меня родители наказывают ремнем
Хороший вопрос«Гоняли по дому верёвкой»: Взрослые вспоминают,
как их наказывали родители
На днях продюсер Яна Рудковская в интервью телеканалу «Дождь
рассказала, как она воспитывает пятилетнего сына Сашу, чтобы тот вырос «чемпионом» и «настоящим мужчиной». Мальчик по прозвищу Гном Гномыч — так ребёнка называют родители Яна Рудковская и фигурист Евгений Плющенко — занимается фигурным катанием, ведёт одноимённый инстаграм (на самом деле страницу курируют его родители) и участвует в модных показах. Рудковская говорит, что наказывает ребёнка «маленьким тоненьким ремнём» и «тёмной комнатой» и в этом нет ничего страшного — её родители поступали так же и это не помешало ей «вырасти человеком».
ВНИМАНИЕ, текст содержит описание насилия.
Мария
Внешне наша семья была очень хорошей: папа — профессор, мама — инженер. Но били нас с сестрой за всё. Как-то на прогулке в конце апреля я упала в пруд, выбралась и прибежала домой греться. В итоге меня раздели и папа гонял по дому верёвкой. На руках и ногах остались полосы — такие фиолетовые синяки от верёвки толщиной в один сантиметр. Тогда мне было десять лет.
Били по любому поводу: чего-то не сделала, кому-то помешала, мама или папа нервничают. Однажды на даче я забыла убрать корзину с овощами в погреб, и мне эту корзину (настоящую торфянку) надели на голову. Подзатыльники давали каждый день, наверное. В итоге сестра тоже начала меня бить, ведь в семье это было в порядке вещей — она старше меня на девять лет. При этом нельзя сказать, что я была проблемным ребёнком — особо не шалила. Когда папа ушёл из семьи, побои закончились — мне было тринадцать. Эпизодически мама пыталась делать это и дальше, но однажды я её скрутила, заперла в туалете и запретила поднимать на меня руку. Наверное, она поняла, что я сильнее.
Когда бьют — очень страшно. От мамы и папы ожидаешь другого. Папа до сих пор не понимает, что было не так. Мама просто говорит, что жизнь была тяжёлая, но сейчас она всё осознала. Не знаю, почему развалилась семья родителей, но и у нас нет близких отношений, только формальное общение. В моей нынешней семье насилия нет, и я постараюсь, чтобы его никогда не было. Никому не пожелаю такой опыт, но я смогла вырваться.
Анна К.
Мне запомнился один эпизод из детства. Остальные случаи были довольно лайтовыми — иногда меня слегка шлёпали по попе, — а это было натуральное избиение, чуть ли не ногами, с ужасными криками. Я даже не помню, за что меня били, и мама тоже не помнит. Но самое ужасное, что после побоев она встала и обиженная ушла к соседям, сделав вид, что бросает меня. Всё время, пока мамы не было, у меня продолжалась истерика.
Когда мама вернулась, я в слезах валялась у неё в ногах, выпрашивала прощения и умоляла не уходить. Надо отдать ей должное: когда я в подростковом возрасте захотела эту тему обсудить, мама не вспомнила подробностей, но выслушала меня и попросила прощения. Потом сама пару раз вспоминала и очень раскаивалась. Наверное, поскольку мы проговорили этот случай, а мама признала свою вину и с определённого возраста смогла стать моим другом, я прошла через этот опыт без потерь.
Мне кажется, сейчас нам проще выбрать способ воспитания детей, чем нашим родителям. Много психологической литературы, написанной доступным языком, полно статей в интернете и вообще полезной информации. Мне как-то даже неловко говорить о вреде наказаний — очень хочется, чтобы это было очевидным для всех.
Андрей Колядин
До школьного возраста я рос с бабушкой в казачьей станице, именно она научила меня любви и доброте. Потом меня забрали родители — сначала мама, позже присоединился отец, который учился в аспирантуре и вскоре её окончил. Отец был кандидатом педагогических наук, но в воспитании детей понимал крайне мало. Я не могу сказать, что он бил меня часто или был плохим человеком, но иногда давал подзатыльники так, что я летел кубарем по комнате. Это продолжалось до подросткового возраста — пока я не смог дать сдачи.
