меня мама каждый день отправляет за хлебом

Что моя соседка Нина Федоровна несла тяжелые сумки и я решил ей помочь.

Напиши фрагмент в серидине рассказа 5 предложений Мама отправила меня в магазин за хлебом?

Напиши фрагмент в серидине рассказа 5 предложений Мама отправила меня в магазин за хлебом.

Ити было совсем не долеко.

Я надеялся через десять минут вернуться.

Но стоило выйти на улицу, как я увидел, что.

. Конечно, я вернулся позже, но зато был горд, что помог человеку.

К какому типу речи принадлежит пропущенный фрагмент текста?

Что могло быть в середине?

Составить устный рассказ.

Мама отправила меня в магазин за хлебом.

Идти было совсем нелегко.

Ближе к югу, недалеко от саратова, заросли уступают место хлебам, уходящим в бесконечную даль Синтаксический разбор?

Ближе к югу, недалеко от саратова, заросли уступают место хлебам, уходящим в бесконечную даль Синтаксический разбор.

Помогите дополнить рассказ?

Помогите дополнить рассказ.

Мама отправила меня в магазин за хлебом.

Идти было совсем недалеко.

Я надеялся через 10 минут вернуться.

. Конечно, я вернулся позже, но зато был горд, что помог человеку.

Мама отправила меня в магазин за хлебом?

Мама отправила меня в магазин за хлебом.

Идти было совсем не далеко.

Я надеялся через десять минут вернутся.

Но стоило выйти на улицу, как я увидел, что.

Конечно, я вернулся позже, но зато был горд, помог человеку.

От этого текста остались только начало и конец?

От этого текста остались только начало и конец.

Что бы могло быть в середине?

Мама отправила меня в магазин за хлебом.

Идти было совсем недалеко.

Я надеялся через десять минут вернуться.

Но стоило выйти на улицу, как я увидел, что.

От этого текста осталось только начало и конец?

От этого текста осталось только начало и конец.

Что бы могло быть в середине?

Мама отправила меня в магазин за хлебом.

Идти было совсем недалеко.

Я надеялся через десять минут вернуться.

Помогите с Русским языком 5класс Рыбченкова первая часть номер 17мама отправила меня в магазин за хлебом идти было совсем недалеко?

Помогите с Русским языком 5класс Рыбченкова первая часть номер 17

мама отправила меня в магазин за хлебом идти было совсем недалеко.

Янадеялся через десять минут верннутся.

Но стоило выйти на улицу как я увидел что.

. конечно я вернулся позже но зато был горд что помог человеку.

От этого текста остались только начало и конец?

От этого текста остались только начало и конец.

Что бы могло быть в середине?

Составьте рассказ : Мама отправила меня в магазин за хлебом.

Идти было совсем недалеко.

Я надеялся через десять минут вернуться.

Но стоило выйти на улицу, как я увидел, что.

Конечно, я вернулся позже, но зато был горд, что помог человеку.

Она легкой походкой подошла к своему другу и, (КОГДА тот повернулся), с улыбкой обняла его. Запятая нужна, так как это сложноподчиненное предложение с придаточным времени с союзом КОГДА. Придаточное расположено внутри главного. Соединительный союз..

Источник

Русская смекала, или как стать лауреатом премии Дарвина.

Смекалистый у нас русский народ, жаль только не всегда думает о последствиях. Например о том, что у некоторых веществ, есть свойства сильно разбухать, при попадании на него влаги. В общем, чуть не лопнул мужичок.

Думайте о последствиях, дорогие пикабушники!

Размеры спичечного коробка:
около 50 х 35 х 15 мм

В соответсвии с ГОСТом Батон нарезной: Вес 1 батона 400 гр Длина 26. 30 см ширина 9. 11 см Вырабатывается продолговатой формы с округленными, тупыми или острыми концами, на поверхности имеют несколько косых надрезов.

Объем спичечного коробка примерно 25 см3

4000 грамм делим на 25см3 получаем плотность вещества 160грамм на кубический сантиметр.

Самым плотным веществом среди всех веществ на Земле, является осмий. Его плотность составляет 22,587 г/см3

Эмили Блант о поездке в Россию

Московские деньги для шведского блицкрига

Автор: Андрей Гуренко.

Швеция – прекрасная во всех отношениях страна. Хорошая социалочка, развитая демократия, радушие к мигрантам всех мастей, толерантные и доброжелательные жители.

