Страхи, тревоги, паники, навязчивости. Жизнь как кошмар?

Страхи, тревоги, паники – это многочисленная группа различных состояний, объединённых эмоциями страха и тревоги, с соответствующими мыслями и часто сопровождающиеся различными ощущениями в теле.

Страхи (фобии) – это негативное эмоциональное переживание, которое испытывает человек при встрече с конкретной угрозой или при ее ожидании. Они могут касаться чего угодно: перемещений, транспорта, живых и неживых существ и т.д. Самые распространённые фобии – это страх находиться вне дома, страх людей (толпы), страхи, касающиеся болезни (в том числе «сойти с ума»), а также страхи поездки в транспорте (чаще в метро) и др. Степень проявления этих страхов сильно различается. Например, подавляющее большинство людей, в той или иной степени, боится летать на самолётах, но при этом обычно люди справляются с этим страхом и это впоследствии не влияет на их жизнь. Но когда страхи превращаются в самостоятельную психологически тяжело переживаемую проблему, они начинают активно мешать нормальному течению жизни человека, ограничивая её. На проживание такой жизни, наполненной страхами, человек тратит большое количество энергии, теряет здоровье. Кроме того, к фобиям часто примешивается депрессия, чувства вины и стыда, которые значительно утяжеляют состояние.

Наиболее острыми переживаниями тревоги и страха являются панические атаки (паника).

Все эти состояния можно объединить в одну группу по механизмам возникновения и развития, а также по схожести влияния на жизнь страдающего ими человека: они ограничивают мысли, чувства и действия человека, фокусируя его жизнь вокруг страхов и тревог.

Большинство практикующих психотерапевтов сразу начинают с назначения медикаментозных препаратов (обычно антидепрессантов и транквилизаторов, иногда нейролептиков). На мой взгляд, это может быть необходимо только в самых крайних и тяжёлых случаях. Почему?

1). Не существует лекарств, способных изменить мысли человека (а ведь именно повторяющийся круг определённых мыслей и воспоминаний запускает эти состояния), а максимум того, что могут сделать сильнодействующие препараты (транквилизаторы, нейролептики) – это кратковременно подавить все мысли (в том числе и вызывающие страх).

2). Любой действующий препарат имеет свои побочные эффекты и порой значительно выраженные, причём предугадать их развитие у конкретного человека возможно только с определённой степенью вероятности.

3). Приём препаратов, подавляющих мышление (транквилизаторы, нейролептики), не только не улучшает качество жизни человека, но и мешает в повседневной жизни и служит источником повышенной опасности для него (вождение, работа с движущимися механизмами, ответственные решения и т.д.). Кроме того, это мешает полноценной психотерапевтической работе.

4). Самые часто используемые препараты – антидепрессанты требуют длительных сроков приёма (не менее полугода) и начинают полноценно работать примерно через месяц приёма. При этом они искусственно изменяют эмоции, то есть воздействуют на следствия, а не причины болезненных состояний.

5). Даже при постепенной отмене длительно принимаемых препаратов, часто возникает «эффект отмены» с усилением негативных переживаний и разбалансировки эмоций.

6). Длительно принимаемые препараты могут вызывать у человека психическую зависимость, а транквилизаторы ещё и физическую зависимость

По моей практике, самым эффективным методом работы с этими состояниями является когнитивная терапия. На сеансах пациент обучается анализировать тревожащие его мысли, справляться с эмоциями страха, тревоги, паники, депрессии, освобождая себя от кошмара тревог и открывая в себе новые грани, способствующие приобретению внутренней гармонии и развития

Приходите и мы вместе пойдём по этому пути.

Наша группа ВКонтакте

Наша группа в Facebook

Fidem в Instagram

Санкт-Петербург,
наб. реки Фонтанки, 92Б
Карта проезда

Источник

Глубокая разморозка: что происходит, когда из тела уходит страх

Мы привыкли реагировать на боль как на физическую проблему: выпили таблетку — и все прошло. Но часто непонятная боль или зажатость мышц сигнализируют о том, что нам нужно пересмотреть свою жизнь, разобраться со страхами, снизить напряжение. Что будет, если мы доверимся ощущениям и решимся на перемены? Опытом делится блогер Ксения Писцова.

