каждый должен делать то что он делать мастер
Показать себя или как я стал мастером
Я не раз слышал словесный пассаж, что, мол, на работе главное устроиться, закрепиться и показать себя. И если будешь хорошо работать, то тебя непременно заметят и выдвинут. Но в течение жизни я понял, что далеко не все так однозначно, и можно работать многие годы, но тебя не будут задвигать или просто не замечать. Особенно в больших коллективах.
Тут заканчивается год, разыгрывается тендер и на наш участок заходит новая контора «С***». Начинается набор новых бригад, нужны мастера, помбуры, бурильщики. Я решил, что поеду устраиваться мастером. Говорю жене, она начинает мяться, а может не надо, станешь мастером. Я тоже уперся, мол надоело, всяких ослов берут, я уж точно не хуже их. При том если ничего не получится – пойду назад, я же не увольняюсь.
На свободной вахте поехал в город С**, приезжаю в офис и иду к начальнику цеха. Открываю дверь и вижу начальника цеха, который был на старой работе. Его тоже переманили туда. Он меня не узнал, хотя мы виделись несколько раз на пусковых.
И прямо с порога:
— Я хочу работать у вас мастером.
-А у тебя опыт есть
-Нет
-Мы без опыта не берем
-Я проработал и помбуром, и буридьщиком, в такой-то бригаде у мастера Е**
Он меня узнал и говорит, мол надо все равно опыт мастера, хоть небольшой. И тут я ему прямо в наглую: А где его взять, если везде требуют люди с опытом? Вы меня испытывали, откуда вы знаете, какой я буду мастер.
У него круглые глаза: А я и не думал, что их кто-то читает.
Посидел и сказал, что перезвонит. А сейчас даю резюме. Я ему дал. Еду домой и звонок. Звонит и спрашивает: Слушай, а почему ты на старой работе не говорил, что у тебя высшее образование и получаешь втрое профильное?
Не помню, что промямлил, я явно не ожидал такого вопроса. А я и сам не знал, почему. С другой стороны, я ему должен был на пусковой рассказывать про себя? Короче сам не знаю вопрос на этот ответ.
На следующее утро звонок, мол приезжай. Приезжаю. И он мне говорит: Знаешь, я хочу встречное предложение тебе сделать. Давай ты пойдешь бурильщиком, а потом мы тебя сделаем мастером. Как тебе такое предложение?
Я говорю (терять все равно нечего): Да никак. Я такое предложение на МПХ мотал. Зачем мне идти опять бурильщиком, если я им работаю третий год? За ту же самую зарплату менять коллектив и иметь такие же неясные перспективы. Спасибо, я пойду.
Он говорит: Не кипятись. Пойдем к главному инженеру, мол он решает.
Пошли к нему, господину В***. Он смотри на меня как на козу и задает вопрос: А зачем ты хочешь мастером быть? Я ему: А зачем вы хотите быть главным инженером?
Охуел – это не то слово, чтобы передать гамму чувств, которая была у него в глазах. Да и у начальника цеха. Он что-то буркнул, мол задал неправильный вопрос. Спросил меня по теории, еще кое о чем, про семью и под конец выдал тираду, мол надо работу надо любить свою – и все будет получаться. Короче если что не так, виноват начальник цеха.
Мне дали обходной, я написал заявление, и после двух недель стажировки стал мастером, пока спустя три года не ушел в ПНП.
К чему я все это написал. Да к тому, что в жизни не все так просто. Надо работать хорошо, надо показывать себя. Но это часто приведет к тому, что так и останешься ответственным работником, на которого будут взваливать всю работу. У меня однокурсник Андрей такой. Он отличный оператор, имеет образование, стаж, знает производство, участвует во всяких конкурсах и тд. – а толку нет. Не ставят его мастером, уже два-три раза задвигали. А потому что он занял выжидательную позицию и надеется, что его заметят и продвинут.
Надо не только показывать себя, надо и рекламировать себя, преподносить. Еще немного удачи и случай – и дело будет в шляпе. Не бойтесь, не только показывать работу, но и преподнести себя начальству.
Больше всех в колхозе работала лошадь, но председателем она так и не стала. (цы.)
Практически всегда получал повышение зарплаты и должности только через смену места работы. Это проще, чем ждать когда на текущем месте сами додумаются.
Дело не в позиции даже
Просто очень редко выдвигают тех кто отлично справляются со своими обязанностями.
Просто незачем. Все же отлино, вопрос закрыт, проблема решена.
Анекдот с обезьяной(был выше) в жизни звучит так.
— К нам тут пришла «обезьяна». У нее хорошие резюме, образование, рекоменадции и уменее себя подать.
По всему выходит что она будет работать эффективнее тебя.
В общем, тебя мы переводим. Ну или подыскивай другую работу. Сам понимаешь. рынок.
— Ок
— Алло, не хочешь вернуться?
— А как же «обезьяна»?
— Она тут за полгода всю налаженную работу разгромила. Все сотрудники и клиенты от нее плачут. Её с её умными идеями наверх перевели.
Отличный пост, автор. Одна из лучших мотивирующих историй про саморазвитие, что я читал в последнее время. Спасибо!
Я так три завода сменил связанных с автомобилестроением. Нигде умники не нужны. Самым эпичным было когда на завод японских машин пришел работать оператором. Взяли в цех сварки. Там не роботы, там «ганы» (пистолеты) сварочные тяжелые. Висят на противовесах. Одну деталь порой несколькими ганами приходилось варить. Весь день в мыле. Ну так вот. Открывал завод вторую смену и брали почти всех подряд. Помню взяли паренька а он не тянет. Ну совсем. Ган не может в позиции удержать. Если и держит то сам трясется весь. В штат уже взяли. Испытательный срок прошел, так как пришли в момент простоя завода а варить начали как раз через два месяца примерно. Что делать? Вообщем перевели парня в отдел качества (это самая лучшая работа на заводе считается). А дядьку из ОКК перевели на сварку. Вот такие дела бывают. Усердно трудиться мало. Предлагать что то, что улучшит\ускорит процесс работы тоже смысла нет. А вот иметь знакомых, как оказалось, очень даже полезно. На другом заводе, уже по производству шин рассказывали как в течение года оператор линии стал мастером цеха. Да и на японском заводе паренька неграмотного (буквально читал по слогам и писал с ошибками) сделали бригадиром потому что хорошо мастеру цеха подлизал.
я заместителем директора небольшой фирмы так стал:стали увеличиваться должностные обязанности, решаемые мной вопросы, организационные и так далее, прикинул, что это должен все выполнять заместитель директора, подошел к директору (он же и владелец фирмы) и сказал: или я становлюсь заместителем директора или увольняюсь, через 2 недели назначили меня заместителем и под меня меняли штатное расписание переделали, до этого на фирме не было зама. Так что иногда надо и озвучивать свое мнение и желание.
Автор, не в обиду, чисто по-дружески, помните анекдот про обезьяну?)
он занял выжидательную позицию и надеется, что его заметят и продвинут.
Всё-то правильно, но ставок мастеров меньше, чем работников.
Принуждение работодателя к увольнению по собственному желанию и к договору ГПХ
Хочу поделиться своей проблемой и услышать мнение сообщества.
Год назад устроился в компанию. Компания работает с гос.заказами и крупными предприятиями, зарплата белая. Успешно прошел испытательный срок в течении пол года было все отлично. Но за последние 3 месяца грянули перемены. Уволился мой руководитель, как говорят свидетели его заставляли и оказывали давление. Я работаю в творческой сфере, отвечаю за дизайн. В последнее время мне очень поздно присылают задания с посылами нужно «Быстро, красиво, вчера». Недавно приходит уведомление о планерке с директором. Было озвучено, что со мной хотят с трудового договора перейти на ГПХ тк не нравится моя работа. Ни слова про текущий договор и как он будет закрыт не прозвучало. Я сказал, что мне нужно подумать. Конечно же, придя домой стал изучать такие проблемы и Трудовой кодекс. Через несколько дней меня еще раз позвали на встречу. Подготовившись, я спросил на прямую как мы будем с текущим договором, на что мне был озвучено «Пиши по собственному т.к я так решил». Естественно, я сказал, что у меня нет такого желания писать по собственному и предложил вариант – сокращение/ расторжение по соглашению сторон. На это директор очень удивился, прибавив что « я не вхожу в положение компании, не иду им навстречу». В связи с пандемий официально я сейчас должен работать удаленно – это отражено в приказе. Но на последней встрече мне озвучили быть в офисе, все задачи оформляем в письменной форме. Через некоторое время меня вызывает HR, просит написать объяснительные по опозданиям – на 20-25 минут. По опозданиям – т.к у живу в плохой транспортной доступности, ранее с руководителем была договорённость приходить с 8 или до 9-10, но с отработкой рабочего времени. Конечно же, рабочее время я отрабатывал при любом опоздании. Как я ранее писал, к сожалению, этот руководитель уже не работает и это никак не доказать. Так же при нем был составлен новый график работы с 8 – но проблема в том, что я это не подписывал и на руках этого заявления у меня не осталось.
