какой художник жил в доме с яйцом на крыше изображенном на фото
Дом-яйцо в Москве: Самый оригинальный и запредельно дорогой символ «лужковской эпохи»
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Когда идешь по улице Машкова и вдруг видишь это ярко-красное яйцо, хочется остановиться и потереть глаза: не привиделось ли? Выглядит оно, конечно, красиво, да уж больно неожиданно. Нет, это действительно жилое здание, причем, неимоверно дорогое. В народе и даже в сфере градостроительства его так и называют – «Дом-яйцо». А еще это здание считают символом московской архитектуры времен Лужкова.
Роддом пришлось уменьшить до размера особняка
Авторы шарообразного дома – архитекторы Сергей Ткаченко, Олег Дубровский и галерист Марат Гельман. Изначально проект дома-яйца планировалось реализовать в Вифлееме при участии Патриархии – именно так должен был выглядеть новый израильский роддом. Такое здание смотрелось бы модно, необычно и, как предполагали зодчие, во всех отношениях символично. Однако по каким-то причинам от данной идеи в Израиле отказались, и тогда несколько лет спустя авторы проекта решили воплотить задумку в жизнь уже в Москве – только в меньшем размере. Помогала им в этом группа молодых архитекторов.
Сначала планировалось возвести яйцо на Патриарших, но в итоге местом его расположения все-таки стала улица Машкова, что недалеко от метро «Чистые пруды».
Сюда водят экскурсии
Работа над проектом шла три года. Очень непросто было пройти все согласования и получить разрешение властей на строительство подобного особняка, но все-таки все вопросы удалось уладить.
Шарообразный красный дом, пристроенный к совершенно обычной прямоугольной восьмиэтажке (формально он считается ее частью), был окончательно готов в 2002-м. Кирпичная монолитная постройка на металлическом каркасе снаружи облицована красивой керамикой, а также покрыта медью и штукатуркой.
Здание сразу вызвало множество споров. Одни посчитали его безвкусным китчем, другие – прорывом в архитектуре и чуть ли не единственным ярким пятном среди «скучных» московских зданий. А очевидное внешнее сходство с сувенирным яйцом даже породило ассоциации с яйцами Фаберже и царской Россией XIX века, знаменитой эстравагантными купеческим особняками. Но кто бы что ни говорил, ясно одно: здание очень необычное и по полному праву может считаться московской достопримечательностью. Некоторые гиды даже включают его в экскурсионный маршрут для туристов в качестве символа «лужковской эпохи», ознаменовавшейся архитектурной вседозволенностью.
В поисках нового хозяина
Имя первого владельца «дома-яйца» не раскрывается, но известно, что жить в нем он не стал, а вскоре после покупки выставил здание на продажу. Однако, по данным сайта Правительства Москвы, пока желающих купить «яйцо» так и не нашлось. Еще бы, ведь владелец запрашивает за него более 676 миллионов рублей – именно такая цена на дом стоит в объявлении на одном из сайтов недвижимости!
Говорят, вскоре после постройки, когда дом еще не стоил так дорого, его предлагали купить даже художнику Никасу Сафронову, но тот отказался, посчитав цену слишком завышенной. Впрочем, потом, когда цена на него взлетела до небес, живописец пожалел, что не воспользовался этим предложением.
Хорошо ли жить в скорлупе
Удобно ли жить в таком круглом здании, однозначно сказать сложно. С одной стороны, «яйцо» напичкано современными атрибутами – прозрачный лифт, винтовая лестница, сауна, тренажерный зал, кухня с большой столовой. Внутренние помещения отделаны мрамором, натуральным деревом и венецианской штукатуркой. К тому же, на нижнем этаже есть гараж на несколько машин.
Дом стоит на фигурных ножках, нижний этаж с круглыми окнами-иллюминаторами отведен под прихожую и комнаты-кладовые. Всего в коттедже три этажа и теплая мансарда-шапочка с округлыми окнами.
Кирпичные стены с утеплителем очень толстые, а еще в здании есть система очистки воздуха, что для центра Москвы тоже важно. Все эти качества делают его вполне комфортным для проживания какого-нибудь толстосума.