Что скажете, если я предположу, что наша творческая энергия заблокирована в теле? Я поняла это однажды утром, когда проснулась и почувствовала, как ломит левое предплечье. Долгожданная боль, после трех с половиной лет практики йоги и работы с психологом. Болит — значит чувствительность возвращается. Значит, я практически свободна от страха. Встав с кровати, я написала текст.

Хроническое напряжение

Пять лет назад я разговаривала по телефону в своем кабинете в Сити, когда в дверь постучали. Август 2013 года, я — заместитель руководителя PR-департамента, занималась оптимизацией его структуры. Людей у нас было по пальцам пересчитать, только ключевые сотрудники. И вот одна из них — та, которой накануне я открыто высказала все, что думаю о ее работе — приносит заявление на увольнение.

В тот день я узнала, где находится сердце: от страха верхнюю половину туловища прострелило насквозь. По инерции поехала в пустую мамину квартиру и три часа лежала на диване, уставившись в потолок. Сильно испугалась за здоровье и карьеру. Ругала себя, что не сдержалась, и беспокоилась: если причину инцидента обнаружат, меня точно изгонят из рая, которым мне тогда представлялось офисное пространство.

Постоянное напряжение — коварная штука. Оно не проходит само и чревато не только выгоранием или неврозом

На самом деле парализующий страх прописался в теле года за четыре до этого. Я тогда жила с доминирующим мужчиной, отношения были напряженные: каждый стремился подмять другого под себя. Мне, девушке чувствительной, доставалось больше. И вот в обыкновенную рабочую среду я вдруг почувствовала резкую боль слева, внизу живота. В панике позвонила подруге, а через час уже сидела в кабинете гинеколога. Два месяца я провела с ежедневными уколами и капельницами, потратила уйму времени, денег и нервных клеток.

А через три года, пройдя доскональное обследование и с пристрастием допросив нескольких врачей, сообразила — причина в другом. «Психосоматика» — произносим мы чаще пренебрежительно и отмахиваемся. Подумаешь, стресс. Это же норма жизни. Не надо принимать все близко к сердцу, и оно пройдет само, как насморк.

Но постоянное напряжение — коварная штука. Оно не проходит само и чревато не только выгоранием или неврозом, но и затяжной депрессией, а также физическими недугами. А это не шутки.

Скрытые страхи

Два года я мучилась от изматывающей тревоги. Обследования подтверждали, что со мной все в порядке, но острая боль возвращалась, ее причину никто не мог объяснить. Я боялась потерять работоспособность даже на пару недель — кому я такая нужна? Откровенно говорить о проблемах было стыдно, да и не с кем.

Впрочем, никакой связи сердечного спазма с прежними ощущениями внизу живота я сначала не заметила. Решила: мало того, что руководитель из меня не очень-то годный, так еще и здоровье хлипкое. После повышения, когда переехала на этаж к топ-менеджменту, страхи активизировались с новой силой. К болям прибавились панические атаки.

Ощущения того времени можно сравнить с капитальным засором. Не имея твердой опоры внутри, я чрезмерно прислушивалась к мнению окружающих, впитывала обратную связь, как губка. Особенно если обратная связь исходила от авторитетных фигур. Я просто уничтожала себя критикой.

Помню, как мой первый руководитель заявил, что при увольнении сотрудники жалуются на меня. Я поверила: не анализировала причину, не пыталась разобраться. В моменты сомнений вспоминала его слова, презирала себя за слабости, забывая об особенностях самого начальника и других нюансах, которые лишали эти обвинения объективности.

Резкая боль в груди исчезла, как только я сменила образ жизни и избавилась от давления рабочих обязательств

Я постоянно испытывала страх: боялась опозориться, не справиться, подвести команду. И страх этот был сильнее меня. При этом я совсем не была похожа на перекошенную истеричку. Напротив: тридцать один год, привлекательная блондинка, успешный менеджер. я неплохо владела собой, держала чувства в узде и всегда добивалась результата. Два раза в неделю я ходила в модный спортзал, гордилась рельефными мышцами на руках — как у Мадонны.

