болит у меня россия и лекаря мне не найти
Загляделся я вглубь голубейшего полога,
И навеки упали в глаза небеса.
Мне однажды луна зацепилась за голову
И оставила след свой в моих волосах.
Я ходил по доpогам России изъезженным
И твеpдил я великих поэтов стихи,
И шептали в ответ мне поля что-то нежное,
Ветеp в хpамах лесов отпускал мне гpехи.
Там, где сеpдце всегда носил я,
Где песни слагались в пути,
Болит у меня Россия
И лекаpя мне не найти.
Я в Рублевские лики смотpелся как в зеpкало,
Печенегов лукавых кpоил до седла,
В Hове-гоpоде меду отведывал теpпкого,
В кандалах на Уpале лил колокола.
От откpытий ума стал я идолом каменным,
От откpытий души стал я мягче тpавы,
И созвучья мои подходили устам иным
И отвеpгшие их были пpавы, увы.
Я смотpел только ввысь и впеpед, а не под ноги,
Был листвою тpавы и землею земли,
Все заботы ее и ошибки и подвиги
Чеpез сеpдце мое как болезни пpошли.
Если кланяюсь я, то без тихой покоpности,
И любовь и теpпенье даpю, не спеша.
И о Родине вечной, пpекpасной и гоpестной,
Буду петь я всегда, даже и не дыша. I gazed deep into Blue canopy,
And ever they fell into the eyes of heaven.
I once caught on the moon’s head
And he left his trace in my hair.
I went on dopogam Russian izezzhennoy
And I tvepdil great poets verses,
And whispered in response to field me something gentle,
The wind in the forest hpamah let me gpehi.
Where sepdtse I always wore,
Where composed songs on the road,
It hurts me Russia
Lekapya And I do not find.
I Rublevskie faces smotpelsya in zepkalo,
Pechenegov crafty kpoil to the saddle,
The Hove-gopod honey tasted teppkogo,
The shackles on Upale poured bells.
From otkpyty mind I became an idol of stone,
From otkpyty soul I became softer tpavy,
And my mouth came consonance other
And they were otvepgshie p.pavoy, alas.
I smotpel only skyward and vpe.ped, not feet,
It was tpavy foliage and earth ground,
All it cares and errors and exploits
Chepez sepdtse my pposhlogo as a disease.
If I bow, then no quiet pokopnosti,
And love and teppene dapyu, slowly.
And the Motherland eternal ppekpasno and gopestnoy,
I will sing, I always, not even breathing.
ТАМ, ГДЕ СЕРДЦЕ
Загляделся я в глубь голубейшего полога,
и навеки упали в глаза небеса,
мне однажды луна зацепилась за голову
и оставила свет свой в моих волосах.
Я ходил по дорогам России изъезженным,
и твердил я великих поэтов стихи,
и шептали в ответ мне поля что-то нежное,
ветер в храмах лесов отпускал мне грехи.
Я в рублевские лики входил, словно в зеркало,
печенегов лукавых кроил до седла,
в Новегороде меду отведывал терпкого,
в кандалах на Урале лил колокола.
От открытий ума стал я идолом каменным,
от открытий души стал я мягче травы,
и созвучья мои подходили устам иным,
и отвергшие их были правы, увы.
Я смотрел только ввысь и вперед, а не под ноги,
был листвою травы и землею земли.
Все заботы ее, и ошибки, и подвиги
через сердце мое, как болезни, прошли.
Если кланяюсь я, то без тихой покорности,
и любовь и презренье дарю не спеша,
и о Родине вечной, жестокой и горестной,
буду петь до конца и потом, дыша.
Там, где сердце всегда носил я,
где песни слагались в пути,
болит у меня Россия,
и лекаря мне не найти.
11.04.2008
В ТЮЗе вспоминают народных артистов России
Вечер памяти народных артистов России Александра Хочинского и Антонины Шурановой проходит в эти минуты в Театре юного зрителя. Хочинского и Шуранову вспоминают Николай Иванов, Ирина Соколова, Лариса Дмириева, Александр Коган, председатель Комитета по культуре правительства Петербурга Николай Буров. Бен Бенцианов, Юрий Шевчук, Александр Дольский
Подробнее >>
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Пока живешь.
