москвич почему вы должны меня знать
Москвич
Почему вы должны меня знать: основатель авиационного конструкторского бюро «Ларос» Олег Ларионов
Авиация и космос — те вещи, которые интересовали меня с детства. Я родился в Эстонии, в Пярну.
В школьном кружке астрономии я был, наверное, самым увлеченным учеником — следил за черными пятнами на Солнце, писал заметки, которые даже публиковали в журнале «Астроном». Во время каникул я ездил в Пулковскую обсерваторию — на автобусе до Петербурга не самый близкий путь, но это не было препятствием.
Куда поступать после школы, ответ был вполне очевидный. Конечно, в Московский авиационный! Я пытался дважды, но помешала дислексия, о которой, впрочем, тогда вообще и знать не знали. В итоге я выбрал Московский горный институт, где с 1988 года начал заниматься бизнесом. Именно в это время разрешили создавать коммерческие студенческие предприятия. Я был одним из первых, кто воспользовался такой возможностью.
С того момента я занимаюсь бизнесом и стал, пожалуй, уже серийным предпринимателем. В разное время у меня были фармацевтическая компания, казино, финансовая компания, дистрибуция косметических марок. Бизнес — вещь, которой отдаешься полностью. Но в глубине души у меня все равно жила мечта летать, и я знал, что когда-нибудь ее реализую.
Возможность представилась не скоро. В 2008 году я впервые сел в пилотажный самолет, и получилось так, что вместо положенного легкого ознакомительного полета отлетал с инструктором 10 минут полной программы с выполнением всех основных фигур высшего пилотажа. Если кто-то скажет вам, что с первого полета почувствовал, что пилотаж — это его, не верьте. Человеку неподготовленному крайне сложно справиться с физическими перегрузками. Но когда выходишь из самолета, остается «полетное послевкусие». Именно оно и тянет на аэродром еще и еще.
Со временем я добился немалых успехов в этом виде спорта. В моем активе чемпионат России-2018 по высшему пилотажу на самолете Як-52. В 2020 году я освоил пилотажный планер и стал призером чемпионата России и в этой категории. Тогда же я начал участвовать в спортивных соревнованиях «Русские авиационные гонки». Смысл авиагонок заключается в скоростном пилотировании самолета по специально установленной воздушной трассе, которая обозначена надувными пилонами, и нужно на предельно малой высоте пройти этот воздушный маршрут на время.
После того как я увлекся авиацией, я обнаружил, что в России давно перестали выпускать пилотажную технику. Мы летаем на самолетах, созданных более 20 лет назад, либо вынуждены покупать их за границей. Все-таки мой мозг заточен под бизнес, поэтому решение проблемы было очевидно. В 2010 году я создал конструкторское бюро «Ларос» с амбициозным девизом «Российские пилоты должны летать на российских самолетах». Это, конечно, не самая простая задача — создать современный спортивный самолет. Мы используем наработки ОКБ Сухого, сотрудничаем с СибНИА. За последние десять лет мы сделали многое, например спроектировали и подняли в воздух экспериментальный самолет «Ларос-100» — в принципе, первую в этом веке пилотажную машину российского производства. Сейчас КБ «Ларос» наладило серийный выпуск мотодельтапланов, а летом увидит свет планер нашего производства.
Но один из самых любимых и важных проектов — пилотажный самолет «Ларос-31». На авиасалоне МАКС-2019 мы представили свою разработку — летающую лабораторию с модифицированным крылом. Хотим ни больше ни меньше сделать самолет для чемпионов, ведь традиционно наши спортсмены-пилотажники были одними из лучших в мире. Чтобы и дальше одерживать победы мирового уровня, необходима соответствующая техническая база. Я рассчитываю, что мои самолеты «Ларос-31» закроют эту потребность.
Вообще популяризация пилотажного спорта — очень правильная, на мой взгляд, идея.