Но это снаружи. Внутри я пребывала в постоянной тревоге. Не могла долго сидеть на месте, у меня ныла спина и шея, временами невыносимо болела голова, затекали руки. Ночью я часто просыпалась, ворочалась, не могла уснуть. В мозгу без остановки пульсировали мысли. Дискомфорт я, конечно же, отрицала. Пила успокоительное и вино, раз в неделю ходила на массаж и пребывала в полной уверенности, что у меня все отлично, жизнь удалась. Если бы только освободиться от непонятной боли.

Откуда берется энергия?

Резкая боль в груди исчезла, как только я сменила образ жизни и избавилась от давления рабочих обязательств. В феврале 2015 года начала заниматься йогой, в мае перестала надрываться, закачивая мышцы в зале, в августе ушла из офиса и уехала в Европу. За месяц в незнакомой стране я ни разу не вспомнила про сердце. Еще через полгода я продала машину и начала работать с психологом, больше двигаться, гулять на свежем воздухе. Тогда же от остеопата впервые услышала про перекошенный таз. Как всегда, перепугалась. Инструктор по йоге направила к нему, чтобы избавиться от зажима в спине, а тут — таз.

Страхи, стыд, вина, гнетущее ощущение, что причина всех бед заключается во мне одной, — вот что железным стержнем пронзало тело

Оказалось, тело — умная и гибкая система, в которой все взаимосвязано. Первый год на йоге я, офисный терминатор, ощущала себя бревном. Внутреннее напряжение и самоконтроль — залог моей продуктивности — лишили тело чувствительности. Я не могла элементарно согнуться, не ощущала ни рук, ни ног, колени и локти не распрямлялись. Плечи, зона лопаток и шея слились в монолит. В результате перенапряжения мышц, особенно с активной правой стороны, тело утратило симметрию.

Мне было всего тридцать два. Около трех лет потребовалось, чтобы разобраться и признать основную причину: контролируя чувства, подавляя спонтанность в угоду людям и обстоятельствам, я нарастила броню. В привычной среде — офисной иерархии или «домостроевских» отношениях — я не могла жить в открытую. Да и навык распознавать переживания, заботиться о своей эмоциональной безопасности и обозначать границы отсутствовал не сформировался в родительской семье.

Бесконечные страхи, стыд, вина, гнетущее ощущение, что причина всех бед заключается во мне одной, железным стержнем пронзали тело, запирали энергию на замок. Чем больше ответственности я на себя брала, тем сильнее усугублялась ситуация.

Но теперь у меня появилась возможность все изменить, отмотать пленку к началу. На еженедельных встречах с психологом и в терапевтической группе я понемногу размораживалась: узнавала себя, обнаруживала скрытые желания и чувства. На протяжении нескольких лет я проясняла некомфортные отношения, отказывалась от того, что причиняет боль, пыталась понять, чего же на самом деле хочу.

Параллельно я возрождала тело: вытягивала окаменевшие мышцы, возвращала подвижность позвоночнику и суставам, училась прислушиваться к себе. Про спазмы я теперь вспоминала только в спорах с мамой: общаться мы неожиданно стали чаще и более доверительно. Но главное, впервые я позволила себе расслабиться и отпустить контроль. Напряжение уходило, в теле появлялась энергия. Вместе с ней возвращалась полноценная — пусть и не такая успешная, как прежде — жизнь.

Свобода быть собой

Толчком к освобождению стали тексты. На писательских курсах я столкнулась с тем, что не умею говорить от себя. Больше десяти лет я работала с текстами, но высказывать мнение от первого лица, не прикрываясь должностью или корпорацией, было невыносимо: за каждым словом прятался клубок эмоций, которые мешали дышать.

Сегодня, два года спустя, я стала намного спокойнее, мне проще открываться миру и общаться с людьми. Шея обрела подвижность, осанка выровнялась, разогнулись ноги и почти выпрямились руки. У меня изменилась походка, я наконец-то могу вытягивать позвоночник. Зажатость верхней части спины остается, но, по крайней мере, я уже ощущаю плечи. Я больше не чувствую себя окаменелой скалой, в тело вернулась боль. Не онемение или спазм в непонятной области, а локализованное ощущение в грудной клетке, причину которого я понимаю и работаю с ней.