С другой стороны, здание стоит у всех на виду, словно на витрине. Комнаты в нем по форме округлые, что очень непривычно и не факт, что удобно. Кроме того, при огромной площади (342 кв. метра) жилых комнат в доме всего пять, что тоже не очень практично.
Еще одно неудобство в доме – мансардный этаж не имеет отдельного санузла, поэтому использовать его в качестве жилого помещения вряд ли возможно. Оно подойдет разве что для проведения каких-то выставок, фотосессий или официальных мероприятий. Тем более что помещение очень красивое – потолок расписан ангелочкам в стиле эпохи Возрождения, а общая романтическая атмосфера дополняется шикарной хрустальной люстрой и массивными шторами, словно это зал старинного царского дворца.
В любом случае, вселившийся в этот дом покупатель тут же станет объектом всеобщего внимания, и ему наверняка не будет покоя от журналистов.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Московский дом-яйцо повторно выставили на продажу
Построенный в 2002 году в Москве на улице Машкова дом-яйцо снова выставлен на продажу. Приобрести необычное жилье можно за 407 млн руб., следует из объявления на ЦИАН. Этот дом продавался и в 2018 году — тогда он стоил 356 млн руб.
Здание находится в центре Москвы, в районе Чистых прудов. Объект входит в рейтинг самых необычных зданий мира, следует из объявления. Дом построен в форме пасхального яйца Фаберже. Площадь круглой четырехэтажной постройки — 342 кв. м.
На первом этаже находятся входная группа, сауна и вспомогательные помещения. Этажом выше расположены гостиная-столовая и кухня. Еще выше — две спальни с балконами и собственными ванными комнатами. Верхний уровень занимает гостиная с купольным потолком высотой 5 м, покрытым художественной росписью в духе Ренессанса. В доме также есть две кухни, сауна и подземная стоянка, указано в объявлении.
Дом-яйцо отделан красной керамической плиткой, а медная крыша оборудована системой от наледи. В здании есть лифт с прозрачной кабиной, а также установлены фильтрационная система очистки воды, система приточной вентиляции с забором свежего воздуха, противопожарная и охранная сигнализация, написано в объявлении.
Проект необычного здания создавали несколько архитекторов. Изначально здание в форме яйца было придумано для родильного дома в Вифлееме, но идею не воплотили. Позже эпатажное строение в виде красного яйца появилось в Москве. Власти города не сразу согласились на строительство, считая, что дом нарушит архитектурный облик района.
Дом-яйцо: как полулегальное здание пыталось стать символом Москвы
Дом-яйцо строили с замыслом «чтобы ни у кого такого не было». Это второй необычный частный дом в Москве. Но если особняк Мельникова – архитектурный шедевр, то «Яйцо» стало символом архитектурного китча. Дом строили полулегально. И еще 15 лет после завершения строительства его никто не хотел покупать. О нем мы бы и хотели рассказать в этой статье.
В честь Булгакова
Авторы дома – архитекторы Сергей Ткаченко (в 2014-2015-х годах был главным архитектором Калуги, имеет свою мастерскую. Среди его проектов – реконструкция Старого Гостиного двора и жилого дома «Патриарх») и Олег Дубровский (умер в 2011 году, был соавтором «Патриарха»). Проект был разработан бюро «Обледенение архитекторов», которое в то время входило в мастерскую Ткаченко. Им помог галерист Марат Гельман, который собирался построить в Вифлееме родильный дом в виде яйца. Тогда московская патриархия от замыслов отказалась. Но, видимо, задумка так понравилась, что архитекторы решили ее реализовать во что бы то ни стало.
Через пару лет его предложили построить на месте будущего жилого дома «Патриарха»: мол, где Булгаков и Патриаршие – видимо, надеялись на аллюзию с «Роковыми яйцами». Заказчик отказался. Тогда архитекторы предложили это другому девелоперу, который хотел реконструировать здание и увеличить его метраж. «Я его долго убеждал, что ему это «яйцо» совершенно необходимо. Сказал, что это будет ему памятник на всю жизнь» (из интервью Сергея Ткаченко). Инвестор до сих пор неизвестен.
