банановая рыба существует ли
Рыбка-бананка
Надо полагать, что согласно известному принципу, шестьдесят восемь тысяч яойщиц, выбравших в голосовании на Tokyo Anime Award Festival лучшим сериалом 2018 года «Рыбку-бананку» Уцуми Хироко, ошибаться не могут. Хотя собственно яоя в ней столько, что даже депутат Милонов заколебётся доказывать наличие гей-пропаганды.
Так, если с любовной интригой облом вышел, может, «Рыбка-бананка» — это крепкая криминальная драма, приехавшая к нам прямиком из 80-х, когда, собственно, и вышел оригинал за авторством Ёщиды Акими? Увы, нет. Здешний криминальный мир — это не настоящие гопники и мафиози, а квинтэссенция представлений о них воспитанницы пансиона благородных девиц. Потому что не может мафиозный пахан, будь он хоть трижды заднеприводным, описывать своего протеже как «рысь в клетке» или «самого прекрасного и опасного зверя». Так говорят разве что манерные педики из плохой комедии. Потому что в уличных бандах не состоят инфантилы, истерично выражающие свои чувства в стиле персонажей «Анны Карениной». И даже потому что в какой-нибудь «Бригаде», которая пытается покрыть ублюдочные рыла постсоветских бандосов флёром артурианского романтизма, правды воровской жизни больше, чем в похождениях Эша. А вот что они действительно напоминают, так это один из эпизодов «Сверхъестественного», когда девочки в школьном театре ставили сценки из жизни братьев Винчестеров. Но там-то стебались, а здесь всё тот же школьный театральный кружок, только на серьезных щах.
Дословный перенос в наши дни событий, происходящих в оригинале в 80-е, прямо скажем, оказался не самым удачным решением. Чего стоит один только бывший советский спецназовец, история которого выписана клюквенным соком урожая сталинских времён (что ещё куда ни шло во времена создания манги, но для сегодняшних реалий хоть антураж поменяли бы!). Увы, появление на экране смартфонов и интернета да сильное осовременивание чардиза — единственное, что связывает сериал с настоящим. Во всём остальном это мастодонт из прошлого, в нём всё как в середине 90-х, начиная от сюжета и заканчивая анимацией, так что прям веришь — да, это они самые. Сейчас такое разве что на «Самиздате» да «Литнете» выкладывают. Нарочитый драматизм через «не могу» напрочь убивает и без того дышащую на ладан интригу, а половину сериала занимает бесцельная беготня героев туда-сюда, когда не они двигают сюжет, а сюжет тащит их туда, куда наметил автор. Ближе к завершению «Рыбка-бананка» вдруг пытается играть в политический триллер, что выходит у неё так же неказисто, как с криминальной драмой, в которой хотя бы главные антагонисты (Артур и Папа Гольдзини) вызывают какой-то интерес как личности. Выходящий же на передний план в последних эпизодах полковник Фокс — типичная злодейская картонка.
И вот ведь какая штука. Нельзя сказать, что «Рыбка-бананка» рассчитана на малолетних идиотов или яойщиц, да и свой рейтинг «18+» она заслуживает отнюдь не из-за раздражающей г-на Милонова тематики, но умишком явно слабовата. Авторы предпочли не связываться с изучением «Мафии» Бальзамо, творческого наследия Пьюзо или, на крайняк, просмотром сезона-другого пресловутого «Клана Сопрано». В результате зритель получил бульварное чтиво с цветными картинками, где среди красок преобладают красная и голубая, а персонажам приходится сопереживать лишь потому, что тебя в их чувства настойчиво тыкают. Так себе замена «Гангрейву» или «Плачущему убийце», зато с Сэлинджером и пидорасами.
Уголок анимешника
Обновлённая версия любимой классики)
🍌🐟Рыбка-бананка | Banana Fish🐟🍌
Довольно нашумевший в свое время тайтл. Каждый второй считал себя обязанным развязать спор: яой это или не яой. Вроде бы отличный сюжет и проработанные персонажи, и какая-никакая романтика. Стоит ли тайтл данных ему оценок или был переоценен?
