меня бьют в своей квартире видео
«Мама, не бей меня!». Как соседи помогли выявить проблему в минской семье
Минчанка, большая любительница горячительных напитков, мечтавшая о принце, регулярно вымещала злость на своем 10-летнем сыне. Чем закончилась эта печальная история, рассказывается в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
Фото носит иллюстративный характер, фото Depositphotos
Жильцы одного из домов на ул. Кедышко знали 32-летнюю Валентину* с детства. Растила ее бабушка: отца у девочки не было, а мать постоянно пыталась устроить личную жизнь, и на дочь времени у нее совсем не оставалось. Валентина росла непростым ребенком — в подростковом возрасте связалась с дурной компанией, стала выпивать. Доходило до того, что она воровала у бабушки деньги, и та несколько раз даже обращалась в милицию.
В 22 года Валя родила сына, который также оказался не нужен своему отцу. Да и ей самой мальчик был обузой — молодая женщина не теряла надежды встретить принца на белом «Ламборгини» и зажить в достатке. Со временем воспитанием Степки полностью занялась мать Валентины.
Мальчик неплохо учился в школе и лишь изредка навещал мать. И неудивительно: та, став наследницей бабушкиной квартиры, с завидной регулярностью заглядывала в бутылку на пару со своим очередным сожителем. Но месяц назад мать Валентины умерла, и Степан был вынужден переехать к родительнице. Между ними частенько случались конфликты, после которых расстроенный 10-летний мальчонка до позднего вечера сидел на скамейке у подъезда и прямо из пачки грыз вермишель быстрого приготовления.
Неизвестно, чем все могло закончиться, если бы в ситуацию не вмешались новые жильцы, купившие квартиру прямо над трешкой Валентины.
— Нас смущало, что в семье, живущей под нами, часто до поздней ночи слышались крики и плачь ребенка, — рассказывает Виктория. — Однажды Валентина, находясь в изрядном подпитии, стала ломиться ко мне в квартиру и, не выбирая выражений, кричать, что ей мешают мои дети, которые в тот момент спокойно играли с конструктором в своей комнате.
Посмотрев на ее состояние, я вызвала милицию, а также написала обращение в районное управление по образованию, чтобы эту семью взяли на контроль. Отмечу, что органы опеки отреагировали очень быстро.
Однако через несколько дней из квартиры Валентины опять стали доноситься крики Степки: «Мама, не бей!», «Мама, мне больно!». Виктория не задумываясь снова набрала номер 102. Приехавшие милиционеры приняли решение об экстренном изъятии ребенка из семьи и помещении его в социально-педагогический центр с приютом. Мальчик после признался сотруднику инспекции по делам несовершеннолетних, что пьяная родительница нередко поднимала на него руку. Саму Валентину тогда доставили на медицинское освидетельствование, которое показало в ее организме 2,11 промилле алкоголя.
Однако в приюте мальчик находился недолго — оттуда его забрала скорая с подозрением на пневмонию. По словам соседей, Валентина не сделала никаких выводов и продолжает пить. Если она не одумается, то рискует потерять Степку раз и навсегда.
— Пьянство, особенно систематическое, способствует притуплению эмоций, у человека теряется самоконтроль, появляются внезапные вспышки грубости, агрессии, немотивированной жестокости по отношению к близким. Зачастую их поведение не поддается здравой логике. К слову, именно в таких семьях порой могут совершаться жестокие преступления, — говорит заместитель начальника Первомайского РУВД полковник милиции Алексей Чубаров. — Сегодня на профилактическом учете в нашем райуправлении состоит 271 гражданин, злоупотребляющий спиртными напитками. Сотрудники милиции регулярно проводят с ними мероприятия, направленные профилактику правонарушений, совершаемых в состоянии алкогольного опьянения.
Нередко выявлять неблагонадежных граждан нам помогают жители нашего района, которые сообщают о фактах неблагополучия, ведь люди с алкогольной зависимостью терроризируют родственников, мешают жить соседям. Таких возмутителей спокойствия привлекаем к ответственности по ч. 2 ст. 10.1 КоАП Республики Беларусь.