Григорий Ревзин, «Коммерсантъ»:
«Иногда приходится водить иностранных архитекторов и критиков по современной московской архитектуре. Это унылый процесс – и они унывают, и тебя заражают. Не то чтобы им все так уж не нравилось – нет, у них примерно то же, если говорить о среднем уровне. Но где дерзание, где прорыв? Они его не видят и унывают».
Именно для того, чтобы избавить от скуки и «встряхнуть» искушённых туристов, Григорий Ревзин ведёт гостей знакомиться с домом в виде гигантского яйца Фаберже. Эффект не заставляет себя ждать: сон как рукой сняло, все признаки восхищения налицо: отвисшая челюсть, полное восхищение творением Сергея Ткаченко, возгласы о том, что в мире большего такого не найти!
Особняк за 360 миллионов
Дом построили на ул.Машкова. Полулегально: по документам он шел 8-этажной постройкой с подземной стоянкой и флигелем. Необходимые документы были оформлены постфактум.
Площадь дома – 342 кв.м. Внутри 5 комнат полукруглой формы. Также есть свой гараж, лифт, винтовая лестница, холл, сауна, кухня с большой столовой, терраса.
Самая верхняя круглая зала имеет неудобство: там нет коммуникаций для санузла. Зато изнутри она выглядит как зала для какого-нибудь аристократа: расписные потолки с ангелочками, лепнина, круглые окна, большая хрустальная люстра (на одном из сайтов недвижимости написано, что все это – дело рук одного из неизвестных владельцев, который решил сделать внутри ремонт). Первоначально помещение предлагали Никасу Сафронову, но художник отказался.
Экстраординарный особняк никто не решается покупать: на элитном сайте недвижимости за него просили 360 миллионов (сейчас особняка там нет – прим.авт.).
«Памятник беспределу 90-х»
Из книги Дарьи Парамоновой «Грибы, мутанты и другие: архитектура эры Лужкова», издательство StrelkaPress:
«Играть – значит быть легким, ироничным, смелым. К тому же правила игры создают сами участники, а это обязательное условие 1990-х. Все «игровые» объекты объединяет ирония – яркие цвета, гротескные формы, преувеличенные детали, сбивки масштаба, словом, любые антиархитектурные ходы. Один из них – дом «Патриарх» (1997–2002). Он демонстрирует «сверхавторство» и всемогущество архитектора, безграничность возможностей, приоритет личного, триумф индивидуального.
Но эталон этого направления – «Дом-яйцо» на улице Машкова. Его проектирование началось в 1998 году в мастерской Сергея Ткаченко при участии молодых архитекторов, членов концептуальной группы «Обледенение архитекторов». Особняк в виде яйца – состоявшаяся достопримечательность лужковской Москвы».
Далее автор перечисляет все “достоинства”данного строения:
самый важный пункт – одарить объект максимальной уникальностью, чтобы один раз взглянуть и навеки запомнить, потому как аналогов не найти!
этот особняк является вторым после дома Мельникова частным особняком в самом центре столицы;
в создании дома-яйца участвовала группа «Обледенение архитекторов», куда входили создатели параархитектуры, явившие миру довольно неоднозначные проекты;
дом демонстрирует связь с имперской Россией, о чем свидетельствует образ яйца Фаберже;
«настоящий паразит: он лепится к историческому многоквартирному дому, занимая «бесполезный» клочок земли, на котором больше ничего не может поместиться».
По мнению Даши Парамоновой, и, возможно, многие читатели согласятся с таким утверждением, дом-яйцо – ни в коем случае не символ, а лишь гиперирония, демонстрирующая вседозволенность, «бескрайние возможности лужковской Москвы и полное отсутствие эстетических критериев. Это памятник беспределу 1990-х».
«Дом-яйцо» знают москвичи, его показывают туристам. Он стал такой же визитной карточкой города, как и дом Мельникова. Кто-то его ругает, кто-то считает оригинальным. Факт остается фактом: он вписал в историю не только авторов, но и тогдашнего мэра Юрия Лужкова.