Я научилась доверять ощущениям, отключаться от разрушающих мыслей, стала увереннее в себе

Когда я становлюсь чересчур эмоциональна и уязвима, возвращается жжение под левой лопаткой, в шее натягивается стальной тросик. Иногда боль ощущается в плече, локте или запястье, будто кто-то одергивает за руку. Тело предупреждает меня.

Страхи уходят постепенно. Я все сильнее раскрываюсь. Пишу статьи, открыто высказываю мнение, делюсь опытом. Я перестала испытывать панический ужас при публикации текстов — теперь это скорее вызов. В мыслях все больше ясности. С каждым постом, комментарием, откликом или искренним рассказом других людей я освобождаюсь. Очередная частица страха трансформируется в положительную энергию, энергию творчества.

За эти годы я посетила много курсов, писательских тренингов, школ и не только. Но единственное, чего мне действительно не хватало, — поддержки моей творческой, спонтанной части, свободы раскрываться изнутри, открываться миру в своем несовершенстве. Сегодня я делаю это через тексты, продолжая заботиться о теле и работать с терапевтом.

Я научилась доверять ощущениям, отключаться от разрушающих мыслей, стала увереннее в себе. Я крепче сплю по ночам, все чаще чувствую энергию и бодрость в теле. Победа близка!

К слову, та сотрудница, которая пришла ко мне с заявлением на увольнение, просто блефовала. Подобным образом она еще дважды на моей памяти «уходила» (надо было, конечно, сразу соглашаться) и, вероятно, работает на своей должности до сих пор. Сегодня я даже благодарна ей за тот эмоциональный шантаж, который заставил меня задуматься о главном: о необходимости вернуть себе право на чувства, вернуть энергию телу, наполнить жизнь творчеством и созвучными по смыслу людьми.

Источник

Жизнь«Тебе вообще не нужна жизнь?»: Истории людей, которые не чувствуют страх

Детские травмы и взрослый аутотренинг

Недавно в СМИ начали говорить про болезнь Урбаха — Вите: вследствие разрушения миндалевидного тела люди полностью перестают чувствовать страх. Однако бывает и так, что чувство страха человеку знакомо, но значительно притуплено — кто-то достигает этого намеренно, у других такое ощущение снижается само по себе. Анна Боклер поговорила с людьми, которые почти не испытывают страха, а заодно рассказала и собственную историю.

Я подумала, что только переступив через свои страхи, я получу шанс на другую личность. Сразу на ум пришёл страх высоты, когда я приближалась к краю и смотрела вниз, не могла контролировать дрожь и ощущение тошноты. Так совпало, что в тот момент я проходила один тренинг и там нужно было прыгнуть вниз с семнадцати метров. Я пошла и сразу прыгнула, больше никогда не боялась высоты. Так же было и с автостопом: я вышла на трассу, физически тряслась, потом проехала определённое расстояние и больше никогда не боялась дороги. Ещё на нас с подругой один раз физически напали парни на улице, тогда я очень растерялась. Но когда столкнулась с такой же ситуацией в глухой деревне, уже ничего не чувствовала и холодно из неё выпутывалась. Я приучила себя ходить в одиночные походы и ночевать в лесу. Возможно, кто-то на моём месте пошёл бы в психотерапию, а не напрямую в собственные страхи, но у меня не было денег, и, более того, одиннадцать лет назад я лично не знала никого, кто проходил психотерапию.

В конечном счёте у меня не атрофировался страх, просто я натренировала терпимость к любому уровню стресса. С моей точки зрения, в этом гораздо больше плюсов, чем минусов. Сейчас не бывает такого, чтобы я терялась в стрессовых ситуациях, но в то же время у меня сохранилось чувство осторожности и самосохранения. Один раз я достаточно плохо повела себя с водителем. Всю дорогу он делился со мной опасениями, что жена изменяет, пока он в рейсе. Мне так надоел этот разговор, что, выходя, я сильно хлопнула дверью и с иронией сказала: «Пусть жена у тебя будет верная». Водитель вышел, ударил меня по лицу, наклонился и стал кричать. До того, как очки съехали, я увидела, что стою на самом краю обрыва, не помню, чтобы это вызвало какую-то реакцию в плане эмоций, но на рациональном уровне я подумала, что лететь вниз слишком далеко и необоснованно, а от меня вообще не убудет, если я молча посмотрю ему в глаза и промолчу. В другой раз я застопила бандитов на сельской дороге, они ехали на дело и обсуждали грядущую перестрелку. Я обрадовалась, что у них есть своё занятие и насилия не будет. Периодически я напоминала о себе, говорила, что они должны довезти меня в целости. Думаю, в таких ситуациях паника может только вредить и провоцировать у окружающих агрессию.