Довольно нашумевший в свое время тайтл. Каждый второй считал себя обязанным развязать спор: яой это или не яой. Вроде бы отличный сюжет и проработанные персонажи, и какая-никакая романтика. Стоит ли тайтл данных ему оценок или был переоценен?Год: 2018
Жанры: седзе (я тоже удивилась), экшен, драма
Продолжительность: 24 серии
Сюжет: 19-летний Окумура Эйджи подрабатывает помощником фотографа и приезжает в Америку, дабы взять интервью у элиты криминального мира, 17-летнего Эша Линкса. К сожалению, именно в это время всплывают данные о некой «Рыбке-бананке» — нечто, что заставляет людей убивать друг друга, и Эш намерен докопаться до правды. Эйджи и Эш становятся очень близки, только вот весьма невовремя…
🍌Плюсы:🍌
🍌Очень реалистичные персонажи. Поначалу я была полностью уверена, что Эша сделали семнадцатилетним только чтобы поднять просмотры, но, как ни странно, это обстоятельство довольно хорошо вписывается в его характер — он и капризничает иногда, и ведет себя неразумно местами. Что касается Эйджи, то ему невероятно легко симпатизировать, так как он — законопослушный гражданин, волей случая оказавшийся в подпольном мире, схватывает все тонкости выживания, но пользуется ими далеко не всегда. Все диалоги в сериале построены так, как если бы звучали в реальной жизни, за что тайтлу огроменный плюс.
🍌Криминальный опыт Эша. Не упомянуть этот момент я просто не могу — Эш ведет себя максимально круто и эпично. Природа одарила его женственной внешностью, с помощью чего он мастерски 
манипулирует другими, прикидываясь невинной овечкой. Что бы вы мне не говорили, но такие персонажи мне определенно нравятся.
🍌Есть много атмосферных моментов. Аниме наполнено красивыми закатами, чудесными видами и потрясающими взаимоотношениями персонажей, как говорится, бальзам на душу. Персонажам (в особенности главным героям) частенько требуется отдохнуть от всей беготни, и в отличие от большинства других аниме схожей тематики, здесь мы видим плавный переход к обычному миру. Они — живые люди, а уже потом участники сюжета.
🐟Минусы:🐟
🐟СЛИШКОМ много яоя. Речь сейчас пойдет совсем не о романтической (?) линии, а о сюжете в общем. За счет своей женственной внешности Эш частенько подвергается домогательствам со стороны, кхм, практически всех встречный персонажей. Один-два раза это бы могло дополнять сюжет и объяснить мировоззрение Эша, но когда такое не очень-то приятное зрелище происходит постоянно, уже отпадает желание досматривать. Яоя-то в жанрах не указано, а смотреть его приятно не всем.
🐟Отношения Эйджи и Эша. Начаты они откровенно грубо, что называется, с места в карьер. Лично я вообще не поняла, с каких пор Эш ценит Эйджи большее остальных друзей и настолько сильно ему доверяет. Встретились, поговорили пару раз, и бац — уже друзья навек. Само аниме объясняет это как «родство душ», но факт остается фактом — на развитие любых отношений требуется время.
🐟Романтическая (?) линия. Именно тот момент, который 
порождает столько споров в среде анимешников. Уж совсем непонятно, что хотел показать нам автор, да и сам он, видимо, не в курсе. Неоднократно делаются намеки на романтические отношения, а потом внезапно они становятся чисто родственными, как будто ничего и не было. Даже сам автор поясняет это примерно как «Они любят друг друга, может как любовники, а может и нет». Вот и пойми после этого половину сюжета.
🐟Не верю! Так как Эш — протагонист из преступного мира, антагонистами (злодеями) здесь частично являются хранители порядка. И слишком глупо и нереалистично они себя ведут! Ну не верю я, что в секретную правительственную организацию набирают таких глупых людей, которых можно настолько легко обмануть! Что 
касается «хороших» полицейских, то они слишком уж легко сотрудничают с Эшем и компанией. Сама подпольная жизнь показана вообще никак — складывается ощущение, что преступники только и делают, что гуляют по окрестностям, сидят в барах и время от времени дерутся друг с другом.
