але психиатрия заберите меня
«Психом однажды может стать каждый!» Санитарка «дурдома» о жестокости, Наполеонах и показных суицидах
Предупреждаем сразу: этот выпуск рубрики «Личный опыт» впечатлительным людям лучше не читать. В нем много жестокой, но жизненной правды. Бывшая санитарка одной из психиатрических больниц Карелии откровенно рассказала, что происходит там, за высоким забором. Как люди становятся психами, почему больные чаще всего зовут маму, как их можно уговорить работать за еду и как нужно себя вести, чтобы тебя не избили, и почему такого количества человеческого, простите, дерьма она не видела больше никогда в жизни.
Я работала санитаркой в психиатрической больнице, хотя у меня высшее образование. Был период, когда не могла найти работу, и знакомая из этой больницы предложила посодействовать в трудоустройстве. Если кто-то скажет вам, что в таком учреждении легко получить работу, пусть даже и санитаркой, это неправда. Несмотря на действительно большие и чаще всего не имеющие ничего общего с «обычной» работой нагрузки, люди дорожат своими местами, потому что неплохая зарплата и много льгот. Я готова рассказать о том, что я там увидела, хотя, конечно, не все.
В обычном медицинском учреждении пациент может запросто заглянуть в ординаторскую, поговорить с доктором. В психиатрической больнице не так: отделение, где содержатся больные, строго отделено от помещения, где работают врачи. У них свои дела: обход, назначения, заполнение истории болезни. Основное время с пациентами проводит как раз средний медперсонал (уколы, раздача таблеток), а еще больше — низший. Это мы, санитарки и санитары.
Каждый наверняка слышал такое выражение: «Родственники сдали его (ее) в психушку». Однако мало кто представляет, как сильно страдают те, кто год от года, сутки за сутками, живет рядом с психически ненормальным человеком. С тем, кто пребывает в мире, куда, с одной стороны, никому из нас нет доступа, а с другой — куда они постоянно стараются нас затянуть. Причем среди них есть и реально опасные люди, от которых никогда не знаешь, чего ожидать.
Психические больные буквально высасывают энергию из окружающих людей. Или это мы сами тратим столько энергии, чтобы создать некий щит для того, чтобы оградить от пагубного воздействия свою собственную душу? В стенах учреждения для душевнобольных крайне гнетущая и тяжелая атмосфера. Я читала, что в заброшенных дурдомах она сохраняется долгие годы, даже столетия.
Бытует мнение, что в подобных учреждениях работают жестокие люди, чуть не садисты. Это не так. Все везде и всегда зависит от человека. Конечно, эмоционально ранимые, как и слишком брезгливые люди здесь не задерживаются. Приходится каким-то образом отстраняться от того, что ты видишь и делаешь, иначе быстро сгоришь, приняв все на себя и не выдержав этого груза. Я считаю, что персонал психиатрических учреждений должны составлять хотя и стойкие, но вместе с тем и милосердные люди. Даже на санитарку такой больницы стоило бы обучать, как минимум, на каких-то курсах.
Психом однажды может стать каждый. Порой в человеке что-то ломается, и происходит непоправимое. Пациенты таких учреждений — не только пресловутые Наполеоны или те, кто получает через газеты зашифрованные послания от инопланетян. Есть история женщины, потерявшей мужа и двоих детей во время автокатастрофы, девушки, попавшей в психушку после группового изнасилования.
Опасна и депрессия, на которую родственники больного чаще всего не обращают никакого внимания. То есть не то чтобы не обращают, а говорят близкому человеку, например, следующее: «Что ты дурью маешься? Займись чем-нибудь!» Или что-либо в этом роде. А человек просто не в состоянии чем-то заняться, он нуждается в помощи, и когда эта помощь не приходит вовремя, психика больного может серьезно пострадать.
Такие «больные» сразу начинают плакать, проситься домой и говорить, что просто «так вышло». Сразу никуда и никто их не отпускает, и им приходится лежать по соседству с откровенно ненормальными людьми. А не лучше ли было подумать, какую травму способно нанести близким подобное глупое показушничество?! Как правило, эти люди к нам больше не попадают. Одной совершенной в жизни глупости им хватает, чтобы одуматься раз и навсегда.
Больше всего мне было жалко стариков обоего пола, которых родственники в самом деле порой старались спихнуть в больницу (пусть и на платную койку), лишь бы не ухаживать самим. Эти бабушки и дедушки, даже если они и потеряли связь с реальностью, не представляют никакой угрозы для окружающих. Если у кого-то из них и случаются приступы агрессии, это легко купируется специальной терапией. Другое дело, что их сыновьям, дочерям, внукам не хочется менять памперсы, кормить с ложки, терпеть какие-то причуды стариков. Многие из них мажут стены дерьмом — куда уж стерпеть такое в квартирах с крутым ремонтом!