В итоге я натренирована на всякого рода экстрим, кажется, готова к любым сложным ситуациям в стране. Понятно, что здесь напрашивается вопрос: а зачем затачивать себя под стрессы, если можно привыкать и стремиться к хорошему? Я вижу в этом инвестицию в реальность. Ведь преодоление хрупкости в итоге распространяется и на преодоление социальных паттернов. Например, во время пандемии мне нужно было срочно сменить работу, и я остановилась на клининге. Конечно, были определённые предрассудки и опасения насчёт этого, но из-за привычки перешагивать через такое я стала уборщицей. Кстати, ни разу не пожалела, так как за время локдауна заработала больше, чем могла бы в других местах, а во-вторых, я получала удовольствие от того, что сразу вижу результат работы.

Я не хотела бы снова стать человеком, который чувствует страх. С одной стороны, я понимаю, что это классное чувство, в нём полнота жизни, бодрость, концентрация. С другой стороны, это не продуктивно и энергозатратно. Иногда я испытываю выброс адреналина и ощущаю лёгкий кураж там, где вроде должен быть страх. Один раз я застопила ночью машину, водитель смотрит на мою грудь, говорит: ну, садись, посмотрим, чем ты заплатишь. И я села только из-за ощущения, что хочу посмотреть — кто кого. По итогу человек и не предпринял никаких решительных действий — ему надо было вести машину. Я не про то, что классно садиться в тачку после таких реплик, а про то, что, когда не боишься, видишь только реальные угрозы, а не те, которые тебе навязывают. Ещё я не очень боюсь сломаться от обстоятельств. Это делает меня свободнее финансово: когда-то я согласилась на практически полную нищету ради того, чтобы развивать свой бизнес, в итоге получила хороший опыт. Отсутствие явных страхов лишает меня границ в плане перемещений и места жительства, я могу уехать в Чили без денег и точно разберусь, что там делать. Разберусь хотя бы потому, что не буду тратить ресурсы на панику.

Понимаю, что в определённой степени я вышла за пределы условной нормы. Например, с трудом представляю, что смогу встроиться в спокойную жизнь и обрести финансовое благополучие. Однако мне нравится, что в сложных ситуациях я могу быть опорой для других людей и что я всегда могу немного больше узнавать жизнь, потому что имею ресурс пойти в любую ситуацию.

Когда со мной происходят моменты, о которых говорят «страшные», у меня включается мысль о том, что я — это не я, а другой человек в этой же ситуации. Я буквально вижу это со стороны, смотрю кино, и мне всегда хочется поступить так, чтобы сюжет развивался, чтобы смотреть было классно. Ни в каком нормальном фильме человек не убегает из экстремальных ситуаций. Я понимаю, что это всё может звучать болезненно, но я так ощущаю и с интересом переживаю любой закрученный сюжет. Интерес, мне кажется, вытесняет потенциальный страх, он про то, чтобы действовать и двигать ситуацию самой, а страх часто парализует и делает тебя жертвой обстоятельств. Достаточно долго думала, что многие люди точно так же переживают столкновения со страхом, но мне пришлось признать, что между нами есть определённая разница, когда я стала постоянно слышать «это какая-то жесть», «как ты не испугалась?» на практически любой рассказ из своей жизни. Сейчас я к этому привыкла, меня никак не раздражает чужая пугливость — понимаю, что у каждого свои границы. В то же время я не завидую людям, которые умеют бояться, считаю, что это парализующее чувство, которое сужает любые возможности и никак тебя не выручит в экстренном случае.