🐟Интрига слита полностью. Обстоятельство, которое меня невероятно расстроило. Поначалу сюжет казался весьма интересным, мы вместе с героями пытались догадаться, что же такое «Рыбка-бананка», но уже в самом начале нам дают ответ на этот вопрос. А дальше — дальше герои просто бегают с места на место, от кого-то спасаются, с кем-то дерутся и так далее. Причем у большинства антагонистов схема одинаковая — «Берем Эйджи в заложники и получаем, что хотим».
Скажу честно, аниме до конца я еще не досмотрела, но близка к этому. Тайтл имеет существенные минусы, которые никто нигде почему-то не упоминал. Все же жанр седзе себя полностью оправдывает — аниме выезжает за счет красивых парней и вроде бы вполне неплохого сюжета, который, как мне кажется, можно было бы провернуть гораздо лучше. Чтобы досмотреть до конца, потребуется явное терпение. Решайте сами, стоит ли данный тайтл вашего внимания.
Онлайн чтение книги Хорошо ловится рыбка-бананка A Perfect Day for Bananafish
Джером Дейвид Сэлинджер. Хорошо ловится рыбка-бананка
В гостинице жили девяносто семь нью-йоркцев, агентов по рекламе, и они так загрузили междугородный телефон, что молодой женщине из 507-го номера пришлось ждать полдня, почти до половины третьего, пока ее соединили. Но она не теряла времени зря. Она прочла статейку в женском журнальчике — карманный формат! — под заглавием «Секс — либо радость, либо — ад!». Она вывела пятнышко с юбки от бежевого костюма. Она переставила пуговку на готовой блузке. Она выщипнула два волосика, выросшие на родинке. И когда телефонистка наконец позвонила, она, сидя на диванчике у окна, уже кончала покрывать лаком ногти на левой руке.
Но она была не из тех, кто бросает дело из-за какого-то телефонного звонка. По ее виду можно было подумать, что телефон так и звонил без перерыва с того дня, как она стала взрослой.
Телефон звонил, а она наносила маленькой кисточкой лак на ноготь мизинца, тщательно обводя лунку. Потом завинтила крышку на бутылочке с лаком и, встав, помахала в воздухе левой, еще не просохшей рукой. Другой, уже просохшей, она взяла переполненную пепельницу с диванчика и перешла с ней к ночному столику — телефон стоял там. Сев на край широкой, уже оправленной кровати, она после пятого или шестого сигнала подняла телефонную трубку.
— Алло, — сказала она, держа поодаль растопыренные пальчики левой руки и стараясь не касаться ими белого шелкового халатика, — на ней больше ничего, кроме туфель, не было — кольца лежали в ванной.
— Да Нью-Йорк, миссис Гласс, — сказала телефонистка.
— Хорошо, спасибо, — сказала молодая женщина и поставила пепельницу на ночной столик.
Послышался женский голос:
Молодая особа отвела трубку от уха:
— Да, мама. Здравствуй, как вы все поживаете?
— Безумно за тебя волнуюсь. Почему не звонила? Как ты, Мюриель?
— Я тебе пробовала звонить и вчера, и позавчера вечером. Но телефон тут…
Мюриель еще немного отодвинула трубку от уха:
— Чудесно. Только жара ужасающая. Такой жары во Флориде не было уже…
— Почему ты не звонила? Я волновалась, как…
— Мамочка, милая, не кричи на меня, я великолепно тебя слышу. Я пыталась дозвониться два раза. И сразу после…
— Я уже говорила папе вчера, что ты, наверно, будешь вечером звонить. Нет, он все равно… Скажи, как ты, Мюриель? Только правду!
— Да все чудесно. Перестань спрашивать одно и то же…
— Не помню. В среду утром, что ли.
— Он сам, — ответила дочь. — Только не ахай. Он правил осторожно. Я просто удивилась.
— Он сам правил? Но, Мюриель, ты мне дала честное слово…
— Мама, я же тебе сказала, — перебила дочь, — он правил очень осторожно. Кстати, не больше пятидесяти в час, ни разу…
— А он не фокусничал — ну, помнишь, как тогда, с деревьями?