Хотя стоп, какая к чёрту толерастия? На дворе семнадцатый век ващета. И тут тоже Швеция – офигенна! Идеальная страна для завоевания Европы: воинственные местные жители, готовая система ополчения, гениальный король-полководец и давние военные традиции. Есть только одна проблема.

У Швеции нет денег. Вообще. Капитально. Абсолютно.

А деньги – это кровь войны и политики. Без денег не вооружишь армию первоклассными ружьями с батарейным замком, не поставишь под ружьё рекрутов, не наладишь снабжение. Не осилишь блицкриг. Не воспользуешься потенциалом. А значит, будешь рано или поздно смят своими соседями. Невесело, правда?

В 1617 году шведы очень удачно грабанули московитов.

То есть не грабанули, конечно, а нагрели: заключили с нокаутированной в прошлом раунде Смуты Россией очень выгодный для себя мир. Горе побеждённым. Выгодный за счёт проигравшей стороны.

Условия Столбовского мира, наиболее существенные для социально-экономической стороны вопроса, заключались в следующем: Швеция отжимает Ижорскую и Карельскую земли, что полностью отрезает Россию от всякой балтийской торговли и, кроме того, отказывает московским купцам в праве транзитной торговли с Западной Европой через свою территорию.

Единственным (то есть вообще единственным) портом для подобной торговли становится Архангельск, мёрзнущий по шесть месяцев в году, но это так, к слову.

Кроме земель, шведская корона отжимает ещё и баблишко: 20.000 рублей, что по тем временам эквивалентно тонне (!) серебра. Таких денег у России после Смуты, конечно, нет, поэтому в счёт кредита идут (и будут идти в будущем) кое-какие услуги и уступки.

Тем временем где-то в землях Богемии, что далеко на юге, за Карпатскими горами, жители Империи со смешным славянским выговором выкидывают имперских чиновников прямо в окошко местной мэрии. Разгорается огонь Тридцатилетки.

Пока он разгорается, а Швеция разминает мускулы, готовясь влететь во всеевропейский замес, давайте обсудим, в чём заключается безумная ценность русского хлебушка. Обсуждение нам понадобится для понимания дальнейших событий.

Это довольно просто: несмотря на сниженные относительно европейских урожаи (меньше в 5-6 раз с квадрата земли), русское зерно стоит для иностранцев значительно дешевле, чем своё. Это связано как с директивным ценообразованием у московитов (как царь повелел, по такой цене и отпускают), так и с тем презабавным фактом, что своего зерна у иностранцев очень часто не остаётся. Оно топчется и сжигается наёмными армиями; оно идёт на пропитание собственной армии; наконец, его основными экспортёрами являются католическая Польша (не торгующая с протестантами, понятное дело) и. разорённые постоянными конфликтами протестантские Фландрия и Нидерланды.

В итоге доступ к российскому зерну (которое, в отличие от польского, жрут как католики, так и протестанты) для европейцев жизненно необходим. А что необходимо – то и дорого.

Русское зерно для тогдашней Европы становится это чем-то вроде российского газа для Европы четыреста лет спустя. Проблема только в том, что зернопровод – хрен построишь. Потому что путь преграждён людьми и договорами. Потому что путь преграждён врагом.

Что делает в этой ситуации Михаил Фёдорович? Показывает шведам демонстративную фигу, уплетая за обе щёчки сладкий русский хлебушек? Или, может, организует массовую торговлю через Архангельск, сбывая зерно задорого англичанам и французам?

Нет и нет. Михаил Фёдорович издаёт указы, разрешающие шведским приказчикам покупать в русских землях рожь, пшеницу и ячмень, во-первых, без обложения налогами и, во-вторых, по льготным ценам. По очень льготным ценам.

Это позволяет шведам делать фантастические суммы из воздуха на банальной перепродаже русского хлеба в Амстердаме и Роттердаме. Без шуток. От перепродажи в Голландии за 1628-1632 гг. почти 320 тысяч четвертей зерна Швеция получила порядка 1,2 миллиона рейхсталеров чистой прибыли.

Ещё раз. Шведы перепродали за четыре года почти 30.000 тонн русского зерна и получили за это почти 30 тонн серебра чистой прибыли из воздуха.

На эти огромные деньги Густав II Адольф стырит у голландцев новые замки для мушкетов и тактику линейного боя, соберёт на основе ополчения-индельты регулярную пехотную армию и натренирует её до состояния отлаженного механизма. Пробуя силы, он пройдётся паровым катком по Польше, выведя её из войны и фактически нокаутировав. А потом в июле 1630 года высадится в Померании, свалившись имперцам как снег на голову.

