меню дзержинского в голодные годы
Морковный чай и конина: чем на самом деле питался Феликс Дзержинский
Об аскетизме Феликса Дзержинского до сих пор ходят легенды. Говорят, что глава ВЧК в голодные годы молодой советской России пил морковный чай и питался кониной, как и все. Однако так ли это было на самом деле? Или рацион Дзержинского все же отличался от рациона остального населения страны?
Морковный чай и конина
Как писал в своей книге «Солдаты революции: девять портретов» (1978 год) Зиновий Шейнис, когда Председатель ВЦИК Яков Сверлов увидел как-то Феликса Дзержинского, он опешил. Таким худым и бледным показался ему глава ВЧК. Впрочем, это неудивительно: Дзержинский настолько был одержим работой, что спал урывками прямо в своем кабинете и питался отвратительно. Вспоминая «Железного Феликса», агент ВЧК Ян Буйкис рассказывал, что чая после революции было не достать, поэтому Дзержинский, как и все, пил морковный отвар или простой кипяток. По словам Буйкиса, самый главный чекист посещал общую столовую, где в меню значились лишь постные щи, каши из чечевицы или ячменя и лишь изредка конина.
Нередко обед, тоже из общей столовой, доставляли трудоголику Дзержинскому прямо в кабинет. Правда, иногда заботливые подчиненные пытались обмануть Феликса Эдмундовича, «подсунув» ему что-нибудь посъедобнее и покалорийнее.
Вовсе не аскет
Однако многие считают аскетизм Феликса Дзержинского мифом, который поддерживала советская пропаганда. В частности Игорь Синицин, автор издания «Андропов вблизи», утверждает, что Дзержинский имел не только кровать в своем кабинете, но и три квартиры в Москве и три дачи в Подмосковье. Он регулярно ездил на охоту и в отпуск, в том числе в различные санатории. Порой Дзержинский отдыхал не по одному месяцу. То же самое относится и к питанию Феликса Эдмундовича. Трудно поверить в то, что Дзержинский, который, по словам Яна Буйкиса, сам посещал общую столовую, принимал уверения своего курьера Беленького в том, что очередное жирное блюдо, принесенное им в кабинет начальника, — это то, что сегодня дают и рядовым чекистам, за чистую монету.
Мало того, если верить Игорю Симбирцеву, автор издания «ВЧК в ленинской России», для главы ВЧК разрабатывали специальное меню. Врачи рекомендовали ему употреблять в пищу исключительно «белое» мясо: курицу, индюшатину, рябчиков, телятину, рыбу деликатесных сортов, а также есть больше фруктов, зелени и мучных изделий. Например, в понедельник на трапезе Феликса Эдмундовича было консоме из дичи, свежая лососина и цветная капуста по-польски, во вторник – грибная солянка, телячьи котлеты и шпинат с яйцом, в среду ему подавали суп-пюре из спаржи, говядину, брюссельскую капусту и т.д.
Неужели фальшивка?
Именно такой рацион Феликса Дзержинского со ссылкой на Латышева и опубликованные документы из партийного архива приводит в своей книге «Дзержинский. Любовь и революция» Сильвия Фролов. Понятно, по каким причинам представителям советской власти приходилось скрывать такое изобилие на собственных столах. Если верить Леониду Млечину, автору издания «Ленин», Зинаида Гиппиус писала о жизни простых людей в те годы: «Почти все питаются в «столовках», едят селедки, испорченную конину и пухнут». Мало того, изголодавшееся население кормилось собачьим мясом, которое стоило 2 рубля 50 копеек за фунт.
Правда, у Дзержинского было «оправдание» — он был болен туберкулезом, который медленно, но верно подтачивал его здоровье. Отсюда и рекомендации врачей насчет усиленного питания. А вот что касается богатого меню, то Сильвия Фролов, не отрицая присутствие подобного документа в архивах, считает его фальшивкой. Во-первых, в процитированное Латышевым меню Феликс Эдмундович, отлично ориентировавшийся в продовольственных вопросах, как в обычное меню столовой точно не поверил бы. А, во-вторых, Сильвия Фролов уверена, что, если принять во внимание усилия Сталина, Ежова и Берии опорочить главу ВЧК, то можно предположить, что упомянутое меню – это всего лишь провокационная фальшивка.