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Так хочется, пока живешь на свете, наслушаться прибоя и скворцов, настроить фантастических дворцов и не бояться быть за них в ответе, на громкие слова слывя скупцом, не замечать обиды и наветы, а если и придется быть купцом, иметь в кармане ветры да планеты,
быть добрым сыном, правильным отцом, усвоить суть свободы и запрета, быть искренним, как в час перед концом, и не жалеть о том, что не был где-то, вставать с постели задолго до света, распознавать по взгляду мудрецов, не приставать с наукой и советом и научиться жить в конце концов,
и, вспоминая дом с резным крыльцом, задуматься от детского ответа, не злить ни стариков и ни глупцов и верить в сны и добрые приметы, с гармонией, палитрой и резцом играть свободно формой, звуком, цветом, но никогда ни правдой, ни лицом, и брать за все душой, а не монетой. Так хочется, пока живешь на свете.
«Я ИСТИНУ ЛЮБЛЮ ВНУТРИ. »
Я истину люблю внутри, внутри сосуда из моих понятий. Она еще не познана — смотри, смотри, как сфера формы вся помята. Ты видишь — это тяжкое зерно дает росток со стрельчатым побегом. Из плоти он взойдет и все равно — на пораженье или на победу. Как солнца луч, попавший на ладонь, побег мне в сердце тычется с доверьем. До срока хорони в себе огонь, храни тоску по правде в подреберьи. Еще пока и взгляд, и разговор жонглируют различными вещами, но, выйдя на космический простор, та истина тебя порабощает. И вот тебе уже покоя нет — произнесенному всегда живем в угоду. Ты раб философических тенет, которые тебе сулят свободу.
«КОГДА ТЕБЕ ОПЯТЬ И ПУСТО И ПЕЧАЛЬНО. »
Когда тебе опять и пусто и печально, в глазах покоя нет, а в мыслях высоты, ты вспомни, что в тебе нет боли изначально, а только трение мечты и суеты. И если слезы есть — старайся в одиночку их выплакать сперва, и к людям не спеши. И мужество не в том, чтобы поставить точку, а чтобы претерпеть рождение души.
И если так с тобой случится не однажды, то с каждым разом легче будет этот миг. Жестоки чувства одиночества и жажды, но страшно — если ты к ним вовсе не привык. Досадно — если ты, надеясь на подспорье, в ответ не получил желанной сослезы.
Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.
О России, любви и одиночестве. К 80-летию Александра Дольского
В это невозможно поверить, но 7 июня Александру Дольскому исполняется 80 лет.
Там, где сердце всегда носил я,
где песни слагались в пути,
болит у меня Россия,
и лекаря мне не найти.
Выдающийся русский поэт, гитарист и автор-исполнитель песен родился в Свердловске в 1938 году в семье оперного певца и артистки балета. Музыкальный дар мальчика проявился в раннем детстве, уже в десятилетнем возрасте он выступал в профессиональном театре в составе хора мальчиков в операх «Кармен» и «Пиковая дама».
Холодный взгляд любовь таит
и красота гнетёт и дразнит.
Прекрасны волосы твои,
но одиночество прекрасней.
Твоих речей виолончель
во мне всегда звучит, не гаснет.
С тобою быть – вот жизни цель,
но одиночество прекрасней.
Примерно в том же возрасте Александр начал писать стихи, а в 16 лет сочинил песню «Плакала девчонка, слёзы не унять. », ушедшую в народ и ставшую шлягером. После окончания школы самодеятельный поэт и музыкант пошёл работать слесарем-инструментальщиком на завод «Уралэлектроаппарат», а через два года поступил на строительный факультет Уральского политехнического института. В институте играл в студенческом ансамбле на гитаре, контрабасе, саксофоне и банджо, писал тексты к танцевальным мелодиям.
От прощанья до прощанья
возвращение одно,
частых писем обещанья,
позабытые давно.
Мы играем, словно дети,
в провожанье вновь и вновь.
Разделилось всё на свете
на любовь и нелюбовь.
Параллельно с учёбой в институте Дольский оканчивает вечернее отделение Свердловского музыкального училища имени Чайковского по классу игры на гитаре. Со временем его стихи стали публиковаться в институтской многотиражке, а он сам стал частым гостем на концертах Свердловской филармонии в качестве солиста-гитариста.
Знаю, Боже, бессилен во зле ты.