Дом с яйцами на крыше
Пейзаж не изменился, люди остались те же. В Порт-Льигате небо и море, оливковые деревья и серая галька на берегу ничем не напоминают о войне (мировой и гражданской), и хотя крестьянам и рыбакам пришлось нелегко (лишения не обошли стороной ни одну из семей в Кадакесе), им удалось сохранить свои прежние обычаи и простой и строгий образ жизни. В разгар лета, во время жары, раскаляющей добела улицы деревни, среди мужчин в рубашках с закатанными рукавами, обутых в сандалии, суетящихся на пристани у своих лодок или потягивающих густой черный кофе в Мирамаре, среди женщин, большей частью одетых в траур — строгие юбки и темные косынки, — появляется черный «кадиллак» Дали, сияющий хромированными деталями, и это становится целым событием. До тех пор только у врача была машина скромной испанской марки. Их огромная роскошная «американка» резко выделяется на фоне грубоватого пейзажа. Она везет своих владельцев по пыльным козьим тропам за холм, затем на север, к закрытой бухте, где их ждет старая лодка. Ее появление произвело сенсационный эффект. Но возвращению земляка никто не удивляется: каталонец, добившийся успеха в жизни, является гордостью всех каталонцев.
Прежде чем поехать по дороге, обсаженной оливковыми деревьями, серпантином поднимающейся к Порт-Льигату, «кадиллак» останавливается на деревенской площади. Дали выходит и направляется к отцовскому дому. Гала остается в машине, пока Дали не встретится — после десяти лет разлуки — со своими родственниками. Сначала отец, затем сестра сжимают его в своих объятиях, позабыв былые обиды. В доме ничего не изменилось с детства Сальвадора. Его комната, пахнущая нафталином и лавандой, свободна, тетя и сестра ее ревниво оберегали. Вошла Гала и нарушила атмосферу безмятежности. Дали-отец очень постарел. Он простил своего сына за то, что тот уехал с иностранкой, но Анна-Мария считает Гала источником всех своих страданий, узурпаторшей, лишившей ее брата. Во время гражданской войны сестра Дали была заключена в тюрьму, ее пытали, и она вбила себе в голову, что на нее донесла Гала, что Гала хотела ее смерти. В первый же день женщины начинают ссориться. Двери отцовского дома вновь захлопнутся перед непонятыми Сальвадором и Гала — теперь уже навсегда. Когда Анна-Мария год спустя после возвращения брата в родной край напечатает рассказ об их детстве («Salvador Dali visto por su hermana» 1 ), у них произойдет окончательный разрыв. Теперь уже Дали не мог простить: он навсегда обидится на сестру за то, что она сделала из него очень правильного, ангелоподобного героя, в котором он себя не узнает, и изложила свою версию его жизни, которую художник считает неправдоподобной. После выхода в свет этой книги Дали никогда больше не появится в Кадакесе, чтобы повидать близких. До самой смерти, то есть до 21 сентября 1950 года, его отец будет приходить на площадь и долго сидеть там на одной из скамеек в надежде увидеть своего сына. Дали вернется в отцовский дом лишь для того, чтобы попрощаться с лежащим на смертном одре стариком.
Снаружи дом похож на крепость: строгого вида, с черепичной крышей над простым белым фасадом, почти без дверей и окон в еще большей степени, чем каталонская вилла — обычно розового цвета и открытая солнцу, — он напоминает мавританское жилище. Этот дом построен для того, чтобы охранять тайны тех, кто в нем живет.
