Строганов кто такой при петре 1
Глава 8 Строгановы при Петре I
Строгановы при Петре I
Он был самим известным и богатым человеком на Руси, строил корабли и дарил их царю Петру, владел землей, большей в два раза, чем Голландия в те времена, был пресвященным человеком, но мог и приказать избить батогами любого, ослушавшегося его. Словом, Григорий Дмитриевич Строганов был фигурой незаурядной.
А началось все с того, что, будучи одним из потомков Аникия Строганова, унаследовал он от прадеда волевой характер, купеческую смекалку и хозяйскую прижимистость. Больше всего переживал Григорий о том, что земли предков раздроблены на мелкие вотчины и родня его кое-как управляется с богатым дедовым наследством. Солеварни приходили в упадок, работы велись из рук вон плохо. Хитростью, обманом, когда и просто выкупом, но сумел-таки Строганов собрать воедино под свое начало все исконные Строгановские владения, причем родственников он особо и не жалел.
Владел он землей, равной по размерам среднему европейскому государству, на десяти миллионах гектаров стояли двадцать городков и острогов, двести деревень, и это только в Пермском крае, а еще были земли в Сольвычегодске, Устюге, Нижнем Новогороде и Москве. Григорий Дмитриевич был человек незаурядного ума, чувствовалась в нем какая-то внутренняя сила, мощь. Каким-то седьмым чувством понял он, что это за человек царь Петр, и всячески помогал государю и советом, и деньгами. Первая такая помощь была оказана еще до вступления царя на престол, когда требовалось расплатиться со стрельцами, а казна была пуста, и именно Строганов выдала тогда им жалование от имени Петра. И турецкая, и Северные войны не обошлись без помощи Строганова, за свой счет он построил и передал государю четыре хорошо вооруженных фрегата, естественно, снискав тем самым его любовь и уважение.
Корабли были особой любовью Петра, в них он видел будущее своей страны, понимал, что они проложат дороги для развития России.
– Государь! – в палату к Петру вошел друг и помощник Нарышкин. – У меня к тебе письмо от Строганова.
– Читай, – приказал Петр, не отрываясь от бумаг.
– Нижайше прошу прибыть ко мне на ассамблею 20 августа после третьих склянок, – огласил приглашение Нарышкин, отметив в уме недюжинную хитрость Строганова, как это он смог так написать письмо. – Действо состояться на корабле «Святая Мария».
Царь Петр поднял глаза, улыбнулся.
– Нет, ну хорош, чертяка, а! – воскликнул он. – Знает, Строганов, чем меня подкупить!
На «Святой Марии» все было готово приезду царя, полы отдраены до блеска, корабельные пушки отливали металлом. Григорий Дмитриевич в новом камзоле, в напудренном парике, выбритый по последней моде в ожидании стоял на палубе. Гости тихо переговаривались. И вот застучали конские копыта по мостовой, у причала показалась карета с царским вензелем. Царь Петр сам открыл дверь и вышел из кареты. Он был быстр в движениях, во всем его естестве было какое-то желание сделать намного больше, чем он хотел, чем вообще возможно человеку.
Григорий Дмитриевич взял у быстро появившегося лакея поднос со стеклянным фужером, в котором плескалось янтарное вино.
– Здравствуй, батюшка Петр Алексеевич! – с поклоном произнес он. – Рад я, что ты не забыл холопа твоего и почтил сию веселую ассамблею своим визитом.
Царь выпил чарку, усмехнулся.
– Ну, показывай свой корабль! – промолвил он.
«Святой Марии» было чем гордиться – она была сделана из лучшего леса лучшими корабельными мастерами. Это было красивое, надежное судно, которое по достоинству оценил царь.
– Ну а теперь к столу! – позвал хозяин Петра, когда осмотр корабля был окончен.
Царь развернулся и увидел, что накрыт обед был на обычной бочке. Он вскинул брови:
– По-походному угощаешь? Что ж, сие мне угодно…
Когда обед был закончен, Строганов с поклоном произнес:
– Батюшка Петр Александрович, не потчую я своего господина и благодетеля вполовину, и прошу смотреть на бочку как часть угощения…
– Это ж что ж ты такое удумал, – усмехнулся царь. Он быстро снял с бочки крышку. Придворные ахнули. Бочка была полна золота.
Вот так Строганов умел дарить подарки. Он пользовался безраздельным вниманием и доверием царя. А тот пожаловал ему новые земельные наделы на Урале, причем, в вечное пользование. Петр Первый не отказал Строганову и стал крестным его второго сына.
Это был большой хозяйственник, умевший находить язык и с вельможами, и с лихоимцами. Частенько он был скор на расправу, но исключительно по делу. После казни сибирского губернатора князя Гагарина за взятки царь Петр предложил эту должность Григорию Дмитриевичу. Он справедливо полагал, что громадное богатство Строганова станет порукой тому, что солепромышленник будет вести все дела честно. Но тот отклонил такое лестное приглашение, сославшись на то, что не сможет в полной мере отдаться государевой службе и управлять собственными наделами.
Григорий Дмитриевич стал первым из строгановского семейства, кто решил переехать жить поближе к столице. Причин сему было несколько – удобство в управлении наделами, близость к Москве, куда солепромышленник постоянно наведывался. Новой резиденцией семейства Строгановых стало село Гордеевка на Волге, близ Нижнего Новгорода. Красивый каменный господский дом с каменными же надворными постройками, необыкновенно изящная церковь Смоленской Богоматери в Гордеевке были выстроены достаточно быстро. На деяния Строганова смотрели и дивились, насколько богат он, ведь даже губернаторский дом был срублен из дерева.