Наталия
Системно меня не били, но периодически случалось. Запомнился случай, когда лет в пять я была с папой на горке и сильно ушибла палец. На следующий день не могла стоять и в сад, конечно, тоже идти не могла. Родителями это было расценено как симуляция, на меня наорали, избили меня ремнём и показательно поволокли в травмпункт, чтобы вывести на чистую воду. Рентген показал перелом пальца.
Ещё недавно я кормила свою маленькую дочь супом, она капризничала, и я испытывала сильное желание окунуть её лицом в этот суп. Конечно, удержалась, но желание было просто диким, будто под руку толкают. Через пару дней мама походя рассказала, как в три года макнула меня лицом в суп, чтобы я знала, как доводить её капризами.
Я считаю, что накатывающее иногда ощущение собственной никчёмности и непроизвольная вера в то, что более сильный имеет право меня задавить, — это из детства. Неумение отстоять свои границы, отсутствие уверенности в самом праве их отстаивать — тоже оттуда. Для меня почти невозможно отказать кому-то в просьбах. Мне дико сложно удержаться от насилия в отношении собственных детей, и это приходится прорабатывать с психологом. Я часто срываюсь и кричу на них, хотя осознаю, как это плохо, и мучаюсь из-за чувства вины, ведь я понимаю, что наказывать беззащитное существо просто подло. Кстати, в нашей семье в качестве наказания активно использовали игнор, то есть ребёнка просто не замечали, не реагировали на его обращения и просьбы, любые его потребности. Эта практика прорвалась в мои отношения с мужем. Я знаю, как это эффективно, и применяю этот приём часто, хотя знаю, как это ранит и обижает. Правда, пытаюсь с этим бороться.
Отец умер до того, как у меня сформировался осознанный подход к этой проблеме. А мама сначала либо обесценивала её, либо отрицала, но по прошествии времени начала признавать и даже извиняться. Думаю, я более-менее простила их за это.
Анна Синаревская
У меня была нормальная, по всем меркам благополучная семья, в которой, однако, практиковались телесные наказания, а точнее — ремень. Сложно вспомнить, как часто меня лупили — это происходило не регулярно, но и не считаные разы. Пик побоев пришёлся на 9–13 лет.
Моим воспитанием занималась в основном мама, поэтому наказывала она. Ближе к десяти годам у меня появились подростковые симптомы: я врала, прогуливала школу, плохо училась, хамила, ленилась и так далее. Дома были регулярные скандалы, и последним аргументом становился ремень. Кажется, мне влетало достаточно сильно, даже оставались следы. Папа и бабушка не вмешивались, видимо, считали, что это не их территория.
Это было унизительно и очень-очень обидно. Кажется, я даже сейчас могу заплакать, когда вспоминаю об этом. Трудно сказать, ощущаю ли я это как травму — мне вообще не нравится состояние обиженности и позиция жертвы. Но, возможно, если бы не это, я бы выросла более открытой и уверенной в себе. И у нас с мамой были бы более доверительные отношения. Сейчас они, кстати, хорошие — мы можем долго разговаривать, чем-то делиться, советоваться. При всём сказанном выше мама всегда умела быть и ласковой, и любящей. Но моя привычка закрываться от неё осталась ещё с тех времен.
Не могу сказать, что мы с мамой до конца проговорили эту тему, но о своей обиде я ей рассказывала. А она в каком-то разговоре призналась, что просто не знала, как на меня влиять. То есть её попытки воспитывать меня с помощью ремня — это от бессилия. Она была очень уставшей, утонувшей в бытовых проблемах женщиной, которая не справляется с дочерью-подростком, — это я теперь тоже понимаю.
И всё же самое плохое — в том, что у меня, как и у матери, нет внутреннего барьера перед физическим наказанием. Сейчас у меня маленькая дочка, которая, как и все дети, иногда доводит до белого каления. И я с огромным трудом побеждаю в себе желание отшлёпать её. Скажу честно, получается не всегда, но я очень стараюсь держать себя в руках. Конечно, ни о каком ремне речь не идёт — это, казалось бы, безобидные шлепки по попе (хотя, конечно, они не безобидные). Но я вынуждена постоянно вести борьбу с собой, чтобы потом рука не потянулась к ремню. Притом что моё отношение к телесным наказаниям резко отрицательное. Я очень не хочу ранить своего ребёнка и мечтаю, чтобы он был полностью открыт ко мне.