Прошу дать рекомендации:
1- Если я не подписал доп. договор про график работы с 8 – мне сейчас ориентироваться на график работы с 10 по основному договору? Основываться на устном договоре с прошлым руководителем?
2- Моя работа носит творческий характер, нет четких критериев выполнения. Сейчас все претензии из серии «мне не нравится, не красиво», хотя все делаю по ТЗ. Как быть в ситуации если очередную работу не примут и составят акт о ее невыполнении?
3- Скорее всего меня попытаются уволят на статье за опоздания. Хочу понять свои права и стратегию по их защите?
4- В ноябре был издан приказ об удаленной работе, но подписать не просили. Моя фамилия включена в список. Сейчас устно просят быть только в офисе. Является ли нарушением выдача такого приказа без росписи со стороны компании? И будет ли моим нарушением если я не появлюсь в офисе, а буду работать удаленно с отметкой в сетевой системе?
Планирую приезжать по договору в офис, во избежание дополнительных объяснительных.
Ps: все разговоры я записывал на диктофон, включая разговор о том что меня принуждали к написанию заявление по собственному желанию. Сейчас фиксирую все диалоги так же на диктофон.
У меня был паскудный случай.
Рулил небольшим филиалом крупной компании. Тупо я дир, два менеджера и экономист.
Взял на его место девчушку после «декрета». Приехала к нам в город вместе с мужем, которому предложили хорошее место в нефтяной компании. До «декрета» в своем городе у нее вроде был успешный опыт продаж, а ассортимент у нас не сложный. в общем погнали.
Через пару месяцев девчушка начинает по разу в неделю после обеда отпрашиваться, мол ребенка на обследование надо свозить. Да не вопрос, дети это святое, конечно вези.
Проходит месяц, приходит она ко мне в кабинет грустная, помоги, говорит, ребенку ставят задержку в развитии. Говорят нужно, чтобы получить доступ к ряду преференций в лечении, получать инвалидность. А инвалидность в нашей замечательной стране почему то в то время (может и сейчас так) можно получить только по месту прописки. А прописку они имеют с другой стороны Урала. Но сейчас муж все равно на месторождение на месяц укатил. Через месяц ей нужно на пару недель за Урал сгонять.
Я ей, мол, да не проблема, конечно решай вопрос. Отпуск ты еще не заработала, напишешь на две недели без содержания и поедешь. Две недели без тебя как нибудь перекантуемся. Ушла она довольная моим предложением.
На следующем еженедельном скайп-совещании с руководством я возьми и ляпни, что предварительно согласовал менеджеру двухнедельный отпуск без содержания, по такой то причине.
Через пару часов после совещания у меня звонит телефон:
— Да, слушаю Вас, Елена Еленовна.
— Мне рассказали, что ваш работник собирается ехать по месту прописки, чтобы оформить инвалидность ребенку.
— Да, так и есть, через месяц ее муж вернется из командировки и она поедет, я не против.
— А вы знаете, что если она оформит инвалидность ребенку, то по ТК РФ мы ни по какой причине не сможем ее уволить?
— Нет, mda666, ее нужно уволить ДО поездки на комиссию.
— А за что я ее уволю? За то что ребенок больной?
— Это ваши проблемы, но если она уедет все еще нашим работником, то безработным останетесь вы.
За этот месяц я поседел на полголовы. 3 раза жене говорил:
— Все, это сучья контора, я увольняюсь.
— Ты забыл, что мы сами в этот город приехали потому что тебя на это место позвали? Кредитов набрали, чтобы обставить съемную квартиру. Сиди и не рыпайся, это капитализм, он тебя пережует и выплюнет. Ты о своем ребенке подумал?
Через месяц приходит ко мне в кабинет девчушка, сует на подпись заявление, а я ей:
— Наташ, не могу тебя отпустить сейчас, у нас план по продажам горит, если ты уедешь, точно не выполним.
— Блин, ну как так? Я уже по телефону половину вопросов порешала, уже билеты на самолет куплены, комиссия в такой то день нас ждет.
— Не могу, пойми, я же месяц назад не знал, что такой завал по продажам будет.
Она повисела пару секунд и выдает:
— Мне тогда увольняться придется, я не могу столько людей подвести.
— Ну, тоже вариант, а я тогда спишу невыполнение плана на то, что у меня менеджер уволился.
Посмотрела она на меня как на суку вселенскую, вышла из кабинета на 5 минут и вернулась с заявлением по собственному желанию.
Так паскудно я себя ни разу не чувствовал, подписывая заявление.
Сучья контора, уволился оттуда через год.
Так что не всегда с вами плохо поступают, потому что непосредственный руководитель пидорас.
На волне постов про альтернативную логику работодателей.
Бывший коллега рассказывает, как ушёл «вайти», будучи сильно в возрасте.
Работал инженером, зарплата была 45, не повышали несколько лет. Говорит работодателю:
— Повысьте до 50, а то уволюсь
Он, скрепя сердце, решился проститься с карьерой инженера, выучился на аналитика, нашёл работу, написал заявление.
Начал передавать дела вновь нанятому человеку, который на его место пришёл, а тот молодой, ну не тащит совершенно, квалификации откровенно маловато для ведущего инженера. Начальство разводит руками: «Ну только такого найти успели».
— А тебе сколько зарплату дали?
Будни похоронного бизнеса Ч.9
В один субботний майский день я спокойно и размеренно набивал длиннющую эпитафию на большой стеле, которую из-за неподъемного веса и солидных габаритов не стали заносить в бытовку, когда в цех вдруг заглянули два черноволосых бородатых «чёрта», воровато оглядели всё вокруг, увидели меня и тихо позвали:
— Слышь, брааат. Помоги, а? У нас тут памятник, сделай, а?
Я отложил молоток и вышел на улицу. Перед цеховыми воротами стояла изрядно побитая жизнью «шаха». Бородачи открыли багажник и показали лежащую внутри стелу 40*80 с выбитой надписью и остатками цемента в фотонише, где когда-то должна была быть вклеенная фотокерамика.
— Это хорошего друга нашего памятник. Умер давно, а теперь еще дядя его умер. Рядом похоронили. Родные попросили надпись шлифануть новую выбить. Сделай, а?
Я посмотрел на надпись типа «Иванов Иван Иваныч», и с сомнением подумал, зачем родственникам усопшего связываться с непонятными пройдохами жуликоватой наружности?
Не дожидаясь моей реакции, мастер сам выскочил на улицу и разразился длинной матерной тирадой в адрес посетителей. Не прошло и 10 секунд, как «шаха» с визгом рванула с места и исчезла за углом.
— Да в чем дело-то? Объяснить хоть можно?
И Семеныч объяснил, а я узнал о некоторых темных сторонах бизнеса на памятниках.
Оказывается (вот удивление!), памятники воруют! И воруют довольно часто. Несмотря на приличный вес, демонтировать стелу с постамента не составляет особого труда, а двое мужчин обычного телосложения легко донесут памятник до машины, а дальше концов можно не искать. Цветники и постаменты иногда тоже забирали, но если те были качественно вцементированы в основание, возни получалось больше, а шансов вытащить их без повреждений меньше, поэтому чаще ограничивались одной стелой. Воровали даже на огороженных монастырских захоронениях, где был риск нарваться на церковного сторожа, а уж стырить присмотренную стелу на больших городских кладбищах, расползающихся на километр отдельными лучами от центрального павильона, вообще было детским занятием.
Но умыкнуть памятник – это полдела, так как по сути это не обезличенный кусок камня, на нем выгравировано чьё-то имя, а иногда еще и портрет присутствует. С такими приметами ворованными стелами можно только у себя в частном секторе двор замостить. И на этом этапе подключалась вторая часть воровской цепочки. Если в криминальном автобизнесе на каждую угнанную машину, разукрашенную аэрографией, можно было найти своего маляра, то на ворованный памятник был свой полировщик.