Те, кто упорно продолжает вести аморальный образ жизни, рискует оказаться на принудительном лечении в ЛТП. Там для них разработан комплекс реабилитирующих мер — их лечат, пытаются восстановить психику, избавить от жесткой зависимости. Но, к сожалению, после возвращения из профилактория далеко не все становятся на путь исправления.
* Имена изменены по этическим соображениям.
Смотрите также:
«Меня бьет муж»: Пошаговая инструкция для пострадавших от насилия
Фото: Наталья Слудская, Тимур Батыршин, фото из открытых источников в интернете
Обманом взял в заложники и удерживал в горах
Куралай (имя изменено) прожила с мужем 20 лет, и все эти годы муж ее бил. В конце концов они развелись, и Куралай стала жить с двумя дочерьми — 18 и 15 лет. Женщина уже начала привыкать к новой жизни без побоев, но однажды ей позвонила свекровь с просьбой приехать в гости и привезти девочек, по которым она соскучилась. Свекровь сказала: «Не переживай, я старый человек, ничего тебе не сделаю, всё будет нормально».
8 марта Куралай приехала к свекрови на три праздничных дня и пропала вместе с девочками на три месяца. Ни родственники, ни соседи понятия не имели, куда они делись. По сговору со свекровью муж приехал к ней, фактически взял бывшую жену с детьми в заложники, увез к себе в крестьянское хозяйство в горах в 80 километрах от Чилика, забрал мобильные телефоны и заставил жить с ним и работать на ферме.
Только через три месяца одной из девочек удалось выкрасть у отца телефон и позвонить родственникам с мольбой о помощи, а родственники обратились в фонд «НеМолчи.KZ».
Дина Тансари
Для лидера «НеМолчи.KZ» Дины Тансари эта история — рядовая, каких сотни. Дина позвонила в полицию, и когда группа полицейских прибыла на ферму, их встретила улыбающаяся Куралай. Женщина сказала: «У нас всё нормально, у нас тут скот, работа, крестьянское хозяйство, мы здесь останемся». Полицейские в замешательстве позвонили Дине, чтобы уточнить, действительно ли она уверена в том, что женщине нужна помощь, ведь та не выглядит как человек, которого бьют и угнетают.
Тогда Дина попросила позвать Куралай к телефону и сказала: «Я руководитель фонда, который защищает женщин и детей от насилия, просто отойдите подальше от полицейских и ответьте мне на три вопроса». Когда Куралай услышала женский голос в трубке и поняла, что заданные вопросы никто, кроме нее не услышит, она стала разговаривать совсем по-другому. И ответила на все три вопроса: «Да, муж меня избивает», «Да, я нахожусь здесь не по своей воле», «Да, я хочу уехать отсюда». Заручившись поддержкой фонда, она взяла дочерей, села в машину и уехала, вырвалась от мужа-насильника.
Позднее выяснилось, что бывший муж запугал Куралай, сказал ей, что купил всех полицейских, и если она им пожалуется, он ей голову снесет. Почему она сама не предприняла меры, чтобы выбраться из заточения и спасти себя и дочерей — на этот вопрос она не смогла ответить.
«Когда тебя годами бьют, у тебя пропадает чувство самосохранения, — объясняет Дина Тансари. — Ты приспосабливаешься, ты уже ничего не чувствуешь, ни моральной боли, ни физической, а главное — ты не веришь ни в какое спасение. Поэтому должны быть специализированные подразделения, которые смогут грамотно вести такие дела, понимая специфику подобных преступлений. Как правильно проводить экспертизу, как вести себя на допросах, как снять с жертвы чувство вины. Такие подразделения в других странах показывают себя очень эффективными в работе».
Факт насилия нельзя оставлять безнаказанным
Какие конкретно шаги нужно предпринять женщине, решившей подать заявление на мужа?
Мы постоянно поднимаем вопрос, что статистику надо вести не только в МВД, но и в Минздраве. Если врачи будут вести статистику по побоям, будут обязаны заявлять, что к ним поступила или обратилась самостоятельно женщина с побоями, и ставить ее на учет, мы будем иметь полную картину того, сколько женщин и как часто подвергаются домашнему насилию.