Думаю, что «Русские авиационные гонки» этому способствуют, ведь подобные гонки не просто спорт, но настоящее шоу, которое интересно смотреть и непрофессионалам. С каждым годом зрителей становится все больше и больше. Пока это единственный такой проект в России, и я рад, что принимаю в нем участие как пилот-спортсмен. А как предпринимателю мне было бы интересно производить самолеты для гонок, тестировать наши разработки и иметь возможность рассказывать про нашу работу широкой аудитории. Поэтому в этом году мы участвуем в авиационных гонках собственной командой КБ «Ларос». Я жду начало летного и спортивного сезона, ведь в 2021 году запланированы авиагонки в разных регионах страны.
Помимо авиации, конечно, никуда не делось и детское увлечение космосом. Сейчас оно выросло в отдельное направление работы конструкторского бюро. В планах — построить сверхлегкий ракетоноситель, сначала суборбитальный, а затем и орбитальный.
Вот это сложнейшая, пожалуй, задача. Большинство людей, когда слышат, что мы конструируем ракеты, спрашивают: «Что, серьезно?!» Да, мы вполне серьезно решаем важные стратегические проблемы —например, такой ракетоноситель позволит быстро и сравнительно доступно запускать в космос микроспутники. Это примерно то, что сейчас делает Илон Маск. Нам в России тоже вполне под силу открыть космос для частного бизнеса, и это ускорит развитие услуг связи, поможет исследовательским организациям и выведет нашу аэрокосмическую отрасль на принципиально другой уровень.
Фото: из личного архива Олега Ларионова
Москвич
Почему вы должны меня знать: директор Центра толерантности Анна Макарчук
С детства я живу в Москве, но родилась в подмосковном Железнодорожном. Почти не помню его. Так что можно считать, что в Москве.
То, как я получала образование, до работы в Центре толерантности казалось мне чем-то сумбурным и неупорядоченным. По первому образованию я биолог, точнее, учитель биологии и химии. По второму — психолог. По третьему — управленец. Но только Центр толерантности стал местом, где одновременно стало востребованным все, чему я училась.
Лет до двадцати я даже не знала о существовании слова «толерантность». Зато мечтала быть цирковой гимнасткой. И да, я по жизни эквилибрист, могу сохранять равновесие и двигаться по неустойчивым и изменчивым стихиям.
Однако в юности мне было сложно разобраться во всем человеческом — в себе, в других, в них, в нас. Поэтому я стала психологом. Правда, до сих пор до конца не разобралась, но сам процесс занимателен и ценен.
Я побывала психологом в школе, потом в детском доме, потом в команде, которая оказывала психологическую поддержку мигрантам. Поработала вузовским доцентом, потом надолго засела в консалтинговом бизнесе. Предложение придумать и возглавить Центр толерантности застало меня, когда я работала бизнес-тренером.
Это была интересная работа. Но я с удивлением стала замечать пустоту в том месте, где должны быть смыслы. Не хватало убедительного ответа самой себе на вопрос: зачем я тут, что я делаю?
В Центре толерантности мы много работаем со школьниками, видим и чувствуем болезненные точки школьной жизни. Самой острой оказалась проблема травли. Работая с классами, учителями, администраторами, мы поняли, что часть причин буллинга находится за стенами школы.
Увидеть его можно на сайте nesomnoi.ru; там же — тексты авторов «Таких дел», методические рекомендации и лекции.
В музее можно будет также поучаствовать в публичной программе: лекциях, перформансах, конференциях, тренингах для взрослых и детей о том, как выстроить ненасильственные отношения с близкими, как противостоять насилию и не допускать его.
Нам кажется важным, чтобы люди разговаривали об отношениях, делились воспоминаниями, ощущениями, смыслами. Разговор — это шаг от насилия и манипуляции к пониманию. Создавая проект, нам хотелось создать повод для разговора между близкими людьми.