Никогда не забуду бабушку, которая сутками сидела на кровати, думая, что это скамейка на вокзальном перроне, и со слезами на глазах повторяла: «Да когда же за мной приедет мама и заберет меня отсюда!» Многие из них почему-то зовут именно маму, и этой старушке предстояло ждать ее до конца жизни и встретиться с нею уже за неким пределом. Но ее мог бы забрать кто-то другой и позволить ей умереть не в стенах казенного учреждения. Однако этого не случилось.
С другой стороны, чей-то «вечный бред» никогда не станешь слушать, иначе сама свихнешься. Порой, да, под настроение, хочется кого-то обнять, посидеть рядом с ним, утешить, принять что-то на себя. Но вот как раз в это время некто другой, рядом, простите, обкакался! И тогда ты, конечно, идешь к нему.
«Грязной» работы, конечно, было много. Прошу прощения, но такие кучи человеческого дерьма мне никогда не забыть! Многие больные могли начать «делать свои дела» в самой непредсказуемой ситуации, не контролируя себя. Когда начинаешь убирать, как бы отключаешь реакцию сознания — действуют только руки и тогда все просто, потому что со временем в такой ситуации притупляется даже обоняние. Пациентов я за подобные «провинности» не ругала, потому что от этого, как правило, никакого толку. Хотя за день раздражение, конечно, накапливалось.
Прибегала ли я в плане уборки, скажем так, к услугам других больных? Да, но не путем угроз, а за еду. Большинство ненормальных людей очень много едят, при этом обладают огромной физической силой. «Самые сильные — это психи», — такую фразу я услышала в первый день работы. Почему сильные, объяснили: мышцы человека обладают гораздо большими возможностями, чем проявляемая ими сила. Ограничителем выступает мозг: для того, чтобы мышцы попросту не порвались. А у психически больных людей такой «предохранитель» отсутствует. Потому, к примеру, казалось бы, немощные старики и способны разрывать в клочья памперсы.
Прием пищи — это отдельная тема. Один из самых важных, знаковых моментов для пациентов психиатрической больницы — это завтрак, обед и ужин. Тут оживление начинается за час, даже за два, причем даже среди тех, кто вроде бы ничего толком не понимает. Видимо, некие биологические часы есть у всех.
Для «психов» важен не вкус пищи, а ее количество. Главное следить, чтобы никто ни у кого ничего не отбирал. Я бы не сказала, что больных кормят плохо: конечно, это не санаторий, но в целом при нашей жизни иногда и в семьях нет такого питания. Когда я впервые шла дежурить в изолятор, очень переживала, боялась. Но одна медсестра мне сказала: «Купи пару буханок хлеба в нарезке». Я так и сделала. Дашь кусок хлеба — и все будет нормально, пациент спокоен.
Проблема уважения и признания личности больного существует в любом учреждении, в том числе и в психиатрическом. Почти все санитарки, медсестры ругаются матом. Я и сама так делала, хотя раньше никогда не употребляла ненормативную лексику. Мат — простейшая энергетическая подпитка низкого качества, но такая все же лучше, чем ничего. Но я материлась «в пространство», не на больных. И еще никогда не обращалась к пожилому пациенту на ты, не заталкивала связанному или лежащему больному ложку горячей каши в рот, потому что ему придется лежать с вытаращенными глазами и с мучительным выражением лица.
Смирительных рубашек давно уже нет, но все равно связывание существует. В большинстве случаев это необходимость. К каждому больному не приставишь санитара! В дневное время неагрессивные, более-менее адекватные больные свободно перемещаются по коридору, смотрят телевизор, играют в настольные игры, а также гуляют во дворе. Ночью двери в палаты запираются снаружи, свет не гасится.
Угроза агрессии пациентов в отношении медперсонала всегда существует. И пресловутое правило никогда не поворачиваться к психическому больному спиной действительно одно из главных. В первое время меня, как новенькую, а еще зазевавшуюся, пациенты били не раз, и это всегда была в большей степени психологическая травма, потому как подобное поведение никак не было спровоцировано с моей стороны. Представьте, что к вам на улице подойдет человек и ни за что ни про что ударит вас по лицу! Вы испытаете то же самое. Потом больные постепенно привыкают к тебе, а ты привыкаешь к ним, и проблем уже гораздо меньше.
Разумеется, за больными нужен глаз да глаз! В отделении была пациентка, которая раз за разом пыталась выброситься из окна. Вопреки представлениям, решеток на окнах психиатрической больницы нет, потому что это не тюрьма. Несколько раз эта больная все-таки пробивала головой стекло и прыгала вниз. Что удивительно — никогда ничего себе не ломала, да особо почему-то и не резалась!