Кстати, у нас сейчас сотрясение мозга причисляется к легким побоям, перелом руки тоже могут отнести к легким, а это помогает насильнику уйти от ответственности.
Агрессия сидит внутри
— Это должно быть построено по типу трудовых лагерей. Что-то среднее между тюрьмой и больницей. Пусть «вкалывают», параллельно работают со специалистами, меняют сознание, осознают свое падение. У нас вся политика направлена на то, чтобы спасать женщину — лечить, поддерживать, возвращать к жизни. А муж остается прежним. Даже если его выгнать, он найдет другую женщину, уйдет к матери, будет бить мать, сестру начнет избивать. Здесь надо работать комплексно. Женщину защищает полиция, убежище она находит в кризисных центрах, а мужчины остаются со своей нерешенной проблемой, с агрессией, которая всё равно сидит у них внутри.
С кризисными центрами, по мнению Дины, тоже надо искать новые формы работы. Пока кризисный центр — это, безусловно, спасение: женщина находит там укрытие, постель и еду. Но в идеале надо перестраивать работу центров, чтобы они были ориентированы на социальную адаптацию женщины: чтобы после всего произошедшего она могла найти свое место в обществе.
— Надо учить женщину защищаться, дать ей правовую поддержку, — считает Дина. — Объяснить, как правильно ходить по инстанциям: у нас такое знание очень пригодится, так как в казахстанских инстанциях никто никого с распростертыми объятиями не встречает, надо уметь за себя бороться. Вопросы социализации важны: пройти обучение, получить учебу, выйти в люди, обрести экономическую независимость от мужа, объяснить, на какую поддержку от государства она имеет право. Укрывать, прятать, кормить, ограждать от мужа — это срочная мера, направленная на то, чтобы дать женщине временную передышку.
— Возьмем один из последних примеров. У мужа с женой совместное хозяйство, большой дом, пятеро детей. И муж женщину выгоняет, отбирает дом, заселяет квартирантов. Жену приютил кризисный центр, она пережидает там острый период, выходит — и у нее нет никаких отправных точек. Женщину надо учить: здесь тебе помогут органы опеки, здесь — ювенальная полиция, здесь — кризисный центр, а здесь — полиция. В нашей стране сложно найти помощь, которая именно кардинально поменяла бы ситуацию.
Если бы у нас было Министерство по делам семьи и детей, мы бы с этого министерства могли спросить — какую правовую, юридическую и социальную помощь и где могут получить пострадавшие от насилия? Тогда можно было бы контролировать органы опеки, полицию, школы, суды. Можно было бы вести статистику, которой у нас до сих пор нет, тогда работа шла бы эффективнее.
У нас пока всё на уровне рекомендаций. Есть рекомендательный орган — нацкомиссия, есть рекомендательный орган — Комитет по защите прав детей при Министерстве образования. Эти органы не могут в приказном порядке кому-то что-то поручить, и у них нет бюджета от государства на то, чтобы действовать.
Почему не работает дорожная карта
Пока наказание обидчика зависит от того, насколько сильной окажется женщина, сможет ли она не сдаться в борьбе за свое право быть неприкосновенной. Дина приводит в пример случай, который можно назвать хрестоматийным: хоть преступник и получил слишком маленький срок, победа состоит уже в том, что он не ушел безнаказанным.
— Женщина познакомилась с мужчиной, он жил в Талдыкоргане, она — в Алматы. Месяц прожили в ее квартире, где до этого она проживала с ребенком, за месяц он успел два раза ее избить, она подала на него заявление в полицию и ушла от него. Побои были сильные, пострадавшая лежала в больнице с сотрясением мозга, всё тело у нее было в синяках и ушибах. Это случилось перед Новым годом, до марта тянулись суды, в результате она добилась по суду предписания «Об особых требованиях». Женщина дважды поменяла жилье, переехала в общежитие, сняла там комнату, чтобы не оставаться одной в квартире, чтобы рядом были люди.
— Идет строгий карантин, но мужчина приходит к общежитию, выбивает окно булыжником, потом выламывает дверь, то есть наносит еще и ущерб заведению, а булыжник едва не попадает в ребенка, который делал уроки. Женщина обращается в полицию, итог — наказание составляет 10 дней ареста. За нарушение карантина — 5 дней, за нарушение общественного порядка — 3 дня, а за нарушение предписания «Об особых требованиях» — 2 дня.