Внутри это лабиринт, множество комнат, расположенных на разных уровнях, соединенных между собой сложными узкими лестницами и коридорами. Стены побелены известью, полы выложены терракотовой плиткой или покрыты сизалем. В прихожей — деревянные стулья, старый сундук и чучело канадского медведя в натуральную величину (подарок Эдварда Джеймса). Слегка пожелтевшее за время путешествия чучело служит подставкой для тростей и зонтиков. Затем идут две белые гостиные, почти не меблированные. В столовой также почти ничего нет, кроме прямоугольного, по-монашески строгого дубового стола, украшенного двумя железными светильниками. Здесь Дали и Гала принимают пищу, сидя рядом на деревянной скамье, когда на улице слишком холодно или слишком ветрено. Несколько ступенек, затем поворот, еще один — и создается впечатление, что входишь в грот, в пещеру, а на самом деле оказываешься в необыкновенном салоне, окрещенном Дали «Яйцом Гала». Это большая комната овальной формы, вдоль которой расположены каменные сиденья; единственным украшением комнаты является колоссальных размеров, круглый, белого цвета камин, опоясанный кирпичным фризом. Расположенное на его фронтоне — конечно же, круглой формы — зеркало, из тех, что называют «колдовскими», дает искаженное изображение овального пространства. Вся обстановка одновременно строгая и необычная, зародышевая и китчевая. Чтобы как-то украсить пустынный интерьер, Гала положила на скамейки подушки из индийского шелка, а на табурете у камина поставила самовар.
Кроме гостиной, столовой и спальни, в одном из отдаленных уголков лабиринта прячется самая живая, самая симпатичная и самая теплая комната — это мастерская. Она не исключена из жизни «casa» и составляет с ним одно целое. Мастерская также состоит из соединенных между собой разных по размеру комнат и заключает в себе многие сокровища. Это не только мольберты, полотна, кисти, краски, но и масса всяких разных вещей: фотографий, книг, гравюр, рогов носорога, ракушек, корней, сухих веток и даже театральных костюмов. Здесь есть микроскопы, странные приборы для измерения времени и пространства и бюретки алхимиков. Все здесь чисто и если не упорядочено, то организовано: за всем, включая мастерскую, следит Гала, здесь она, несмотря на свое пристрастие к строгости и порядку, прощает Дали некоторый беспорядок и импровизацию, его страсть к причудливым вещам, разнородным, неожиданным формам. В то время как остальная часть дома — как и сама Гала — застегнута на все пуговицы и страдает избытком строгости и серьезности и обязана своим очарованием глубоко символическим архитектурным изобретениям Дали, эта особенная комната — владение Минотавра, сердце лабиринта, пещера в пещере — с ее светом и сокровищами просто очаровательна.
Об этом свидетельствует вся архитектура дома. Снаружи нельзя рассмотреть, что находится внутри: стены похожи на крепостные, большей частью без окон, почти глухие. Интерьер дома настолько негостеприимен, что, кроме хозяев и прислуги, почти никого не пропускают дальше медведя в вестибюле и «столовой» с металлическими светильниками. Если журналисты, фотографы и коллекционеры бывают в мастерской в часы, когда они не могут опасаться, что слишком мешают Дали (под вечер), то доступ в гостиную для них закрыт. И только в исключительных случаях какому-нибудь выдающемуся гостю показывают «Яйцо Гала». Все внутри дома — это ее владения. Гала не любит туда впускать посторонних.
На одной отретушированной фотографии, которую можно сравнить с картиной, Дали изображает Гала с закрытой melaya 5 нижней частью лица. Он выделяет ее взгляд, сверкающий, как звезда.
Лицо Гала окружено четырьмя половинками треснувших гранатов, формирующих пирамиду. Легенда о Елене дополняет миф о Леде. Это образ женщины, которая нравится мужчинам, той, что является одновременно предметом и источником всех их неприятностей. Украденная троянцем Парисом у ее мужа Менелая, Елена явилась причиной Троянской войны. Эта женщина вызывала бури: она выводила мужчин из себя, заставляя их совершать безумства. Такой, не без юмора, изобразил Гала художник: по-матерински нежная и волнующая, ласковая и опасная, добрая и властная.