— Мамочка, я же тебе говорю — он правил очень осторожно. Перестань, пожалуйста. Я его просила держаться посреди дороги, и он послушался, он меня понял. Он даже старался не смотреть на деревья, видно было, как он старается. Кстати, папа уже отдал ту машину в ремонт?
— Нет еще. Запросили четыреста долларов за одну только…
— Но, мамочка, Симор обещал папе, что он сам заплатит. Не понимаю, чего ты…
— Посмотрим, посмотрим. А как он себя вел в машине и вообще?
— Хорошо! — сказала дочь.
— Он тебя не называл этой ужасной кличкой.
— Нет. Он меня зовет по-новому.
— Да не все ли равно, мама!
— Мюриель, мне необходимо знать. Папа говорил…
— Ну ладно, ладно! Он меня называет «Святой бродяжка выпуска 1948 года», — сказала дочка и засмеялась.
— Ничего тут нет смешного, Мюриель. Абсолютно не смешно. Это ужасно. Нет, это просто очень грустно. Когда подумаешь, как мы…
— Мама, — прервала ее дочь, — погоди, послушай. Помнишь ту книжку, он ее прислал мне из Германии? Помнишь, какие-то немецкие стихи? Куда я ее девала? Ломаю голову и не могу…
— Конечно. То есть она у меня. У Фредди в комнате. Ты ее тут оставила, а места в шкафу… В чем дело? Она ему нужна?
— Нет. Но он про нее спрашивал по дороге сюда. Все допытывался — читала я ее или нет.
— Да, мамочка. А ему все равно, — сказала дочь и закинула ногу на ногу. — Он говорит, что стихи написал единственный великий поэт нашего века. Он сказал: надо было мне хотя бы достать перевод. Или выучить немецкий — вот, пожалуйста!
— Ужас. Ужас! Нет, это так грустно… Папа вчера говорил…
— Одну секунду, мамочка! — сказала дочь. Она пошла к окну — взять сигареты с диванчика, закурила и снова села на кровать. — Мама? — сказала она, выпуская дым.
— Мюриель, выслушай меня внимательно.
— Папа говорил с доктором Сиветским…
— Он все ему рассказал. По крайней мере, так он мне говорит, но ты знаешь папу. И про деревья. И про историю с окошком. И про то, что он сказал бабушке, когда она обсуждала, как ее надо будет хоронить, и что он сделал с этими чудными цветными открыточками, помнишь, Бермудские острова, словом, про все.
— Ну и вот. Во-первых, он сказал — сущее преступление, что военные врачи выпустили его из госпиталя, честное слово! Он определенно сказал папе, что не исключено, никак не исключено, что Симор совершенно может потерять способность владеть собой. Честное благородное слово.
— А здесь в гостинице есть психиатр, — сказала дочь.
— Не помню. Ризер, что ли. Говорят, очень хороший врач.
— Ни разу не слыхала!
— Это еще не значит, что он плохой.
— Не дерзи мне, Мюриель, пожалуйста! Мы ужасно за тебя волнуемся. Папа даже хотел дать тебе вчера телеграмму, чтобы ты вернулась домой, и потом…
— Нет, мамочка, домой я пока не вернусь, успокойся!
— Мюриель, честное слово, доктор Сиветский сказала, что Симор может окончательно потерять…
— Мама, мы только что приехали. За столько лет я в первый раз по-настоящему отдыхаю, не стану же я хватать вещички и лететь домой. Да я и не могла бы сейчас ехать. Я так обожглась на солнце, что еле хожу.
— Ты обожглась? И сильно? Отчего же ты не мазалась «Бронзовым кремом» — я тебе положила в чемодан? Он в самом…
— Мазалась, мазалась. И все равно сожглась.
— Вот ужас! Где ты обожглась?
— Вся, мамочка, вся, с ног до головы.
— Скажи, а ты говорила с этим психиатром?
— Что он сказал? И где в это время был Симор?
— В Морской гостиной, играл на рояле. С самого приезда он оба вечера играл на рояле.
— Что же сказал врач?