Дина считает, что против пострадавшей сыграли два момента. Первый — что у госорганов своя арифметика: они сидят и считают, как дорого нам будет содержать преступника в тюрьме. А второй — что закон изначально нацелен на то, чтобы наказание не было слишком суровым.
— Она выиграла суд, и мужчине дали 10 суток — разве это можно расценивать как победу? Но для нас это тоже победа, — говорит Дина. — Нынешний закон «О профилактике бытового насилия» нарушает права женщины самим своим существованием! Потому что именно этим законом мужьям как будто бы официально разрешено бить жен и уходить от уголовной ответственности. Каким-то чудом под этот закон попали еще и бывшие мужья и сожители.
Кадр из фильма «Груз 200»
— То есть, если на улице мужчина изобьет женщину — это будет уголовная статья, и за это может быть установлен тюремный срок до двух лет тюрьмы. А если в собственной квартире муж избивает жену, то и двух дней тюрьмы ты не добьешься, ты будешь ходить по инстанциям, а судья может вынести просто предупреждение. В этом и есть абсолютное нарушение прав женщины. Закон должен работать наоборот: если муж бьет жену, он должен попадать под закон о бытовом насилии. И закон должен быть жестче: срок не два года, как за хулиганство, а три. Только тогда бывших жен не будут преследовать годами.
Перечень шагов, которые мы перечислили выше — для того, чтобы женщины узнали, что именно им надо делать. И поверили в то, что им удастся наказать насильника. Обратная пропорция обязательно начнет работать: чем больше будет обращений в полицию, тем меньше будет насильников, уверенных в том, что преступления сойдут им с рук.
«Бьет, потому что любит». Шесть историй о домашнем насилии
Татьяна, 27 лет, Челябинск:
Вскоре мы съехались, завели котенка. Он даже животное не разрешал ласкать и при ссорах брал котенка за шкирку и грозился выкинуть в окно. Часто говорил, что если родится ребенок и я буду уделять малышу больше внимания, чем ему, то он и ребенка выкинет в окно. Он запретил мне встречаться с родственниками и подругами, не разрешал мне смотреть канал ТНТ, ведь там идет «Дом-2», в котором участвуют одни шлюхи.
Когда он устал меня бить и уснул, я нашла ключи и сбежала из дома в его одежде (всю мою одежду вплоть до нижнего белья он разорвал) к подруге
Моим родителям он сказал то же самое, а учитывая, что я всегда молчала про побои, они, кажется, поверили ему. Ну, или не придали этому значения. Мама занята своей жизнью, отцу всегда было плевать. Они в разводе и давно не общаются, поэтому я и не посвящала их в свою жизнь. Меня поддержала только сестра.
Полгода муж пытался вернуть меня, умолял простить, приходил ко мне домой с цветами. Я поняла, что он меня никогда не любил, что он просто садист. Потом от свекрови узнала, что его отец издевался над ней и мужем и что мой муж бил первую жену.
Я вышла замуж второй раз. Мой муж меня не бьет, хотя бывший уверял, что все мужики будут меня бить, потому что я сама во всем виновата. Я ему верила. До сих пор не могу простить себе, что так долго терпела его издевательства. Прошло уже 5 лет, но, если рядом кто-нибудь резко поднимает руку, я автоматически закрываю лицо ладонью.
«Отец тряс меня и повторял: “Сука, очнись!”»
Наталья, 31 год, Челябинск:
Мне было три года, когда мои родители развелись. Мать изменяла отцу и как раз тогда связалась с моим будущим отчимом. Матери не было до меня никакого дела. Отчим за мелкие провинности периодически бил меня скакалкой. Помню, после очередных побоев пришла к матери, плача, а она сказала, что я сама виновата.
Однажды мать сказала, что утром я поеду к отцу в Москву. Я сильно удивилась, мне надо было в школу собираться, а тут такое. Через сутки и отец удивился, когда увидел меня на пороге: его тоже никто не предупредил. Так я стала жить с отцом и его новой семьей.