Для этого в веб-проекте предусмотрена функция совместного просмотра: зрителю предложат отправить ссылку близкому человеку и запустить показ одновременно. Время от времени фильм будет прерываться и предлагать зрителям обсудить увиденное — это можно сделать с помощью видеочата прямо внутри проекта.
«Несомной» — это проект историй. И каждый посетитель, зритель и пользователь проекта может поделиться своей историей. Это можно сделать в музее в специальной комнате историй или онлайн.
Сложностей при подготовке у нас было три.
Первая — время. Идея проекта, его герои, их истории — все это было таким глубоким, что очень хотелось посвятить их анализу и осознанию этого столько времени, сколько нужно, а не столько, сколько его остается. Время — это вообще мой личный по жизни враг, вечно заставляет бежать.
Вторая — оставаться по отношению к историям нейтральным свидетелем, исследователем, не привносить в них своих смыслов, чтобы дать зрителю найти свои.
Третья — создать для зрителя безопасную среду, в которой он мог бы расслабиться и начать собственный разговор — с близкими или проектом.
В 2022 году мы продолжим работать с темой буллинга, исследуя причины возникновения травли и акцентируя внимание на предупреждении проблемы. Для этого мы разработали программу «Код БЕЗопасности». Она предназначена для педагогов, которые работают с детьми и подростками. Мы расскажем, как избегать предрассудков и стигматизации, не допускать дискриминации по какому-либо признаку и последующей травли, не принимать решений, основанных на стереотипах, и о том, как жить в мире, где все не похожи друг на друга.
Москвич
Почему вы должны меня знать: генеральный продюсер Московского еврейского кинофестиваля Егор Одинцов
Я родился в городе Судогде Владимирской области. Вскоре мы переехали во Владимир, где я учился в самой обычной школе. Посещал также музыкальную школу и несколько спортивных секций. Последние школьные годы прошли в кадетском классе. Параллельно с этим я посещал театральную студию.
С одной стороны, у меня всегда была тяга к творчеству, а также надежда, что жизнь будет связана с театром или кино. С другой стороны, с раннего детства я был уверен, что должен стать врачом, как мои родители. Как следствие, после школы я поступил в Московский государственный медико-стоматологический университет. Было бы неправильным списать это на желание родителей, мне нравилась медицина и, поверьте, поступить в медицинский на бюджет без собственного желания та еще затея. Однако жизнь в итоге распорядилась по-своему, и творчество победило. Когда я только поступил, почти сразу начал вести киноклуб израильского кино в Израильском культурном центре при посольстве Израиля в Москве. Позже, на последних курсах медицинского, пошел учиться на факультет режиссуры видео в академии коммуникаций Wordshop, мастером курса был Юрий Грымов. Сейчас же я аспирант кафедры киноведения ВГИКа и достаточно активный кинопродюсер.
В то время когда еще вел киноклуб в Израильском культурном центре, я познакомился со сценаристом, режиссером и продюсером Константином Фамом. Он работал над киноальманахом «Свидетели». Первая новелла этого альманаха — фильм «Туфельки» — как раз стала моим последним показом в киноклубе. В 2013 году я присоединился к проекту Кости, и мы довольно долго над ним вместе работали — премьера всего альманаха состоялась только в 2018 году. Более того, до сих пор с Константином мы продолжаем заниматься образовательной программой вокруг киноальманаха. В процессе этой работы мы с Костей как партнеры учредили кинокомпанию «Арк Пикчерс», которая на сегодня выпускает и художественные, и документальные фильмы.