Будущая слава Брейтенфельда, Праги и Лютцена, слава лучшей в мире шведской армии и слава Северного Льва будут сполна оплачены шведским серебром – кровью и потом русского крестьянина, чьё зерно за копейки было продано царём за рубеж, а потом перепродано толстым шведским купчиной в Амстердаме за рубль.

Источник

Горбушка это наше все. я когда маленький был,мама за хлебом посылала, ни разу до дома батон целым не донес ))

В детстве я жил в небольшом райцентре Курской области. И был там хлебозавод. Старый совсем завод. Ещё дореволюционных, говорят, времён постройки. Не уверен, что это именно так, но здание выглядело очень старым.

Пекли на заводе только чёрный хлеб. Не какого-то особого сорта, а всё одного. Чёрные такие аккуратные, стандартные кирпичики весом около 1 кг.

Да я и не знал тогда, что бывают какие-то другие. Потом правда стали привозить из Курска и нахваливать какой-то «Сеймский» полукруглый, но это было потом, потому о нем здесь говорить не будем.

А вот способов покупки нашего местного хлеба было целых два. Первый способ стандартный и всем знакомый. Взяв в одну руку авоську или, такую, из пластмассы сделанную, как у нас ее называли «сетку». В другой руке сжав деньги. Идёшь пешком до «нижнего».

Само название которого предполагало наличие «среднего» или «верхнего», что говорило об исключительном разнообразии предприятий торговли в нашем селе.

Заходишь значит ты в этот самый нижний.

Почему-то вспоминается, что ты шёл именно летом, в жару. А в нем почему-то прохладно. И ведь никаких кондиционеров не было. В магазине всегда тихо и пахнет, даже не знаю как описать этот запах. Смесь запахов хлеба, лимонада тархун, щербета, каких-то специй и ещё чего-то мне тогда неизвестного.

В общем, пахнет магазином.

Покупаешь хлеб, на сдачу лимонад и идёшь домой. По пути пьёшь лимонад и конечно грызёшь хрустящую корку. Под коркой скрывается ноздреватая такая мякоть. Тоже вкусная. Но корка вкуснее.

По пути встречается друг Женька. С требованием «о, дай горбушку». Получает свою боковушку от хлеба и тянет руку за лимонадом. Хлеб к этому времени лишается своего хрустящего эпидермиса и выглядит довольно жалко. Хорошо, что буханок куплено три.

Второй способ более продвинутый. Сейчас этим занимается Самокат и Яндекс доставка на велосипедах и самокатах.

А у нас это была симпатичная такая, упитанная лошадь с телегой. Управлял телегой, не поверите, пекарь. После того как суточная норма была выпечена, загружалась хлебовозка для магазинов и телега для отдалённых улиц. Хлеб в телеге накрывали толстым брезентом и потому его привозили ещё горячим и особенно вкусным. Брезент не позволял остыть, но под ним и не собирался конденсат.

И так каждый день, от того телега пахла тоже просто волшебно.

Последний раз я поел этого хлеба лет в двенадцать. После этого хлебозавод закрыли. Видимо стал нерентабельный. Тогда, в начале девяностых многое стало нерентабельным. Можно конечно вспомнить и минусы этого хлеба.

Например, что через сутки он мог соперничать с силикатным кирпичем по твердости. Можно сказать, что во мне в большей степени говорит ностальгия по беззаботному советскому, да ещё и деревенскому детству.

Но я на всю жизнь запомнил этот последний раз, когда я его поел.

Мы с отцом ехали с рыбалки (его уже тоже нет) и заехали на пасеку к какому-то его знакомому или даже родственнику. Того на месте не оказалось, но сторожка была открыта и на столе, под салфеткой, лежала свежайшая буханка хлеба. Рядом стоял мёд и молоко. Отец по хозяйски предложил мне молока с хлебом и свежевыкаченным мёдом. Я как сейчас помню это сочетание.

Оно идеально. И наверное так и выглядит в моем представлении счастье. Нет, не от гастрономического экстаза. От того ощущения. Я тогда и не знал, что оно останется со мной на всю жизнь.

Ответ на пост «Сражение за горбушку было легендарным»

— А можно сразу? Я не буду спать, можно сразу наказывать.

Понты на понты. А я и не зассал. Никто ещё там не был. Только пугали.

Была ещё история с наручниками и ножовкой, но там надо у родителей подробности узнавать)

Чуть не прослезилась.))

А если меня из садика забирала старшая сестра,то мы в хлебном всегда брали 2 батона.Чтобы один до дома донести.)))