Но и этого оказалось мало. Строганов строит себе дом уже в самом Нижнем Новгороде, причем, это был не просто жилой дом, а огромное подворье с каменными палатами, амбарами, и складами на берегу Волги. Он лично контролировал погрузку соли на стуги и отправку их на продажу. Рядом с подворьем Строганов заложил удивительную Рождественскую церковь. Расписывал ее крепостной художник Степан Нарыков. Церковь совместила в себе и новизну инженерного дела и художественные изыски резчиков по камню. По повелению Строганова на церковной колокольне был установлен флюгер, а куранты с необыкновенным музыкальным боем отмечали фазы Луны и времена года.
– Слышь-ка, Иван, – промолвил рыбак Севастьян своему брату. Они сидели в лодочке, холодный утренний туман окутывал их мягкими руками. Солнце только-только вышло из-за горизонта и медленно поднималось над рекой.
– Чего, – отозвался тот.
– Сейчас к заутренней звонить начнут.
– И что? – Иван не был расположен к разговору. Зевая и зябко поеживаясь, он раскидывал сеть, чтобы спустя какое то время вытянуть запутавшихся в ней карасей и отнести на рынок.
– Так колокола на Рождественской церкви поставили, освятили, значит, и они скоро зазвенят.
И он был прав! Тягучий колокольный звон поплыл над рекой, над городом. Это были какие-то удивительные звуки, заставлявшие забыть о работе, насущных проблемах, просто на секунду остановиться, оглядеться, подумать…
Рыбаки перекрестились в сторону церкви и еще, какое-то время сидели молча.
– А моя Настасья вот что говорит, – вымолвил, наконец, Иван, – икона Спасу Вседержителю писана-то не по канонам…
– Да так, что ликом Спас походит на самого Григория Дмитрича… А в руках у того Спаса скипетр и держава царские.
– Вон оно что… – протянул Севастьян, – расстарался, видать, Степка Нарыков, не зря его хозяин в заграницы учиться отправлял…. Ну, хорош балакать, вытягивай невод!
А отзвук колоколов Рождественской церкви еще погулял над рекой и убежал, гонимый ветром, в поля. Но даже ветру не подвластно в один день облететь все поля, угодья и солеварни знатного солепромышленника Строганова.
Григорий Дмитрии тоже проснулся под звон колоколов, блаженно потянулся. Свежий воздух с реки наполнил все его тело необъяснимой энергией. Он уже знал, что в поварне готовится завтрак, варится кофий, томится в печке греча. Да, в таком смешении заморского и исконно русского и был Строганов.
После завтрака пред ним возник управляющий и начал доклад: столько то пудов соли сварено в Сольвычегодске, столько то в пермском крае… А потом началось то, о чем так не любил говорить приказчик.
– В Кашире, на реке Оке, на заставе три груженых стуга остановлены и кормщики и сопровождающие груз отведены в острог, и будут они там, батюшка, пока не будет оброк заплачен, в десять золотых рублев, – вымолвил приказчик, глядя на Строганова. Тот молчал, только синяя жилка на виске да, мерное постукивание пальцем по дубовому столу говорили о том, что хозяин нервничает. – А в Белеве и того хуже, – продолжил приказчик. – Воевода самовольно перегородил реку толстым канатом и не пропускает суда далее, пока дань не выплатим.
Строганов с силой обрушил на стол кулак, словно и тот был виновен в лихом мздоимстве местных воевод и губернаторов. И так ведь по всей Руси-матушке! Везде! И сколько бы не писал он царю Петру Алексеевичу, сколько бы не договаривался – все одно и то же! А время идет, и товар не должен простаивать!
– Значит так, в Кашире пусть откупятся, – повелел он, вставая. – А в Белев сам поеду, поговорю с воеводой по-свойски! – Скажи, чтоб приготовили мне мой стуг, да поживее, после обеда отправимся.
Приказчик кивнул и быстро удалился. В мыслях он уже не завидовал Белевскому воеводе, ибо, что касается торговых дел, Григорий Дмитрии был невероятно крут.
В тысяча семьсот третьем году «именитый человек» Строганов переселяется в Москву. Он уже успел овдоветь и жениться второй раз. Мария Яковлевна была намного моложе супруга. Но умом ему нисколько не уступала. Уж неизвестно за что Строганов ее и выбрал: то ли за красоту и молодость, то ли за кроткий нрав и житейскую хватку. Мария Яковлевна пользовалась большим расположением как императора, так и императрицы, была вхожа во дворец и получила титул первой «статс-дамы». Она родила Строганову трех сыновей, которые полностью оправдали ожидания отца – были такими же способными к наукам и с деловой хваткой.
Мария Яковлевна успевала многое – и погостить у мужа во владениях, с великой охотой вдаваясь в подробности хозяйствования и солеварения, и быть хорошей хозяйкой, всегда держать накрытый стол для гостей, а еще контролировать ход строительства усадьбы в Кузьминках.
Григорий Дмитриевич то ли под влиянием жены, то ли под бременем протекших лет стал более терпим и внимателен к своему дворовому люду. Его дом был открыт не токмо друзьям его, но и всякого чина людям. После одной из поездок по Пермскому краю с женой своей он писал в наказе: «А всякие платежи с крестьян наших сбирать с великим рассмотрительством: на ком мочно все вдруг взять, и на тех всякие платежи имать что доведется, а кои скудные и заплатить вдруг нечем, и вам бы с них поборы имать в год и в два, а не вдруг, смотря по их исправе, чтоб крестьянам нашим от того тягости и разорения не было, понеже ныне стали великие государевы подати. Также смотреть накрепко, чтобы им ни от чего обид и тягости не было, и в обиду их и разорение никому не давать и во всем оберегать».