С врачами я не общалась, я была санитаркой. И все-таки у меня сложилось определенное мнение о нашей современной психиатрии. «Психи» особо никому не нужны. Мне кажется, задача психиатра — подобрать человеку диагноз из имеющихся в некоем списке, а потом назначить таблетки из другого списка. А тратить душевные силы на то, чтобы индивидуально подойти к пациенту, никто то ли не хочет, то ли не может.
Почему я все-таки уволилась из больницы? Потому что вне работы стала видеть, замечать, сколько вокруг ненормальных людей. Они есть везде, их можно встретить среди клиентов любого учреждения. При этом никто из них наверняка никогда не лечился в психушке. Однако, поработав в «дурдоме», всегда определяешь потенциальных пациентов по лицам, движениям, взглядам. Сейчас, получив другую работу, я стараюсь от этого отходить. И все же не отказываюсь от мысли о том, что психическое здоровье нации — под угрозой.
Работники психбольниц делятся историями про пациентов
Пушистого и мягкого вторника, мои дорогие и все, кто забрёл на огонёк!
Психушка – мрачное место, покрытое тайнами, но пугает обычно не неведомая нечисть, а люди и их поступки. Чего такого натворили пациенты психбольниц?
2) Наш больной сбежал и автостопом доехал до Сиднея ( за 900 км от больницы).
4) У нас был целый этаж пожилых сумасшедших. Как-то ночью я проходил мимо, одна из пациенток просунула голову в дверной проём и окликнула меня:
— Могу ли я составить компанию прекрасному молодому человеку этой ночью?
Но бабуля не растерялась и выдала:
— Всё в порядке, у меня плохое зрение.
Я отверг предложение, но надо отдать должное её обаянию.
5) Парень во время приступов мог играть на пианино как профи: классику, джаз, регтайм. В остальное время он просто сидел в кресле и пялился в пустоту.
6.1) Ещё был случай: пациент сделал себе надрез на бедре и постоянно его расковыривал, не давая зажить. Удивительно, как инфекция не затронула бедро, но вскоре отверстие покрылось рубцовой тканью и пациент начал использовать его как «мясной карман», чтобы носить там всякую мелочь. И никто бы не узнал об этом, пока он случайно не укололся скрепкой и не занёс себе инфекцию. Уже в реанимации при осмотре его жуткий тайник был обнаружен.
7) Когда я училась в школе для подготовки медсестёр, мы проходили практику в государственной психлечебнице. Мне поручили присматривать за одной пациенткой. Девушка сидела почти полчаса, просто поедая пудинг пластиковой ложкой. Она съела где-то 6 упаковок, затем тщательно облизала ложку, задрала рукав и засунула ложку целиком под кожу, спокойно заключив: «Упс.» Медсёстры, которые ухаживали за ней, не поверили мне, когда я рассказала об увиденном. И только через несколько часов на обследовании у пациентки заметили немного крови на рубашке. Её отвели в комнату сменить одежду и заметили, что рана на её руке вскрылась и кровоточит. Позже рентген показал всю ложку целиком, застрявшую в складках подкожного жира на предплечье. Судя по всему, пациентка постепенно вытаскивала швы, открывая понемногу разрез, оставшийся после удаления гормонального импланта на прошлой неделе (*противозачаточная капсула, вшиваемая под кожу).
8) Наблюдал больного, который пытался достать «крыс» из своего ануса. Утверждал, что их туда запихнула его бывшая. В итоге он в клочья разодрал себе прямую кишку.
11) Работал охранником в блоке особо строгого режима. Серийный маньяк-насильник отпустил сальную шуточку, на что медсестра сказала ему: «Прекрати это!». Он ответил: «Я уже слышал это раньше».
12) Я работаю медсестрой в Бостонской психиатрической больнице, и я видела некоторое дерьмо. Однажды у нас был парень с маниакальными наклонностями, которого перевели к нам из другого учреждения, потому что все пациенты пытались прибить его. Я дежурила тогда в ночную смену и где-то в 3 часа ночи ко мне пришёл этот болезный, пожаловался, что у него болит зуб и попросился к стоматологу. Я ответила, что сейчас ночь и стоматолог будет только утром, дала ему обезболивающего и отправила обратно в палату. Минут через 5 он снова пришёл и сказал, что зуб болит действительно сильно и ему нужно срочно к врачу. Я снова отправила его в кровать, пообещав достать ещё немного обезболивающего. Тогда она встал передо мной, засунул руку в рот и вырвал свой коренной зуб, после чего протянул его мне. Кровь хлестала у него изо рта, а ему было пофиг, судя по всему. Когда я привела его в порядок, то услышала: «Обязательно верните мне мой зуб, не пытайтесь его украсть!»