Я не думаю, что у моего притуплённого страха есть конкретные истоки. Насколько помню, я с детства мало чего могла испугаться — могла везде залезть и спрыгнуть с высоты, другое дело, что применить это было особо негде. Я росла в Балашове, небольшом городе, единственным способом оттуда вырваться было поступление в университет. Я рано начала тратить всё время на школу и репетиторов, так что вела достаточно обычную, скучную жизнь. Вырвавшись в Питер, я стала пробовать новые вещи, поняла, что высокий порог страха много чего открывает для меня. С одной стороны, руфинг, автостоп, альпинизм можно назвать бесполезными вещами, а с другой стороны, больше узнаёшь о жизни. Я достаточно быстро заметила, что не теряюсь и не паникую в таких ситуациях, которые могут произойти с каждым, — условно, когда кто-то подходит на улице с, очевидно, плохими намерениями. Я всегда понимаю, что не буду паниковать и смогу себя выручить, просто потому что привыкла к подобным ситуациям и никогда не теряюсь. Понятно, что конкретной стратегии поведения нет, но абсолютно точно я усвоила, что в потенциально опасных ситуациях надо чётко доносить свои мысли до агрессора, никогда не сомневаться и внушать себе, что происходящее нормально. Так есть шансы быть услышанной в любой ситуации.

Я точно не хотела бы развить в себе большее чувство страха, скорее стремлюсь преодолеть в себе оставшиеся страхи. Кажется, такой момент сейчас один: я занимаюсь альпинизмом, к нему побочкой идёт скалолазание. Со скалы надо уметь срываться и падать, естественно, ты в это время на страховке. При каждом подъёме у меня возникает момент, когда нужно либо лезть дальше с риском сорваться, либо останавливаться. Я останавливаюсь и никак не могу взять нужную высоту. Однажды, будучи без страховки, я сорвалась, получила перелом, который сопровождался очень интенсивной болью, до сих пор не могу преодолеть это воспоминание, когда лезу вверх. Этот страх мне очень сильно мешает, но я не совсем представляю, как прийти к психологу с запросом: я боюсь срываться со скалы с нижней страховкой. Наверное, буду пробовать преодолеть это самостоятельно. Ещё под чувство страха могу подвести более глобальные вещи. Недавно две питерские группы восходили на пик Победы, слышала от них, что, когда сорвался участник иранской группы, многие обращались к той группе по рации, призывали начать спасательные работы. Но группа отключила рации и шла дальше вверх. На такой высоте никто никого не судит и никто не обязан спасать. Но мне действительно страшно оказаться по обе стороны подобной истории: люди могут видеть, что я сорвалась, и полностью игнорировать этот факт или я сама могу быть настолько одержимой идеей взойти на вершину, что отключу рацию, когда кто-то из товарищей слетит вниз. Тишина смерти меня пугает.

Он уехал. Я считаю, что хладнокровие помогает: ты не тратишь нервы попусту, можешь помочь себе в экстренной ситуации. Наверное, если произойдут какие-то глобальные катастрофы, мне будет достаточно несложно адаптироваться и выживать.

Предполагаю, что в ближайшие годы у меня в жизни начнётся перерыв на детей. Я часто слышу от знакомых, что после рождения ребёнка всё перестраивается, начинаешь защищать себя от опасных ситуаций. Если в природе всё действительно рассчитано так, что за счёт гормонов и изменения сознания у меня расширится восприятие страха и пропадёт желание попадать в рискованные ситуации, я буду только рада попробовать новый образ жизни. Понимаю, что это может и не сработать и тогда я должна буду перешагивать через своё стремление чувствовать драйв только из-за социальных ограничений, вот этот вариант будет тяжёлым для меня. Но интересно посмотреть, как получится на самом деле.

Я знаю, что по жизни имею гораздо меньше страхов, чем другие люди. Сама не вижу в этом проблемы, всё-таки я не лишена чувства осторожности и умею просчитывать разные варианты наперёд. То есть я не считаю, что сильно подвергаю себя риску, к тому же отсутствие страха позволяет мне пробовать всё, что я хочу, как в спорте, так и в жизни.

У меня никогда не было сильно развито чувство страха. Я выросла в очень принимающей семье, мне всегда разрешали пробовать новое. Во взрослом возрасте у меня как-то сама собой ещё больше сократилась дистанция между «захотеть чего-то» и «попробовать это».