Он с великим усердием собирал старинные церковные книги и иконы, создал необыкновенный церковный хор, на его деньги строились и расписывались храмы. Вообще же он был весьма набожным человеком, поддерживающим начинания Петра, но имевшим свое мнение и нисколько не боявшимся его демонстрировать, даже в противовес царским указам. И когда согласно повелению государя по всей стране началась торговля табаком, Строганов не пустил торговцев к себе во владения, заявив, что табаком разрешено торговать только при кабаках, а у него таковых на земле нет.
Мария Яковлевна норовом была под стать мужу: получив должность статс-дамы, она отказалась наотрез одеть немецкое платье и государь ей единственной разрешил носить во дворце исконно русское одеяние. Она часто привечала Петра с женой дома, потчевала собственноручно приготовленной наливкой, а Екатерина при рождении наследника сама лично оповестила Марию Яковлевну запиской.
До совершеннолетия старшего сына Александра она сама полновластно вела хозяйственные дела, ни в чем не уступая в смекалке супругу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
Глава III Основание русского Балтийского и Каспийского флотов и их деятельность при Петре I
Глава III Основание русского Балтийского и Каспийского флотов и их деятельность при Петре I Объявление войны ШвецииНа другой же день, по заключении мира с Турцией, 19 августа 1 700 г. Петр объявил войну Швеции. Надежда на успех, между прочим, обусловливалась помощью двух
Глава четвертая Детство Петра Великого. – Дворцовая обстановка. – Обучение. – Игры. – Первые иноземцы при Петре
Глава четвертая Детство Петра Великого. – Дворцовая обстановка. – Обучение. – Игры. – Первые иноземцы при Петре Вряд ли есть надобность подробно рассказывать о той обстановке, в которой прошло детство Петра Великого. Можно думать, что всем известен сложный состав
ГЛАВА СЕДЬМАЯ СТРОГАНОВЫ И ЕРМАК
ГЛАВА СЕДЬМАЯ СТРОГАНОВЫ И ЕРМАК Первые сношения с Сибирью. – Непрочность ее зависимости от Москвы. – Первые известия о Строгановых. – Григорий Строганов получает земли по Каме и строит городки. – Строгановы получают право заводить селения и за Уральскими горами. –
Глава 27. Известие о Петре из Дании
Глава 27. Известие о Петре из Дании По свершению всего этого некий знатный юноша по имени Петр пришел из королевства Дании и был весьма радушно принят королем Болеславом, ввиду того что великий правитель, король данов, убедительно просил за него. Этот юноша
Глава 32. О Петре из Дании
Глава 32. О Петре из Дании А знаменитый муж Петр Великий, женатый на тетке Владислава, убеждает последнего, чтобы он отказался от преследования братьев и относился к ним с братской любовью, особенно принимая во внимание их молодой возраст. Из-за этого комит
Глава 24. Совершенствование разведки при Петре I
Глава 24. Совершенствование разведки при Петре I Дело отца, Алексея Михайловича, продолжил его сын — император Пётр I. Он впервые в воинском уставе 1716 года подвёл правовую базу под разведывательную и контрразведывательную работу.При нем возникает новая форма
Глава 6 Строгановы при Иване Грозном
Глава 6 Строгановы при Иване Грозном Солепромышленник Аника Строганов – это имя звучало не только в Сольвычегодске, Пермском крае, но и в Москве. Сам царь, Иван Грозный жаловал знатного купца. Все сбылось, о чем мечтал когда-то молодой сирота: богатство, почет, уважение,
Глава 7 Семен, Максим и Яков Строгановы и завоевание земель
Глава 7 Семен, Максим и Яков Строгановы и завоевание земель Аникий Федорович Строганов прожил долгую и богатую событиями жизнь. После смерти Лизаветы он несколько лет вдовствовал, а потом женился повторно. Софья была на много его моложе. Родила она Аникию Федоровичу дочь,
Глава 9 Бароны Строгановы и строительство церквей
Глава 9 Бароны Строгановы и строительство церквей Все трое братьев Александр, Николай и Сергей разделили владения отца на три равные части. Александр, как глава семейства после смерти отца отправился в Пермские угодья. Здесь с разрешения матери и младших братьев он
Глава 10. Совершенствование военной разведки при Петре I
Глава 10. Совершенствование военной разведки при Петре I Дело отца, Алексея Михайловича, продолжил его сын — император Пётр I. Он впервые в воинском уставе 1716 года подвёл правовую базу под разведывательную и контрразведывательную работу.При нем возникает новая форма
Строгановы
Строгановы Место правофланговых в этой поистине железной когорте русская история по праву отводит старинной русской семье Строгановых, богатых купцов, еще в пору правления отца Ивана Грозного примерившихся к торговле, к промыслам на северо-восточных московских
Глава III Основание русского Балтийского и Каспийского флотов и их деятельность при Петре I
Глава III Основание русского Балтийского и Каспийского флотов и их деятельность при Петре I Объявление войны ШвецииНа другой же день, по заключении мира с Турцией, 19 августа 1 700 г. Петр объявил войну Швеции. Надежда на успех, между прочим, обусловливалась помощью двух
СТРОГАНОВЫ
СТРОГАНОВЫ История знаменитого рода Строгановых тесно связана с судьбами России на протяжении длительного, многовекового периода. Изменения, которые претерпевало их предпринимательское дело, формы и методы накопления капитала и хозяйствования во многом были
Строганов, Николай Григорьевич