Рассказы врача сумасшедшего дома
Добрейший денечек, или вечерочек.
В качестве небольшой предыстории (Чтобы было понятно о чем многобукв): Какое-то время я обитал на форуме любителей мопедов, имел счастье наткнуться на рассказы ака истории из жизни мотолюбителя Томича, Хирурга по профессии. Дико занимательные, поэтому выкладываю тут. Все истории реальны, по его заверениям.
А о нём считаю моральным долгом упомянуть здесь, ибо мужик классный. Орфография и пунктуация автора сохранены.
###
Рассказы врача сумасшедшего дома
Эпиграф. «-Это тот самый врач, который на работу в дурдом на мопеде ездит». (Из разговоров коллег)
Предисловие.
Закончена трудовая неделя. Никак не получается уснуть – вспоминаются разные люди, к лечению которых я так или иначе имел отношение. Многие из них выздоровели, некоторых уже нет в живых. Хочется записать те истории, которые с ними были связаны. В больницах есть страшные отделения – травматология, ожоговое, онкология. Самые жуткие из них – это детские травматология, ожоговое и онкология. Страшнее только психиатрия. Самые морально тяжелые случаи я видел в детской психиатрии. Размозженную ногу можно «собрать», обожженную кожу «нарастить», в онкологии все-таки встречаются опухоли, которые можно вылечить и человек будет жить. Психиатрические заболевания в большинстве своем не лечатся. Эти воспоминания – ни в коей мере не насмешка над несчастными людьми. В любой, даже самой тяжелой работе встречаются юмористические, даже анекдотичные случаи. Здесь рассказываются некоторые из них.
Все персонажи и действующие лица реальные. Имена и фамилии изменены.
В начале мая, окончательно разругавшись с прежним начальством, я «положил заявление на стол», и с середины мая стал «свободным человеком». Все лето я отдыхал, была только подработка плавильщиком на заводе в ночную смену. Там я работал еще до увольнения, совмещая производство электромоторов с врачебной деятельностью, чтобы семья не умерла с голода на зарплату врача-хирурга. У Ричарда Баха в его книге «Биплан» есть такие слова: «будьте осторожны с мечтами, они имеют свойство сбываться». Студентом мне хотелось работать в челюстно-лицевой хирургии, потом в травматологии. Когда начался курс по психиатрии, в голову пришла дурная мысль: «-А хорошо бы здесь поработать, забавное место!» Почти через десять лет это мысль осуществилась. В августе в газете появилось объявление, что в психиатрическую больницу требуется врач-хирург. Приехав на встречу с начмедом, я быстро получил работу, как говорится «оторвали с руками». Началась моя трудовая деятельность в новом месте.
Полковнику никто не пишет
Правда психиатрических больниц
Родители в психиатрическую больницу меня возили три раза, но положенный срок я отсидела только два.
В психушке меня врач позвала к себе в кабинет, у неё вид больной, глаза вытаращенные лезут из орбит, а под ними синяки черные. Как заорала на меня: «Отвечай, как дело было, тебе голос свыше приказал?!». Какая-то врач сказала: «Да у неё по глазкам видно, что она больна».
Стояли там коляски инвалидные. На полу лежала женщина, которая под себя писала, шевелиться не могла. Уколы ей делали без конца, а потом на носилках унесли. Дверь железная на замке, ключ у врачей в кармане.
Умоляла я родителей забрать меня, они подписали нужные бумаги и в этот день меня отпустили, но это было только начало.
А вот третий раз был по настоящему страшный! Во взрослой психиатрической больнице.
Пришла ко мне на свидание мамка, тогда я немного очнулась. В психушке была специальная комната для свиданий, вот тогда я совершила побег. Мамка с медсестрой болтали стоя возле двери, я была рядом и неожиданно у меня промелькнула мысль, что дверь не заперта! Разум прояснился, я очень быстро, мгновенно открыла дверь (она оказалась действительно незапертой) и выбежала на улицу.
Чувствовала после психушки плохо. Беспокойство оставалось сильное. Сознание помутнённое. Телевизор не смотрелся. Всё казалось неживым, бесчувственным. Даже природа не радовала. Прошло такое состояние только через 5 месяцев.
Меня в изолятор перевели с обычной палаты з
«Надели наручники и потащили». Кого и почему отправляют на недобровольное лечение в психиатрическую больницу
Царь на Красной площади
За два дня до президентских выборов, 16 марта 2018 года, Геннадий Пирогов пришел в костюме царя на Красную площадь. Он разулся, встал в сугроб с плакатом «Путина в императоры!» и стал объяснять прохожим, что агитирует за президента, чтобы тот получил императорские полномочия и возможность изменить Конституцию.