Меня били ремнём в тех случаях, когда родители считали, что я это заслужила. Как правило, речь шла о вранье. Каждый раз мне говорили, что бьют именно за ложь, а не за проступки. Чтобы получить удары ремнём, мне предлагалось лечь. Я убегала, так что отцу приходилось за мной гоняться по дому. Закончилось это, когда я смогла дать папе сдачи — мне было лет четырнадцать.
Когда я переехала в Израиль, поняла, что тут мой отец за такое обращение с ребёнком сидел бы до сих пор. На Украине, конечно, всё было иначе, и никто из соседей не обращал внимания на мои крики. Периодически мы обсуждаем это с родителями — они считают, что это происходило не больше пяти раз. А я помню о 2–3 случаях в год. Сейчас мама и папа говорят, что в каком-то советском журнале было написано: детей с моим характером нельзя исправить разговорами, а можно только бить.
В девятом классе, прогуляв урок и получив замечание в дневник, я выпила все таблетки, которые нашла в доме. К счастью, их было немного: на тот момент все были здоровы и я отделалась тахикардией. Родители об этом так и не узнали.
Наталия
Мама била меня за любую провинность. Если ей не нравился мой ответ на её замечание, она могла ударить меня по лицу рукой. Однажды она обручальным кольцом разбила мне губу — пошла кровь, но она не извинилась. Иногда она готовилась к побоям. Если я опаздывала домой с прогулки, у неё уже был приготовлен шланг от стиральной машины. Однажды мама избила меня папиными подтяжками, на них были металлические зажимы, и вся задница и ноги у меня были в ссадинах. Время от времени она закрывала меня в квартире без ключей на целый день. Я жаловалась бабушке, дедушке, папе, маминой сестре, они считали это неприемлемым, не раз говорили ей об этом, но ситуация не менялась.
Всё закончилось, когда мне было около семнадцати лет. Однажды, когда мама хотела ударить меня по лицу, я схватила её за руку и выкрутила. После этого она сказала, что больше так не будет. С мамой у меня всю жизнь были напряжённые отношения. Я выполняю свой дочерний долг, забочусь о ней, но любви не чувствую. Эту историю не обсуждаю, потому что не хочу обострять отношения. К тому же она уже пожилая и слабая.
Общероссийский детский телефон доверия — 8-800-2000-122
ГБУ «Кризисный центр помощи женщинам и детям» — 8-499-977-17-05
Онлайн-служба для поддержки подростков «Твоя территория»
Меня родители наказывают ремнем
Не бейте детей, никогда не бейте!
Поймите, вы бьете в них сами себя,
Неважно, любя их иль не любя,
Но делать такого вовек не смейте!
Вы только взгляните: пред вами – дети,
Какое ж, простите, геройство тут?!
Но сколько ж таких, кто жестоко бьют,
Вложив чуть не душу в тот черный труд,
Заведомо зная, что не ответят!
Кричи на них, бей! А чего стесняться?!
Ведь мы ж многократно сильней детей!
Но если по совести разобраться,
То порка – бессилье больших людей!
И сколько ж порой на детей срывается
Всех взрослых конфликтов, обид и гроз.
Ну как же рука только поднимается
На ужас в глазах и потоки слез?!
И можно ль распущенно озлобляться,
Калеча и душу, и детский взгляд,
Чтоб после же искренно удивляться
Вдруг вспышкам жестокости у ребят.
В ребячьей душе все хрустально-тонко,
Разрушим – вовеки не соберем.
И день, когда мы избили ребенка,
Пусть станет позорнейшим нашим днем!
Когда-то подавлены вашей силою,
Не знаю, как жить они после будут,
Но только запомните, люди милые,
Они той жестокости не забудут.
Семья – это крохотная страна.
И радости наши произрастают,
Когда в подготовленный грунт бросают
Лишь самые добрые семена!
Порка ремнем. Если родители позволяют себе пороть ребенка, то в это время ребенок испытывает неоднозначные терзания. Он узнает, что родитель больше него и сильнее и он может причинить ему боль в случае его непослушания. Поэтому многие дети перестают вести себя плохо, после порки ремнем.