Новеллы киноальманаха «Свидетели» участвовали во множестве кинофестивалей по всему миру, в том числе еврейских. Уже тогда было очевидно, что подобный фестиваль мог быть организован и в Москве. Так, в 2015 году мы впервые провели Московский еврейский кинофестиваль и с тех пор проводим его ежегодно. Со временем стало понятно, что нам нужно как-то систематизировать деятельность по организации еврейского кинофестиваля и работе с еврейской тематикой и отделить ее от нашей основной работы, сугубо кинематографической. Поэтому совместно с Константином и Александром Моисеевичем Бородой мы решили учредить Фонд развития и поддержки еврейского кино «Ковчег». Сейчас фонд является организатором нашего фестиваля, а также реализует образовательную программу о Холокосте для педагогов и учеников российских школ, построенную вокруг новелл нашего киноальманаха «Свидетели».
Для меня это очень важная работа. Во-первых, потому что я сам еврей, это часть моей идентичности. Поэтому мне интересно постоянно исследовать историю, культуру своего народа. Еврейская культура очень интересна: она религиозная и светская, диаспоральная и израильская. В общем, разная и неоднозначная. А уж исследовать ее через кинематограф интереснее вдвойне.
Не могу сказать, что фестиваль сразу стал суперуспешным и всегда уверенно себя чувствовал. Вся его история — это история постоянных вызовов. Начинали мы фестиваль в 2015 году вместе с моими друзьями как совершенно небольшое событие, которое делали небольшой группой энтузиастов, со скромным финансированием, привлеченным самостоятельно. В 2016 году тоже было непросто, потому что масштаб фестиваля достаточно резко вырос, но у нас получилось. Знаете, есть такое мнение, что когда затеваешь какое-то событие, вторая попытка — самая лучшая. Это мы почувствовали на себе, когда проводили фестиваль в третий раз. Оказалось, что крайне сложно показать такой же рост между вторым и третьим фестивалем, как между первым и вторым.
Дальше были и другие трудности и вызовы. Но в целом уровень фестиваля растет, одни партнеры появляются, другие уходят. В прошлом году мы получили поддержку от Фонда президентских грантов, которая очень помогла нам пережить тот нелегкий год. А в этом году этой поддержки нет. Также нас перестал поддерживать Российский еврейский конгресс, например. Но зато в этом году нас впервые поддержало Министерство культуры РФ, а также с нами наши постоянные партнеры: ФЕОР, Еврейский музей, фонд «Генезис» и Фонд семьи Блаватник.
Последние два года у нас, конечно, самые непростые. Это время самое тяжелое для всего фестивального движения. Пандемия стала самым серьезным вызовом за все время нашей работы. До сих пор мы не вышли на уровень 2019 года и пытаемся найти баланс между тем, что было до пандемии и что, возможно, будет после. К слову, в 2019 году на фестивале было порядка 20 гостей из самых разных стран. В этом году у нас три гостя.
В прошлом, 2020 году нам пришлось больше половины нашей программы демонстрировать в онлайн-формате. В тех условиях по-другому не получалось. В этом году мы несказанно рады, что фестиваль полностью проходит в привычном всем кинотеатральном формате. Все же фестиваль для нас — это офлайн-событие. Это не отменяет того, что онлайн-направление можно и нужно развивать. Так, в прошлом году мы запустили первый легальный онлайн-кинотеатр еврейского кино zerem.tv и планируем обязательно развивать его в будущем. Кроме того, по количеству фильмов мы почти догнали допандемийный 2019 год. У нас уже заявлено больше 50 фильмов. В ближайшее время анонсируем еще несколько специальных программ. Это уровень большого серьезного фестиваля. Несмотря на все еще действующие ограничения по наполненности кинотеатров, которая не должна превышать 50%, рассчитываем, что придет много зрителей. Потому что в программе много интереснейших работ. Все фильмы основного конкурса, а это семь полнометражных картин — российские премьеры. Более того, они были созданы в течение года до фестиваля. То есть самые-самые новые работы. Почти все фильмы документального конкурса тоже российские премьеры. Получается, что 95% картин фестиваля будут впервые показаны российскому зрителю и с большой долей вероятности не будут показаны больше нигде после фестиваля.