— Ничего особенного. Он сам заговорил со мной. Я сидела рядом с ним — мы играли в «бинго», и он меня спросил — это ваш муж играет на рояле в той комнате? Я сказала да, и он спросил — не болел ли Симор недавно? И я сказала…
— А почему он вдруг спросил?
— Не знаю, мам. Наверно, потому, что Симор такой бледный, худой. В общем после «бинго» он и его жена пригласили меня что-нибудь выпить. Я согласилась. Жена у него чудовище. Помнишь то жуткое вечернее платье, мы его видели в витрине у Бонуита? Ты еще сказала, что для такого платья нужна тоненькая-претоненькая…
— Вот она и была в нем! А бедра у нее! Она все ко мне приставала — не родня ли Симор той Сюзанне Гласс, у которой мастерская на Мэдисон-авеню — шляпы!
— А он то что говорил? Этот доктор?
— Да так, ничего особенного. И вообще мы сидели в баре, шум ужасный.
— Да, но все-таки ты ему сказала, что он хотел сделать с бабусиным креслом?
— Нет, мамочка, никаких подробностей я ему не рассказывала. Но может быть, удастся с ним еще поговорить. Он целыми днями сидит в баре.
— А он не говорил, что может так случиться — ну в общем, что у Симона появятся какие-нибудь странности? Что это для тебя опасно?
— Да нет, — сказала дочь. — Видишь ли, мам, для этого ему нужно собрать всякие данные. Про детство и всякое такое. Я же сказала — мы почти не разговаривали: в баре стоял ужасный шум.
— Ну что ж… А как твое синее пальтишко?
— Ничего. Прокладку из-под плеч пришлось вынуть.
— А как там вообще одеваются?
— Ужасающе. Ни на что не похоже. Всюду блестки — бог знает что такое.
— Номер у вас хороший?
— Ничего. Вполне терпимо. Тот номер, где мы жили до войны, нам не достался, — сказала дочь. — Публика в этом году жуткая. Ты бы посмотрела, с кем мы сидим рядом в столовой. Прямо тут же, за соседним столиком. Вид такой, будто они приехали на грузовике.
— Сейчас везде так. Юбочку носишь?
— Она слишком длинная. Я же тебе говорила.
— Мюриель, ответь мне в последний раз — как ты? Все в порядке?
— Да, мамочка, да! — сказала дочка. — В сотый раз — да!
— И тебе не хочется домой?
— Папа вчера сказал, что он готов дать тебе денег, чтобы ты уехала куда-нибудь одна и все хорошенько обдумала. Ты могла бы совершить чудесное путешествие на пароходе. Мы оба думаем, что тебе…
— Нет, спасибо, — сказала дочь и села прямо. — Мама, этот разговор влетит в…
— Только подумать, как ты ждала этого мальчишку всю войну, то есть только подумать, как все эти глупые молодые жены..
— Мамочка, давай прекратим разговор. Симор вот-вот придет.
— На пляже? Один? Он себя прилично ведет на пляже?
— Слушай, мама, ты говоришь про него, словно он буйно помешанный.
— Ничего подобного, Мюриель, что ты!
— Во всяком случае, голос у тебя такой. А он лежит на песке, и все. Даже халат не снимает.
— Не снимает халат? Почему?
— Не знаю. Наверно, потому, что он такой бледный.
— Боже мой! Но ведь ему необходимо солнце! Ты не можешь его заставить?
— Ты же знаешь Симора, — сказала дочь и снова скрестила ножки. — Он говорит — не хочу, чтобы всякие дураки глазели на мою татуировку.
— Но у него же нет никакой татуировки! Или он в армии себе что-нибудь наколото?
— Нет, мамочка, нет, миленькая, — сказала дочь и встала. — Знаешь что, давай я тебе позвоню завтра.
— Мюриель! Выслушай меня! Только внимательно!
— Слушаю, мамочка! — Она переступила с ноги на ногу.
— В ту же секунду, как только он скажет или сделает что-нибудь странное, — ну, ты меня понимаешь, немедленно звони! Слышишь?
— Мама, но я не боясь Симора!
— Мюриель, дай мне слово!
— Хорошо. Даю. До свидания, мамочка! Поцелуй папу. — И она повесила трубку.