Но когда ребенка воспитывают физическими методами, он усваивает и другие уроки, те которые родители не берут во внимание, а именно: «Если мне не нравиться когда кто-то делает что-то не так, его можно ударить», «Когда ты сердишься, то можно не объяснять словами то чего ты хочешь и за что ты сердишься, а просто ударить», «Бить можно тех, кто меньше и слабее».
Когда ребенок будет получать дома такие уроки, то он будет готов понести их в окружающий мир. Ребенок, которого бьют дома, будет склонен к физическому насилию над товарищами в школе или на игровой площадке. Он также будет бить своих сестер и братьев, а когда вырастет и станет сам родителем, то будет бить своих детей.
Многие психологи рассказывают похожие истории: к ним обращаются уже родители, которых били в детстве, на вопрос когда взрослые перестали их так наказывать, все как один отвечают: «Когда я стал давать сдачи».
Порка ремнем никогда не будет оправдана. Подумайте трижды, перед тем как бить детей, выбрать физический метод наказания для своего ребенка проще простого, но что потом? Чтобы он не натворил, чтобы он не сделал, как бы не провинился, оно того никогда не будет стоить. Есть много других методов наказания.
Всегда можно обойтись без физического насилия над своим ребенком.
Глава третья. Телемост по скайпу
В первых главах я познакомил читателей с девочкой Катей и Мариной, ее матерью. У Марины от безденежья резко испортился характер и свои обиды она вымещает на собственной дочери, прикрываясь воспитательными теориями. А теперь она по совету подруги решила поправить материальное положение семьи, продавая мучения собственного ребенка через скайп. Рассказ основан на реальных событиях. Все имена изменены.
«Стыд и срам учителю, который ставит двойку ученику. Ведь это ремень, который он вкладывает в руки родителей» – Сухомлинский.
***
«Что же ты делаешь? – Марина, выходя на связь с мужчиной, почувствовала укол совести. – Продаешь своего ребенка! А с другой стороны, спонсорские деньги пойдут для той же Катьки! А ей не все ли равно, будет работать веб-камера или нет?»
Марина решила, что большого греха в авантюре не будет. Мало того, в последствии из такого общения можно найти если не мужа, то хотя бы любовника. Тело Марины страдало по мужчине, точнее по его отсутствию. Но хорошего мужика не находилось.
— Связавшись в обеденный перерыв по ссылке, и поговорив через скайп с Сергеем, будущим спонсором, она задумалась.
— Ты говоришь, будешь платить сдельно-премиально? Мысль интересная, но вряд и она моей Кате понравится.
— А ты ей до поры до времени можешь ничего не говорить! — Из монитора компьютера смотрел лысеющий мужчина лет сорока. – Начнем с общения через скайп, а потом, если захочешь… Я даже рад, что ты так воспитываешь свою дочку.
– Не понимаю! А тебе зачем это надо?
– Мои дети уже выросли, внуков пока нет, а жена из больниц не вылезает.
— Понятно, неудовлетворенный комплекс воспитателя.
– Что-то вроде того!
– Ладно, хотя бы по-честному! Вечером устрою пробный телемост! Познакомишься. Потом смотришь, как я воспитываю, и положишь мне деньги на номер мобильного телефона, он у меня к кредитной карте привязан. Цифру не называю. От присланной суммы я подумаю, общаться ли нам дальше, или только через скайп, или я приглашу тебя в гости!
— Тогда жду смс, и готовлю канал связи!
На этот раз Марина даже не заметила, как прошел день. Она думала о новом интернет-знакомом и перспективах. При этом о проданной Катьке она не думала.
«Для дочери ничего не изменится! Как держала в строгости, так и буду! Как наказывала, так и буду!» Ну а в перспективе с реальным участием этого… Интернет недоделанного воспитателя! Это даже полезнее! При папе она так не капризничала!
— Катя, напоминаю, — за ужином Марина положила в тарелку сосиску и макароны, налила в чашку какао. — Если не будешь слушаться — я разложу бабушкино кресло!
Не любила дочка и какао, она предпочитала чай, но и перспектива кресла не радовала. Кресло означало одно: больно будет долго и очень унизительно.