«Я облачный царь, босой и нищий, как русский народ, — кричал он. — Идите на выборы, там весело: атмосфера праздника, цирка, каруселей». Периодически к Пирогову подходили люди. Одни предлагали ему обуться, другие начинали с ним спорить, третьи просто посылали подальше. Затем пикетчика скрутили полицейские. Его отвезли в ОВД по Тверскому району, там задержанный решил продолжить перфоманс: заявил, что считает себя царем и хочет избавиться от коррупции. Полицейские вызвали скорую помощь — так Пирогов оказался в психиатрической больнице.
В больнице у него отобрали телефон, давали таблетки и делали уколы. Названия препаратов ему выяснить не удалось. Врачи предложили подписать согласие на госпитализацию, Пирогов отказался. Позже решение о недобровольном лечении принял суд.
«Разумеется, в тот день, 16 марта, я не агитировал за Путина, — говорит Геннадий, — скорее наоборот. Это был троллинг, эксперимент. Я хотел посмотреть на реакцию людей. Но царем я себя действительно считаю. И понимаю, что мои шутки иногда сложно отличить от того, что я думаю на самом деле».
Пикет, закончившийся принудительным лечением, — не первый и не последний, на котором Пирогов был в образе царя. В 2017 году он приехал на акцию сторонников Навального в красной накидке, на белом коне и с плакатом «Я здесь власть», в мае 2018-го Пирогова задержали на митинге «Он нам не царь», куда он пришел в бутафорской короне. Раньше Геннадий был актером массовки, сейчас он подрабатывает аниматором на детских праздниках. В свободное время, как говорит сам Пирогов, он занимается акционизмом. Походы на митинги он снимает на видео, затем монтирует ролики и выкладывает их на YouTube.
«Он человек творческий и совершенно безобидный, — говорит Константин Бойков. — Его медицинские данные я комментировать не имею права, однако очевидно, что в больницу его помещать не стоило. Для этого просто не было оснований. Но, как человек, который раньше работал психиатром и побывал по обе стороны баррикад, я понимаю врачей, которые подстраховываются, чтобы понаблюдать за пациентом».
Даже тот факт, что Пирогов стоял в сугробе босиком, не мог стать основанием для госпитализации, считает руководитель психопросветительского проекта «Дело Пинеля» и психиатр Республиканской психиатрической больницы в Петрозаводске Виктор Лебедев: «В законе речь идет о непосредственной опасности для себя или окружающих. Если человек стоит в сугробе, он может простудиться, но это не угрожает напрямую его жизни».
Три пути
Человек может попасть в психиатрическую больницу тремя способами.
Добровольно. Когда пациент сам обращается к врачу и подписывает согласие на госпитализацию. «В этом случае проблем возникнуть не должно. Ситуацию, когда человека годами держат без повода в больнице, трудно представить. Это не в интересах врачей, особенно учитывая, что свободных мест мало. К тому же тот факт, что пациент сам обратился за помощью, доказывает, что он критично относится к своему состоянию. А это очень важно, когда речь идет о психиатрии», — говорит Саша Старость, одна из создательниц просветительской платформы «Психоактивно», которая объединяет людей с психическими особенностями.
Принудительно. Когда суд назначил лечение вместо отбывания наказания за совершенное преступление. Например, таким образом в больницы попадали серийные убийцы с психическими заболеваниями. Этим же путем туда может попасть Дарья Беляева, которую заподозрили в контрабанде наркотиков из-за заказанного ею в Польше антидепрессанта.
Недобровольно. Когда человека не обвиняли в преступлении, но он опасен для себя и окружающих, его отправляют на так называемое недобровольное лечение. Госпитализацию могут инициировать родственники, полицейские, соседи и кто угодно еще, вызвав психиатрическую скорую или доставив человека в больницу. Итоговое решение принимают психиатры после осмотра. Когда бригада психиатрической скорой зайдет в квартиру, вызвавшие ее люди, скорее всего, уже не смогут повлиять на ситуацию.
Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского Фото: Агентство «Москва»
«У меня есть психическое расстройство, и однажды во время обострения моя мама вызвала скорую, потому что не знала, как еще мне помочь, — рассказывает Саша Старость. — Многие родители так поступают, думая, что сейчас приедут врачи, сделают укол или капельницу, как в случае с обычными заболеваниями, и уедут. Но это не так. После того как врач провел со мной беседу, он сказал маме: «Вы же понимаете, что сейчас произойдет?» Затем меня грубо схватили, надели наручники и потащили в машину. Мама не могла это остановить, ей оставалось только поехать вслед за нами. Меня положили в “острое” отделение и отправили в наблюдательную палату, из которой можно выйти только на обед, поэтому я просто целыми днями лежала в кровати. У меня отобрали все вещи, включая книги, сигареты и телефон. То же самое происходило со многими другими пациентами. Я убеждена, что такая госпитализация может ухудшить состояние людей. Просто потому, что это пугающий процесс, связанный с почти полной потерей контроля и прав. Мама попыталась забрать меня из больницы, но у нее не получилось. Единственный возможный выход из такой ситуации — перевести человека в другую клинику, что мама в итоге и сделала».
Пациента отправляют на недобровольное лечение только после заключения врачебной комиссии, которую юристы называют «пятиминуткой». Затем проходит заседание суда в больнице — тоже, как правило, быстрое и формальное. Судья и прокурор на таких процессах обычно одеты в гражданскую одежду, а не в мантию и форму. Поэтому больной не всегда осознает, что присутствует на суде, а не на очередном консилиуме, говорит адвокат Дмитрий Бартенев, специализирующийся на защите людей с ментальными нарушениями. Однако часто ни сам пациент, ни даже его представитель на таком суде вообще не присутствуют.
Людей начинают лечить без их согласия еще до того, как судья примет решение — в первые 48 часов в больнице, пока готовится иск. Конституционный суд считает, что «отсутствие лечения делало бы принудительную госпитализацию лиц, страдающих психическим расстройством, бессмысленной».
«Если человек попадает в больницу и пытается отстоять свои права, он может получать довольно серьезное лечение, которое превращает его в существо с открытым ртом, текущими слюнями и замедленным реакциями. Как только он попадает в таком виде на заседание, судья видит непонятного человека с серьезным расстройством. Думаю, это неправильно. Психиатры не должны лечить до тех пор, пока пациент не предстанет перед судом», — говорит Бартенев.
По его мнению, чаще всего психиатры не хотят навредить, а просто делают свою работу, но иногда их представление о том, что нужно больному, может быть неверным.
«Наличие заболевания не всегда оправдывает госпитализацию, — говорит Бартенев. — В большинстве случаев люди могут лечиться амбулаторно и жить нормально даже с бредовыми мыслями, никому не мешая. Проблема в том, что врачи перестраховываются, и суду, который привык полагаться на заключения медиков, разбираться с этим не всегда интересно. Если адвокат пытается подойти к делу серьезно, судей это только раздражает».
Пациентам, которых недобровольно доставили в больницу, предлагают подписать согласие на госпитализацию. Таким образом администрация больницы избегает бюрократических сложностей, связанных с подачей судебного иска. Пациенты могут соглашаться на предложение врачей из-за страха, под давлением или не осознавая, что с ними происходит. К примеру, Саша Старость говорит, что не помнит, как подписывала документы, поскольку была слишком испугана.
Каждый первый — пациент
Люди попадают на недобровольное лечение по разным причинам. Часто это действительно те, кому необходима помощь врачей. Но также известны другие, спорные случаи, когда, например, госпитализировали активиста, писавшего жалобы в различные ведомства, кинолога, которая поссорилась с начальством, и антипрививочницу, отказавшуюся делать пробу Манту своей дочери.
«Почти любой человек, проявивший излишние эмоции или отличающиеся от общепринятых взгляды, может попасть в больницу, если его поведение покажется странным сотрудникам полиции или кому-то еще. Будучи абсолютно социализированным, ты попадаешь в эту передрягу и потом долго не можешь из нее выбраться», — говорит координатор «Правозащиты Открытки» Алексей Прянишников.
При этом от проявления бурных эмоций никто не застрахован. Большинство людей в течение жизни переживают различные кризисы, которые могут вызвать эмоциональные реакции или спровоцировать психические расстройства. Стрессовым фактором может стать любая ситуация, которая произвела на человека большое впечатление или существенно изменила его жизнь. Расстройство могут вызвать даже счастливые события, но чаще, конечно, это что-то негативное, например, изнасилование, автокатастрофа или пандемия коронавируса.
Пенсионерку Наталью Шубину во время режима самоизоляции в Москве полицейские задержали, когда она вышла вместе с сыном в магазин. По словам мужчины, у его матери был электронный пропуск, и она его предъявила, а когда полицейский попросил сделать это еще раз, отказалась. В задержании участвовали пять полицейских и три росгвардейца. Когда Шубину силой посадили в машину, она испугалась и стала кричать. Помимо прочего ее беспокоило, что полицейские были без масок и не соблюдали безопасную дистанцию.