Официально камнерезный цех оказывал услуги по переполировке памятников, но с одним обязательным условием: надо было документально подтвердить, что привезенный заказчиком камень действительно ему принадлежит. В идеале это должны быть платежные документы на памятник, но кто же их будет хранить десятилетиями. Чаще всего обходились свидетельством о смерти или иными документами, подтверждающими связь заказчика с усопшим. Всех остальных желающих сменить надгробную надпись слали лесом. Но это только официально. Геннадий Николаевич, например, репутацией фирмы очень дорожил и в сомнительные дела не ввязывался. Но в городе было как минимум еще два цеха с оборудованием, подобным нашему, да еще несколько частников занимались фигурной резкой камня и при желании могли сошлифовать старую надпись и заново отполировать поверхность с минимальной потерей качества. И поручиться, что все они законопослушные и стойкие к искушениям, никто не мог.
У Семеныча были свои причины ненавидеть цыганье и прочие южные народности, что наводнили наши города. Он жил в частном секторе, именуемом в народе «Цыганов двор». Из названия понятно, кто там любил селиться. И подобное соседство не проходило бесследно для остальных жителей. Продажа наркоты и паленой водки, скупка краденого, привороты-отвороты и прочий мошеннический развод – все эти направления нелегального бизнеса плотно контролировались местным табором. Пожалуй, у каждой семьи в «Цыгановом дворе» была своя история, как кого-то обокрали, обманули, подсадили на «мак» или просто избили местные представители криминального мира. В довершении всего, именно у сестры Семеныча два года назад на кладбище, примыкающем к «Цыганову двору», свистнули памятник, поставленный ее мужу, и все местные жители догадывались, чьих это рук дело. Так что у Семеныча были более чем веские причины гнать в шею залетных сказочников, жалостливо упрашивающих помочь с полировкой памятника.
Я конечно понимал: любая вещь, обладающая определенной ценностью, может попасть в поле зрения нечистых на руку граждан, но как-то по своему воспитанию и тем моральным принципам, которые заложили в меня родители в детстве, думал, что на памятники никто не станет покушаться. Просто потому, что мертвых обижать нельзя, они не могут ответить на обиду. Хотя в мировой истории полно рассказов о гробокопателях и охотниках за могильными ценностями. Так что жизнь просто в очередной раз показала, что надуманные идеалы – это одно, а реализм – совсем другое.
Как-то в конце лета в цех нагрянула группа оперов. Искали какой-то большой и довольно приметный памятник и в рамках оперативно-розыскных мероприятий обшаривали все камнерезные цеха в городе. Пострадавший владелец стелы, видимо, оказался юридически подкованным и напористым человеком, а может еще и обладал нужными связями, поэтому опера развили несвойственную милиции деятельность и последовательно отрабатывали все места, где могли обезличить ворованный памятник. Меня это уже не удивляло, за наш цех и работяг я был спокоен, уверенный, что здесь никто с криминалом связываться не станет. Дениса к тому времени уже уволили, остальные полировщики казались людьми надежными. Тем удивительнее было, как я прошляпил «бизнес» ВасяСыча, который он развернул на мощностях нашего цеха.
Полировщикам часто приходилось перешлифовывать испорченные памятники. Косячили заказчики, косячили граверы. Иногда и сами работяги обращались к полировщикам, чтобы обновить камень родственнику или переписать текст после подхоранивания. Заказчикам данная услуга обходилась по полному прайсу исходя из стоимости квадратного метра полировки, своим директор делал скидки в 30%. Но чаще всего договаривались напрямую с мастером за полстоимости, и тот в ночную смену, не вызывая лишних вопросов, делал свою халтуру. О «левых» заработках полировщиков знали многие, в том числе и директор, но закрывали на это глаза, так как бороться с таким явлением было очень сложно, а на основной работе это особо не отражалось. Видеонаблюдение? Нет, не слышали!
Но такое положение дел не устроило ВасяСыча. После осознания того, что с данным явлением бороться невозможно, хитроумный снабженец по старой армейской привычке решил возглавить сие безобразие и взял под контроль основную часть халтур, оказывая посреднические услуги между заказчиками и мастерами.
Где ВасяСыч искал клиентов, осталось загадкой. Но у него, похоже, внезапно обнаружилось множество родственников, близких, друзей и друзей друзей, которым вдруг резко понадобилось переполировать старый памятник в связи с кончиной очередного близкого товарища. Он выбирал нужные даты, когда в ночную смену выходил «прикормленный» полировщик, привозил тому пару-тройку памятников с явными признаками б/у и к утру за час до прихода дневной смены забирал обезличенные камни. От кого он получал и кому сбывал товар, а также, на каких условиях, осталось неизвестным.
Через пару лет ВасяСыч умер от запущенной пневмонии, переохладившись на зимней рыбалке, и тогда один из полировщиков в приватной беседе рассказал другим мастерам про частые ночные визиты ВасяСыча и те халтуры, которые тот ему подкидывал. Теперь уже и дураку было бы понятно, откуда брались эти памятники, но на момент описываемых событий я был молод, зелен и слегка наивен, веря в лучшие человеческие качества и закрывая глаза на худшие.
Горячий период между Пасхой и Троицей мы проработали без выходных. Я приезжал в цех к 8.00, а сворачивал работу только к 9-ти вечера. В ночь перед Троицей вообще не пришлось спать, к следующему утру надо было сделать гравировку на 3 стелах, а полировать их закончили только к ужину. Это был мой первый трудовой рекорд – 26 часов непрерывного забоя. Позже эта цифра уже казалась легкой разминкой перед серьезными впахиваниями. Мой максимум впоследствии – 43 часа на ногах. Сейчас вспоминаю, сам себе удивляюсь, как только сил и здоровья хватало, а тогда воспринималось, как что-то вполне естественное.
С Алексеем Ивановичем у нас как-то само по себе образовалось разделение обязанностей, и мы составили довольно эффективный рабочий тандем. Я колотил текстовку и мелкие рисунки, выколачивал ниши под наклейку фотокерамики, а Алексей Иванович сосредоточился на портретах. При этом он не отказывал мне в помощи, когда дело касалось в продумывании компоновки текста и выбора шрифта. Именно при нанесении надписи на памятник для последующей гравировки я увидел разницу в подходе между обычными граверами и профессиональным художником-оформителем. Алексей Иванович даже не пытался как-то утаить секреты своего мастерства, а с самого начала пичкал меня знаниями из таких областей, о существовании которых я даже не задумывался.
Будущий текст на камне наносился обычным карандашом, но просто по полировке рисовать бесполезно. Сначала камень покрывали слоем водоэмульсионной краски с добавлением клея ПВА в определенной пропорции. Если покрасить одной только краской, после высыхания ее можно пальцем стереть, сцепления с поверхностью никакого. Добавишь слишком много клея и потом замучаешься стирать нанесенный слой. Во всем важен баланс.
После высыхания получали белое поле, на котором можно отлично рисовать карандашом. Старые опытные граверы не пользовались никакими трафаретами для нанесения текста, все надписи они делали от руки, ориентируясь в каждой строчке только на две опорные линии – низ и верх букв. Алексей Иванович принадлежал к таким граверам-аксакалам. У него был свой собственный излюбленный шрифт, напоминающий Times New Roman, но отличный от него во многих элементах. Как раньше каждая печатная машинка имела свои особенности в печатных буквах, по которым ее можно было идентифицировать и доказать, что данный текст печатался именно на ней, так и любой гравер, не пользующийся трафаретами, обладал собственным запоминающимся стилем.
Я подобный скилл себе прокачать не смог, хотя и очень старался. Времени на такие художества уходило много, а хороший результат получался не всегда. То слово не отцентруешь, то шрифт слишком сожмешь, а нарисовать в фамилии «СОКОЛОВ» одинаковыми все буквы «О» для меня вообще было немыслимой задачей. В итоге, я плюнул на это дело и обратился к услугам Microsoft Word.
Напечатать шаблон будущего текста было минутным делом. Еще 10 минут занимало на то, чтобы приклеить шаблон к камню, подложить копирку и вспомнить уроки из детского сада, когда по линиям надо было перевести картинку. Всё ровно, красиво и отлично центруется. Но Алексей Иванович и в таком варианте сразу показал мне, что бездушное детище Билла Гейтса не очень хорошее подспорье для оформительского дела.
— А вот на этом камне текст размещен четко посередине, в левом верхнем углу крест, значит, чтобы «уравновесить» композицию, свечу внизу не стоит центровать, а лучше сместить вправо.