Марина думала, что Катька сейчас начнет капризничать и тогда можно будет со спокойной совестью взять ремень, благо ноутбук уже стоит в комнате так, чтобы спонсор все увидит во всех подробностях. Но Катька, напуганная разговорами о наказании на бабушкином кресле, съела ужин довольно-таки быстро и поблагодарила маму.
«На этот раз ей повезло! — Марина улыбнулась. — Но что будет дальше? А дальше надо выходить в скайп!»
Получив от Марины разрешение выйти из-за стола, Катька решила еще помочь маме убрать со стола посуду. Она взяла пустую тарелку, положила в неё чашку от какао и понесла к раковине.
– Молодец! – Марина вздохнула, но похвалила дочку. Можешь сходить на улицу погулять!
Катька пошла в свою комнату. Она твердо решила вести себя очень хорошо. Потому что разговор с мамой о наказании сильно напугал.
— Если я буду хорошо вести и слушаться маму, то мама не будет сердиться, и не будет бить меня, — подумала Катька и повеселела. На раскрытый ноутбук девочка не обратила внимания. Он был в «спящем режиме» и только крохотная зеленая лампочка показывала, что он работает и встроенная веб-камера все фиксирует.
Катька вздохнула, потом надела приготовленное мамой платье, перешитое еще из бабушкиных нарядов.
– Вот теперь ты молодец! – Марина зашла в комнату к Катьке. – Хвалю! Знаешь, я не хотела отпускать тебя во двор, но ты вела себя хорошо и заслужила прогулку, только со двора ни на шаг. Поняла?
— Да, мамочка!
— И платье не запачкай. Чистое надела. Всё тебе ясно?
— Да, мамочка, — снова повторила Катька.
Катька ушла гулять, а Марина тут же связалась по скайпу с Сергеем.
— У тебя замечательная Катя! И еще, включай свет! Видно плохо!
— Свет включу, ну а как твое предложение? Остается в силе? Тогда я жду перевода.
И тут же пискнул мобильник.
Катя прочла СМС о переводе денег и на душе потеплело. Несколько минут переодевания дочери перед зеркалом существенно пополнила более, чем скромный бюджет!
– Пока наказывать не за что. Воспитание я обещала завтра! Тогда на сегодня все?
– Сергей вздохнул. – А я только настроился смотреть!
– Не знаю, но, согласись, наказывать без серьезного повода не педагогично, но может всякое случиться. Давай так, если что – пришлю СМС!
«Вечером угощу Катьку пирожным! Заслужила!» Марина стала убираться в квартире, помыла посуду, убралась и стала готовиться к стирке. Как вдруг раздался звонок в дверь.
— Кто это? — подумала Марина, — Катьке еще рано возвращаться домой, может кто-либо из знакомых?
Она подошла к входной двери, открыла её и ухватилась за голову. На пороге стояла её Катька в грязном порванном платье. Она плакала.
— Это что такое? — закричала Марина.
— Мамочка, прости, — заревела громко Катька. Марина затащила её в коридор и закрыла дверь. Потом сильно тряхнула дочь за плечи:
— А ну, бесстыдница, рассказывай, где ты так извазюкалась и ободралась?
Катька заревела еще громче. Она понимала, что последует за этим. Она рассказала маме, что играла во дворе, потом пошла к забору, который стройку, и стала смотреть через забор, что делают строители.
Потом повернулась и хотела идти опять во двор, по платье зацепилась за гвоздик в заборе, дернулась раз, потом другой. Потом дернулась с силой, что платье порвалось, и Катька по инерции устремилась вперед и упала прямо в лужу, которая была на пути. Поднявшись из лужи, вся в грязи, она обнаружила, что платье порвано и заплакала.
Она поняла, что дома ждет. А тут еще проходившая мимо Сонечка, Олина дочка сказала:
— Ну, мать дома тебе даст ремня? Смотри, как измазалась.
Катя, недолго думая, опрокинула Соньку в ту же лужу.
– Теперь и тебе попадет!
Сонька в драку не полезла, а заплакав, пошла домой.
Надо сказать, что о драке с Соней Катя маме не рассказала.