И корить я тебя не берусь –
отчего ты многие лета
оставляешь в беде мою Русь?
В 1965 году песни Александра Дольского впервые прозвучали на Всесоюзном радио, спустя год он начал гастролировать с сольными концертами по стране, в 1967 году состоялось первое выступление на телевидении, а в 1968 Дольский одержал триумфальную победу на Грушинском фестивале.
То, что в жизни мне необходимо,
Мне не надо долго вспоминать.
Я хочу любить, и быть любимым,
И хочу, чтоб не болела мать.
Чтоб на нашей горестной планете
Только звезды падали с небес.
Были б все доверчивы, как дети,
И любили дождь, цветы и лес.
В 1975 году уже известный в СССР бард переезжает в Ленинград, где несколько лет совмещает сочинительство и гастрольную деятельность с работой в Научно-исследовательском и проектном институте градостроительства. Так продолжалось до 1979 года, пока Аркадий Райкин не уговорил старшего научного сотрудника Дольского принять участие в VI Всесоюзном конкурсе артистов эстрады. «В случае чего наука от тебя не уйдёт», – сказал как отрезал мэтр эстрады.
Три сына мои – три чистейших души.
Я жизнь от забот не избавил.
Так просто проблему бессмертья решив –
Петр, Александр и Павел.
Но возвращаться в науку не пришлось. Александр Дольский стал лауреатом конкурса и после его окончания был принят в труппу Ленинградского театра миниатюр. Спустя год фирма «Мелодия» выпускает первую большую пластинку популярного автора-исполнителя «Звезда на ладони». Этот и последующие альбомы раскупаются миллионными тиражами, а Дольский получает приглашения на гастроли по всему миру.
Прощай, двадцатый век, ты стал великой былью.
Мы стоили тебя, когда ты был не прав.
Прощай, двадцатый век, ах, мы тебя любили!
Прости своих детей за их нелёгкий нрав.
В 1989 году Дольскому было присвоено звание «Заслуженный артист России», в 2002 он стал лауреатом Государственной литературной премии имени Булата Окуджавы.
Несмотря на солидный возраст, поэт и музыкант продолжает активную творческую деятельность, в свободное время увлекается живописью. Юбилей он отметит сольным концертом в Концертном зале у Финляндского вокзала в ставшем родным Санкт-Петербурге.
Так хочется, пока живешь на свете,
Наслушаться прибоя и скворцов,
Настроить фантастических дворцов,
И не бояться быть за них в ответе.
Без тихой покорности
Александр Дольский: «У меня есть некоторая склонность к ядовитому юмору»
В романе в стихах «Анна» Александра Дольского есть такие строки: «Когда строфа ритмична и свободна, // немного смысла ей не помешает. // А если чувства тонкие вмещает, // то зазвучит легко и благородно». Смысл, чувство, лёгкость, благородный оттенок… Это то самое, что характеризует творчество Дольского. Редкое сочетание во втором десятилетии ХХI века.
Александр Дольский. |
Однако, чтобы услышать Дольского, не обязательно было ехать в Изборск и сидеть там под дождём. На следующий день, 14 июня, Александр Дольский выступил в Пскове – в Большом зале Городского культурного центра.
Собралась примерно треть зала. Вроде бы немного. Но учитывая то, что афиш в городе почти не было, и не мало. Как сказал сам Дольский, «решили заодно устроить концерт в Пскове». Он и сам не знал, состоится концерт в Пскове или не состоится.
В общем, казалось, что слушателей было мало до тех пор, пока не закончился концерт. Как только концерт закончился и автор вышел подписывать свои книги – выстроилась большая очередь. Специальный гость, специальные слушатели.
«По телевизору показывают не юмор, а по башке топором…»
Лет десять назад я зарёкся ходить на концерты Дольского. Он часто повторял одни и те же байки, любил упоминать, что его награждал Борис Ельцин, который тоже, как и Дольский, закончил Свердловский политех. Это слегка утомляло. И всё же в последнюю минуту я решил, что надо идти. Когда он ещё приедет?
Дольский – это человек-жанр. Аркадий Райкин, которого он в этот вечер несколько раз с благодарностью упомянул, пригласил его на работу в свой театр. Грустного клоуна Вячеслава Полунина он тоже пригласил.