Вот из таких мелочей складывалось постепенное понимание композиции и человеческого восприятия. Я никогда не задумывался о многих вещах, а Алексей Иванович на простых примерах показывал мне, как легко обмануть глаз и как с помощью искажений и хитростей заставить мозг поверить, что никакого обмана нет.
Я смотрел на крест, и чем больше вглядывался, тем больше мне казалось, что он капитально завален относительно вертикали.
— Что, засомневался? – Алексей Иванович с улыбкой приложил линейку с угольником к основанию камня. – Смотри, четко по вертикали. А сомнения тебя берут от того, что на камне есть природный рисунок из чередующихся полос. Глазу нужна какая-то линия, чтобы он мог сравнить с ней параллельность, а на лежачем камне ты таких линий не видишь, вот глаз и «привязывается» к рисунку камня. Только рисунок то не вертикальный. Параллели с крестом не получается, и кажется, что он завален.
— Так ведь и заказчикам тоже будет казаться, что крест выбит криво. – засомневался я.
— Не переживай, когда памятник поставят, там будет море вертикальных линий, к которым глаз сможет «привязаться», и всё будет восприниматься ровно.
К лету текстовка у меня получалась уже вполне прилично, директор спокойно доверял мне серьезные заказы, и отличить мою работу по качеству гравировки от мастеров, проработавших лет пять, ни у кого не получалось. Хотя, сравнение вообще-то так себе, я видел много мастеров-граверов, которые в погоне за количеством сильно проваливались в качестве. Так что срок работы гравера совсем не равнозначный показатель его мастерства.
Параллельно я набивал руку в нанесении простеньких рисунков. Поначалу это были шаблонные контурные эскизы, которые можно было целиком выбить скарпелью. Собственно, лет десять назад все граверы именно такие рисунки и набивали. Но потом Алексей Иванович дал мне пару уроков по основам рисования и прорисовки светотеней. Благодаря им я научился получать объем, композиция сразу стала живее и натуральнее. Правда, если березовые ветки, гвоздики и свечи в подсвечнике я потом рисовал чуть ли не с закрытыми глазами, то розы упорно не хотели выходить из под карандаша. В конце концов, поняв, что Пикассо из меня не получится, я обзавелся набором разнокалиберной флоры на бумаге, которую и переводил через копирку на камень без всяких угрызений совести.
Ну и, естественно, единственный раз попробовав нанести портрет на обломок плиты, я уже на середине процесса критически осмотрел получающегося Франкенштейна, переплевался и пообещал, что больше никогда не стану даже пытаться еще раз нарисовать чей-либо портрет на камне. И слово это сдержал, так что художника-портретиста из меня не вышло.
Хрустальный мир мешающий женщинам продвигать свою карьеру
Липкий пол, стеклянный потолок, стеклянный обрыв, стеклянный лифт. и подобные оправдания неурядиц и фем проблем.
Будни похоронного бизнеса. Ч. 8
Вместе с наступившей весной началось оживление на рынке памятников. Цех снова начал работать без выходных и с частыми ночными сменами. Меня постепенно затягивало граверное дело, я перешел на 12-ти часовой рабочий день, оставив себе выходным только воскресенье.
А еще я перестал быть студентом, успешно защитив диплом под самый конец зимы. Получив синенькие корочки, удостоверяющие о присвоении мне звания инженера-электрика, я положил их пылиться на полку до лучших времен. Работа по специальности меня на тот момент совершенно не прельщала, я уже прочувствовал, как можно заработать неплохие деньги и вкалывать на заводе не собирался совершенно.
Однако свои навыки с компьютерной техникой всё-таки использовал и, по возможности, старался внедрять информатизацию и автоматизацию в цехе. Так, например, наши портретисты поголовно стали заказывать бумажную распечатку портретов у меня. Обычно заказчики для выбивания портрета на камне приносили маленькую фотографию усопшего, где, по их мнению, он выглядел лучше всего. Хорошо, если это было фото с паспорта или другой снимок, отснятый профессиональной техникой в фотоателье. Чаще всего приходилось работать с кошмарным изображением, отсканированным со снимка, сделанного дешевой «мыльницей». Раньше пачку снимков отдавали в фотомастерскую, где их увеличивали и распечатывали на фотобумаге без каких-либо корректировок. Разумеется, за соответствующую плату. Я экспериментальным путем выяснил, что фотобумага для выбивания портрета не требуется совершенно, наоборот, слишком плотная, она мешала переводить контуры лица через копирку на камень. Обычный лист офисной бумаги подходил для этого куда лучше. Сканер с принтером у меня были, пользоваться фотошопом я уже немного умел, поэтому бизнес по увеличению портретов у фотоателье как-то резко не заладился.
Пока мы наращивали обороты, готовясь встретить Пасху, в голове у Геннадия Николаевича родилась новая идея. Еще в феврале, когда он рыскал по карельским карьерам в поисках красного гранита для мемориала, ему коллеги по бизнесу устроили экскурсию по своим цехам и магазинам, где была выставлена готовая продукция. Такой вот маркетинговый пиар. После увиденных местных цен на памятники у него в глазах зажегся алчный блеск наживы, а душу охватил радостный трепет спекулянта. Ценники отличались от наших в меньшую сторону почти вдвое, а на какие-то позиции еще дешевле. Пока мы радовались своей норме прибыли в 20% после всего цикла обработки, тут можно было купить готовое изделие и продать дома со 100%-й накруткой. От таких перспектив у кого хочешь голова закружится.
Но вернувшись домой и слегка подостыв, Геннадий Николаевич решил не переставлять сгоряча весь свой бизнес на новые рельсы. В конце концов, немалый пакет наших заказов составляли эксклюзивные памятники, которые никак не вписывались в стандартные формы, выставленные в карельских магазинах. Да и на самой полировке и распиловке директор зарабатывал свой твердый процент. В итоге было принято половинчатое решение: заказать несколько десятков ходовых комплектов готовых памятников, чтобы в горячий период между Пасхой и Троицей не распылять силы мастеров между производством стандартных стел и эксклюзивом.
Передо мной замаячила командировка в Петрозаводск. Директор посчитал, что моих знаний уже вполне достаточно, чтобы закупить именно то, что нужно. Удивительнее было то, что он решил доверить вчерашнему студенту приличную сумму денег для закупа, ведь про банковские переводы мы тогда не слышали, все закупки шли налом и только в долларах. Конечно, это серьезный риск, потому что у всех на слуху еще была история, как два года назад директора магазина по продаже ритуальных товаров застрелили в подъезде собственного дома, когда он утром спускался к машине, чтобы ехать в Москву договариваться о закупке партии товара. Его нашли с простреленной головой, а сумка с 5000 долларами бесследно исчезла. Явно не простое совпадение получилось.
Так или иначе, но мне предстояло примерить на себя роль экспедитора. Транспортное обеспечение было свое – замученный годами ГАЗ-53 с тентованным кузовом. Его использовали на главном городском кладбище, где находилось что-то типа отдельного филиала фирмы директора. Там работала своя бригада, которая занималась копкой могил, бетонированием площадок, установками памятников, оградок и прочими благоустройствами. С Игорем-водителем я уже пересекался несколько раз по рабочим вопросам, поэтому знакомиться не пришлось.
Игорек был на пять лет старше меня, но уже успел обзавестись женой и двумя детьми-погодками, а также сопутствующими денежными проблемами. Своего жилья у них не имелось, поэтому приходилось ютиться впятером вместе с тещей в обычной двухкомнатной квартире.
Сразу после школы, под самый конец весеннего призыва его забрали в армию и послали на Камчатку служить в морской пехоте. Судьба оказалась той еще шутницей, он дембельнулся из армии за три месяца до начала Первой Чеченской войны, избежав царившего там кошмара, чтобы схватить случайную пулю в бандитских разборках в родном городе. История была мутная, так как со слов Игорька, ни в какие бригады он не входил, мелким рэкетом не занимался и в бандитских войнах не участвовал. «Боевое» ранение каким-то образом отразилось на здоровье Игоря и закрыло тому путь в органы, куда он пытался несколько раз устроиться после дембеля. Совершенно случайно он попал в маленький автосервис, расположенный в частном секторе возле городского кладбища, где неожиданно для самого себя обнаружил талант к ремонту машин. Позже, перезнакомившись со всеми кладбищенскими рабочими, стал активно подрабатывать на установках памятников и постепенно переместился под крыло Геннадия Николаевича, работая установщиком, каменщиком, плотником, водителем и механиком одновременно.
Директор не был зверем, и не настаивал, чтобы мы ехали без ночевок и отдыха. Один день предполагался на дорогу туда, столько же на обратно и день на закупку и загрузку товара. Даже выделили денег на гостиницу эконом-класса и небольшие командировочные.
