Только очень редкие актеры расширяют свой интерес к жизни и имеют какие-то другие таланты, возможности. Но самое великое «я» было у Смоктуновского, он был великой скрипкой, на которой мог сыграть любой, даже плохо обученный режиссер.
— А помните, как он в «Гамлете»: «Но играть на мне нельзя»?
— Он был тонкий очень. Когда я начала сниматься у Бондарчука в «Войне и мире», спросила у Иннокентия Михайловича: «Скажи, как мне играть мою княгиню Лизу?» Я ему все рассказала о ней, о том, как она рожает и умирает. И он, который не читал роман Толстого, разобрал эту роль так, что ни один толстовед не смог бы сделать лучше. Великий был актер.
— Но Михаил Козаков, еще один близкий вам человек, довольно сложно относился к Смоктуновскому. Хотя почему он должен к нему относиться просто?
— Все были сложными: и Смоктуновский, и Козаков.
— Но Козаков так в себе сомневался до последних дней, ел себя поедом.
— Как партнер он был очень высокопрофессиональный, как артист он себя не поедал. И это хорошо, что он сомневался! Сейчас, когда ты видишь режиссера, который не сомневается в себе и нагло прет, просто смешно смотреть. Это рефлексия, которая должна быть и у интеллигентного человека, и у актера.
— Ну а вы? Так, кажется, легко отошли от театра и живете своей частной жизнью. Это возможно в принципе — артист на пенсии? Разве бывает такое?
— Я прекрасно себя чувствую в зале, а не на сцене. Я не покидаю театр в этот момент, смотрю и радуюсь хорошим спектаклям. Ну вот, например, Грета Гарбо… Она же ушла рано, отгородилась…
— Да, 50 лет она потом нигде не выступала.
— И прекрасно дожила свою жизнь. И не перестала быть для публики Гретой Гарбо.
— Сэлинджер написал свое великое произведение, а потом уединился, стал отшельником.
— Я не отшельник, понимаете. Уланова тоже рано ушла со сцены, а Плисецкая танцевала долго, это зависит от твоих потребностей. Я с 15 лет актриса. Я школу не заканчивала, как все, сидя за партой, а на лету сдавала уроки и одновременно с этим работала в Пушкинском театре. Поэтому и сцену знаю рано, и камеру.
Кадр из фильма «Человек-амфибия»
— Простите, вы пресытились?
— Это не так. У меня такая школа была театральная: если играешь драматическую роль, то играешь на разрыв. Я очень долго восстанавливалась после Нины Заречной в «Чайке», например. Мне казалось, что нужен год, чтобы накопить эту энергию опять. Это надрыв души, понимаете. Я устала все время быть в состоянии этого диагноза.
Грянула перестройка, дух свободы пьянил, невероятно хотелось вырваться из этой структуры рабства, как вы говорите. Я поехала преподавать с Сашей Калягиным за границу. Потом появились внуки, а теперь вот и правнуки, требующие внимания. Одновременно с этим я занималась наследием Александра Николаевича, отца, для меня это чрезвычайно важно.
— Простите, когда отца не стало, сколько вам было лет?
— 12 лет. Это была большая потеря, потому что он оказался единственным питанием творческим для меня. Бабушка занималась хозяйством, мама была молодая и училась в институте, мы ее почти не видели, а папа приезжал редко, он был на гастролях, но он создавал такой мир… Каждый вечер, когда он был в доме, он нам рассказывал сказки. Он был невероятно щедрым человеком и потрясающим рассказчиком. Порой не нужно, чтобы родители были все время с детьми…
— Вы так его ждали! Я представляю.
— Да, невероятно. Это было событие, его ждали все: и бабушка, и мама, и дом готовился. А уж как мы с Марианной ждали! Он был такой личностью! Один только вечер, проведенный с ним, давал очень много.
«Для меня Никита остался добрым человеком, отзывчивым». С первым мужем Никитой Михалковым. Фото: Из личного архива
«Я с оппозицией на улицу не выхожу»
— Вы следите, что происходит по жизни с вашими бывшими мужьями — Никитой Михалковым, Александром Градским? Вот Градскому недавно было 70 лет, вы его поздравили?