Строганов, барон Николай Григорьевич, тайный советник, второй сын именитого человека Григория Дмитриевича, С., родился 2 октября 1700 г. в Воронеже, где в это время находились его родители, а также и Петр Великий, наблюдавший за постройкой флота. Восприемником мальчика был сам царь, который сделал новорожденному щедрый подарок в виде обширных земель по pp. Обве, Иньве и Косве. В 1724 г. вышел указ Петра I о том, чтобы помещики, в вотчинах которых находятся беглые крестьяне, поспешили возвратить их прежним владельцам, под угрозой платежа последним пожилых денег за все годы проживания у них чужих крепостных. Так как в вотчинах Η. Γ. и его братьев Александра и Сергея нашли приют себе немало беглых от других помещиков, и новый указ грозил большими денежными проторями, то С., по совету с братьями, решил поехать в пермские владения, чтобы самолично произвести ревизию в данном отношении. Туда он прибыл в 1725 г. со свойственником Афанасием Извековым. По неопытности или другим причинам, но С., после тщательной переписи крестьян, детального домашнего следствия, сличения устных показаний с документами, расспросов сведущих лиц и старожилов и пр., нашел беглых помещичьих людей всего несколько душ (вообще гораздо больше, но почти все они были признаны государственными крестьянами, за которых помещики ответственности не подвергались). Впоследствии оказалось, однако, что их на самом деле было значительно больше, но они или были утаены администрацией имений или же сами скрывали имена своих прежних господ, возвращаться к которым не имели никакой охоты, тем более, что у Строгановых крестьянам в общем жилось довольно сносно. Как бы то ни было, Строгановым пришлось уплатить за них «не малые деньги». В 1726 г. Н. Г. женился на Прасковье Ивановне Бутурлиной. В следующем году вместе с супругой и тем же Извековым вновь ездил в пермские вотчины для установления денежных и хлебных оброков с крестьян, урегулирования промысловых работ и вопроса о расположении при селах владельческих пашни и сенных покосов; все это было им исполнено «точию со льготами» для крестьян. Елизавета Петровна пожаловала его сначала в «штатские», затем в тайные советники, а также орденами Александра Невского и св. Анны.
Скончался С. в июне 1758 г., оставив трех сыновей, Григория, Александра и Сергея, и трех дочерей: Марию, вышедшую замуж за графа Мартына Карловича Скавронского и тем самым породнив Строгановых с царствующим Домом, Анну (род. 2 июня 1734, ум. 1 марта 1813 г.), за кн. Михаилом Ивановичем Долгоруковым, и Софию (род. 29 сентября 1736 г., ум. 12 октября 1790 г.), за ген.-поруч. Степаном Матвеевичем Ржевским. О деятельности С. как солепромышленника, связанной с деятельностью его братьев Александра и Сергея Григорьевичей – см. при жизнеописании первого из них.
Строганов, граф Павел Александрович, генерал-лейтенант, генерал-адъютант, сенатор, один из деятельнейших членов «негласного» или «неофициального комитета» при Александре I, родился 7 июня 1772 г. в Париже, где в то время жили его родители – гр. Александр Сергеевич, впоследствии президент академии художеств, и Екатерина Петровна, урожденная княжна Трубецкая, известная красавица. Крестным отцом новорожденного был Император Павел I, тогда еще наследник, пребывавший в то время также в Париже. В 1779 г. семилетний С. вместе с родителями переехал в Петербург, куда вскоре прибыл и его воспитатель, знаменитый впоследствии монтаньяр Жильбер Ромм. Так как к этим годам мальчик совершенно не говорил по-русски, то первой заботой его воспитателя было самому научиться языку и научить ему и своего воспитанника. Вскоре между родителями С. произошла размолвка, кончившаяся отъездом в Москву его матери, увлекшейся известным фаворитом Екатерины II, Корсаковым. Чтобы скрыть от мальчика семейную драму, Ромм вместе с ним отправился в продолжительное путешествие по России. Во время этой первой поездки, относящейся к 1784 г., они посетили Олонецкую губернию, Ладожский канал, Финляндию, Москву, Нижний Новгород, Казань, оттуда направились в Пермскую губернию, где у отца С. числилось до 23 тысяч крестьян, ездили дальше к Алтаю и Байкалу. В следующем, 1785 г., было предпринято второе путешествие – в Валдай, Новгород, Москву и Тулу, а весною и летом 1786 г. оно было продолжено – в Малороссию, Новороссию и Крым. По возвращении из него, С. осенью того же года был назначен поручиком в Преображенский полк, в списках которого числился с самого рождения, и зачислен адъютантом к кн. Потемкину. Адъютантская служба дала ему возможность получить разрешение на заграничную поездку для окончания своего образования, куда он и отправился в 1787 г. вместе с Роммом, своим двоюродным братом Гр. Александр. Строгановым (позже член госуд. совета) и с известным впоследствии академиком архитектуры и строителем Казанского собора в Петербурге А. К. Воронихиным (из крепостных С.). Заграничная жизнь С., длившаяся свыше пяти лет, сыграла выдающуюся роль как в его образовании вообще, так и в выработке политических убеждений в частности. Пробыв короткое время в Риоме, где его воспитатель посетил свою старуху-мать, С. в ноябре 1787 г. поселился в Женеве, где у натуралиста Сосюра учился ботанике, у пастора Вернета богословию, слушал лекции у химика Тенгри и физика Пикте, изучал немецкий язык, упражнялся в фехтовании, верховой езде и пр., а в каникулярное время совершал поездки в горы, практически знакомился с минералогией, осматривал заводы, фабрики, копи и др. промышленные предприятия. После 1½ лет пребывания в Швейцарии, в начале 1789 г. он переехал в Париж, куда прибыл как раз в тот момент, когда по всей Франции происходили выборы в Национальное собрание. В Париже ввиду разгоравшихся событий по настоянию Ромма С. переменил свою фамилию, назвавшись Павлом Очером (Paul Otcher. Очер – название одного из заводских поселений в пермских владениях Строгановых). Нахлынувшие события французской революции 1789 г. увлекли как воспитателя, так и воспитанника в водоворот политической жизни. «С некоторых пор мы не пропускаем ни одного заседания в Версали – записывает Ромм в своем дневнике. – Мне кажется, что для Очера это превосходная школа публичного права. Он принимает живое участие в ходе прений. Мы беспрерывно беседуем о том. Великие предметы государственной жизни до того поглощают наше внимание и все наше время, что нам становится почти невозможным заниматься чем-либо другим». В начале 1790 г. С. одним из первых записался в члены основанного