Изучаем биографию «железного Феликса»: к 90-летию со дня смерти
Девяносто лет назад, 20 июля 1926 года, не стало человека, наряду с Лениным олицетворяющего глубоко противоречивые характеры и деяния первого большевистского правительства. Как исторический персонаж из начального периода советской власти он только Ленину в популярности и уступает. Как одиозной эмблеме и символу ему повезло даже меньше: памятники Ильичу у нас стоят повсеместно, в одной Москве их десятки, а вот изваяние нашего героя с Лубянки в 1991 году убрали, в дни подавления августовского путча ГКЧП эта акция стала знаком расставания с советской эпохой. Для одних он – кровавый палач, организатор красного массового террора, для других – спаситель миллионов беспризорников, неутомимый создатель советской промышленности с «горячим сердцем, холодным разумом и чистыми руками». Речь, конечно, о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. А может, памятник ему стоял по справедливости? Попробуем разобраться.
Феликс Щасны (такое вдвойне «счастливое» имя дали ему при рождении), шестой ребенок, появился на свет 11 сентября 1877 года. Ему здорово дается учеба, особенно, конечно, математика, а также Закон Божий, хуже с языками, в том числе русским. Даже в зрелом возрасте, горячась, он переходил на акцент. А в гимназии и вовсе срывается на преподавателя русского в связи с директорским запретом говорить по-польски. (Еще одно занимательное совпадение: несколькими годами раньше в той же гимназии учился Юзеф Пилсудский, после Первой мировой – воссоздатель польского национального государства и заклятый враг Дзержинского, мечтающего о присоединении Польши к Советской России).
В 1910-м он женится на революционерке Софье Мушкат. В следующем году родится сын Ян. Естественно, в тюрьме. Родители, высланные властями – кто на каторгу, кто на вечное поселение в сибирской глуши, – встретятся только в 1918 году. К 1917 году за плечами у Феликса-Юзефа больше 11 лет тюрьмы, одиночные камеры и камеры, переполненные умирающими от тифа и туберкулеза, язвы от кандалов и подозрения на гангрену, акции неповиновения тюремному начальству в знак протеста против издевательств над заключенными (чем Дзержинский даже заслужил уважение жандармов), ссылки, каторги, побеги. В последний раз его приговаривают к каторге в мае 1916-го, Февральскую революцию он встретил в Бутырской тюрьме.
Революция в белых перчатках
7 декабря Совнарком принимает историческое решение – учредить Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем, ВЧК, во главе с Дзержинским, но под присмотром наркома юстиции эсера Исаака Штейнберга. Впрочем, поначалу к ВЧК относились лишь как к «еще одной комиссии», Ленин, Троцкий и Свердлов даже не присутствуют на совещании, принявшем положение о ВЧК. Важно подчеркнуть: полномочий революционного трибунала ему не обещали, только «профилактические»: конфискация, отъем продуктовых карточек, обнародование списков врагов революции, выдворение и так далее. Чекисты (их пока человек 30, включая технический персонал) не для карательных операций, они – орган розыска и предупреждения преступлений, так виделось вначале, когда ленинское правительство еще допускало обойтись без массовых репрессий.
На работу в ВЧК принимают бывших царских полицейских (специалистов-то не хватает). Заклятых врагов социалистической революции, таких как монархист и черносотенец Владимир Пуришкевич, гуманно освобождают по амнистии или ввиду заболеваний, под обещания (которые потом, естественно, нарушались) бросить контрреволюционные затеи. В некоторых случаях поручителем выступает сам Дзержинский. На первый расстрельный приговор в ВЧК «отважились» только в конце февраля 1918-го, после выпуска Совнаркомом декрета «Социалистическое отечество в опасности!», отменявшего мораторий на смертную казнь, за четыре следующих месяца расстреляли порядка 50 человек, сплошных уголовников. Петроградские чекисты открыли счет расстрелам в августе, из девяти приговоренных четверо… бывшие комиссары «чрезвычайки».