Отец был недоволен всем, что я делала. Я обязана была учиться на одни пятерки. Отец часто обзывал и унижал меня, а потом стал избивать. Иногда бил так сильно, что я рукой пошевелить не могла. Мачеха в это время брала своего маленького ребенка, закрывалась в комнате и не выходила. Она не пыталась защитить меня. В первом классе отец бил меня по лицу, я летела через весь коридор и падала, ударившись о шкаф. Приходила в себя, когда он тряс меня и повторял: «Сука, очнись!» Я вздрагивала, если кто-то рядом со мной просто поднимал руку. До сих пор вздрагиваю.
В 12 лет отец сдал меня в частный пансион, там я проучилась год. Домой приезжала только на выходные. Учителя, возможно, и замечали следы от побоев, но предпочитали молчать, так как отец спонсировал пансион. Однажды я взяла телефонный справочник, позвонила в какой-то подмосковный приют и сбежала. Через неделю туда приехал отец. Меня удивило, что директор приюта не заявила в полицию на него, а потом я узнала, что мой папаша за это заплатил.
В полиции меня слушать не стали: «Это дела семейные, разбирайтесь сами!»
Из приюта меня забрала бабушка. Сначала она пыталась вернуть меня матери, даже к помощи опеки прибегала, но без толку. Так я и прожила с бабушкой до 18 лет. Потом с парнем съехалась. Через год он начал меня бить: душил, за волосы таскал, головой об пол стучал. Руку поднять мог за любую мелочь: например, не так приготовила мясо, не то сказала, не то сделала. В полиции меня слушать не стали: «Это дела семейные, разбирайтесь сами!»
Разошлись мы после двух лет побоев. Я поняла, что заслуживаю счастья и с меня хватит. Сожитель пытается меня вернуть, до сих пор просит прощения, но он мне мерзок. Я счастлива, что отвязалась от него, и больше никогда в жизни не позволю поднять на себя руку.
Три года назад виделись с отцом у бабушки, опять вспомнили былое. Он сказал, что я сама во всем виновата. С тех пор не общаемся. Матери я иногда звоню. Она как-то сказала, что иногда меня ненавидит, потому что я стала похожа на своего отца (внешне я действительно его копия). Я люблю родителей, но не могу их простить, как бы ни пыталась. До сих пор больно от всего этого, но я стала сильнее.
«Мама просила потерпеть ради ребенка: “К детям из полных семей отношение лучше”»
Мария, 32 года, Курск:
Он учился на одном курсе с моей подругой. Мы переписывались в соцсетях, а потом он предложил встретиться. Через пару месяцев мы стали жить вместе. Меня удивляло его умение сочетать несочетаемое: он слушал тяжелую музыку и работал на скорой. Я думала, что этот человек по определению не может быть злым. Его же друзья удивлялись тому, как сильно он изменился в лучшую сторону, начав жить со мной. Правда, что именно в нем изменилось и каких-либо историй о его прошлом они не рассказывали. Вскоре мы поженились.
У мужа было дикое количество подружек, к которым он ходил в гости, с некоторыми из них он познакомил и меня. В их разговорах мне виделась не только дружба, но я гнала все подозрения прочь. Он очень нервно реагировал на мои вопросы по поводу этих девушек и вообще не отвечал на мои расспросы о его прошлом.
После рождения ребенка муж потерял ко мне интерес: игнорировал мои просьбы дать денег на покупку продуктов (я не работала, ухаживая за малышом), вел романтическую переписку с новой подружкой, которую я случайно обнаружила, и с ненавистью отзывался о моих родственниках. Особенно его бесила моя мама. Он не упускал случая отпустить колкость в ее адрес. Однажды я сделала мужу замечание и попросила не говорить гадости о бабушке при ребенке, а он дал мне пощечину. После этого мы не говорили неделю. В знак примирения он принес мои любимые цветы.