— Нет. Понимаете, с мужьями складываются разные отношения, с одним одни, с другим другие. Никиту Сергеевича я всегда поздравляю, он меня тоже. Все-таки у меня сын от него, поэтому это другое что-то: человек становится родственником, родным, в ближнем круге. Что касается Градского… мы очень разные с ним.
— А вы программу «Голос», где он блистал, смотрели?
— Смотрела, но не считаю, что он блистал.
— Всегда были интересны его реакции, мудрость.
— Этой мудрости, как вы называете, было бы недостаточно в шоу, не будь рядом еще трех веселых кресел. Когда это все вперемешку с другими типажами, тогда, наверное, интересно.
— Про Никиту Сергеевича… На мой взгляд, он был гениальным режиссером до определенного момента, до «Утомленных солнцем». В советское время это был свободный, независимый, смелый человек, а сейчас, когда ему уже ничто не угрожает, стал прислужником власти. Что с ним случилось?
— Я его так не оцениваю. Если мы все будем оглядываться на то, какими мы были, поймем, что все были свободными и менее свободными стали, потому что свобода измерялась другими категориями.
Для меня Никита остался добрым человеком, отзывчивым. Я знаю, как много он делает для фонда благотворительного, отдает свои деньги, собирает деньги, помогает актерам в Союзе кинематографистов. Если к нему обращаются с серьезными проблемами, всегда помогает. Его душа осталась отзывчивой и доброй. Он никогда об этом не говорит.
— Он еще делает «Бесогон», ну и замечательно. А вы как-то выражаете свою гражданскую позицию, ходите на митинги за нашу и вашу свободу? Что-то я вас там не видел.
— И не увидите. Я с оппозицией на улицу не выхожу и никогда не выйду. Для меня это неприемлемо категорически. Я считаю, что все революции в России были вредны.
Кадр из фильма «Безымянная звезда»
— Когда вы были счастливы на съемках? С Козаковым в «Безымянной звезде»?
— Да, именно так. Там все совпало: и мой возраст, и пьеса, и то, как мы понимали друг друга. Такое же родство душ у меня было и с Игорем Костолевским.
— Возраст? Но, простите, когда вы снимались в «Мастере и Маргарите», вам было почти 50.
— Ну и что, разве это важно?! Там просто фильм не получился, да и с Карой, режиссером, мы не совпали. Нужно было сыграть ведьму. В таких случаях многие актрисы начинают пучить глаза, кривить рот…
— Зачем так примитивно?
— А для меня была важна жертвенность Маргариты, то, что она свою любовь поставила на алтарь. И самая главная фраза: «Не подавайте больше Фриде платок». Понимаете?
— Как вы относитесь к Кириллу Серебренникову, Константину Богомолову?
— Я их плохо знаю, хотя фильм Серебренникова «Изображая жертву» мне нравится. Но мой любимый режиссер Дмитрий Крымов, вот.
Фото: Геннадий Черкасов
— А к нынешнему времени как относитесь? Вам комфортно сейчас?
— Я рада за молодых, за их свободу, за то, что они ходят и все, что хотят, читают в своих гаджетах. Ну и пусть читают! Только знаете… Почему-то многие из них считают, что прошлое — это Сталин и Берия, больше ничего. А Серебряный век? Там же была такая свобода творчества, поэзия. Там был мой отец…
— Да вы сами как будто из Серебряного века. Но если бы на машине времени вам бы позволили унестись, куда бы вы захотели?
— Только не в прошлое. Мне интересно то, что будет, понимаете. Я по гороскопу Стрелец, а Стрельцы натягивают тетиву и стреляют точно в цель, всегда достигая ее. Вот я такая. Мне сейчас хорошо, легко и ничто не мешает. Я свободна. Меня интересует только будущее. Моя жизнь абсолютно гармонична.