— Сими Гласс, Семиглаз, — сказала Сибилла Карпентер, жившая в гостинице со своей мамой. — Где Семиглаз?
— Кисонька, перестань, ты маму замучила. Стой смирно, слышишь?
Миссис Карпентер растирала маслом от загара плечики Сибиллы, спинку и худенькие, похожие на крылышки лопатки. Сибилла, кое-как удерживаясь на огромном, туго надутом мячике, сидела лицом к океану. На ней был желтенький, как канарейка, купальник — трусики и лифчик, хотя в ближайшие девять-десять лет она еще прекрасно могла обойтись и без лифчика.
— Обыкновенный шелковый платочек, но это заметно только вблизи, — объясняла женщина, сидевшая в кресле рядом с миссис Карпентер. — Интересно, как это она умудрилась так его завязать. Прелесть что такое.
— Да, наверно, мило, — сказала миссис Карпентер. — Сибиллочка, кисонька, сиди смирно.
— А где мой Семиглаз? — спросила Сибилла.
— Миссис Карпентер вздохнула.
— Ну вот, — сказала она. Она завинтила крышку на бутылочке с маслом. — Беги теперь, киска, играй. Мамочка пойдет в отель и выпьет мартини с миссис Хаббель. А оливку принесет тебе.
Выбравшись на волю, Сибилла стремглав добежала до пляжа, потом свернула к Рыбачьему павильону. По дороге она остановилась, брыкнула ножкой мокрый, развалившийся дворец из песка и скоро очутилась далеко от курортного пляжа.
Она прошла с четверть мили и вдруг понеслась бегом, прямо к дюнам на берегу. Она добежала до места, где на спине лежал молодой человек.
— Пойдешь купаться, Сими Гласс? — спросила она.
Юноша вздрогнул, схватился рукой за отвороты купального халата. Потом перевернулся на живот, и скрученное колбасой полотенце упало с его глаз. Он прищурился на Сибиллу.
— А, привет, Сибиллочка!
— Только тебя и ждал, — сказал тот. — Какие новости?
— Чего? — спросила Сибилла.
— Новости какие? Что в программе?
— Мой папа завтра прилетит на ариплане! — сказала Сибилла, подкидывая ножкой песок.
— Только не мне в глаза, крошка! — сказал юноша, придерживая Сибиллину ножку. — Да, пора бы твоему папе приехать. Я его с часу на час жду. Да, с часу на час.
— А где та тетя? — спросила Сибилла.
— Та тетя? — Юноша стряхнул песок с негустых волос. — Трудно сказать, Сибиллочка. Она может быть в тысяче мест. Скажем, у парикмахера. Красится в рыжий цвет. Или у себя в комнате — шьет куклы для бедных деток. — Он все еще лежал ничком и теперь, сжав кулаки, поставил один кулак на другой и оперся на него подбородком. — Ты лучше спроси меня что-нибудь попроще, Сибиллочка, — сказал он. — До чего у тебя костюмчик красивый, прелесть. Больше всего на свете люблю синие купальнички.
Сибилла посмотрела на него, потом — на свой выпяченный животик.
— А он желтый, — сказала она, — он вовсе желтый.
— Правда? Ну-ка подойди!
— Сибилла сделал шажок вперед.
— Ты совершенно права. Дурак я, дурак!
— Пойдешь купаться? — спросила Сибилла.
— Надо обдумать. Имей в виду, Сибиллочка, что я серьезно обдумываю это предложение.
— Сибилла ткнула ногой надувной матрасик, который ее собеседник подложил под голову вместо подушки.
— Надуть надо, — сказала она.
— Ты права. Вот именно — надуть и даже сильнее, чем я намеревался до сих пор. — Он вынул кулаки и уперся подбородком в песок. — Сибиллочка, — сказал он, — ты очень красивая. Приятно на тебя смотреть. Расскажи мне про себя. — Он протянул руки и обхватил Сибиллины щиколотки. — Я козерог, — сказал он. — А ты кто?
— Шэрон Липшюц говорила — ты ее посади к себе на рояльную табуретку, — сказала Сибилла.