«Похоже, сегодня мой счет еще пополнится!» – Марина слушала рассказ, распаляясь.
А когда дочка замолчала, Марина строго сказала:
— Иди в ванную, и мойся сама. Платье замочи в ведре с порошком! Надо тебя отмыть от этой грязи, а я потом постираю и зашью.
«Неужели не накажет?» — девочка не могла поверить своему счастью. Однако она рано радовалась.
— А потом с тобой разберусь. Строго! Ты меня знаешь!
– АИИИИИИ! – Катька заревела во весь голос. Испачкавшись и порвав платье, она ни секунды не сомневалась, что мама возьмется за любимый ремень. Но девочка где-то в глубине души всё-таки надеялась, что мама нашлепает тапком. Сильно, но тапком.
И Катька обняла маму и стала сквозь слезы молить о прошении.
Марина несколько отстранила от себя Катьку:
— Ты просишь, чтобы не наказывала? А вот, пока бы была на улице, плетеный ремешок мне говорил, что очень соскучился по твоей попке и сказал, что он очень просит, чтобы я взяла его и как следует тебя настегала. Ремешок просит, и ты просишь. Кого мне слушать?
«Я не прошу!» — Катька понимала, что ремень не может разговаривать, а о том, что порку продали через скайп, мама не собиралась рассказывать.
Зато она знала, как плетеный ремешок может противно свистеть, когда мама, взяв его в руки, замахивается и с силой опускает. Катьке в таких случаях казалось, что ремешок обжигает огнем. Она вдруг вспомнила наказание на бабушкином кресле и заревела во весь голос:
— Мамочка, прости, — ревела она.
И Марина сказала:
— Бегом в ванную, грешница, пять минут тебе на помывку!
Но Марина решила, что пора активировать канал связи через скайп.
«Надо связаться с Сергеем! — Марина прислушалась к шуму воды в ванне. — Хорошая вещь интернет! Посмотрим, сколько он заплатит за шоу!»
Связавшись с Сергеем, она и поставила ноутбук на стол.
Она понимала, что совсем уже скоро плач перейдет в рев и вопли, а о том, что Сергей может заснять шоу и потом выложить в интернет, Марина не думала.
Марина, растирая дочь мыльной мочалкой, утешала себя, что все дети кричат, когда их наказывают, а о присутствии наблюдателя Катя и не догадывается.
— Катенька, меня в детстве тоже не раз, и не два пороли! – Ласково говорила она. – И тете Оле доставалось! Без ремня не обойтись!
Хорошо вымыв Катьку, Марина велела явиться в комнату в домашнем наряде.
— Мама, — девочка вошла, — прости меня, пожалуйста!
Девочка была в шортиках футболке и босиком. Впрочем, ее мама была одета практически также. Панический ужас завладел несчастной настолько, что она чуть не потеряла сознание, поняв, что сейчас произойдет.
— Прощу, когда накажу! — Она поставила Катьку на коврик сняла с крючка под портретом Лермонтова ремень, сложила его вдвое и повернулась к дочери. Катька, продолжая плакать, с испугом наблюдала за ней, и автоматически прикрыла попку ладошками.
«Боится! Ну почему так мало света?» — Сергей смотрел на изображение в мониторе. — Плохо видно! Надо будет попросить Марину включать свет.
— Чего ты ревешь? — спросила Марина Катьку: — А сейчас чего ты ревешь?
— Бо-о-ю-юсь, — плакала девочка.
— Очень хорошо. Я очень рада, что ты боишься. Послушные девочки ремня не боятся. Вот если бы ты слушалась бы маму, то ты тоже бы не боялась ремня. А раз ты ремня боишься, то значит, ты непослушная. Ну, ничего, ремешок очень хорошо из непослушных девочек делает послушных.
«Оригинальная философия. — подумал Сергей. — А что дальше?»
Марина аккуратно подняла Катьку, повернула её в воздухе и уложила себе на колени. Катька почувствовала мамина рука легла на голую попку. Марина слегка пошлепала попку, наклонилась и тихо спросила на ушко:
— Ты понимаешь, за что?
Девочка вдруг почувствовала, что за ней кто-то следит, но в комнате никого не было! Не портрет же Лермонтова стал всерьез интересоваться Катенькой?