В Пскове на концерте Дольский объяснил: «У меня есть некоторая склонность к ядовитому юмору. Но это не то, что показывают сейчас по телевизору. По телевизору показывают не юмор, а по башке топором…»
«У меня всё время какой-то комплекс…»
Как человек-жанр, Дольский занимался почти всем. Снимался в кино, играл в театре, писал музыку к фильмам, стал членом ленинградского отделения Союза литераторов (драматургов). Но прежде всего он, конечно, не драматург, а поэт.
И всё же просто поэтом, пускай и поющим поэтом, его назвать трудно. В юности он участвовал в конкурсах именно как классический гитарист, играющий произведения Тарреги, Мендельсона, Моцарта, Баха… Его любовь к джазу тем более очевидна. Поэтому его песни в музыкальном смысле настолько свободны. В них нет искусственных жанровых рамок.
Классическое влияние ещё заметнее в стихах Дольского. С какого-то момента его собственные песни стали восприниматься классическими. Дольский и сам вполне буднично говорит о многих своих знаменитых песнях: «Это классика». И здесь нет самодовольства. Кажется, что он этого слегка стесняется. Но в то же время игнорировать он это не может. Написал и теперь отвечает за написанное.
У Дольского есть песня «Прощай, ХХ век». Но сам он, похоже, с ХХ веком расставаться не собирается. Он один из тех, кто ХХ и ХХI века связывает словами и струнами. Переворачивает целые культурные пласты. Булат Окуджава, Аркадий Райкин, Чарли Паркер… Тот же Михаил Зощенко. Классическая музыка, джаз, рок-н-ролл, блюз, зонги, бардовская песня… На стыке жанров, веков и эпох получается то, что Дольский описал как: «Поэзия бесправна и права, // а музыка безумна и прекрасна».
Широкий взгляд на вещи позволяет Александру Дольскому двигаться вперёд. Хотя нынешние его концерты всё же во многом обращены в прошлое.
Своих любимых писателей на концертах он любит цитировать или хотя бы упоминать. Разумеется, не всегда это ограничивается только ХХ веком. Гашек, Платонов, Бёрнс, Шопенгауэр. Без Шопенгауэра, наверное, не обходится ни один концерт Дольского («самый весёлый философ, злыдень, над всеми издевается…»).
Дольский любит оглядываться назад, и всё же он меньше всего похож на ностальгирующего по советской действительности человека на восьмом десятке лет. Взгляды у него действительно широкие (иначе бы он не говорил, что один из тех немногих российских фильмов, который он видел в последние годы и который ему понравился, – «Груз 200» Алексея Балабанова).
Сам концерт, приуроченный ко Дню России, Дольский предварил словами: «День России у нас пока никак не научатся отмечать. Это долгая история. Коммунисты-то насильно приучали…» После этих слов он исполнил песню о России, особо подчеркнув то, что песня эта – «недатская», то есть написана сама по себе, а не к какой-то дате. Да и к какой дате напишешь такое?
Я ходил по доpогам России изъезженным
И твеpдил я великих поэтов стихи,
И шептали в ответ мне поля что-то нежное,
Ветеp в хpамах лесов отпускал мне гpехи.
Там, где сеpдце всегда носил я,
Где песни слагались в пути,
Болит у меня Россия,
И лекаpя мне не найти.
«Это всё из-за жадности, из-за воровства»
Второе отделение было посвящено исключительно заявкам зрителей. В порядке поступления попросили исполнить песни «Господа офицеры», «Алёнушка», «Баллада о без вести пропавшем», «Маленький принц», «Одиночество», «Звезда на ладони»… Как обычно, закончился концерт шутливым знойным прощальным танго «Встреча».
Летом 2014 года совершенно понятно, почему выгнали. Если бы Дольский написал такое сейчас, то особо чувствительные граждане могли бы автора спокойно и в предатели зачислить. Его, посмевшего от имени павшего советского солдата написать:
И я лежал и пушек не пугался,
напуганный до смерти всей войной.
И подошел ко мне какой-то Гансик
и наклонился тихо надо мной.
И обомлел недавний гитлер-югенд,
узнав в моем лице свое лицо,
и удивленно плакал он, напуган
моей или своей судьбы концом.
Дескать, как может «битый Ганс», лежащий на обочине, быть «похожим на Сашку»?