— Неужели Шэрон Липшюц так сказала?
Сибилла энергично закивала.
Он выпустил ее ножки, скрестил руки и прижался щекой к правому локтю.
— Ничего не поделаешь, — сказал он, — сама знаешь, как этот бывает, Сибиллочка. Сижу, играю. Тебя нигде нет. А Шэрон Липшюц подходит и забирается на табуретку рядом со мной. Что же — столкнуть ее, что ли?
— Ну, нет. Нет! Я на это не способен. Но знаешь, что я сделал, угадай!
— Я притворился, что это ты.
Сибилла сразу нагнулась и начала копать песок.
— Пойдем купаться! — сказала она.
— Так и быть, — сказал ее собеседник. — Кажется, на это я способен.
— В другой раз ты ее столкни! — сказала Сибилла.
— Ах, Шэрон Липшюц! Как это ты все время про нее вспоминаешь? Мечты и сны… — Он вдруг вскочил на ноги, взглянул на океан. — Слушай, Сибиллочка, знаешь, что мы сейчас сделаем. Попробуем поймать рыбку-бананку.
— Рыбку-бананку, — сказал он и развязал полы халата. Он снял халат. Плечи у него были белые, узкие, плавки — ярко-синие. Он сложил халат сначала пополам, в длину, потом свернул втрое. Развернув полотенце, которым перед тем закрывал себе глаза, он разостлал его на песке и положил на него свернутый халат. Нагнувшись, он поднял надувной матрасик и засунул его под мышку. Свободной левой рукой он взял Сибиллу за руку.
Они пошли к океану.
— Ты-то уж наверняка не раз видела рыбок-бананок? — спросил он.
Сибилла покачала головой.
— Не может быть! Да где же ты живешь?
— Не знаю! — сказала Сибилла.
— Как это не знаешь? не может быть! Шэрон Липшюц и то знает, где она живет, а ей тоже всего три с половиной!
Сибилла остановилась и выдернула руку. Потом подняла ничем не приметную ракушку и стала рассматривать с подчеркнутым интересом. Потом бросила ее.
— Шошновый лес, Коннетикат, — сказала она и пошла дальше, выпятив животик.
— Шошновый лес, Коннетикат, — повторил ее спутник. — А это случайно не около Соснового леса, в Коннектикуте?
Сибилла посмотрела на него.
— Я там живу! — сказала она нетерпеливо. — Я живу, шошновый лес, Коннетикат. — Она пробежала несколько шажков, подхватила левую ступню левой же рукой и запрыгала на одной ножке.
— До чего ты все хорошо объяснила, просто прелесть, — сказал ее спутник.
Сибилла выпустила ступню.
— Ты читал «Негритенок Самбо»? — спросила она.
— Как странно, что ты меня об этом спросила, — сказал ее спутник. — Понимаешь, только вчера вечером я его дочитал. — Он нагнулся, взял ручонку Сибиллы. — Тебе понравилось? — спросил он.
— А тигры бегали вокруг дерева?
— Да-а, я даже подумал: когда же они остановятся? В жизни не видел столько тигров.
— Их всего шесть, — сказала Сибилла.
— Всего? — переспросил он. — По-твоему, это мало?
— Ты любишь воск? — спросила Сибилла.
— Что? — переспросил он.
— Ты любишь оливки? — спросила она.
— Оливки? Ну, еще бы! Оливки с воском. Я без них ни шагу!
— Ты любишь Шэрон Липшюц? — спросила девочка.
— Да. Да, конечно, — сказал ее спутник. — И особенно я ее люблю за то, что она никогда не обижает маленьких собачек у нас в холле, в гостинице. Например, карликового бульдожку той дамы, из Канады. Ты, может быть, не поверишь, но есть такие девочки, которые любят тыкать этого бульдожку палками. А вот Шэрон — никогда. Никого она не обижает, не дразнит. За это я ее люблю.
— А я люблю жевать свечки, — сказала она наконец.
— Это все любят, — сказал ее спутник, пробуя воду ногой. — Ух, холодная! — Он опустил надувной матрасик на воду. — Нет, погоди, Сибиллочка. Давай пройдем подальше.