Со временем поводов для скандалов становилось все больше. Он начал изолировать меня от полуторагодовалого ребенка, увозя его к свекрови, и настаивать на том, что мне пора работать. Его зарплаты не хватало, и мне надоело выпрашивать деньги на еду, поэтому я так и сделала. Вскоре моя работа также начала раздражать мужа, ведь я стала относительно независима от него. Он стал говорить, что я плохая мать, был недоволен присутствием в нашей жизни моей мамы (она сидела с ребенком, пока я была на работе). Мама просила потерпеть ради ребенка, потому что муж — «заботливый отец» и «к детям из полных семей отношение лучше». При посторонних муж был очень милым, а дома превращался в вечно недовольного и готового в любой момент распустить руки тирана. Меня стали отправлять в командировки по работе, и он начал подозревать меня в измене. Однажды он сильно разбил мне лицо и перепугал ребенка. Любые разборки он старался устраивать при нем: мужу было важно показать, кто главный в семье.
Муж пригрозил, что заберет ребенка, так как у его матери есть связи в опеке. Не соврал: в суде представительница опеки рассказывала, что мой муж прекрасный и добрый человек
Во время одного из его дежурств я взяла ребенка и уехала к маме. Искать он нас стал спустя несколько дней. Когда я отказалась возвращаться, приехал к моей маме, избил ее и попытался увезти ребенка. Мама обратилась в полицию, но муж написал встречное заявление, якобы она сама кинулась на него и порвала ему футболку. Его адвокат надавил на нас: нужно отказаться от претензий, иначе у мамы будет судимость на старости лет. Сейчас я понимаю, что это глупости, но тогда мы устали отбиваться и забрали заявление.
Муж пригрозил, что заберет ребенка, так как у его матери есть связи в опеке. Не соврал: в суде представительница опеки рассказывала, что мой муж прекрасный и добрый человек, а раз я не обращалась в полицию, то ничего и не было. Судились мы долго, но в итоге ребенок остался со мной. Прошло несколько лет, бывший муж по-прежнему винит меня в том, что я разрушила семью, и не упускает случая устроить скандал во время своих встреч с ребенком.
Я работаю с психологом и меняю свое отношение к жизни и себе. Самое страшное в семейном насилии — отношение общества к жертвам. Не раз я слышала, что жертвы сами виноваты, что надо было думать, за кого выходишь замуж, что надо уходить, как только он первый раз ударил. Но когда ты уходишь, тебя все равно осуждают за эгоизм, нетерпимость и неготовность меняться под желания мужа-тирана.
«Однажды ночью я проснулась от того, что отчим стягивал с меня одеяло»
Алеся, 41 год, Краснодар:
Мне было 7 лет, когда родители разошлись. Мама практически сразу встретила отчима, который сначала казался мне классным, но потом превратил мою жизнь в ад. Сначала за малейшие провинности он ставил меня в угол, иногда на 6–8 часов. Потом начал бить. Приходя с работы домой, он белой марлей проводил по плинтусам и, если видел пыль, бил меня кулаком в челюсть. Он точно рассчитывал время от дома до школы, и не дай бог я опоздаю. Мог ударить меня в живот за то, что я без улыбки полю грядки. Он всегда был прав. Мне нельзя было гулять и смотреть телевизор по много месяцев. Так он «делал из меня человека». У меня никогда не было дней рождения и подарков. На людях отчим притворялся святошей и любящим отцом. Мать во всем его поддерживала.
Надо сказать, что еще до развода с отцом она била меня шнуром от кофеварки, скакалками, шлангами, когда учила меня писать. За всю свою жизнь я не помню, чтобы она меня поцеловала, погладила и сказала, что любит. При отце, который меня очень любил, мать никогда меня не трогала.
Я всегда внутренне сжималась, приходя домой. Старалась побыстрее все сделать и закрывалась в комнате. Я много читала, а что мне еще было делать? Ни телека, ни улицы. Потом отчим стал и книгами наказывать, и я просто сидела одна. Когда мне было 11, у меня появилась сестренка Настя. Я с удовольствием с ней возилась, она стала для меня единственным лучиком в жизни.
Я вышла замуж, состоялась как человек. Но я — моральный урод, не знаю, как правильно жить в семье. Для меня было дико, когда муж устраивал мне праздники
Однажды ночью я проснулась от того, что отчим в одних трусах медленно стягивал с меня одеяло, потом молча стоял и смотрел. Мне было 12. Я перестала нормально спать. Он часто приходил, и когда я чувствовала, как он стягивает одеяло, изо всех сил тянула его на себя, и все беззвучно. Он знал, что я не сплю.