— Мистика! Покажется тут всякое!
«Боится! — Марина усмехнулась и включила верхний свет. — Пусть Сергей полюбуется! Я и сама тоже почти всегда так делала в детстве – пыталась закрыть перед маминой поркой попку ладонями. Но после первого же удара убирала с ревом: и рукам больно и прибавки за непослушание не хотелось.
— Мамочка, миленькая, прости меня, пожалуйста. Не надо меня пороть, я всё поняла.
— Ну, ну, не реви раньше времени. Еще вдоволь наревешься, накричишься вдоволь. Я тебя спросила: ты понимаешь, за что я тебя сейчас буду наказывать?
Катька уже просто кричала:
— Понимаю, мамочка!
Марина еще раз легонько пошлепала Катьку по попке:
— То, что ты всё поняла, это очень хорошо. Но понимать надо было раньше. Раньше надо было думать. А сейчас я твоё непослушание буду лечить!
«Видно Сергею все хорошо, но веб-камера в ноуте хилая! Ничего, скоро у меня появятся деньги!» — Марина шагнула к дочери, всё еще решая, как лучше устроить телемост: уложить и стегать, прижав рукой к тахте или или не полениться и разложить кресло. Решила, что сначала постегает стоя, а там будет видно.
– Наклонись! Упрись руками в коленки! – Марина крепко схватила левой рукой руку девочки повыше локтя, а правой рукой занесла ремень над дочкиной задницей и потом с силой хлестнула наискось по попке.
– Прости! – успела произнести та, и крепко зажмурилась.
Катька взвизгнула, подпрыгнула, а потом громко заревела.
Сергей увидел, как тело несчастной вздрогнуло. Марина выдержала паузу, во второй раз заставила принять позу, и хлестнула наискосок.
– АЙ! – Снова прыжки и вопли, да такие, что портрет поэта покачнулся.
– Значит, спокойно стоять не хочешь! – Марина отложила ремень, села на тахту развернула дочку к себе лицом и спросила:
— Ты почему не стоишь, как приказано?
— Больно, мамочка, — сквозь плач проговорила Катька. Постепенно под добрыми ударами попа разогревалась всё больше. Катька даже тогда, когда мама взяла в руки ремень, надеялась, на милосердие. Конечно, мама нашлепает, но, может быть не сильно!
Но мама положив дочь себе на колени, ударила Катьку. Очень больно. Но ударила только два раза и отложила ремень.
«Неужели больше не будет? Наверное, поставит в угол, может быть даже еще даст шлепков тапком. Ну и пускай!» — Катька была готова к стоянию в углу. А ремнем мама уже её бить не будет. Вон он, противный ремень лежит в стороне. «Какая же мама добрая. Решила не бить ремнем больше!» – И Катька обняла Марину и прижалась к ней.
Односложные слова сменились непрерывным воем и всхлипыванием.
Возможно, что не будь включенной веб-камеры этим бы все и кончилось, но она не знала, что Сергей ждет продолжения, и оплата сдельная. А вот Марина этого не забыла.
«И девочку накажу и денег заработаю!» — решила она, Но пусть малышка успокоится.
Ремешок ума добавляет! — Марина решила, что пороть Катьку будет капитально. – И денег прибавлять тоже!»
Марине стало даже немного смешно: Катька решила, что ремня она больше не получит.
«Ну, нет, голубушка, все только начинается! А мой счет пополнится!» — подумала Марина, а сама погладила и поцеловала обнявшую её Катьку сказав:
— Больно тебе, говоришь. А ведь когда я начинаю драть, я и хочу, чтобы тебе было больно. Чтобы в следующий раз, когда ты захочешь вести себя плохо, ты вспомнила, как ремешок гулял по попке, и как было больно. И тогда ты сразу станешь послушной девочкой. Согласна?
— Да, мамочка. – Попу уже жгло нестерпимо. Из глаз лились слёзы, из носа – сопли. А наказание не прекращалось.
Марина еще раз погладила Катьку и наклонившись, негромко проговорила ей прямо на ухо:
— Катерина! Ты меня очень расстроила. Поэтому я думаю, что тебя надо еще немножко постегать.