Охх какой же он был вкусный

Записки фельдшера

СССР Форум (воспоминания о СССР, или как я спаял свой первый компьютер)

Прошу прощения за почти тройное название, но по другому никак.

Клуб по интересам, или как я спаял свой первый компьютер.

(Второе название «Форум»)

Длинная очередь вьется хвостом сначала по всему хлебному, так, что и рыжей кафельной плитки напольной не видно – всюду люди. Лето, на улице жарко, все окна открыты, в магазине острый запах дрожжей от раскисшего теста в прикрытой, с красной потекшей надписью на боку, алюминиевой бадьи, пахнет потом, и чуть-чуть, тонкой ноткой, пробивается сытный и вкусный запах хлеба. За прилавком две продавщицы: одна с ножницами, другая громко и значительно щелкает костяшками счет. Жарко.

Я, маленький тогда еще, рыжий взлохмаченный постреленок, на мне оранжевая рубаха с модной нашивкой… какой? Очень хочу вспомнить, но не могу: помню только, что продавали их в хозмагах, и что нашивали их на все в подряд.

Конечно скучно, конечно тоскливо: в одном кармане шорт лежат талоны на плотной, почти как картон, темной бумаге, в другом монетки, в потной ладони скомканная авоська, в глазах и в ушах недоигранный футбол, из которого выдернули посреди игры. Тоска зеленая. Очередь будто и не движется вовсе, а в это время там, через три двора отсюда, Валька гонит истертый серый мяч через все поле, и Гришка замер на воротах, расщеперившись как краб.

— Кто последний? – спрашивает какая-то габаритная дама, просовываясь в дверь магазина, хоть и должна была пристроиться в хвост очереди, что торчит на улицу, спускается вниз по крыльцу, по ступенькам, и обрывается где-то далеко-далеко от кассы.

— На улице! – бросает ей чуть визгливо какая-то сухопарая старушка с суковатой тростью, и полированная рукоять ее трости блестит так же визгливо, едко.

Дама протискивается, разрезает очередь, словно ледокол сквозь паковые льды, и меня, будто малую льдинку, вжимает в полосатый бок тетки, что стоит передо мной.

— Мариночка, как у тебя дела? Коля как? – она говорит подчеркнуто громко, подчеркнуто дружелюбно. Она здесь просто так: поговорить, пообщаться, и стоит вроде как-то сбоку, не в очереди, но стоит людской цепочке сделать синхронный шаг, и она каменеет лицом, замолкает – она стала частью общности, она влилась в поток. По очереди шепчутся, переговариваются, но тихо, промеж делом.

— У меня колодки свистят. – начинает кто-то в очереди, говорит негромко, к соседу обращается.

— Не притерлись. – ответствует сосед, здоровый детина, в возрасте уже, хотя для меня, для постреленыша, даже десятиклассник – уже дядя, а тут… Ну кто его знает, раз за советом обращаются, может и действительно – в возрасте, опытный, знающий. – Ты покатайся, на холостую покрути. У Витьки…

— Это с автоколонны? – уточняет первый.

— А вы вар с чего делаете? – начинает та самая полосатая тетка впереди меня, и я, внезапно, понимаю, что вовсе она не тетка, а бабушка, просто выглядит моложе. А иначе как? Какая тетка будет про вар спрашивать? Это уже пенсионеры, что в садах с утра и до вечера – их стихия: черенки, корешки, прививки. Спрашивает тетка-бабушка у благовидного дедка, колоритного: усы белые, висячие, на седой голове мятая бежевая кепка, на пиджаке, тоже в меру мятом, орденская планка, в руках трость с костяной чуть пожелтевшей ручкой, сама трость черная, лаковая – красивая! Дед, чмокнув губами, встает в позу этакого прозорливого, с хитринкой, академика, и начинает неспешно.

— Вар, Людочка, дело непростое…

А вокруг буйным цветом расцветают разговоры, и стоять становится уже не так жарко, не так тоскливо. И еще, в очереди начинается поначалу незаметное, но все более ощутимое движение: вон то один, то другой, все больше мужчины, выходят со своих мест и протискиваются кто вперед, кто назад по очереди. Назад, кстати, проще пропускают.

И вот уже оттуда про хоккеистов наших слышно, тогда они хорошо играли, лучше чем теперь, за победу парады чемпионов не устраивали – дело было привычное, еще за одним витком очереди женщины помоложе про выкройки говорят и даже, по случаю и журнал какой-то нашелся, и тетрадочка в клеенчатой обложке появилась, где что-то записывали, что-то зарисовывали. Я стоял посреди всего этого и оглядывался по сторонам.