В 16 я сбежала окончательно. Начала употреблять наркотики. Хорошо, что папа вовремя спохватился и помог мне избавиться от зависимости. Потом я вышла замуж, состоялась как человек. Но я — моральный урод, не знаю, как правильно жить в семье. Для меня было дико, когда муж устраивал мне праздники. У нас не было детей, поэтому мы прошли школу приемных родителей и усыновили четырехмесячного малыша.
Однажды муж мне изменил, и я не смогла этого простить. Мы развелись. Я уехала в город своей мечты — Краснодар. Сейчас одна воспитываю ребенка, ему почти 4 годика. Я продолжаю общаться с матерью и сестрой. Мать с отчимом в итоге разошлась. У него все замечательно: он женился и стал отцом в третий раз, в 53 года. Таких людей жизнь не наказывает.
«Муж не переставал звонить, даже когда я отсудила у него 15 тысяч за избиение»
Надежда, 41 год, Новосибирск:
Раньше я жила в одном из сел Алтайского края. Там я через несколько месяцев после развода с первым мужем (он пил) познакомилась с Костей. У нас были общие друзья. Оказалось, что он учился со мной в параллели и тоже был разведен. Он произвел впечатление приятного и порядочного человека. Вскоре мы стали встречаться, а потом и жить вместе, у меня.
Поцелуи ступней после первой ночи сразили меня. Костя говорил, что такой женщины у него никогда не было. Он рассуждал о праведной жизни и хороших отношениях. Первый муж со мной почти не разговаривал, поэтому я с удовольствием обсуждала все поднятые Костей темы.
Раз в месяц у нас случались ссоры. Костя цеплялся за неаккуратно сказанные слова. Уходил, хлопнув дверью, к маме, а вечером звонил и предъявлял претензии, что я не побежала за ним и не люблю его. Утром он возвращался домой, оправдывался, извинялся и тут же говорил, что я несправедлива к нему. Постепенно я привыкла к этим бурям в отношениях и как-то незаметно для себя стала затворницей, перестала общаться с родными и друзьями.
Как-то вечером я включила музыку и стала танцевать. Косте это не понравились, он заорал, что я веду себя как шлюха
Мне не хотелось оставаться одной с двумя детьми, тем более их он не трогал. В деревне не было нормальных свободных мужчин, и Костя казался не таким уж и страшным вариантом. Мы решили встречаться как любовники. Вскоре я узнала, что он мне изменяет, и разорвала отношения.
Потом мне стало как-то нехорошо, начались приступы удушья, снились покойники. Я спала со светом и с иконами, сильно похудела. Костя периодически ко мне заезжал, позже он признался, что, по совету мамы, приворожил меня. Я боялась остаться одна, поэтому вскоре мы помирились, хотя какая-то часть меня говорила, что ничего хорошего не выйдет.
Поначалу все было нормально, но однажды весной он ударил меня снова: ему не понравилось, что я накрываю грядку старыми оконными рамами. Обозвав меня дурой, он сначала разбил одну раму, а потом набросился на меня, стал душить и бить головой о дверь. Мы расстались.
Судья взыскал с Кости 15 тысяч рублей, но он и после этого звонил раз в месяц и приезжал раз в полгода, как будто ничего не произошло!
Костя съехал к любовнице. Пару раз звонил, но я бросала трубку. В августе мы столкнулись на встрече выпускников в моем дворе. Когда все разошлись, Костя схватил меня и унес к дивану. Я вырывалась и угрожала ему, что расскажу все его маме и новой жене. Он отпустил меня, собрался уходить, но вдруг развернулся и набросился с кулаками. Он бил и таскал меня за волосы, а потом стал душить. Я начала терять сознание, мысленно уже попрощалась с детьми. Но он отпустил меня, привел себя в порядок и уехал.
На следующий день я сняла побои, написала заявление мировому судье. Я молилась, искала моральной поддержки и понимания у подруг. Выглядела и чувствовала себя ужасно. Отек головы привел к временной глухоте, я не могла спать лежа, болела шея и голова.