Катька почти успокоившаяся, заплакала снова:
— Ма-аа-моооч-ка-а-а. Т-ты.. о-о-о-п-п-я-я-тть ты б-будешь.. бить ме.. меня этим рем-н-нн-ё-ё-ём.
Марина улыбнулась:
— Конечно, тебя ждет продолжение.
Катька заплакала еще громче:
— Мамочка, миленькая! Пожалуйста, пожалуйста, хватит! Я буду хорошо себя вести.
Марина повернула к себе заплаканное лицо дочери:
— Я знаю, что ты будешь хорошо вести.
Марина глянув в сторону ноутбука, уложила Катьку на одеяло животом вниз, прижала левой рукой спинку на этот раз к тахте и со всей силы хлестнула.
– УУУУ! – Катька завизжала во весь голос, а Марина снова и снова стала наносить удары. Правда, увидев, что от ремня остаются очень сильные рубцы, Марина несколько умерила силу ударов, но всё равно продолжала стегать.
«Хорошо Маринка дочку дерет!» – думал Сергей, глядя в монитор. И вопли девочки подтверждали, что той было очень больно. Катька дергалась, пытаясь вырваться, потом попыталась привстать, надеясь таким образом спрятать попку от обжигающих укусов.
Марина видела, что Катька, хоть и дергалась от каждого укуса ремешка, но уже не вырывалась и не помышляла о сопротивлении, а только вопила от боли и в паузах между ударами, пыталась просить о пощаде:
— Мамочка-а-а-а! Прости-и-и-и.
Марина, наконец, решила заканчивать. Она положила ремень рядом с вопящей от боли девчонкой, отступила немного от тахте, на которой порола дочку и с удовольствием стала оценивать работу. Кругленькая попка вся была покрыта четкими, красными и багрово-синими полосками. Марина осталась довольна собой. На этот раз порка удалась на славу. Она от души всыпала дочери.
— Запомнит, бессовестная девчонка, как вести себя, — подумала Марина, а сама взяла крем «Айболит» подняла с тахте лежащую и продолжающую кричать от боли Катьку, сама села на тахту и снова положила дочку себе колени.
— А ну, прекрати орать, — строго приказала Марина. – Ой, трагедия века! Выпороли!
Но Катьке было трудно успокоиться, и Марина это понимала. Но она всё равно, видя, что Катька не успокаивается, снова с силой шлепнула дочку по попке:
— Я кому сказала, прекрати орать! Или еще ремня хочешь?
Катька пыталась остановить свой плач, но это плохо получалось. Марина еще раз шлепнула Катьку:
— Если сейчас же не перестанешь, порку продолжим. Вон, ремешок над тахтой уже заскучал по твоей заднице. Ты хочешь, чтобы я его сняла с крючка? Ты знаешь, что я это сделаю!
— Думай, как вести себя, раньше, до порки. А когда порка началась, поздно думать об этом. Только жалей о содеянном.
Марина совершенно не сердилась на Катьку. Но она, как мать, прекрасно понимала, что порка нужна в воспитании дочери, тем бол что обещана спонсором оплата!
«Только бы не обманул с деньгами!» – И она была уверена, что такие порки, но может быть не такие сильные, но всё равно порки по голой попе Катька будет получать частенько, а их финансовое положение от этого только улучшится.
— Ничего, послушнее будешь, — улыбнулась Марина и сладко потянулась в кресле.
Через полчаса Марина разрешила Катьке выйти из угла:
— Подойди ко мне, — приказала она дочке.
Катька тихонько подошла к Марине. Марина взяла её за руку и заглянула в лицо:
— Проси прощения за свое поведение, — велела она Катьке.
— Мамочка, прости, пожалуйста, я тебя всегда буду слушаться.
— Не будешь меня огорчать? — спросила Марина.
— Нет, мамочка, — тихо проговорила Катька.
Марина поцеловала Катьку и сказала:
— Я тебя прощаю. Смотри, веди себя хорошо, а то снова накажу. Поняла?
Катька кивнула. Марина встала, подтолкнула легонько Катьку и сказала:
— Идем на кухню, пора обедать!
Тут же пискнул мобильный телефон. Пришла СМС о переводе денег с пометкой: Босиком вам с дочкой идет! Ноутбук на кухню!