Хотел бы отметить фильмы, которые никак нельзя пропустить. Это те российские премьеры, которые с большой долей вероятности больше в России показаны не будут. Отдельно бы еще отметил кино «Американский огурчик» — большая голливудская премьера. Жаль, что из-за пандемии этот фильм не вышел в российский прокат. Он отличный, его стоит посмотреть. Вместе с одним из показов этого фильма мы организуем мастер-класс по кошерному посолу огурцов. Я бы отметил также фильм «Не возненавидь», в котором главный герой — врач, еврей, потомок пострадавших в Холокосте — в момент оказания помощи понимает, что пациент — неонацист. Фильм поднимает проблему такого конфликта. Из документальной программы я бы отметил фильм «До скончания времен» Майи Зинштейн, который исследует политический союз между американскими евангелистами и правым крылом Израиля, а также их влияние на внешнюю политику администрации Трампа. А также картину, созданную при участии российской стороны — «Оставь печаль свою», рассказывающую о живущей в Израиле вдове миллиардера, которая, оставшись совсем одна в огромном поместье, решает пригласить к себе жить нуждающихся с улицы, а раз дело происходит в Израиле, то оттуда приходят в основном репатриированные русские евреи. А фильмом закрытия фестиваля станет российская премьера документального фильма режиссера Сергея Лозницы «Бабий Яр. Контекст».
Хочется провести фестиваль на высоком уровне. И уже начать готовиться к следующему.
В 2021 году у нашей кинокомпании «Арк Пикчерс» должно выйти несколько полнометражных фильмов. Ну и, конечно, планируем в 2022 году вернуться к допандемийному образу жизни. Хочется провести полноценный фестиваль со стопроцентной посещаемостью. Может, даже вернемся на прежние даты в июне. Мы их очень любили. Надеюсь, что сможем привезти больше зарубежных гостей.
Москвич
Почему вы должны меня знать: главный онколог холдинга «СМ−Клиника» Александр Серяков
Я родился на юге России, в городе Краснодаре, в 1967 году. Окончил там среднюю школу. Мама была учителем русского языка в школе. Отец — бывший военный, потом работал инженером и возглавлял один из цехов Краснодарского завода измерительных приборов.
Решил стать врачом из-за отца. У него была ишемическая болезнь сердца. Всегда хотелось ему как-то помочь. Только еще очень хотелось быть военным. Родители подсказали, что можно быть и военным, и врачом. Две мечты сложились в одну и привели меня в Военно-медицинскую академию в Ленинграде. Когда уезжал поступать, отец сказал: «Саша, ты же понимаешь, что врач не может лечить на “троечку”». Через шесть лет я привез ему красный диплом.
Слушателем академии активно занимался спортом, легкой атлетикой. После окончания академии распределился в воздушно-десантные войска. У меня 33 прыжка с парашютом. Параллельно со службой прошел интернатуру по терапии. После войскового этапа службы вернулся в Военно-медицинскую академию и поступил в ординатуру на кафедру гематологии и клинической иммунологии.
Кафедра занималась тремя направлениями: гематология, нефрология, ревматология. Окончив ординатуру, подготовил кандидатскую диссертацию и защитился. А уже после ординатуры меня распределили в Главный военный клинический госпиталь им. Н. Н. Бурденко, что на Яузе, основанный еще Петром в 1706 году. Я, выучившись в Ленинграде, вообще не понимал, что это такое. Не хотел ехать в Москву. Мне очень нравился Санкт-Петербург, тогда Ленинград. И после этого приказа я приложил максимум усилий, чтобы не уехать оттуда. Обратился к своему знакомому, управляющему производством Юсуповского дворца. Того самого, где князь Феликс Юсупов «заморил» Распутина. У моего знакомого были большие связи. Обзвонили всех генералов. Но безуспешно. Так я по приказу стал москвичом. Приехал в Москву. И ни разу не пожалел об этом. Здесь все сложилось замечательно. Встретил свою любовь. Супруга тоже врач. Наша дочка учится уже на шестом курсе Первого меда.