В ЧК вообще не миндальничали со взяточниками и истязателями. Все знали о феноменальной скромности Дзержинского. Однажды он неожиданно закругляет экскурсию по Дрезденской галерее: совестно, ведь другим, простолюдинам, такие эстетические удовольствия не по карману. В другой раз, испытывая материальные затруднения, он просит помощи не у партии, а у супруги, ожидающей в тюрьме суда. И в подполье, и на госслужбе интерьер его жилища один – письменный стол, книжные этажерки, стул, диван. Одежда – военная форма, шинель, фуражка с красной звездой, до блеска начищенные сапоги. Еда – яичница, хлеб, чай. По всей стране конфискуют драгоценности – и в Дзержинове тоже. Сестра Ядвига просит всемогущего брата найти работу для мужа – и получает отказ, вместе с обещанием помогать деньгами из собственной зарплаты…
Но к середине года становится ясно: страна погружается в войну всех со всеми (во время Гражданской на территории России действовало больше 20 разных правительств), в губернских городах – антисоветские бунты и линчевание совработников и красноармейцев, заводы стоят, крестьяне бегут из Красной армии на полевые работы, транспортная система парализована, хлеб возить нечем, на железной дороге – грабежи, и молодая советская власть, опирающаяся разве что на латышских стрелков, возможно, доживает последние дни, в этом признавался и сам Дзержинский.
Мятеж подавили, Александровича расстреляли. Дзержинский подает прошение об отставке, и оно удовлетворено, но с конца августа незаменимый Феликс снова в своем лубянском кабинете, который служит ему и местом работы, и жильем. И тут – новое потрясение: утром 30 августа убивают начальника Петроградской ЧК Моисея Урицкого (Дзержинский его недолюбливал: бывший коммивояжер и ростовщик, Урицкий поставил работу своего ведомства на коммерческие рельсы, отпуская состоятельных арестованных за «благодарность»), вечером того же дня в Москве эсерка Фанни Каплан стреляет в никем не охраняемого Ленина. ВЧК демонстрирует полную некомпетентность. Но «других Дзержинских» у Ленина нет. И 5 сентября выходит декрет Совнаркома о красном терроре (концлагеря для классовых врагов, тотальные расстрелы подозреваемых в связях с белогвардейцами, в подготовке заговоров и мятежей). Ответственный – ВЧК. За два месяца действия декрета в Москве и Петрограде расстреливают порядка 800 человек. Дзержинский лично подписывает приговоры: расстрельных – 17, но и об освобождении – 41.
Рождение монстра
Пожалуй, период действия декрета о красном терроре был переломным и для Дзержинского лично, и для всей разросшейся к тому времени ВЧК: бесконтрольное кровопускание развращает. Это почувствовали критики и недоброжелатели Дзержинского, прежде всего один из руководителей наркомата юстиции Николай Крыленко, а также председатель Моссовета Лев Каменев и руководивший советской пропагандой Николай Бухарин. Требовали капитально сузить полномочия ВЧК, в частности лишить ее права на внесудебные приговоры, присвоенного по декрету «Социалистическое отечество в опасности!» (по этому декрету подлежали расстрелу на месте германские шпионы, неприятельские агенты, контрреволюционные агитаторы, спекулянты, погромщики и хулиганы, буржуазия, отказывающаяся рыть окопы, руководство ВЧК собственноручно добавило в расстрельный список еще несколько категорий).
Уязвленный Дзержинский взбешен и на совещаниях отчаянно отстаивает честь мундира – собственного и всей ЧК. В результате чекисты… фактически сохранили свои репрессивные права (в отношении организаторов восстаний и в городах, находящихся на военном положении, а это, почитай, пол-России), а Феликс Эдмундович, помимо ВЧК, возглавил еще и наркомат внутренних дел. И хоть в губЧК летят приказы покончить с беззаконностью, самовольными арестами и расстрелами, хоть деятельность чекистов постепенно входит в рутинный, при этом высокопрофессиональный режим следствия, сам Дзержинский заметено меняется: когда-то его воротило от насилия и кровопролития, теперь он становится нетерпимым к газетной критике, жалобам на неудовлетворительные условия содержания арестованных, требует «чрезвычайщины», оправдывает жестокости продразверстки, когда у крестьян отбирают последнее под пытками и угрозой расстрела.
Под железной маской
Это произошло 20 июля 1926 года, в 18 часов 40 минут. У него больное сердце, мучает туберкулез. Во время выступления в Большом Кремлевском дворце он нервничает, оппонируя противникам, держится за сердце. Вызывают врача, приступ, кажется, прошел. Дзержинский отправляется в кремлевскую квартиру, наклоняется над постелью и падает замертво на пол: разрыв сердца.
Использованы материалы книги: Сергей Кредов «Дзержинский» (серия «Жизнь замечательных людей»), издательство «Молодая гвардия», 2013 г.