Мы поехали в Петрозаводск в начале апреля. Повсеместное весеннее закрытие дорог для фур из-за выхода донника нашего Газона не касалось, в этом плане можно было быть спокойными. Но старая машина тоже оказалась способна преподнести сюрпризы. Не успели мы отъехать от родного города на 300 км, как отказал гидроусилитель. Игорь поковырялся под капотом и резюмировал, что на трассе он бессилен что-либо сделать, нужен автосервис. Поехали дальше без гидроусилителя, но удовольствие это так себе. Если на трассе машина рулилась относительно легко, то любые маневры в ограниченном пространстве становились сущим мучением. Игорек напирал на руль всем телом, выворачиваясь как червяк, а машина всячески сопротивлялась любой попытке изменить траекторию ее движения.
Уже стемнело, когда на въезде в Петрозаводск мы наткнулись на работающий автосервис, где за малую мзду нам, о чудо, оживили гидроусилитель. Глубоко за полночь мы нашли на окраине города подходящую гостиницу и завалились спать.
Следующий день преподнес новый сюрприз. Тех цен, на которые рассчитывал директор, посылая нас в Карелию, в местных магазинах ритуальных услуг не было в принципе. Нет, памятники там стоили дешевле, чем у нас, но цены отличались от наших на 20-30%, но никак не вдвое. Оказалось, что принцип сезонности в Карелии выражен еще сильнее, чем у нас. В феврале директор наблюдал тот самый аттракцион неслыханной щедрости, когда камнерезы были готовы отдать свою продукцию любому желающему практически по себестоимости, а с 1 апреля все местные магазины дружно подняли расценки сразу в полтора раза. Положение выходило наиглупейшее. Я попытался сложить дебет с кредитом и получилось, что даже с такими расценками мы еще можем вернуться с небольшим профитом, но прибыль эта настолько смешная, что смысл всей нашей поездки терялся полностью.
Оставался вариант мотануться на сотню километров севернее, где непосредственно на карьерах располагались другие цеха по камнеобработке. Там у нас была хоть какая-то надежда успеть застать более щадящие расценки.
И мы взяли курс на карьеры. За давностью лет я уже не могу вспомнить названия тех мест, запомнился только цех, где мы выбирали готовую продукцию, такой же темный, пыльный и холодный, но раза в три больше больше нашего. Можно сказать, что нам повезло. Тех сладких цен, которыми грезил в феврале директор, мы опять не увидели, но всё же закупаться здесь оказалось гораздо выгоднее, чем в Петрозаводске.
Когда начали загружать товар, стало ясно, почему продукция тут оказалась доступнее, чем в других магазинах. На многих памятниках или постаментах я находил едва заметные трещины, которые уходили в глубину камня. Мне уже рассказывали, что на тех карьерах, где глыбы откалывают взрывным методом, сырье изобилует множеством трещин, и для изготовления памятников оно малопригодно, слишком много получается отходов. Возможно, здесь использовали именно такой метод. К моему счастью, за прошедшее время я уже неплохо научился разбираться в качестве гранита и мог отличить безобидную «пырину» (такая сопля из слюды, застывшая в общей массе базальта) от коварной и непредсказуемой трещины. Как поведет себя памятник с трещиной, предсказать невозможно. Он может простоять с ней сотни лет, а может переломиться пополам, когда установщики будут ставить его на постамент. Памятники с намечающимися трещинами я без колебаний пропускал, выбирая только цельные элементы. Местный начальник цеха был, конечно, недоволен, но возразить ничего не мог.
( В комментариях посетовали на отсутствие фотографий, так что в этой части постараюсь немного разнообразить текст. Собственных фото у меня практически нет, всё беру из общего доступа в Яндексе)
Так выглядит ровная полированная поверхность габбро-диабаза без каких либо дефектов.
А так – с трещиной на поверхности. Здесь она слишком заметная, обычно приходится напрягать зрение, чтобы ее обнаружить. К тому же на представленном примере не габбро-диабаз, но суть понятна.
Это не дефекты, просто особенность природного камня. Так причудливо застыла лава миллионы лет назад.
Мы от души нагрузили наш Газон купленными памятниками, явно превысив допустимые 4,5 тонны, но что поделать, алчность оказалась сильнее благоразумия. Под конец начальник даже организовал нам небольшую экскурсию и показал расположенный под боком карьер, где добывался гранит. Уезжали мы с карьера уже практически друзьями, довольные друг другом, из чего я сделал вывод, что хитрый начальник в чём то нас все-таки наколол.
Не знаю, что за карьер, но то выглядел похоже
Обратный путь мы проделали без приключений, если не считать одного дотошного гаишника, который тормознул нас на выезде с Лодейного Поля и муторно-долго проверял документы на груз. Не знаю, что ему было надо от нас, наверное, хотел получить малую денежку за проезд, но повода не находилось. О том, какие необходимо иметь сопроводительные документы на груз, Геннадий Николаевич прочитал мне целую лекцию перед выездом, а я, не уверенный в собственной памяти, еще и кратко всё законспектировал, и на карьере, когда оформляли грузовую документацию, я тщательно всё просмотрел, постоянно сверяясь со своей шпаргалкой. Мы предусмотрели даже путевой лист, но гаец про него не вспомнил. Помариновав нас минут сорок, он сквозь зубы пожелал нам счастливого пути и тут же следом застопил фуру с мурманскими номерами. Мы мысленно пожелали удачи неизвестному водиле-мурманчанину и продолжили путь домой.
На следующий день после прибытия я с директором подбили баланс поездки. Хорошо, что не получилось как в присказке «танцевали, веселились, подсчитали, прослезились», но Геннадий Николаевич всё-таки возлагал бОльшие надежды на наш вояж. В следующий раз подобный выезд сделали почти через год, в феврале, но это уже было без меня. Тогда народ поехал, зная точно, что будет брать, где и по какой цене, а наша поездка по сути была разведкой. И всё-таки я считаю, что съездили мы удачно, особенно, что фартануло найти нужный карьер. Почему так был доволен начальник карьера при нашем отъезде, я так и не понял, косяков с товаром по приезду мы и не обнаружили. В конце концом, может же быть такое, чтобы при совершении торговой сделки обе стороны были довольны.
Будни похоронного бизнеса. Ч. 7
Подоспели новогодние праздники. Под залпы красочных салютов мы встречали новый 2001 год, опять до хрипоты споря, когда же наступил истинный Миллениум, в этом году или прошлом? Вместе с постновогодним похмельем наступало и осознание, что впереди нас ждет зимний «мертвый сезон» и сопутствующее ему безденежье. Но в первую рабочую неделю Геннадий Николаевич на общем собрании объявил, что, похоже, этот период мы пройдем безбедно. На горизонте замаячил крупный заказ, который мог решить все наши финансовые трудности.
В это время все еще продолжалась Вторая Чеченская война, объявленная властями «законченной» почти год назад. Во многих городах возникали мемориалы, посвященные памяти воинов Российской армии, погибших на Северном Кавказе. Не стал исключением и наш город. Местные власти объявили о желании воздвигнуть на городском кладбище крупный мемориальный комплекс в память о павших. Тендеры и конкурсы еще были не на слуху, техническое задание просто передали в местное отделение Военно-мемориальной компании. Там почесали репу и поняли, что своими силами им такое не воздвигнуть. ВМК вообще занимались стандартными операциями, было у них три типоразмера памятников, которые они и продавали всем желающим. Нужно было обращаться к тем, кто владеет технологией обработки камня полного цикла. Вот так наш камнерезный цех стал субподрядчиком в работе над заказом городских властей.
Круг обязанностей разделили просто и четко. ВМК брало на себя обязательства по сборке всего монумента на месте установки и дальнейшее благоустройство территории. Нам предстояло изготовить все гранитные детали будущего мемориала и осуществить граверные работы. Объем работ был действительно приличным. Весь комплекс состоял из нескольких индивидуальных памятников и центральной стелы, стоящих на массивных постаментах по типу пирамиды с примыкающими цветниками. Дополнительно на всю территорию комплекса должны были уложить гранитную плитку, но после озвучивания цены такого решения представители ВМК согласовали с заказчиком замену плитки на брусчатку. На каждый памятник наносился портрет погибшего воина, а на обороте – пейзаж Кавказских гор. Весь текст на фасаде памятников покрывался сусальным золотом, золотили также и главную эпитафию на центральной стеле вместе со стилизованным изображением двуглавого орла с российского герба.