Роммом клуба «Друзей закона» («Amis de la loi»), Здесь происходили предварительные дебаты по вопросам, которые стояли в порядке дня Национального собрания, главным образом по вопросу о свободе печати и декларации прав. С. принимал деятельное участие в прениях, знакомился с представителями революционного движения всех оттенков и скоро сделался предметом всеобщего внимания на всех собраниях, поражая многих своею красивою внешностью. В виде «патриотической контрибуции» он внес в Национальное собрание какую-то драгоценность (boucles d’argent). В клубе «Друзей закона» он состоял даже должностным лицом – библиотекарем, и там же познакомился с известной своими революционными речами при взятии Бастилии и предводительством процессии парижских женщин в Версаль – красивой куртизанкой Теруань де Мерикур, с которой, как кажется, был в интимной связи. Вскоре за тем С. вступил в члены якобинского клуба, о чем свидетельствует выданный ему, датированный 7 августа 1790 г. диплом за подписью председателя клуба, Варнава. Образ жизни С. вскоре сделался известным в Петербурге, куда еще в июле 1790 г. русским посольством в Париже было послано особое донесение об этом. Екатерина II повелела отцу С. немедленно потребовать от сына возвращения в Россию и вместе с тем запретила въезжать туда Ромму. В результате ряда тревожных, но в высшей степени деликатных писем от отца С. к воспитателю его сына с просьбой покинуть Париж, Ромм вместе с воспитанником уехал в Овернь. Здесь случилось незначительное обстоятельство, имевшее неожиданные последствия. В Оверни умер слуга молодого графа, и последний сочинил и вместе с трупом закопал эпитафию следующего содержания: «Франц-Иосиф Клеман, швейцарец из кантона Вадт, 15 лет служил Павлу Очеру, графу Строганову. Положенные здесь Евангелие и катехизис человеческих и гражданских прав свидетельствуют о его религиозных и общежитейских убеждениях. Пусть те, кому попадутся эти строки, почтят память человека. любившего выше всего свободу и добродетель». Внизу в числе других была и подпись Павла Очера. Похороны были совершены без участия духовенства. Случайно содержание этой эпитафии, в сущности довольно невинной, но раскрывающей псевдоним С., появилось в газетах. Из последних, а также из новых донесений русского посольства в Париже об этом происшествии узнали в Петербурге. Что произошло по этому поводу между Императрицей и отцом С., в точности неизвестно, но письмо последнего, адресованное Ромму, начиналось так: «Я давно противился той грозе, которая на днях разразилась. Признано крайне опасным оставлять за границей и, главное, в стране, обуреваемой безначалием, молодого человека, в сердце которого. » и т. д. Этим письмом молодой граф после почти 12-летней жизни с Роммом разлучался с последним. В другом письме на имя С. ему категорически предписывалось немедленно возвратиться в Россию, куда и привез его специально с этой целью посланный во Францию родственник С. – H. H. Новосильцев (впоследствии председатель Государственного Совета).
Недовольная поведением С. во Франции, Екатерина II приказала послать его на жительство в подмосковное с. Братцево, где он оставался до 1796 г. Переименованный из поручиков гвардии в камер-юнкеры, он здесь вскоре женился на княжне Софье Владимировне, урожденной Голицыной. В 1795 г. у них родился первый ребенок, сын Александр. В конце царствования Екатерины II С. было разрешено переехать в Петербург. При Императоре Павле I он был пожалован в действительные камергеры (1798 г.), а несколько раньше познакомился и сблизился с тогдашним наследником Александром Павловичем, с которым в период царствования его отца очень часто виделся и вел продолжительные беседы на политические темы. Своим убежденным либерализмом и своей таинственной жизнью в Париже С. произвел на наследника самое выгодное впечатление. Уже 27 сентября 1797 г. будущий Император в письме к своему воспитателю Лагарпу пишет, что он, если придет его черед царствовать, намерен дать стране свободу, и что в эту мысль посвящены лишь три близких ему лица: Н. Н. Новосильцев, кн. А. А. Чарторижский и С. В момент воцарения Александра I из всех его молодых друзей в Петербурге находился лишь С., остальные же, будучи в негласной опале, занимали те или другие должности вдали от двора. С., таким образом, «пришлось быть первым из друзей Александра, который удостоился слышать его мысли о предстоящих преобразованиях». Вскоре в Петербург приехали Чарторижский из Неаполя, Новосильцев из Лондона, граф В. П. Кочубей из Дрездена и Лагарп из Парижа, и эти лица образовали тесную группу вокруг молодого Императора. Самым радикальным из них по убеждениям был С., который с наиболее близкими себе по духу Чарторижским и Новосильцевым образовал нечто вроде триумвирата. Откровенные беседы о предстоящих преобразованиях, которые С. вел с Императором еще до приезда друзей, убедили его, что мнения Александра I, вполне искренние и исполненные добрых намерений, все же страдали значительной неопределенностью и расплывчатостью; поэтому С., желая выйти из сферы неопределенных разговоров и перейти на более реальную почву, 9 мая 1801 г. подал Императору записку, в которой предлагал учредить негласный комитет из сторонников государственных преобразований для предварительного обсуждения таковых и руководства при введении их в жизнь. Положения записки сводились к следующему: 1) комитет учреждается для обсуждения мер, имеющих целью устранение порочного управления и замену его законами, «долженствующими остановить действие существующего произвола»; 2) заседания ведутся секретно, дабы с одной стороны «щадить умы от нежелательного предубеждения против реформ», с другой же – «понять настолько настроение общества, чтобы не возбуждать неудовольствия напрасно»; 3) чтобы избежать «опасности увлечения теорией», в комитет приглашаются сведущие люди, хорошо знающие различные отрасли управления.