В онкологию пришел из-за личной истории. Матушка моя заболела крайне редкой опухолью желудка, с которой люди живут в среднем год. Я стал искать всю возможную информацию о способах лечения. Вычитал все, что было на тот момент в мире исследовано и сделано по этой теме. Узнал, какие суперсовременные лекарства были на клиническом исследовании в Российском онкологическом центре им. Н. Н. Блохина на Каширке. Мы вписались в это исследование. И у нее на распространенной стадии получилось прожить 7 лет 7 месяцев. Это было нашим временем, в которое и мама видела, как растет внучка, и у моей дочки было время пообщаться с бабушкой побольше. Это важно для семьи.
Результат — больше семи лет — был второй в мире после случая в Германии, когда человек с такой же опухолью прожил 9 лет.
Через эту очень непростую для меня историю я формировался как врач-онколог. Решил тогда, что именно таким пациентам я хотел бы помогать. Для этого постоянно учился. Это и самообразование, и различные курсы усовершенствования. Обязательно читал и читаю новые исследования в медицинских журналах. Для этого нужен хороший английский. Сейчас вся самая актуальная медицинская информация поступает в первую очередь на английском. Я стал подтягивать английский язык.
В Главном военном клиническом госпитале я работал в отделении гематологии, там же начал собирать материал для докторской диссертации. И там же ее защитил, стал профессором. Досрочно получил воинские звания. От лейтенанта до полковника медицинской службы вырос за 12 лет. Второе досрочное звание, подполковника, мне вручал лично министр обороны РФ маршал Игорь Сергеев. Ну и в срок получил полковника. Потом министром стал Анатолий Сердюков, он, если помните, сокращал армию, финансы урезал. Моя должность стала гражданской. И сейчас я полковник медицинской службы запаса.
Как раз примерно в то же время меня позвали в Лечебно-реабилитационный центр Минздрава на Иваньковском шоссе. Я стал гражданским врачом и перешел туда главным онкологом. Оттуда ушел на должность первого заместителя директора Московского научно-исследовательского института им. П. А. Герцена. Эту позицию мне предложила министр здравоохранения России в то время Вероника Скворцова. До сих пор считаю институт одним из любимых мест работы. Но потом со мной связалась министр здравоохранения Московской области Нина Суслонова. Сказала, что в области с онкологией, мягко говоря, все плохо. Так я возглавил областной онкодиспансер. И это была, наверное, самая сложная моя работа. Да, много получилось сделать: начали выравнивать ситуацию.
Удивляло многое. Например, жесткие нормативы работы наших врачей, когда на прием одного пациента отведено 10–15 минут. Как врач-онколог может за это время прочитать историю болезни, расспросить человека, осмотреть его и сделать назначение? Мой ответ: никак.
В итоге я ушел из онкодиспансера. Благодаря рекомендации моего коллеги еще по Лечебно-реабилитационному центру, хирурга, профессора Валерия Егиева, меня пригласили в многопрофильный медицинский холдинг «СМ-Клиника». Валерий Егиев и я — мы пришли туда в одно время и продолжаем работать вместе, в тандеме. Генеральный директор «СМ-Клиника» Николай Смыслов дал мне полный карт-бланш на развитие онкологического направления в холдинге.
За пять лет, которые я здесь работаю, у нас заметно выросло число обращений онкологических больных. Мы улучшили диагностику и подходы к лечению. Что это значит? Подходы к лечению — это стандарты. Клинические рекомендации Американского и Европейского обществ онкологов, которым вторят уже наши российские рекомендации. Если эти стандарты выполнять, то в целом все хорошо получается.