Они пошли вброд, пока вода не дошла Сибилле до пояса. Тогда юноша поднял ее на руки и положил на матрасик.
— А ты никогда не носишь купальной шапочки, не закрываешь головку? — спросил он.
— Не отпускай меня! — приказала девочка. — Держи крепче!
— Простите, мисс Карпентер. Я свое дело знаю, — сказал ее спутник. — А ты лучше смотри в воду, карауль рыбку-бананку. Сегодня отлично ловится рыбка-бананка.
— А я их не увижу, — сказала девочка.
— Вполне понятно. Это очень странные рыбки. Очень странные. — Он толкал матрасик вперед. Вода еще не дошла ему до груди. — И жизнь у них грустная, — сказал он. — Знаешь, что они делают, Сибиллочка?
Девочка покачала головой.
— Понимаешь, они заплывают в пещеру, а там — куча бананов. Посмотреть на них, когда они туда заплывают, — рыбы как рыбы. Но там они ведут себя просто по-свински. Одна такая рыбка-бананка заплыла в банановую пещеру и съела там семьдесят восемь бананов. — Он подтолкнул плотик с пассажиркой еще ближе к горизонту. — И конечно, они от этого так раздуваются, что им никак не выплыть из пещеры. В двери не пролезают.
— Дальше не надо, — сказала Сибилла. — А после что?
— Когда после? О чем ты?
— Ах, ты хочешь сказать — после того как они так наедаются бананов, что не могут выбраться из банановой пещеры?
— Да, сказала девочка.
— Грустно мне об этом говорить, Сибиллочка. Умирают они.
— Почему — спросила Сибилла.
— Заболевают банановой лихорадкой. Страшная болезнь.
— Смотри, волна идет, — сказала Сибилла с тревогой.
— Давай ее не замечать, — сказал он, — давай презирать ее. Мы с тобой гордецы. — Он взял в руки Сибиллины щиколотки и нажал вниз. Плотик подняло на гребень волны. Вода залила светлые волосики Сибиллы, но в ее визге слышался только восторг.
Когда плотик выпрямился, она отвела со лба прилипшую мокрую прядку и заявила:
— Не может быть! — сказал ее спутник. — А у нее были во рту бананы?
— Да, — сказала Сибилла. — Шесть.
Юноша вдруг схватил мокрую ножку Сибиллы — она свесила ее с плотика — и поцеловал пятку.
— Сама ты «фу!» Поехали назад! Хватит с тебя?
— Жаль, жаль! — сказал он и подтолкнул плотик к берегу, где Сибилла спрыгнула на песок. Он взял матрасик под мышку и понес на берег.
— Прощай! — крикнула Сибилла и без малейшего сожаления побежала к гостинице.
Молодой человек надел халат, плотнее запахнул отвороты и сунул полотенце в карман. Он поднял мокрый, скользкий, неудобный матрасик и взял его под мышку. Потом пошел один по горячему, мягкому песку к гостинице.
В подвальном этаже — дирекция отеля просила купальщиков подниматься наверх только оттуда — какая-то женщина с намазанным цинковой мазью носом вошла в лифт вместе с молодым человеком.
— Я вижу, вы смотрите на мои ноги, — сказал он, когда лифт подымался.
— Простите, не расслышала, — сказала женщина.
— Я сказал: вижу, вы смотрите на мои ноги.
— Простите, но я смотрела на пол! — сказала женщина и отвернулась к дверцам лифта.
— Хотите смотреть мне на ноги, так и говорите, — сказал молодой человек. — Зачем это вечное притворство, черт возьми?
— Выпустите меня, пожалуйста! — торопливо сказала женщина лифтерше.
Дверцы открылись, и женщина вышла не оглядываясь.
— Ноги у меня совершенно нормальные, не вижу никакой причины, чтобы так на них глазеть, — сказал молодой человек. — Пятый, пожалуйста. — И он вынул ключ от номера из кармана халата.
Выйдя на пятом этаже, он прошел по коридору и открыл своим ключом двери 507-го номера. Там пахло новыми кожаными чемоданами и лаком для ногтей.