Мы прикинули итоговый объем готовой продукции, поняли, что имеющихся запасов гранитных плит нам точно не хватит, и в Карелию оперативно отправилась шаланда за внеочередной партией сырья. Времени от начала работ до сдачи готового продукта было ровно 6 недель.
В первую очередь изготавливали памятники, потому что именно с ними предстояло много повозиться в плане гравировки. Вся остальная мелочь в виде постаментов и цветников, которая по массе составляла две трети комплекта, доделывалась, когда приехала новая партия гранита из Карелии.
Поскольку гравировки предстояло много, причем значительную часть составляли портреты и рисунки на полкамня, ряды наших граверов временно пополнила Анюта, маленькая и хрупкая дама лет 30-ти, за которой закрепилось неофициальное прозвище «Анька-пулеметчица». Получила она его за то, что выстреливала готовые портреты с умопомрачительной скоростью. Если большинство портретистов набивали изображение, в среднем, за день-два, то Анька, поймав кураж, могла выдать свежий фэйс на камне за два часа – засекали специально. В горячий период перед Троицей она ставила рекорды, набивая до шести портретов в день, и потому легко могла по зарплате перевалить за сто штук в месяц. Это больше 3500 долларов! В небольшом провинциальном городе в начале 2000-х, когда средняя зарплата по городу не превышала 200 долларов. И доллар тогда был «потяжелее», так как, если не врет статистика, за 20 прошедших лет он схуднул от инфляции на 45%. Непонятно только, куда у нее уходили такие заработки? Жили они с мужем и двумя детьми в «хрущевской» трешке, не видевшей ремонта, наверное, с момента постройки, и имели из предметов «роскоши» только не менее старую «шестерку», на которой таксовал муж.
Анька, несмотря на свою миниатюрность, обладала низким хриплым голосом, что оказалось неудивительно, когда я узнал, сколько она курит. Среди граверов некурящих я не помню вообще, кроме себя, конечно, но то, сколько сигарет выкуривала Аня, просто поражало. В день она с легкостью могла перевести в сизый дым и горку пепла четыре пачки LMа. Иногда за работой она не останавливалась смолить ни на минуту, прикуривая новую сигарету от дотлевающей. Но при этом на дух не переносила никакого алкоголя.
Тяжелой гравировкой Аня себя не утруждала, занималась исключительно портретами и рисунками. Художественного образования у нее не было, но с самого детства рисовала она великолепно. Такой вот талант, который родители почему-то не стали развивать.
Алексей Иванович взял на себя анфасы памятников, на которых надо было выбить глубокую и чистую текстовку для последующего золочения. Я к тому времени имел на своем счету 5 или 6 готовых изделий, которые, в принципе, уже не вызывали эстетического отторжения, и потому мне доверили гравировать реверсы. На них под пейзажем Кавказских гор располагались прощальные слова родственников погибших ребят.
Процесс золочения весьма кропотлив и долог. Для начала он требует особой гравировки камня. Выбивать текст надо глубоко, но без сколов и рытвин, чтобы получались гладкие плоскости, сходящиеся в середине тела буквы в ровную линию. Тогда после покрытия памятника сусальным золотом текст приобретет заметный объем. Такая работа требует постоянной заточки скарпелей, из-за чего расход инструмента в разы превышает обычный.
Готовый текст на камне тщательно вычищают от пыли, обезжиривают и покрывают слоем мебельного лака. Первый слой должен заполнить микроскопические скольчики и рытвинки, чтобы сделать будущую подложку под золото еще более ровной. После высыхания, обычно через сутки, наносится второй слой лака, и снова ждут сутки. Перед нанесением третьего слоя всё уже должно быть готово к самому процессу нанесения сусального золота. Лак должен подсохнуть, но при этом остаться слегка липким, он будет выполнять функцию клея для золота.
Золото обладает одним характерным свойством, его можно раскатать до тончайшей фольги. Сусальное золото 999 пробы – это именно такая фольга, выпускаемая квадратными пластинами размером 95 на 95 мм. Пластины располагались в виде отдельных листочков, чередующихся с листами кальки в специальной книжечке, чтобы не слипались. Кому интересно прикинуть примерную толщину такой фольги, даю вводные данные: плотность золота 19,3 гр/см^3,в книжечке обычно было 10 листов, а весили они в сумме 1,3 грамма.
Пальцами такое золото взять невозможно, оно рвется от любого прикосновения, вся работа по золочению велась с использованием тонких кистей со щетинками из беличьей шерсти. Уложив квадратами впритык друг к другу всё золото на текстовый участок памятника, его начинали теми же кисточками аккуратно проминать в тело выбитых букв. Какой бы тонкой ни была фольга, ее можно еще слегка растянуть, не порвав при этом. Постепенно фольга покрывала всю выгравированную поверхность букв, после чего памятник аккуратно накрывали газетами и оставляли сохнуть еще пару дней. В конце оставалось только свежими лезвиями от канцелярских ножей счистить излишки золота и лака с поверхности памятника, и можно было отдавать готовое изделие заказчику. Никаким лаком сверху золото не покрывали, иначе оно потеряло бы весь свой блеск и красоту. А так, благодаря химической нейтральности золота, памятник с такой гравировкой десятилетиями мог радовать глаз.
Работа постепенно продвигалась, я старался не накосячить в своей части, из-за чего гравировал довольно аккуратно, но крайне медленно. Анька выходила на день, наносила поверх готовой эпитафии рисунок Кавказских гор, памятник переворачивали, после чего она «выстреливала» портрет на аверсе и снова пропадала, пока цех готовил новую стелу. Далее за дело принимался Алексей Иванович. Он по два-три дня монотонно и вдумчиво вгрызался в тело памятника, подготавливая текстовку для будущего золочения.
О предстоящем монтаже мемориального комплекса уже прознали журналисты, и к нам внезапно нагрянула миловидная барышня-репортер с фотографом из областной газеты. Полчаса они мурыжили нас вопросами различной степени дебилизма, затем фотограф пожелал снять кого-нибудь из граверов за работой. Меня, как единственного из всех имеющего официально оформленный статус ИП вытолкнули вперед, остальные предпочли не светить свои фэйсы, чтобы потом случайно не иметь проблем с налоговой. Я с молотком и скарпелью в руках позировал над памятником, пытаясь придать себе вид человека, который чувствует всю ответственность, повисшую над ним в таком благом деле, а фотограф щелкал меня на только входивший в обиход цифровой фотоаппарат. Позже родители показали мне коротенькую статейку в местной газете про нашу бригаду с жутко замыленной фотографией меня самого.
Стояли февральские морозы, не чета нынешним слякотным зимам, а комплекс до конца зимы уже должен был быть открыт. Рабочие с ВМК на месте будущего мемориала установили огромную армейскую палатку и больше недели прогревали в ней воздух дизельными тепловыми пушками, пока не сошел весь снег и не оттаяла замерзшая земля. После чего началась подготовка к сборке.
Из цеха один за другим вывозили готовые памятники и постаменты, сразу монтируя их на месте, параллельно рабочие укладывали брусчатку, и всё это внутри палатки. Дело спорилось, и ничто не предвещало беды. Как вдруг косяк всё-таки произошел. И не просто косяк, а косячище!
Центральная стела комплекса состояла из нескольких постаментов пирамидой, двух половинчатых наверший и отдельной вставки из красного гранита, того самого со смешным названием, из которого Мавзолей сделан. Вся композиция должна была символизировать факел с вечным огнем. Специально ради этого красного гранита директор сам лично ездил в Карелию, откуда привез нешлифованную пластину размером метр на полтора и толщиной в 5 см. Поиски ее тогда слегка подзатянулись, и время уже поджимало. Заготовку надо было отполировать с двух сторон и отдать в заботливые руки Сергея Семеныча, который должен был придать ей онончательную форму.
Полировать пластину вышел в ночную смену Валентин. Я спокойно закончил текущую работу и свалил домой. А утром встретил белого как мел Валентина. Перед столом станка мокрой полировки уже собрался консилиум и что-то громко обсуждал, в основном матерно. Я подошел ближе и увидел отполированную пластину, расколотую пополам. Валентин, привыкший к прочности габбро-диабаза, не учел, что красный гранит более хрупкий. В какой-то момент он излишне сильно надавил полировальным кругом на пластину, и та неожиданно треснула.