Таким образом, идея знаменитого «негласного комитета» всецело принадлежит С. Положения записки, по рассмотрении ее Императором, были им одобрены, и комитет, под председательством самого государя, в составе четырех лиц – В. П. Кочубея, H. H. Новосильцева, А. А. Чарторижского и С., уже 24 июня 1801 г. имел свое первое заседание, на котором, при горячем участии С., точно и ясно формулировал свои задачи: «Прежде всего узнать действительное положение дел, затем реформировать различные части администрации и, наконец, обеспечить государственные учреждения конституциею, основанною на истинном духе русского народа». Историческая роль комитета известна. В сотрудничестве четырех доверенных лиц государь сам высказывался и внимательно прислушивался к откровенным мнениям своих друзей по наиболее важным государственным вопросам. Из этого кружка, в котором обдумывался «план систематической реформы безобразного здания государственной администрации», исходили все преобразования первых лет царствования Александра I (до Тильзитского мира): большинство указов и льгот, обнародованных в связи с коронацией, были выработаны и редактированы в комитете; здесь же разрабатывался проект «Всемилостивейшей грамоты, русскому народу жалуемой», т. е. проект конституции, сущность которой С. определял как «законное признание прав народа и тех форм, в которых он может осуществить эти права», причем права должны быть обеспечены и гарантированы, ибо без этого «они теряют свою историческую прочность».
Отчасти по содержанию этой речи, отчасти же по другим документам и разным моментам деятельности С. можно установить почти с полной точностью его отношение к наиболее важным вопросам времени. Прежде всего по наиболее жгучему из них, крестьянскому вопросу, он был безусловным противником крепостного права и свои отрицательные взгляды на этот институт, кроме упомянутой речи, изложил в особой записке, в которой, оспаривая взгляды Лагарпа, Мордвинова и Новосильцева, доказывал, что правительству даже при самом радикальном решении крестьянского вопроса совершенно не следует спасаться волнений ни со стороны освобождаемых, ни со стороны класса помещиков. Интересен его взгляд на современное дворянство. «В вопросе об освобождении крестьян, – говорил С. в заседании комитета 18 ноября 1801 г. – заинтересованы два элемента: народ и дворянство; неудовольствие и волнение относятся, очевидно, не к народу. Что же такое наше дворянство? Каков его состав? Каков его дух. Дворянство сельское не получило никакого воспитания; ни право, ни справедливость – ничто не может породить в нем идеи даже о самомалейшем сопротивлении. Это класс общества самый невежественный, самый презренный, по духу своему самый тупой». Высшие его слои, получившие несколько более тщательное воспитание, будут, по мнению С., сочувствовать идее освобождения, и лишь немногие ограничатся «неопасною болтовнею». Громадное же большинство дворян, состоящее на государственной службе, преследует лишь личные выгоды и на сопротивление совершенно неспособно. Совсем иначе смотрел С. на крестьян. Последние, по его убеждению, из всех сословий того времени заслуживали наибольшего внимания. «Большинство их одарено большим умом и предприимчивым духом, но, лишенные возможности пользоваться тем и другим, они осуждены коснеть в бездействии и тем лишают общество трудов, на которые способны. У них нет ни прав, ни собственности. Нельзя ожидать ничего особенного от людей, поставленных в такое положение». «К помещикам, своим природным притеснителям, они относятся враждебно, с ненавистью». И как вывод из этих предпосылок, – освобождение крестьян С. считал необходимостью, хотя обусловливал его различными оговорками, «щадящими интересы помещиков». Разные «оговорки» в разрешении политических и экономических вопросов первостепенной важности вообще являются характерной чертой для С., и ее верно подметила гр. П. А. Головина, которая в своих «Записках» делает такое, хотя и едкое, но вполне меткое замечание: «Граф П. А. Строганов был одним из тех объевропеившихся русских аристократов, которые умели как-то связывать в своем уме теоретические принципы равенства и свободы со стремлениями к политическому преобладанию высшего дворянства». Во всяком случае, из всех сотрудников Александра I только С. решительно высказался за освобождение крестьян и даже пришел к заключению, что «если в этом вопросе есть опасность, то она заключается не в освобождении, а в удержании крепостного состояния». В самом комитете, однако, он в этом вопросе не пользовался почти никакой поддержкой, и его идеи какой-либо серьезной практической цели не достигли.
По народному просвещению С. предлагал и отстаивал в комитете (23 декабря 1801 г.) французскую систему учебных заведений, по которой низшие заведения носят общеобразовательный характер, образование же специальное приобретается в непосредственно примыкающих к ним высших школах, куда принимаются лица, уже получившие общее образование и готовящиеся к известному поприщу общественной деятельности: морской службе, артиллерии, инженерному делу, правоведению. Несколько позже С. принял энергичное участие в работах созданной по решению негласного комитета «комиссии училищ» и был деятельным помощником П. В. Завадовского.