Начиная с шестидесятых годов «фаны» Дали, коих становится все больше и больше, приезжают посмотреть на мэтра. Летом в Порт-Льигате постоянно толкутся туристы в надежде получить аудиенцию. Когда они приходят к двери крепости в конце «Млечного пути», там их встречают Артуро или Пакита. Они предлагают гостям присесть на скамьи или соломенные стулья. Их просят подождать, угощают шампанским (розовым, испанским) или виски, если они пожелают. Туристы вынуждены долго ждать, прежде чем появится хозяин дома. А он приказал соорудить в глубине патио трон под балдахином из белой ткани! Мизансцена всем понятна и довольно безвкусна: посетители исполняют роль придворных, пришедших увидеть Короля-Солнце.
Дали не появляется неожиданно — он объявляет свой приход издали, ему предшествуют шумы: Дали насвистывает и стучит тростью по плитам. Все слышат: мэтр идет. Анри-Франсуа считает, что делается это в знак вежливости. Король-Солнце — полагает Рей, хорошо знающий Дали, — робок, крайне робок, и весь этот театр необходим ему как защитный панцирь, а трость — это «оружие для защиты и нападения», которым Дали защищает свой фантастический мир «от всех тех, кто хотел бы проникнуть в него самовольно». Он бросает «Bonjourrrr!» («Здрррравствуйте!») как бы в никуда, затем начинает выступать перед своими посетителями с ошеломляющими монологами. Гала почти никогда не присутствует. Если она неожиданно появляется, то лишь к концу сеанса, с наступлением ночи. Она внезапно возникает, здоровается, почти не раскрывая рта, изображает на лице приличествующую случаю улыбку и исчезает тоже неожиданно, часто даже не попрощавшись. Насколько Дали любезен и вежлив с иностранцами, настолько Гала надменна и чопорна с ними. Иногда ее поведение граничит с грубостью: она окидывает посетителей насмешливым взглядом, не скрывая ни своего безразличия, ни своего раздражения. Она их не принимает — она их терпит, потому что они развлекают Дали, потому что они необходимы для культа его «я», потому что это позволяет ему расслабиться после долгой напряженной работы в мастерской. Гала позволила мужу учредить такой обычай: с шести до восьми, каждый день, если он пожелает, Дали принимает всех, кого захочет, и часто бывает, что всех, кто приходит. Это время его отдыха. Гала ему не мешает. Если Дали не хочет никого видеть, тогда Пакита спускается к гостям и объявляет, что мэтр не выйдет. И никаких объяснений. Пусть гости приходят на следующий день, если захотят. Возможно, мэтр и выйдет к ним, если ему захочется.
С годами посетителей, осаждающих летом дверь «casa» Дали, становится все больше. Их становится все больше и выглядят они все необычнее. Дали приходит от этого в восторг: странности его забавляют. Что же до Гала, то она разрешает их принимать, но скрипя зубами. Главное для нее — это чтобы Сальвадор мог продолжать работать. И Гала внимательно следит за тем, чтобы соблюдалось необходимое равновесие между работой и отдыхом. Она не всегда скрипит зубами беспричинно. Шестидесятые годы выдались занятными. «Там можно встретить кого угодно, — рассказывает Анри-Франсуа Рей, видевший всю эту человеческую фауну. — Просто любопытный, иностранец, хиппи, хорошенькая девушка, журналист, приехавший все за тем же вечным интервью. Я встречал там иногда самые странные и самые смешные экземпляры. Среди посетителей патио нет ни одного нормального. Все они более или менее далийские».
Гала мобилизуется лишь для приема серьезных гостей, гостей именитых. Когда в Кадакес приезжают их американские друзья, например чета Морсов или Флер Коуиз, редактор журнала «Лук», когда изредка заезжает Артуро Лопез, чилийский миллиардер, или Поль Рикар, она устраивает великолепные обеды, присутствует при аперитивах и на прогулках, она даже любезна, ведет себя очень вежливо. Гала исполняет роль хозяйки дома. Но все заметнее для друзей становится ее сухость, ее тяжелый характер. Ей нелегко казаться приветливой. Она все реже бывает искренне радушной. Складывается впечатление, что забота о реализации картин Дали, которой она с таким энтузиазмом занималась до окончания войны, начинает ее тяготить. Гала необходимо огромное усилие воли, чтобы играть свою роль, достойно принимать потенциальных покупателей или коллекционеров. К концу пятидесятых Гала устала. Она словно устала от того, что полностью принадлежит Дали. Он, как вампир, питается ее кровью, силой и без конца эксплуатирует ее образ, что служит расцвету его имиджа, обогащает его память и вдохновение. Гала не протестует, она никогда не отказывает в помощи, она всегда здесь, рядом, терпеливая, внимательная, сильная, но уставшая.