Вон, двое, наверное инженеры, с маленькими шахматами на магнитной доске, а вокруг уже собираются, появляются люди, и слышится промежду делом имена: Каспаров, Фишер, защита, а кто-то, со смешком, вспоминает и Бендера. Я, хоть и маленький, про Бендера знаю – смотрел по телевизору «Двенадцать стульев» с Мироновым в главной роли, и хорошо запомнил, как они бежали от деревенских, «Нью-Васюковских».

Студент один в очереди затесался подготовленный. У него при себе истертая книга математического анализа, карандаш, ластик и газетный кроссворд. Книжка закрыта, на нее возложен кроссворд, карандаш в зубах, ластик за ухом – студент думает.

— Автор истории государства Российского. Восемь букв.

— Карамзин. – доносится откуда-то из очереди.

— Высокогорное озеро в…

Мне кто-то наступает на ногу желтым ботинком, ойкаю, смотрю наверх, оттуда: «извините» и уже только пиджачная в елочку спина. Спина осторожно протискивается в кружок приличного вида мужчин, что тоже при костюмах, в очках, некоторые даже при галстуках – инженеры. Они говорят негромко, в движениях они сдержаны, но видно, что разговор у них весьма серьезный. Появляются блокноты, карандаши, рисуют, вычерчивают схемы, листки быстро исчеркиваются стрелками, надписями, перелистываются. Интересно…

Очередь движется. Уже не слышно, а только видно, как выстригает одна из продавщиц талоны, звенит мелочь о поднос, вот уже и прилавок недалеко, там, на том самом белом подносе, и мелочь, и сушки, что идут вместо сдачи – копейка за штуку. Протягиваю мелочь и талоны, продавщица быстро и умело вырезает один талон, на прилавок бухает буханка – большая, с горелой верхушкой, чуть с побелевшей ноздреватой коркой – несвежий хлеб.

— Спасибо. – беру хлеб, сдачу, забираю талоны, протискиваюсь к выходу и останавливаюсь, услышав:

— Есть где. Ты распайку на пятиштырьковый делал?

— Делал. Ты скажи, еще достать сможешь?

— Простите. – влезаю я в разговор.

— Чего тебе? – поворачивается ко мне один из говорящих. Он высокий, волосы чуть длиннее чем принято, большие очки в роговой оправе и на руках его, на пальцах, видна белая прижженная кожа. У папы так же, когда паяет мелкое и много.

— Вы про компьютеры говорите? Про спектрум? – я уже много знаю на эту тему, у двоюродного брата есть ZX-spectrum на 48 килобайт, у одного мальчишки из соседнего дома стоит заграничный, вроде польский, Scorpion.

— Смотри какое молодое поколение пошло – знает. – усмехается другой, пониже, округлый, с добрыми, как в мультфильмах, румяными щеками. – Давно подслушиваешь?

— Нет, я только… Z80 – это же процессор, да? – я знаю ответ наверняка, просто не принято, чтобы мальчишка был уверен в таких вот вещах.

— Да, он самый. У тебя что ли дома синклер есть?

— Паять умеешь? – серьезно спрашивает высокий.

— Умею. – киваю я. – Пробовал. У меня получается.

Я не говорю, что после той пробы у меня, как и у этого дылды в очках, пальцы сплошь и рядом были в маленьких белых ожогах, что на кухне плыл запах шашлыка, а сам я, закусив губу, чтобы не разреветься, торопливо махал полотенцем перед открытым окном, чтобы поскорее выгнать канифольный дух с кухни. Я паял радио, которое, за полчаса до этого, сшиб мячом со стены и оно, конечно же, перестало работать.

— Умеешь? Хорошо. Завтра…

— Завтра приходи на Голубцова двадцать два, квартира шестнадцать. – быстро выпалил очкарик. – Запомнил?

— Двадцать два, шестнадцать. – повторил я, уже на ходу, меня несло к выходу общим потоком людей.

Улица, солнце, легкий ветерок, у меня в руках хлеб, в кармане шорт мелочь и талоны, где то во дворе пацанва гоняет футбол, вокруг, в самой читающей стране, царство дефицита, еще не грянул дефолт, еще не было танков в Москве, еще СССР, и еще есть глупая остаточная вера в светлое будущее. Может и не у всех, но хотя бы у меня, хотя бы на завтра, потому что завтра я пойду по адресу Голубцова двадцать два, квартира шестнадцать и там.

Источник