Наталью доставили в ОВД «Текстильщики», где у нее поднялось давление, а затем увезли в психиатрическую больницу №13. На следующий день в больнице прошел суд, который отказался госпитализировать пенсионерку, и ее отпустили домой.
По словам адвоката Шубиной Оксаны Опаренко, ее подзащитная никогда не состояла на учете в психиатрическом диспансере: «Из хронических заболеваний у нее только проблемы с сердцем, так что желание отправить Шубину в психиатрическую больницу было вызвано лишь ее нервной реакцией на задержание».
«Думаю, ситуация Шубиной разрешилась именно так, потому что ее сын сделал историю публичной, а адвокат попал к ней почти сразу, — объясняет Прянишников. — Если адвокат попадает на заседание по недобровольной госпитализации и если она действительно неоправданная, то шансы вытащить человека довольно велики. Но чаще всего у пациента нет возможности обратиться к защитнику — ни финансовой, ни технической. В больницах забирают телефоны, пациент даже не всегда может позвонить родственникам. Большинство таких дел ведут адвокаты по назначению, а мы знаем, что происходит в этом случае».
Больше шансов получить помощь у тех, кто связывается с родственниками и юристами еще при задержании, до того как попал в больницу — так произошло, например, в случае Геннадия Пирогова. Но даже если у пациента есть хороший адвокат, это ничего не гарантирует, потому что все зависит от ситуации в конкретном стационаре, говорит Прянишников.
Юристов часто не пускают в больницы, сославшись на медицинскую тайну. Прянишников приводит в пример дело Игоря Горланова — активиста, госпитализированного после одиночного пикета в поддержку политзаключенных у Администрации президента. Лечащий врач Горланова заявил, опираясь на слова полицейских, что тот вел себя агрессивно, неадекватно и не мог объяснить, как оказался возле здания. Активиста переводили из больницы в больницу и перевозили из региона в регион, не сообщив об этом адвокату. Его выпустили только после месяца лечения.
Боятся все
В докладе международной правозащитной группы «Агора» о политической психиатрии говорится, что при явных сомнениях в обоснованности диагноза и необходимости помещения в стационар гражданских активистов направляют на лечение довольно редко. «При этом следственные органы и суды систематически пытаются эту ситуацию раскачивать, использовать угрозу помещения в психиатрический стационар как способ давления на обвиняемых», — пишут правозащитники. По данным Центра психиатрии и наркологии имени Сербского, число проводимых судебно-психиатрических экспертиз увеличивается: «До 2013 года их ежегодный прирост не превышал 1%, к 2015 году их число увеличилось на 33,2%».
Алексей Прянишников уверен, что сегодня уже можно говорить о возвращении карательной психиатрии, хоть по масштабу она и несопоставима с советской. Константин Бойков с ним не согласен.
«Я много раз участвовал в процессах о недобровольной госпитализации и ни разу не видел, чтобы врачи помещали в больницу политически преследуемых, находясь в сговоре «со злыми силами». Я каждый раз вижу что угодно: процессуальные нарушения со стороны суда или администрации медицинского учреждения, разгильдяйство, необоснованные требования родственников, которые хотят избавиться от кого-то, чтобы получить квартиру, или же добросовестное заблуждение врачей, которое в немалой степени обусловлено тем, что полицейские написали в своем рапорте неправду. Психиатр — очень гуманная профессия, он должен быть терпеливым, чтобы не раздражаться на своих пациентов. Это благородные люди, дорожащие своей репутацией. Исключения, конечно, бывают, но такие врачи в больницах не задерживаются».
Принимая решения о необходимости госпитализации, психиатры рискуют не только своей репутацией. За незаконное удержание человека в больнице им грозит до трех лет лишения свободы.
Пациент психиатрической больницы Фото: Дмитрий Лебедев/Коммерсантъ
В 2019 году профессиональное сообщество обсуждало два уголовных дела: дело психиатра Ольги Андроновой, которая на одну ночь оставила в больнице пациентку, доставленную в возбужденном состоянии. Андронову обвинили в халатности и обязали выплатить потерпевшей 500 тысяч рублей в качестве моральной компенсации. И дело Александра Шишлова, которого признали виновным в том, что он освободил от принудительной госпитализации пациента, впоследствии убившего ребенка. Врача осудили на два года колонии-поселения, но позже приговор отменили.