«В зеркале я вижу урода». Четыре истории о жизни с дисморфофобией
«Схема “сознание — отдельно, тело — отдельно” прочно засела в моей голове»
Наталья, 42 года
В детстве я часто слышала: «Такая милая девочка — и так не повезло с волосами! Вся женская красота в волосах, а у тебя — три пера невнятного цвета!» Из-за того, что я часто и подолгу болела, меня называли синенькой, худенькой, жалкой. Я обижалась и плакала. Во времена моего советского детства эти переживания обесценивались, иногда меня даже наказывали за излишнюю эмоциональность: я была очень плаксивой и ранимой. Поделиться переживаниями было не с кем. Родителям было не до того: «Чего еще тебе надо? Сыта, обута, одета! У людей вон рук-ног нет — и ничего, живут! Не гневи Бога!» Видимо, в то время у меня развились дисморфофобия, тревожное расстройство и ОКР.
В подростковом возрасте мое недовольство собой и неприятие своего тела только усилились. Начались эксперименты с внешностью, зачастую уродующие меня и вызывающие еще большее недовольство. В какой-то момент произошел перелом: сознание — отдельно, тело — отдельно. Я представляла себя тоненьким андрогином с бесполым лицом, но из зеркала на меня смотрела девушка с ярко выраженной феминной внешностью. С тех пор я не люблю зеркала и не смотрю в них без необходимости. От мужского внимания мне становилось только хуже. Я ненавидела свое тело и прятала его в странную одежду. Выглядела как городская сумасшедшая.
Меня очень злили комплименты относительно моей внешности. Я думала: все эти люди издеваются? Тем более я — прежде всего личность, а тело — лишь оболочка. В интимной жизни тоже проблемы: мне сложно раздеться, показаться, я всегда думаю, как выгляжу, как лучше повернуться, чтобы спрятать побольше тела. При свете — ни-ни, потому что кажется, что на меня смотрят и думают: какая же уродина.
Психиатр сказал: «Сидит тут молодая, холеная, ногой качает. Займись чем-нибудь полезным и не придумывай себе проблемы»
Дисморфофобия всегда тихонечко отравляла мою жизнь. Это ежедневный дискомфорт, как зуд и застарелая боль, к которой привыкаешь с годами. Схема «сознание — отдельно, тело — отдельно» прочно засела в моей голове. Это помогает мне жить с дисморфофобией. Тем не менее свое тело я стараюсь беречь, мне ведь еще жить в нем. Украшаю его татуировками, которые служат своеобразным щитом, защитой от окружающего мира. Сейчас ими покрыто около 40% моей кожи.
Лет в 20 я обратилась к психиатру по направлению от невролога. Он сказал что-то в духе: «Сидит тут молодая, холеная, ногой качает. Займись чем-нибудь полезным и не придумывай себе проблемы».
То, что со мной что-то не так, я поняла только в эпоху интернета. Случайно наткнулась на информацию о дисморфофобии и поняла: да у меня и правда проблемы, а не с жиру бешусь! Начала общаться с такими же людьми, много читать. Год назад я обратилась к психоаналитику — с другой проблемой, но в процессе мы начали работать и над моей дисморфофобией. Расстройство никуда не делось, но я учусь с ним жить. В периоды просветления даже могу сказать себе, что я прекрасна, могу смотреться в зеркало, красиво одеться и выйти так куда-то, не боясь чужих взглядов. В период обострения ОКР, тревожного и пограничного расстройств обостряется и дисморфофобия: я ненавижу себя, свое тело, которое кажется мне отвратительным, гадким и каким-то грязным.
Недавно я сказала, наконец, маме, что из-за обесценивания моих ментальных проблем в детстве сейчас, как минимум раз в год, мне приходится лечиться у психиатра, принимать антидепрессанты и транквилизаторы. Она извинилась и пообещала больше так не делать.
«Мама считает, что надо впахивать на двух работах и времени на переживания не останется»
Мария, 29 лет
С раннего детства я была скромной и неуверенной в себе. Разумеется, дети чувствовали это и частенько обижали меня, смеялись над моим внешним видом (хотя, признаться честно, я ничем не выделялась).
Дисморфофобия накрыла меня уже после пубертатного периода, когда я осознала, что слишком много деталей моей внешности не соответствует принятым стандартам. Доходило до того, что я избегала зеркал и, чтобы не показать слегка неровный прикус, закрывала рот руками или подавляла улыбку. Самое страшное, что я ощущала себя посторонней в этом мире. Словно я из-за своей внешности никогда не смогу найти свое место в жизни, никогда не буду счастлива, никогда не почувствую расслабленность и спокойствие, никогда не буду жить, как другие люди.