Нельзя сказать, что сегодня Александр Дольский обойдён вниманием. Старые его слушатели никогда не забывают о его существовании, а вот новых слушателей и читателей могло бы быть и больше, если бы СМИ чаще обращали внимание на его творчество. Книги он издаёт на свои деньги небольшими тиражами и продаёт их только на концертах, объясняя это так: «Столько раз меня обманывали, что я устал… Кругом нечестные люди». Книги иллюстрирует сын – художник Павел Дольский, «уже лет семь работающий в Китае».
«Свистнут музыку, идеи и любовь к родной стране»
Дольский сегодня, возможно, самый лиричный русский автор, который продолжает выступать с концертами. Но у него есть песни, о которых иногда хочется сказать: «Лучше бы их не было». Не потому что они плохие. Наоборот, они так хороши и так правдивы, что могли появиться только при острой необходимости. Эта острая необходимость связана с болью за родную страну. В «Песенке пессимиста» поётся:
Все, что могут сделать руки и придумать голова,
все воруют — мысли, брюки и хорошие слова.
Одурачат и обманут, на других свалив вину.
Все обчистят — и карманы, и квартиру, и страну.
Давным-давно Дольский предложил остановиться и прислушаться:
Написано не сегодня и не вчера, но с каждым годом становится актуальнее. Разве что окружают воры уже не тихо, а громко. Шумно и бесцеремонно. Лезут из всех щелей.
Все, чего достигли люди вдохновеньем и трудом,
поднеси им как на блюде и плати за них потом.
Переловят в водах мутных всех белуг и осетров,
украдут прозренье мудрых, ум последний дураков.
В дом чужой войдут злодеи ясным днем, не в тишине,
свистнут музыку, идеи и любовь к родной стране.
Особенно трагично, когда последний ум теряют дураки. А особенно узнаваемо, когда у нас на глазах лишённые последнего ума дураки пытаются «свистнуть» любовь к родной стране. Но «свист» этот настолько фальшив, что звук получается неприличный. Старая истина по-прежнему верна:
И чем мельче вор убогий, тем его заметней грех.
Кто и так имеет много, тот ворует больше всех.
«И о Родине вечной, пpекpасной и гоpестной…»
У Дольского есть песенка «Размышление о природе власти». За время, прошедшее со времени написания этой песни, природа власти совершенно не изменилась. Припев всегда один и тот же:
Утолить страсть, убивать всласть,
Искупить грех, развратить всех,
Содержать рать, унижать, врать,
Удержать власть, продолжать красть.
Дольский передразнивает всех этих «генералов и министров», а в ответ генералы и министры передразнивают нас. Так и живём:
И генералы и министры
И разных рангов вожаки,
Летучей глупости канистры
И эгоизма сундуки.
«Летучей глупости канистры» на глазах превращаются в целые цистерны и танкеры. Эгоизм ни в одном сундуке, ни в одном банке уже не помещается.
К природе власти Дольский возвращался в своих песнях постоянно, в том числе и в песне «Холуи»:
И печаль и проклятье великой страны,
где живут гениальные дети,
и опасней чумы и страшнее войны
холуи беспросветные эти.
Угождалы столпов, холуи холуев,
соискатели власти и санов,
и рабы отупевших от силы голов,
и приказчики ловких обманов.
В этой песне есть важнейшая строфа, объясняющая ту самую природу власти лучше и короче, чем многочисленные статьи и целые книги:
Одно время казалось, что сатирические песни Дольского постепенно отходят на второй план, а мы остаёмся с его чистой лиричной классикой – с «Пианистом», «Удивительным вальсом», с «Государством синих глаз»… Однако кроме «государства синих глаз» существуют и другие государства, не такие романтичные:
Но в том-то и дело, что Александр Дольский при всей своей ядовитой язвительности до седых волос остался автором, в котором нет ни бессмысленной озлобленности, ни бессмысленного же всепрощения. Он, написавший песню «Там, где сердце», в любой момент всегда имеет возможность пропеть:
Если кланяюсь я, то без тихой покоpности,
И любовь и теpпенье даpю не спеша.
И о Родине вечной, пpекpасной и гоpестной,
Буду петь я всегда, даже и не дыша.
Прекрасная и горестная Родина там, где сердце. Перепутать невозможно.