При обсуждении вопроса об учреждении, взамен бывших коллегий, министерств, С. решительно высказывался за то, чтобы все важнейшие государственные дела обсуждались в совете, состоящем из всех министров, однако всячески боролся против предоставления каждому из них исключительной власти, настаивая на принципе ответственности отдельных министров, а не их совета (как проектировалось) перед государем. Мнение его в этом случае было вполне уважено, и манифест 8 сентября 1802 г. об учреждении министерств не устанавливал комитета министров, как определенной и самостоятельной инстанции с решающим значением; последнего комитет достиг позже. Кроме того, С. принимал живое участие в обсуждении вопросов об отношении к иностранным державам, о Грузии, о тайной полиции, о московском университете, о реформе сената, военном образовании и пр.
Несомненно, что С. предавался преобразовательным идеям по глубокому убеждению, в котором сказывались положительные начала, заложенные в его душе воспитателем Роммом. Никто, может быть, из сотрудников Александра I не относился ко всему обсуждаемому так серьезно, как С. Это видно по той тщательности, с которой он вел для себя журнал заседаний комитета. Возвращаясь домой из заседания, С. добросовестнейшим образом записывал все говорившееся каждый раз по тому или другому из обсуждавшихся вопросов, кроме того, по всем из них, даже самым мелким, составлял подробные записки, также сохранившиеся в его бумагах. Совокупность этих документов, раскрывающих иногда до мельчайших подробностей ход подготовки разнообразных реформ, которыми «неофициальный комитет» надеялся совершенно обновить государственный строй России, составляет драгоценный материал для характеристики исторической эпохи первых годов царствования Александра I.
В начале 1806 г. С., по поручению государя, уехал в Лондон с дипломатической миссией. Ближайшей целью ее были переговоры с британским кабинетом о сближении России и Англии для противодействия Наполеону; в общем же полученные им из Петербурга инструкции были довольно неопределенны и расплывчаты. 15 июля 1806 г. С. отослал всеподданнейший рапорт, в котором излагал свое мнение по поводу неудачного трактата, заключенного с Наполеоном русским уполномоченным Убри; изложенные в этом рапорте мысли, в высшей степени здравые и как нельзя лучше отвечавшие тогдашнему международному положению дел, рисуют дипломатические способности С. с самой лучшей стороны. Переговоры, имевшие целью сближение с Англией, шли довольно гладко, но вскоре в Петербург наступили новые веяния. Князь Чарторижский, личный друг С., покинул пост министра иностранных дел, и на его место был назначен барон Будберг, не любивший С. Положение его при таких обстоятельствах стало трудным, и он вскоре покинул Англию и вернулся в Петербург Хотя государь и весьма лестно отозвался о результатах деятельности С. в Лондон, но на самом деле его миссия при изменившихся обстоятельствах не принесла почти никакой пользы.
В Петербурге С. скоро после приезда просил освободить его от обязанностей, вернее лишь звания товарища министра внутренних дел. Вместе с последовавшим соглашением на это он был назначен сенатором. В 1807 г., с открытием второй кампании против Наполеона, С. был приглашен сопровождать государя в главный штаб, причем ему было поручено ведение кое-каких дел дипломатического свойства, в общем неопределенного характера. Опасаясь, однако, что его дипломатическими способностями воспользуются для переговоров с Наполеоном, против сближения с которым он всегда боролся, С. предпочел окончательно отказаться от дипломатической деятельности и перейти на военную службу. В марте 1807 г. он просил у государя освободить его от прежних обязанностей и разрешить ему поступить в ряды войск. Просьба его, хотя и неохотно, была уважена. Имея чин тайного советника и будучи сенатором, С. поступил в армию простым волонтером, – случай исключительный в летописях служилого русского дворянства. С этого момента начинается третий период деятельности С. Оставив позади неудавшуюся попытку воздействовать на Императора в смысле проведения в жизнь коренных государственных преобразований (первый период) и не более удачную дипломатическую службу (второй период), он, наконец, посвятил свои силы военной службе, на которой, если и не нашел полного удовлетворения, то принес значительную пользу своей родине.
Атаман Платов, относившийся к С. с большим уважением, тотчас по вступлении его в ряды войск, поручил ему командовать одним из казачьих полков, находившихся в авангарде. 21 мая 1807 г. С. получил боевое крещение: командуя вверенным ему полком, он перешел вплавь р. Алле и атаковал обозы корпуса маршала Даву. Несмотря на упорное сопротивление и численное превосходство, неприятель был смят и вынужден был отступить, оставив на поле битвы до 800 чел. убитыми и ранеными, свыше 500 пленными (в том числе 47 офицеров) и весь обоз; добычей русских сделались также канцелярия и все вещи Даву. Этот первый подвиг С. обратил на его военные способности внимание как Платова, так и Беннигсена, которые стали ему поручать ответственные дела. В течение всей этой кампании С. почти все время пришлось действовать в авангарде, в рядах которого он принимал деятельное участие, между прочим, также в сражении под Гейльсбергом. 25 июня 1807 г. был заключен Тильзитский мир, и кампания закончилась. С. за авангардное дело 24 мая был награжден орденом св. Георгия 3 ст. и из тайных советников переименован в генерал-майоры.
27 января 1808 г. С. был назначен командиром лейб-гренадерского полка. В войне со шведами ему был поручен сперва резерв армии, затем он поступил в корпус кн. Багратиона и с пятой колонной этого корпуса обошел по льду остров Большой Аланд, заняв проход между его западным берегом и о. Сигнальскере с намерением отрезать неприятелю путь к отступлению. 6 марта он имел здесь стычку со шведами, кончившуюся полным расстройством рядов последних, а его подчиненный Кульнев преследовал неприятеля до шведских берегов. После заключения мира 8 марта 1809 г. С. со своим отрядом совершил обратный путь также по льду.