Старшее поколение не воспринимает психологические проблемы. Например, моей маме кажется, что все проблемы из-за лени: надо впахивать на двух работах, тогда времени на переживания не останется! Зато мне очень помог мой парень. Он не устает повторять, что я очень привлекательна внешне и интересна внутренне. То же самое говорят и мои друзья. Постепенно до меня дошло, что они видят милую девушку, то есть мой образ целиком, а я вижу только детали, которые мне не нравятся: большой нос, неровные зубы, крупные черты лица и многое другое. Я будто бы смотрюсь в кривое зеркало, которое мне лжет.
Вспомните женщин, которых в разное время называли самыми красивыми в мире, к примеру, Брижит Бардо или Анджелину Джоли. У них, как и у нас, были взлеты и падения
Тогда я решила показать дисморфофобии, что я сильнее: перестала пользоваться косметикой перед выходом на улицу, начала улыбаться (сначала через силу, а потом втянулась). Я убеждала себя в том, что не обязана соответствовать стандартам красоты, которые неизвестно кто выдумал. И, если по правде, у всех людей есть особенности, просто я зациклилась на своих и не замечала, что окружающим тоже далеко до подиумных стандартов. Я просто приняла свои недостатки: «Ну да, я такая и останусь именно такой. Окружающим придется с этим смириться». Правда, на работе мне часто бывает нелегко: я стараюсь не привлекать внимания, поэтому окружающие думают, что я слабая или виктимная, частенько шепчутся за спиной — или мне это только кажется.
Чем старше я становлюсь, тем легче мне жить. Я начинаю понимать, что красота не гарантирует счастье. Вспомните женщин, которых в разное время называли самыми красивыми в мире, к примеру, Брижит Бардо или Анджелину Джоли. У них, как и у нас, были взлеты и падения, они перенесли немало горя и обид, от них уходили мужчины. Они живут так же, как и обычные люди.
Я призываю всех, кто столкнулся с психологическими проблемами, обращать на них внимание, работать с ними и искать помощь. К сожалению, по своему опыту могу сказать, что помощь психологов не всегда бывает эффективна. Но человек может помочь себе: читать книги по теме, смотреть документалки или шоу, обсуждать проблемы с близкими, размышлять.
«Бороться с дисморфофобией мне помогает феминизм и бодипозитив»
Полина, 23 года
Моя дисморфофобия началась не как у большинства людей — в подростковом возрасте, после рождения ребенка или перенесенной травли. Она всегда была частью меня. Я всегда считала, что из-за своей внешности я недостойна жить, любить, общаться, быть частью общества. Я стыдилась каждого аспекта своей внешности. Со стороны окружающих я не видела понимания и поддержки, мне казалось, что я в зазеркалье и никто меня никогда не поймет — они же нормальные! Пока мои одноклассницы ходили на свидания, общались, познавали мир, я сидела дома за книгами. Как можно быть такой же, как все, когда у тебя такое тело? Я всегда одета с ног до головы, умело прячу свои «недостатки», не хожу на пляж, а если мне приходится раздеваться перед кем-то, просто диссоциируюсь со своим телом, как будто смотрю на все со стороны. Вот я, мое сознание, я люблю себя больше всего на свете, а вот мое тело — мешок мусора, от которого нужно избавиться. Поэтому я сосредоточилась на своем разуме, а не на оболочке.
После окончания школы я попала во взрослую жизнь и должна была приспособиться. Поначалу чувствовала себя не в своей тарелке: боялась открытых пространств, не могла есть и говорить на людях, с трудом сидела на парах, а когда приходила домой, меня накрывал ужас. Очень скоро панические атаки стали ежедневной рутиной. Я не выдержала: бросила учебу, работу и заперлась в четырех стенах в ожидании смерти. Мне больше ничего не хотелось, вся жизнь была разрушена. Потом были долгие походы к врачам, горы таблеток, психические заболевания привели меня к расстройству пищевого поведения.