«После этих случаев врачам стало страшно, — говорит психиатр частной клиники Mental Health Center Мария Гантман, — ответственность огромная, а психиатры очень уязвимы. Если выписанный пациент совершит самоубийство или убьет родственника, в этом обвинят врача. Если специалист перестрахуется и оставит в больнице человека, не представляющего опасности, он тоже будет виноват. Но нужно понимать, что у психиатров нет рентгена правды. Мы не можем сделать анализы, чтобы поставить диагноз «психоз» — можем только наблюдать за состоянием человека, которое часто меняется. Врачу приходится делать выводы, основанные на словах родственников, полицейских, самого пациента. И каждый участник может что-то исказить или неправильно передать. Это огромная психологическая нагрузка. Врачи никак не защищены от уголовных дел из-за специфики психиатрии, которая не имеет подкрепления в виде объективных анализов».
Врачи решают проблему избыточной ответственности по-разному. Кто-то перестраховывается и госпитализирует пациентов «на всякий случай». Мария Гантман ограничила часы приема, чтобы хватало сил на более тщательное ведение небольшой группы пациентов, — основной доход она получает, работая репетитором.
Участковый психиатр Виктор Лебедев из амбулаторного отделения государственной больницы в Карелии, несмотря на риски, старается не отправлять пациентов в стационар без острой необходимости. Он считает, что большинство проблем можно решить амбулаторно, а в крайнем случае убедить пациента госпитализироваться добровольно.
«Если человек едет в больницу, я всегда думаю, что, возможно, мы недоработали, — говорит он. — Я не люблю госпитализации, это моя личная боль и травматичный опыт для пациентов. Они рассказывают мне, как их заставляли мыть полы за сигареты, запугивали долгим пребыванием в больнице ради согласия на лечение, относились к ним как к людям второго сорта. Мне их очень жалко. У некоторых пациентов даже развивается что-то вроде посттравматического стрессового расстройства, когда они начинают избегать конкретных врачей, которые их госпитализировали».
Психиатрами в России движет страх последствий, часто они принимают решение, исходя из того, как уберечь себя, а не помочь пациенту, говорит Лебедев: «Но мы не видим вала уголовных дел против психиатров: страха здесь больше, чем реальных случаев. Эти немногие случаи подпитывают его. Кстати, дело Шишлова повлияло на практику. Пациентов стали чаще задерживать в стационарах — по крайней мере, я обратил внимание на это в своем регионе».
Несовершенство системы пугает не только врачей и здоровых людей, но и тех, кому действительно нужна медицинская помощь в стационаре. Демонизировать психиатров не стоит, говорит Саша Старость: «Если есть необходимость, нужно идти к врачу. Да, недобровольное лечение с нарушением прав пациентов существует. Но если человек сам идет в больницу, скорее всего, он попадет в отделение с облегченным режимом, где не отбирают телефоны и нет проблем с посещениями. Адекватную помощь можно получить даже в государственной больнице. В частной с пациентом, возможно, будут обращаться аккуратнее, но в лечении существенной разницы нет».
Системное бесправие
Ситуация вокруг недобровольного психиатрического лечения отражает общую картину с гражданскими свободами в России, считает правозащитник и сооснователь Независимой психиатрической ассоциации России Александр Подрабинек, автор книги «Карательная медицина».
«Бесправие существует как система — это институциональная проблема, — говорит он. — Принудительно лечат людей с оппозиционными взглядами — казалось бы, это касается только политики. Но на самом деле это влечет за собой бесправие и в бытовых случаях вроде того, что произошел с Натальей Шубиной. Гражданских свобод становится меньше во всех областях нашей жизни».
«Любое отклонение от установленных норм, любое беззаконие — неважно, чем оно мотивировано, может масштабироваться и получить широкое распространение, — соглашается Прянишников. — Если эту машину не остановить, ситуация будет ухудшаться. У нас неплохой закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании». Он писался, когда Россия встала на путь демократизации в 90-х — как реакция на нарушения в области психиатрии в Советском Союзе. Но мы постоянно сталкиваемся с его неправильным правоприменением. На мой взгляд, психиатры должны быть подконтрольны суду, но проблема в том, что сейчас судьи не сомневаются в их выводах».
Все опрошенные «Снобом» эксперты считают, что возможность недобровольной госпитализации необходима, поскольку при адекватном применении она позволяет сохранить жизнь пациента и окружающих его людей.
«Если мы хотим, чтобы люди были защищены как от психических болезней, так и от произвола сотрудников больниц, у любого человека должен быть доступ к защите со стороны адвокатов и НКО. Нельзя судить врача за события, которые от него не зависят. И нельзя лишать пациента контакта с родными только потому, что так проще.
Ситуация, когда у пациентов отбирают телефоны, а правозащитники и адвокаты не могут попасть к ним, ненормальна. Это влияет на общую атмосферу в больницах. Люди не должны быть изолированы в психиатрической клинике как в тюрьме», — резюмирует Мария Гантман.