Он не хочет отрезать пуповину. Он не хочет покидать Кадакес из страха расстаться с самим собой. И Гала его понимает. Гала это принимает. Она присматривает за норой. Она защищает его территорию. Она наводит в ней лоск, украшает ее, приносит в нее подушки и ставит самовар. Она с ней свыкается, отдаваясь своему пристрастию к прогулкам, ровному загару и ловле морских ежей. Но Гала все чаще испытывает потребность в бегстве, особенно на подходе к своему шестидесятилетию, и, чтобы отдохнуть от Дали, она уезжает в Италию.
Одна или с Артуро Гала садится в «кадиллак» и едет к Лазурному берегу, затем переезжает франко-итальянскую границу, чтобы затеряться где-то на дорогах между Миланом, Флоренцией и Остильей. Гала хранит в тайне свои маршруты. В тайне хранит свой распорядок дня. Она звонит Дали каждый день из отелей, в которых останавливается. Дали умеет быть терпеливым, он не выказывает ревности, не слишком настойчиво расспрашивает, чем Гала занимается ночью, днем. Гала беспокоится о нем, успокаивает его, затем вешает телефонную трубку и. живет своей жизнью. Действительно ли Гала бывает одна? Проводит ли она время с красавцами-итальянцами, туристами, такими же, как и она, искателями приключений? Никто ничего доподлинно об этом не знает. Она не будет ничего рассказывать, вернувшись после недельного или двухнедельного путешествия. Но всякий раз Гала возвращается спокойная. Она чаще улыбается, более терпима и вновь готова принять на себя все заботы, связанные с тем, кто навсегда остался для нее «маленьким Дали».
Без присмотра Гала кокон «Порт-Льигат» был бы не коконом, а лишь пустой ракушкой. Дали придумал для своего дома последнее украшение: два гигантских яйца из белоснежного гипса, расположенные на крыше, венчают сооружение и символизируют гнездо. Они лежат на двух самых высоких крышах, и издалека видно, как они поднимаются над холмами высоко в небо. Стоит ли говорить, что это яйца Леды? Внизу, в море, как бы иллюстрируя тот же миф, мирно плавают среди водорослей — там, где Дали часто занимается серфингом, — два белых лебедя, два домашних лебедя. Супруги, живущие в этом странном доме, похожем на внутренность треснувшего граната, верят в легенды и мифы. Они верят в возможность гармонии, в любовь, такую же сильную, как кровные узы, в союз двух существ, предназначенных друг для друга божественной тайной. Потому-то не одно яйцо создал Дали (свое), но два, ибо он любит Гала — свою мать и своего двойника, Леду и Елену одновременно. Оба яйца Порт-Льигата не могут существовать друг без друга, иначе разрушится гнездо.
Ночью в «casa» Дали зажигаются огни — причудливую систему из стеклянных лампочек — и в их свете поблескивают яйца Леды.
Примечания
1. Барселона, Juventud, 1949; французское издание: «Сальвадор Дали глазами своей сестры». Париж, Arthaud, 1960.
2. «Дали мне рассказал», стр. 20.
3. Анри-Франсуа Рей «Дали в своем лабиринте». Grasset 1974 стр. 23.
4. Патио — испанский внутренний дворик (прим. пер.).
5. Полупрозрачная вуаль, закрывающая лицо женщин из гарема.
6. Дали в своем лабиринте», цит. соч., стр. 27.
7. Chateaux en Espagne (франц.): 1. Замки в Испании; 2. (перен.) Строить химерические планы (прим. пер.).
8. «Дали в своем лабиринте». Цит. соч., стр. 84.