Мы внедрили в практику определенные методики, которые есть лишь в некоторых клиниках нашей страны и за рубежом. Методику лечения канцероматоза брюшины. Метод диагностики и подбора персонализированной терапии в онкологии. Активно сотрудничаем с Первым медом. У них есть лаборатория «Онкобокс», которая занимается определением индивидуальной чувствительности опухоли к химио-, таргетной и иммунотерапии. Ясно, что в обычных условиях все препараты на пациенте не перепробуешь, но когда мы отправляем образец опухоли к ним, там ее типируют, выделяют так называемые драйверные мутации. К ним и подбирают препараты. И мы можем ответить на вопрос, как эффективнее лечить пациента.
Наши статьи (у меня их более 400) публикуются в ведущих онкологических журналах мира с высоким рейтингом цитирования. Последние публикации как раз по теме персонализированной онкологии. Благодаря сотрудничеству с лабораторией мы подбираем препараты индивидуально для каждого случая онкозаболевания. Не просто из списка, а те, которые действительно помогают. Мы видим хорошие результаты и эти результаты публикуем в авторитетнейших журналах Cancers, Seminars in Cаncer Biology, Frontiers in Oncology и других. По этим статьям к нам за консультациями даже обращаются иностранные коллеги.
Могу сказать, что в частной клинике работать проще во многих смыслах. Я работал в различных сферах российского здравоохранения. Это и ведомственная медицина, и федеральная, и региональное здравоохранение — я даже награжден знаком «Отличник Здравоохранения РФ». Мне есть с чем сравнить. И вижу, что здесь, в частной клинике, у врачей больше возможностей. Мы можем быстрее внедрять новые методики. Да, нужно добавить, что все решается за счет средств пациента. Однако наша клиника, чему я очень рад, старается удерживать цены на более или менее реальном, доступном среднему классу уровне.
У нас есть лекарства, которые стоят, например, 200 рублей, но есть такие, которые стоят 400–500 тысяч. Понятно, это большие деньги. Однако пациенты всегда могут совместить возможности частной медицины и государственного здравоохранения. Москва, например, в год закупает онкопрепаратов на 16–17 млрд рублей. Если мы поставили диагноз, выявили определенные мутации в опухоли, назначили лечение определенным препаратом, Москва не может отказать такому пациенту.
А вообще по Конституции РФ пациент имеет право выбора врача и лечебного учреждения. У нас нет крепостного права. Например, мы говорим, что с подозрением на такой-то диагноз нужно выполнить определенный ряд диагностических манипуляций. Выполняем, устанавливаем диагноз, потом назначаем лечение, опираясь на решение нашего онкологического консилиума. Согласно приказу Министерства здравоохранения РФ, любой больной с установленным диагнозом должен пройти онкологический консилиум, в котором участвуют врачи разных онкологических специальностей. Например, я по специальности врач-онколог, лучевой терапевт, гематолог, но в консилиуме участвуют и хирурги-онкологи, и химиотерапевты, и смежные специалисты: гематологи, гинекологи, урологи, психотерапевты. Мы вместе отрабатываем тактику и стратегию лечения. Получив заключение нашего консилиума, пациент вправе продолжить лечение у нас, но если хочет, то в любом другом учреждении России или за рубежом.
Расскажу пару историй. Одному из пациентов нашего онкоцентра провели полное обследование, поставили диагноз. Он с нашим заключением поехал в Германию, в Мюнхен. Когда в документах увидели мое имя (я его наблюдал и консультировал), рекомендовали продолжить лечение у меня.
Подобная ситуация была и в Израиле. Мой пациент обратился за вторым мнением к израильским коллегам с заключением нашего онкоконсилиума. Ему оттуда ответили, что знают меня как одного из лучших онкологов России и советуют следовать нашим рекомендациям. Это говорит о том, что нашему мнению доверяет научное сообщество, что не может не радовать.