Мне интересно читать истории сильных людей, которые приняли себя, изучать истоки наших комплексов, влияние СМИ и корпораций на наше восприятие себя
Впоследствии таблетки помогли мне снять симптомы: я смогла выходить на улицу, работать, общаться, но я так и не вылечилась. Одно время самоубийство было моей идеей фикс. Возможно, в конечном итоге, это так и закончится. Я не знаю.
Я хотела бы полностью перекроить свою внешность. Я до сих пор ни с кем не встречалась, потому что не представляю, как кто-то может полюбить человека с таким телом. Но однажды утром я проснулась с мыслью: полюби себя, не сравнивай с другими, прими себя такой, какая ты есть, раз ненависть к себе не помогает. Со временем я пришла к феминизму и бодипозитиву. Мне интересно читать истории сильных людей, которые приняли себя, изучать истоки наших комплексов, влияние СМИ и корпораций на наше восприятие себя.
Сейчас я не сравниваю себя с другими, не думаю о себе плохо. У меня только одна жизнь, одно тело и один шанс, а я столько всего еще не успела сделать! Мне больше не нужны весы, сантиметр и признание моей красоты окружающими.
«Я унижала красивых, потому что завидовала их внешности»
Ксения, 18 лет
Еще в детстве моя сестра открыла мне глаза на то, что я урод: она говорила, что я — ошибка природы. Сколько себя помню, она вечно мне этим тыкала. В 10 лет я возненавидела свою страшную рожу вплоть до того, что начала прятать ее за шарфом, кепкой и очками. Меня тошнило от моего огромного длинного носа, кривого рта, тонких губ, от моей лупоглазости и бледной кожи. Зрелище жуткое, на самом деле. Я била зеркала, потому что не хотела видеть в них свое омерзительное отражение.
Однажды я пришла в школу с пакетом на башке, но учителя почему-то восприняли это как попытку сорвать урок. В классе я гнобила всех, кого считала смазливыми, настраивала против них своих друзей-отморозков. Даже как-то довела одну до попытки суицида, и меня поставили на учет по делам несовершеннолетних. Она считала себя доморощенной принцессой, а я ее в школьном туалете публично макнула головой в унитаз и нажала слив. После этого ее прозвали сортирной королевой и всей школой стебали. Она попыталась покончить с собой. Спасли. В школе меня не трогали, боялись, потому что я кулаками машу наравне с парнями, могу и покалечить!
В какой-то момент родители повели меня к психологу. Она сказала, что у меня дисморфофобия, и выписала таблетки. Я не пила их, потому что занимаюсь спортом, с 7 лет занимаюсь смешанными единоборствами. Таблетки дают тяжелые побочки, если их пить, со спортом можно будет попрощаться. Люди от этого дерьма в овощи превращаются. Да и не верю я этим психологам: они только деньги выкачивают. И вообще, мне надо морду править, а не колеса жрать.
Я без проблем нахожу общий язык с людьми, но прихожу домой и впадаю в истерику. 90% окружения не в курсе моей проблемы
Сейчас коплю на пластику в Москве. Наши хирурги меня оперировать отказались, сказав, что не видят проблем. Для них все, что не откровенное уродство, считается нормальным. А я-то хочу быть красивой, как девушки из Instagram.
Проблем с противоположным полом у меня нет: пацаны видят во мне личность. Я хотя бы не пустышка, в отличии от смазливых шкур. Никто не смотрит на мое уродство. Я без проблем нахожу общий язык с людьми, но прихожу домой и впадаю в истерику. 90% окружения не в курсе моей проблемы.
Я по-прежнему стараюсь по возможности спрятать лицо. Все думают, что это такой стиль, что я люблю яркие шарфы и смешные очки. Фигура у меня отличная, только вот рожей не вышла. Я почти не фотографируюсь. Есть пара фото — и то подруга уговорила, а вот селфи нет ни одного. Ненавижу магазины и примерочные, потому что там везде зеркала! У нас дома зеркало только в спальне у родителей. Больше нигде нет: они знают, что я разобью. Я требую у родителей, чтобы они признали, что я страшная, но они не признают. До скандалов доходит! Поэтому стараюсь на эту тему с ними не говорить.