Судья взыскал с Кости 15 тысяч рублей, но он и после этого звонил раз в месяц и приезжал раз в полгода, как будто ничего не произошло! Я его выгоняла. Через полтора года я встретила мужчину и уехала в Новосибирск. Все ждала, когда же начнутся придирки, потому что не верила, что у меня могут быть нормальные отношения. Видела у других, но не у себя. Месяц назад мы поженились.
И ведь Костя про меня не забыл. Даже приехал в Новосибирск, через знакомых нашел мой новый номер и позвонил. Я сначала интеллигентно отказывалась от встречи, а потом не выдержала и послала матом.
«Меня тянуло к матери, я желала ее ласки, но ненавидела ее за постоянные побои»
Виктория, 32 года, Екатеринбург:
Мама развелась с отцом, когда он завел себе любовницу. Мне тогда было 2,5 года. Мама отсудила часть его жилплощади, сдала ее и переехала к родителям. Мной в основном занимались бабушка и прабабушка, дедушка работал. У нас была не богатая, но обеспеченная семья, хороший дом. Когда мне было 6 лет, бабушка умерла. Дедушка стал выпивать, они с мамой часто ссорились, дело доходило до драк.
Потом мама начала поднимать руку и на меня. Я ходила в музыкальную школу далеко от дома. Поэтому вечером уставала и, когда перед сном садилась за фортепиано, часто ошибалась. Маму это выводило из себя. Сначала она давала мне подзатыльники и пощечины, от которых у меня иногда кровь шла носом. Она никогда не извинялась, надеялась только, что в следующий раз я буду лучше стараться. У меня были смешанные чувства: с одной стороны, меня тянуло к матери, я желала ее ласки, с другой — я ненавидела ее.
Не важно, что я делала, мама могла меня вздуть вообще непонятно за что. В милицию я не обращалась, думала, что меня вернут домой и я снова получу от мамы
После этого она стала бить меня постоянно, за все подряд: опоздания домой на 15 минут, курение. Я действительно начала было покуривать, но потом решила честно завязать. Оказалось, что это не панацея от побоев. Не важно, что я делала, мама могла меня вздуть вообще непонятно за что. В милицию я не обращалась, думала, что меня вернут домой и я снова получу от мамы. Я не знала, что бить детей — вообще преступление!
В 15 лет я сбежала из дома. Сначала ночевала у родственников, потом — в подъездах. Познакомилась с ребятами, которые ехали автостопом в Питер. В общем, доехала до Москвы. Мать в милицию по поводу моего исчезновения не обращалась.
Я вернулась домой через два года, беременная. Сказала матери, что хочу рожать и жить в квартире, которую она сдавала. Она убедила меня сделать аборт. Даже не знаю, хорошо ли, что я ее послушала. Мать сказала, что отдала мои документы в паспортный стол, чтобы выписать меня из квартиры и прописать в деревне, якобы дом прабабушки без наследников стоит.
Мама как будто она никак не могла определиться, любит она меня или нет. То трубку не берет или холодно разговаривает, то вдруг позвонит и вся такая ласковая
Паспортистка сказала, что мать неоднократно пыталась меня выписать, то говорила, что я невменяемая, то приходила с другой девочкой. К счастью, ей это не удалось. Мне было 17, я не знала, что делать. Пришлось жить как прежде: друзья и случайные люди давали одежду, кров, еду, подкидывали халтуру. В 19 я стала жить у своего будущего мужа. У меня появилась крыша над головой и хорошая поддержка. Я наконец-то окончила школу и решила наладить общение с мамой. Она пошла навстречу, предложила оплатить обучение в вузе. Я поступила, но через три месяца мама передумала, и университет пришлось бросить: не хватало денег. После этого мама позвонила как ни в чем не бывало. Общение было волнообразным, как будто она никак не могла определиться, любит она меня или нет. То трубку не берет или холодно разговаривает, то вдруг позвонит и вся такая ласковая. До сих пор не понимаю, что у нее в голове.
После рождения сына я хотела вселиться в квартиру, которую мама сдавала, но вновь натолкнулась на сопротивление. Тогда я через суд получила ключи, а мама подала иск о моем выселении, но у нее ничего не вышло.