Я видел много государственных и частных клиник в России, Европе, США, Гонконге, Израиле. В общей сложности побывал в более чем пятидесяти странах и везде старался смотреть, как устроена медицина, как работают больницы. По крупицам в голове собирал, какой должна быть идеальная клиника. «СМ-Клиника» как раз получилась такой, как я себе и представлял, начиная с мелочей. Таких как первичная запись на удобное время с обязательным напоминанием, встреча на ресепшн, отзвон после приема для получения обратной связи. Электронная карта, которая доступна как врачу, так и пациенту. У нас очень хорошая составляющая именно в плане сервиса, а это важно для людей.
И самое главное — наши врачи. Мы ведем тщательный подбор персонала. Чаще всего это врачи с хорошим опытом, отличными рекомендациями от прошлых работодателей. Сейчас у наc в холдинге всего 3500 врачей. Мы создаем комфортные условия не только для пациентов, но и для наших сотрудников. Честно скажу: за пять лет работы здесь я не слышу про выгорание врачей (в частности, онкологов, хотя онкология — одно из самых сложных и психологически тяжелых направлений в медицине).
На своем примере расскажу, как выстроена работа в нашей клинике. У меня в неделю — три-четыре приемных дня на разных площадках «СМ-Клиника». Это удобно, я вижу, что происходит в целом в холдинге. Но в первую очередь это удобно для пациентов. Они могут выбрать, куда им ближе и комфортнее добраться. То есть мы учитываем пожелания людей, подстраиваемся под их возможности и время. Причем, если объективно необходима срочная консультация, у меня почти всегда есть возможность принять оперативно. Сегодня человек позвонил, на завтра уже назначена консультация.
Как руководитель онкологического направления я постарался сделать так, чтобы у нас был замкнутый круг диагностики. Мощный лабораторный центр, который расположен в Текстильщиках, рядом с нашей же крупной клиникой — туда стекаются анализы со всех наших московских площадок. Инструментальная диагностика: эндоскопические методы исследования, гастро-, колоноскопия, бронхоскопия для диагностики опухолевых заболеваний желудка, кишечника, легких. Рентгенологическое оборудование: начиная с самого банального рентгена, КТ и МРТ (без контраста и с контрастом), УЗИ-аппараты.
Единственное, чего у нас пока нет — ПЭТ/КТ. Это позитронно-эмиссионная томография, совмещенная с компьютерной томографией. ПЭТ/КТ — наиболее эффективный метод неинвазивной диагностики рака на сегодняшний день во всем мире. Зато у «СМ-Клиника» есть партнерский договор с одной из организаций, которая строит и вводит в эксплуатацию ПЭТ-центры по всей стране. Туда мы отправляем наших пациентов, то есть это исследование нам тоже доступно. Кроме того, мы сотрудничаем с хорошей диагностической лабораторией, расположенной в «Сколково». Там выполняется гистологический анализ — исследование образцов ткани на наличие опухолевых клеток. Зачем нам это нужно? В России принято, что гистопрепарат может посмотреть один специалист, который и пишет заключение. А второе, может быть, даже третье мнение? То, что по-английски называют second-opinion. Нас не устраивает, когда врач пишет: «наиболее вероятно», «а может быть», «можно думать об этом». Нам нужно конкретно, есть рак или нет. От этого зависит судьба человека. Поэтому мы выбрали в партнеры одну из лучших лабораторий, специализирующихся на этом виде диагностики. Микропрепараты выводятся на большой экран. Мы видим клетки, увеличенные настолько, что можно разглядеть мельчайшие изменения, которые мы оцениваем. Заключение пишут два-три врача. Причем необязательно российские. Это может быть врач из Норвегии, Италии, еще откуда-то. То есть по одному микропрепарату мы получаем мнение нескольких врачей. Это удобно и, главное, результативно.
Благодаря такому внутреннему и внешнему взаимодействию мы замкнули всю нашу онкологическую диагностику и лечение практически в рамках одного онкоцентра. И мне нравится, что мы можем помогать людям, которые к нам приходят.
Фото: предоставлено PR-службой «СМ-Клиника»