Фиаско было полным. Директор, невзирая на роуминг, не слезал с телефона, обзванивая карельские карьеры, но даже если бы чудо и случилось, и нужная заготовка нашлась, времени на ее доставку уже не было. Семеныч собирался сегодня в течение дня и ночи допилить и отполировать будущее «пламя», завтра его должны были смонтировать на постаменте, а через два дня планировалось торжественное открытие мемориала. Мэр города, губернатор, командующие местными военными частями, отдание воинских почестей, куча прессы и журналюг, и тут мы со своими обломками. Скандал намечался нешуточный. Ладно нам, работягам, а вот репутационные потери для Геннадия Николаевича могли оказаться невосполнимыми.
Пока мы в полной растерянности стояли вокруг, Семеныч с Владимиром Николаевичем что-то оживленно обсуждали и измеряли рулеткой обломки, постоянно сверяясь при этом с оригинальным чертежом. И по итогу выдали:
— Спокуха! Еще не всё потеряно!
Тщательно всё измерив, они пришли к выводу, что из полученных обломков при грамотной распиловке еще можно собрать готовый «факел», почти идентичный изначально задуманному. Новые заготовки отторцевали на малой пиле, быстро дополировали и отдали Семенычу. Почти сутки он колдовал над ними, но в итоге получил нужную форму. Обе части непосредственно на месте скрепили штифтами и посадили на эпоксидку. Остальная сборка прошла по намеченному ранее плану. Удивительно, но никто из принимающей комиссии не задал ни одного вопроса, почему пламя сделано из двух половин, настолько хорошо оно вписалось в общую композицию.
Затем прошло торжественное открытие мемориала, которое показали даже в новостях по федеральным каналам. Мы на торжествах не присутствовали, нам надо было морально отдохнуть от напряжения последних дней и готовиться к новым трудовым подвигам – заканчивался февраль, а значит, новый «горячий» сезон уже маячил на горизонте.
Это верхушка той самой центральной стелы.
Стрелками указано соединение половинок «пламени».
Уважаемые пикабушники, в завершение части хотел бы попросить побольше обратной связи от вас, а то реально теряюсь в догадках, заходят посты или нет? Может и смысла нет продолжать?
Будни похоронного бизнеса. Ч. 6
Вторым приходящим гравером в цехе был Моня. Имени-отчества я его уже не помню, а, возможно, и не знал никогда. Для всех он был просто Моня, сокращение от фамилии Монишевич. Яркий представитель богоизбранного народа и одновременно образец той многочисленной категории людей, которые променяли свой талант на стакан водки.
Моня сделал себе имя еще в 70-е. Он бомбил памятники безвременно усопшим членам горсовета и высокопоставленным партийным бонзам, ручкался с директорами крупных заводов, начальниками УВД и криминальными авторитетами. В похоронном бизнесе он был известен самому зачуханному могилю, а упросить, чтобы гравировкой памятника занимался именно Моня, считалось невероятной удачей. Всю молодость он работал на своё имя, чтобы потом имя начало работать на него.
В лихие 90-е, когда бандитские стрелки и борьба за передел сфер бизнеса активно способствовали расширению местных кладбищ, Моня начал заколачивать просто запредельные бабки на памятниках «геройски» погибшим «браткам». Но попал в тот же алкогольный капкан, как хоккеист Гурин из кинофильма «Москва слезам не верит». Бандюки звали его на свои поминки, посиделки в сауны, да и вообще каждый местный «бык» желал при встрече с Моней непременно выпить с ним, а тот боялся кого-либо обидеть отказом. Он стал стремительно спиваться. Дошло до того, что деньги за готовые заказы приходила получать лично его супруга, потому что иначе он их до дома банально не доносил. Моня быстро опускался, перестал следить за собой, ночевал где попало, бывало, что и прямо на кладбищах.
Когда я познакомился с ним, это уже был классический опустившийся алкаш бомжеватого вида. По старой памяти ему еще давали заказы, но делал он их долго, и всё чаще косячил: мог легко перепутать даты, или переврать фамилию, а однажды вообще набил вертикальную текстовку на стелу, которая должна была быть установлена горизонтально. За былые заслуги эти косяки пока прощали, испорченные памятники по-быстрому полировали заново, но новые заказы давали всё менее охотно. Чтобы добиться от него результата, кому-то приходилось постоянно контролировать его и вовремя одергивать, не допуская новых косяков, но желающих нянчиться со спившимся гравером находилось всё меньше. Жена, не видевшая от Мони практически никаких денег, давно не пускала его на порог, он всё чаще оставался ночевать прямо в цехе, где его подкармливали и подпаивали работяги.
Однажды в сильные январские морозы Боря-пильщик при заступлении в ночную смену обнаружил Моню прямо перед входом в цех, прикорнувшим к гранитной глыбе, в грязных джинсах, рваном свитерке и шлепанцах. Видимо тот на автопилоте шел в ставший родным домом цех, но алкогольные пары усыпили его в пяти метрах от заветной цели. Моню оттащили в теплую бытовку, убедились, что признаков жизни тот еще не потерял, и оставили отсыпаться. Удивительно, но ночевка на морозе никак не сказалась на здоровье Мони, он даже насморка не заработал.
Обычный пьяница, дойдя до определенной стадии морального разложения, начинает таскать вещи из дома, чтобы обменять их на стакан алкогольного забвения. Моня возможности что-либо таскать из дома фактически лишился. Жена аки цербер грозно стояла на пороге общей квартиры и любимого супруга дальше входной двери не пускала. Но у того за долгие годы работы гравером скопился солидный инструментарий для гравировки, в котором присутствовали по-настоящему дорогие и уникальные вещи, и именно его можно было пустить в обмен на жидкую валюту. Моня начал постепенно распродавать свой инструмент.
Возможно, кто-то посчитает неэтичным или даже циничным скупать рабочий инвентарь у спившегося мастера, лишая его последнего источника к существованию и призрачной возможности повернуть свою жизнь в лучшую сторону. У меня на этот счет было свое мнение, подкрепленное юношеским максимализмом. Я считал так: если человек сознательно гробит здоровье, насилуя организм алкоголем или наркотой – это его выбор. Все люди взрослые, у всех должно хватать ума просчитать последствия своих действий. Конечно, с возрастом я стал менее категоричен в своих суждениях, но, честно говоря, меня до сих пор коробит от перекосов реальной жизни, когда, например, скорая тратит неимоверные усилия на спасение жизни страдающего от приступа панкреатита алконавта, который сам загоняет себя в это скотское состояние, а в это время в соседнем доме умирает от инсульта одинокий преподаватель физики, ведущий образцовый ЗОЖ, потому что судьба так расставила приоритеты, и помощь первой подоспела к алкашу.
На тот момент я никаких угрызений совести не испытывал. Когда Моня предложил мне на выбор несколько скарпелей и кое-какой специнструмент по совершенно смешной цене, я, не раздумывая, скупил у него всё оптом. Была там и такая интересная вещь, как «пучок».
Рисунок на камне создается по тому же принципу, как и изображение на экране жидкокристаллического монитора. Это просто сочетание светлых точек на темном фоне. Пучок – стянутые резинкой несколько десятков тонких спиц с напаянными победитовыми наконечниками. Стукнешь таким «карандашом» по поверхности камня, и на нем появится несколько десятков светлых точек. Издалека кажется, что на черном фоне появилось небольшое круглое светлое пятнышко. Ударишь в это же место пучком еще раз – пятнышко станет еще светлее. Постучишь подольше, добьешься, что вся темная полировка с этого места будет выкрошена, и останется только светло-серое пятно. Вот такими переходами полутонов из многих тысяч точек и получают рисунки на камне. Разумеется, перед этим алмазным карандашом наносятся контуры будущего рисунка и границы переходов между светлыми и темными областями. Вся задача гравера – выстукивая пучком по камню, добиться правильного уровня яркости определенного участка. И ошибиться тут нельзя, потому что пересветлить получается легко, а вот обратно затемнить уже не выйдет.
Вот такой пучок мне достался в наследство от Мони. Поначалу я не особо оценил приобретение. Мне уже попадался на глаза похожий инструмент, я даже немного поигрался пучком Алексея Ивановича, тот был солидно тяжелый и толщиной с палец, и каждым ударом по камню удавалось покрыть точками участок с десятикопеечную монету. Монин пучок был маленький и дохлый, толщиной не больше обычного карандаша, и наплавленных наконечников на нем не было, все спицы состояли целиком из однородного материала. В общем, я не впечатлился. Однако Алексей Иванович объяснил мне, несмышленышу, что я по воле случая получил в свое распоряжение такое сокровище, о котором большинство граверов только мечтают. И сравнивать его пучок с моим, это как поставить знак равенства между одноразовой копеечной китайской ручкой и Паркером. Пучок Мони был собран из спиц, целиком состоящих из победита, его можно перезатачивать сотни раз, он практически вечный, он великолепно подходит для работы с мелкими деталями рисунка, да что там говорить, он просто идеален для гравировки портретов. В общем, мне случайно, но очень сильно повезло.