В непосредственно следовавшей за шведской кампанией войне с турками С. был прикомандирован к главнокомандовавшему южной армией кн. Багратиону и уехал на Дунай. Находясь со своим полком сначала в корпусе ген. Маркова, он совершил опасную переправу через Дунай, недалеко от Галаца, и принимал участие в осаде крепости Мачина, под которой командовал всем левым крылом осаждающих, а после ее сдачи сражался в авангарде Платова и с ним 30 августа 1809 г. занял Кюстенджи. В сражении под Рассеватом С. вел с казаками несколько удачных атак на центр турецкой армии, в значительной степени способствовавших конечной победе, и после битвы преследовал турок до Силистрии; за это дело он был награжден золотою шпагою с надписью «За храбрость». При осаде Силистрии, начавшейся 23 сентября, С. находился в отряде Платова. В этот день великий визирь двинулся со своими главными силами для освобождения обложенной русскими крепости, но был встречен Платовым, который выставил в первую линию шесть казачьих полков под начальством С., подкрепив их конными и пехотными частями. Не выдержав стремительной атаки, турки бежали и на протяжении 15 верст были преследуемы казаками, которые захватили в плен одного пашу и свыше сотни других чинов. Наградой С. за эту атаку был орден св. Анны 1 степени. В начале октября, при вторичной попытке визиря освободить Силистрию, С. пришлось принять участие в Татарицкой битве, опять кончившейся поражением турок и доставившей С. орден Владимира 2 ст. При новом главнокомандующем Дунайской армией, гр. H. M. Каменском (2-ом), С. участвовал во всех боях лета (июнь-июль) 1810 г., сражался при взятии Силистрии, особенно отличился в жаркой битве под Шумлой, за которую получил алмазные знаки на орден св. Анны, после командовал пятью полками и артиллерийской ротой, но с самим главнокомандующим, обладавшим неуживчивым характером, ладил мало, вследствие чего принужден был покинуть армию и уехать в Петербург.
В 1811 г. С. был пожалован в генерал-адъютанты, но тогда же (в сентябре) умер его престарелый отец, оставив после своей широкой барской жизни громадное состояние в совершенно расстроенном виде. С. принужден был прибегнуть к ссуде в 5 млн. рублей из государственного заемного банка, чемпион восстановил нормальное положение обширного имущества. Но хлопоты и заботы по личным делам С. тотчас же отложил, когда надвинулась Отечественная война. Уже в начале ее он отправился на западную границу и принял командование сводной дивизией, входившей в состав 3-го корпуса ген.-лейт. Тучкова 1-го. В битве под Бородиным на долю дивизии С. выпала одна из самых тяжелых задач – удержать у деревни Утицы натиск французов, что С. вполне успешно и выполнил, с большими потерями защищая позиции вплоть до получения подкрепления, с помощью которого ему удалось совсем оттеснить неприятеля. За Бородино он был произведен в генерал-лейтенанты. По смерти в этой битве Тучкова, С., как старший после него генерал, занял его пост по командованию 3-м корпусом, с которым он вместе с армией 11 октября вышел из Тарутина по направлению к Малоярославцу, в битве под которым также принимал деятельное участие. Особенно значительны были заслуги его в битве под Красным (5 ноября), где он помог ген. Милорадовичу совершенно истребить корпус маршала Нея. После кратковременного отпуска в Петербург для лечения, С., взяв с собою своего 18-летнего сына Александра, снова отправился в армию, которую настиг уже в пределах Германии. В битве под Лейпцигом, находясь в армии Беннигсена, он проявил выдающееся мужество, за что был удостоен ордена св. Александра Невского. В дальнейший период кампании 1813 г. С., командуя дивизией в армии наследного принца шведского, оперировал в Гановере, где ему удалось взять крепость Штаде и очистить устье Эльбы и Везера от французов, затем помогал Беннигсену при блокаде Гамбурга, где затворился Даву, а в начале февраля 1814 г. поступил под начальство ген. Винцингероде, присоединился к войскам, действовавшим в пределах Франции, и участвовал в сражениях под Шампобером, Монмирайлем и Вошаном. 23 февраля в битве под Краоном, где С. стоял в резерве, он получил страшное известие о гибели его единственного сына, которому ядром снесло голову. Хотя С. после этого еще участвовал в Лаонском сражении и даже находился в самом адском огне, но силы его под впечатлением тяжелой утраты были подкошены; ни живое сочувствие окружавших, ни полученный им орден Георгия 2 ст. не могли его утешить, и он с разрешения государя вскоре с прахом сына уехал в Петербург. Здесь он 18 августа 1814 г. был назначен членом комитета для вспомоществования неимущим увечным воинам.
Восстановить надломленные силы С. оказалось невозможным, – в его груди стала развиваться и быстро прогрессировать чахотка. В феврале 1817 г. он, по настоянию врачей, в сопровождении супруги, выехал за границу для лечения, но по дороге ему стало хуже, и 10 июня 1817 г. он скончался недалеко от Копенгагена. Тело его было привезено в Петербург и похоронено в Александро-Невской лавре.
За несколько месяцев до смерти С. составил майоратный акт, по которому все его имущества в уездах Пермском, Оханском, Соликамском, Кунгурском и Екатеринбургском, Пермской губ., всего 45875 душ мужского пола, в Балахнинском уезде Нижегородской губ. и в Петербурге и его уезде, во избежание дробления вошли в общий состав под именем нераздельного имения. Этот акт, однако, был Высочайше утвержден уже после его смерти, 11 августа 1817 г., и по нему вступала во владение имуществами уже его жена, Софья Владимировна (см. отдельно). Кроме безвременно погибшего сына Александра С. имел еще 4 дочерей: Аглаиду, замужем за кн. Голициным, Елизавету – за кн. Салтыковым, Ольгу – за гр. Ферзеном и Наталью (старшая) – за родственником, бароном Сергеем Григорьевичем Строгановым, которому принесла в приданное майорат и графский титул.