Но одним только пучком рисунок не сделаешь. Всегда найдутся детали меньшего размера, и пучком их проработать не получится. Для этого использовался аппарат, любовно называемый среди граверов «машинка». «Машинка» была электрической и имела небольшой заточенный стерженёк с победитовым наконечником, которым наносила удары по камню с частотой, равной удвоенной частоте тока в электрической сети. Т.е. 100 ударов в секунду. Ею можно было вести непрерывную линию на камне, словно карандашом, можно заштриховывать отдельные участки, а можно прорисовывать мелкие элементы рисунка.
Моня в своем инвентаре «машинки» нового типа не имел, он был тем самым «зубром» из прошлого, который привык к бритве и переучиваться не желал. Мне помог Геннадий Николаевич, он свел меня с токарем, который знал, какой корпус мне нужен, а уж электрическую часть мне, студенту технического ВУЗа, собрать было проще простого. Так к Новому году я обзавелся практически всем инструментом, необходимым для гравировки. Оставалось дело за малым – научиться им пользоваться.
Пошел 5 месяц моей работы в цехе, я уже неплохо освоился, перезнакомился со всеми работягами и считал, что, в принципе, меня окружают довольно неплохие и разумные люди, как вдруг произошёл случай, перечеркнувший мою веру в адекватность отдельных особей.
Не знаю, для каких целей ранее использовался цех, но в наследство от сгинувшего завода он достался с удобной крановой системой. На всю длину помещения под потолком были проложены металлические балки, по которым ездили тележки с закрепленной поперечной балкой. По ней передвигался тельфер пятитонник. Система позволяла перемещать грузы в любую точку цеха, а управлялась эта конструкция с пульта, свисающего с тельфера.
Миха, сын Владимира Николаевича, явно страдал повышенным зудом в пятой точке и желанием испытать острые ощущения. Как-то во время обеда, когда станки были остановлены, а народ отдыхал после сытной трапезы, он накинул на крюк тельфера грузовую стропу, угнездился в полученную петлю, взял в руки пульт управления и начал катать себя по цеху, перемещаясь сразу в трех измерениях. Полученный опыт полета так понравился недоделанному Икару, что он начал частенько практиковать подобный аттракцион. Некоторые, конечно, замечали эти Михины чудачества, но какой-либо опасности в подобном развлечении не видели. Я на обеде обычно находился в бытовке, и полеты Михи на тельфере прошли мимо меня. Закончилось всё печально.
Как-то перед самым Новым годом в конце обеда в бытовку влетел ошарашенный Юрик и заорал:
Все похватали ватники и выскочили в цех. Миха стоял, прислонившись к поставленным в ряд памятникам, размазывая по щеке кровь. Ватник в нескольких местах был порван, один из рукавов висел лохмотьями.
Стали выяснять, что произошло, попутно оказывая пострадавшему первую помощь. Было понятно, что он упал с высоты, но повреждения оказались не настолько серьезными, как показалось на первый взгляд. Миха подвернул ногу, ушиб колено и спину, ободрал правую руку и щеку. Толстая зимняя одежда, без которой в слабоотапливаемом цехе зимой было нечего делать, смягчила падение.
Немного придя в себя, Миха рассказал историю своего падения:
— Короче, сел я на стропу, и как обычно начал рассекать по цеху. Пару раз туда-обратно прокатился и вдруг тельфер встал. Я на кнопки жму, а он не алё. Думал, может свет вырубился, осмотрелся по сторонам, вижу, что освещение горит. А завис высоко, почти под самым потолком, внизу памятники россыпью, прыгать на них не вариант. Покричал вас, результатов ноль (комментарий: конечно ноль, бытовку специально звукоизолировали на совесть, чтобы от воя пилы не страдать). Решил ждать до конца обеда, но фиг там. Стропа начала в задницу врезаться, мама не горюй. Пофиг, что в ватных штанах, давит так, что ноги неметь начали. Поерзал чуток, не помогает, только хуже стало. Минут через десять уже волком выть хотелось, так больно было. Понял, что до конца обеда не дотерплю, надо спрыгивать, пока еще хоть как-то ноги чувствую. А прыгать стремно, никакого ровного пятачка нет, одни памятники внизу и арматура какая-то как назло сбоку торчит. Решил сползти по петле вниз, потом руками перехватиться и повиснуть на ней, чтобы хоть на метр ниже спрыгивать. А там хотел чуток раскачаться и подальше от арматуры приземлиться. Но не вышло. Только сползать начал и одну руку отпустил, как петля из-под меня выскочила. Думал одной рукой удержаться, да где там. Петля просвистела по спине, ладонь обожгла, я руку то и разжал. Полетел как куль с говном бочком прямо на камни. Перед самым падением успел как-то сгруппироваться и руки выставить. Рукавом как раз за гадскую арматуру зацепился, хлопнулся на памятник, съехал вниз и мордой прямо на лежащий постамент впечатался, щеку рассек. В общем, как-то коряво все вышло.
Миху вместе с отцом отправили в травмпункт, и позже узнали, что обошлось без переломов. Ссадина на щеке тоже оказалась ерундовой, зашивать не понадобилось. Миха пару дней отлежался дома и снова начал работать, как ни в чем не бывало.
Мы же начали выяснять, что случилось с тельфером. Причину остановки долго искать не пришлось, механика была исправна, просто тельфер оказался обесточен. Полезли в главный распределительный щит и обнаружили выключенный рубильник, который управлял электропитанием всей установки. Автоматы не отключались, тельфер после подачи напряжения снова заработал, то есть кто-то специально обесточил кран, пока Миха летал под потолком.
Начались почти детективные разборки. А как иначе, дело запросто могло закончиться смертельным исходом, и никому из присутствующих не хотелось находится рядом с неадекватом, способным на подобную шутку. Все бы поняли, если бы Миху обесточили, заставили чуток повисеть и поматериться, а затем снова включили рубильник и поржали бы над прикольным розыгрышем. Но вот так целенаправленно поставить человека в безвыходное положение и хладнокровно ждать, пока он от отчаяния не решится на смертельно опасный прыжок – это уже что-то за пределом понимания.
Из списка подозреваемых сразу исключили тех, кто с самого начала обеда находился в бытовке. Осталось всего трое: Юрик, который первым сообщил всем про Миху, Боря-пильщик и Денис. Посовещавшись, Бору из подозреваемых тоже вычеркнули. Во-первых, по его словам, он на обеде вообще уезжал. Доморощенные детективы не поленились сходить на улицу и убедиться, что движок его десятки еще не остыл. Во-вторых, Боря хотя и был излишне заносчивым и неконтактным, но на полного отморозка никак не тянул.
Оставались Денис и Юрик. Первый, по его словам, ничего не знал и не помнил, так как еще перед обедом заныкался в очередную нишу и отсыпался там. Юрик отмазался рассказом, что в самом начале обеда ушел на толчок, который располагался в отдельном крыле, и попасть туда можно было только через улицу. А когда возвращался, то застал Миху уже в том состоянии, каким его увидели мы.
Любителей детективов сразу огорчу, мы так со стопроцентной уверенностью и не дознались, кто же был тот шутник, из-за которого покалечился Миха. Юрик мог устроить такое только в силу молодости и отсутствия понимания причинной связи между своими поступками и их результатом. Хотя и имел за спиной два года армейки, где лишнюю дурь быстро выбивали. Дениса Миха частенько задирал и жестко подшучивал, пользуясь его подорванным на зоне здоровьем и вообще хилым телосложением. Кто знает, какие мысли могли возникнуть в черепушке бывшего зека под воздействием той бормотухи, которой он догонялся на работе. К тому же большинство из нас сомневалось, что далекий от электрики Юрик точно знал, какой именно рубильник надо дернуть, чтобы остановить тельфер. А вот Денис по своей ПТУшной специальности был электромонтером.
В общем, как говорили в кино, следствие зашло в тупик. Нам нечего было предъявить ни Денису, ни Юрику, но с того дня атмосфера отчуждения и холодности повисла над обоими. Дениса, как я говорил выше, скоро уволили, а Юрик так и не заслужил никакого авторитета среди остальных мастеров, оставшись вечным мальчиком на побегушках.