Мне говорили, что все ощущения изменятся с появлением детей, но в моём случае ничего такого не произошло. Когда младшему было восемь месяцев, а старшему почти три года, я улетела с ними в Израиль. Я не арендовала там жильё и не строила заранее никаких конкретных планов, однако путешествие вышло очень классным и бюджетным. Я получила много отклика от окружающих. Кто-то восхищался, другие говорили, что Ашкелон бомбят и вообще это сумасшествие — ехать одной с двумя маленькими детьми. Но я считаю, что если в этой стране люди живут на постоянной основе и заводят там детей, то почему именно мне надо было бояться?

Также многие люди думали, что я брошу дельтатуризм после рождения детей, но я по-прежнему регулярно летаю на дельтаплане и не собираюсь это бросать. У меня не бывает страхов в полёте, потому что все движения и ощущения мне знакомы. Единственное, я могу не полететь, если объективные риски разбиться высоки, например специфические погодные условия и знающие люди советуют мне не лететь. Я люблю кататься на горных лыжах и сноуборде, получаю удовольствие от процесса, но не могу сказать, что часто случается выброс адреналина, опять же это про то, что ты уже привык к движениям и ландшафту, уверенно себя в этом чувствуешь.

Мне удавалось почувствовать лёгкую панику, когда я только начинала ходить в одиночные походы в горы и в лес. Слыша шорохи, могла подумать про обвал или диких зверей, но это не мешало мне быстро взять себя в руки, убедиться, что реальная опасность мала, и идти дальше. Ещё недавно мне сказали, что нужно удалить зуб мудрости, я несколько дней прорабатывала страхи на тему того, что это всё же хирургическое вмешательство и что-то может пойти не так, потом больше изучила эту тему и в целом успокоилась.

В моём случае притуплённое чувство страха распространяется и на социальные моменты. Мне не сложно поговорить с любым человеком и попробовать получить то, что мне надо. Это тоже скорее про плюсы, например, я всегда расслабленно себя чувствую на собеседованиях, могу сама выбирать работу, а не идти куда взяли, потому что не боюсь в случае чего остаться без денег и попробовать новое. Также у меня нет страха спровоцировать человека на агрессию, недавно меня затопил сосед, когда я пришла к нему, он стал громко кричать и всячески оскорблять меня, я прямо сообщила ему, что подаю в суд, тогда он сразу же отдал деньги. Мне кажется, что многие переговоры упрощаются, если не боишься реакции людей. Также недавно начала делать ремонт в клубе дельтатуризма, многие люди ко мне в итоге присоединились. Как я понимаю, для них была определённая сложность начинать в одиночку из-за страха, что никто не поддержит.

Всё, что мне хочется, я пробую и быстро привыкаю к этому. В итоге иногда, конечно, сталкиваюсь с пустотой и выгоранием из-за того, что берусь за всё, и по итогу не имею возможности часто испытывать драйв. Но в этом тоже не вижу большой проблемы — медитация и общение с правильными людьми помогают мне выпутываться.

У меня нет именно зависти к наличию страха у людей, но я вижу, что многим это чувство обеспечивает очень спокойную и уютную жизнь между домом и работой, и иногда думаю, что тоже хотела бы так уметь. Подумываю со временем вложить свою энергию в какое-то одно направление и попробовать развиваться на 100 % в нём, потому что я уважаю этот навык в других людях, сама же пока на многое распыляюсь.

Много лет у меня не получается испытать страх, хотя я достаточно отчётливо помню его в прошлом — скользкий, сводит всё тело и не оставляет никакой возможности защищаться. Первые двенадцать лет я чувствовала страх регулярно. Не везде, а только дома. Постоянный накал страха компенсировался тем, что за пределами квартиры я вообще ничего не находила опасным. В то время казалось классным этим пользоваться и получать свою долю чужого восхищения за счёт руфинга, умения ездить зацепингом и залезать на охраняемые территории. К подростковому возрасту я поняла, что уже полностью исчерпала свои ресурсы страха. Однажды ночью ко мне подошла группа людей с намерением отнять смартфон, я почувствовала себя легко и жалко одновременно — вы можете делать что угодно, но вряд ли у меня уже получится испугаться. Подобная ситуация всплывала несколько раз в совершенно разных контекстах, я увидела, что у людей, как правило, ломается алгоритм действий от невозможности меня напугать — я каждый раз благополучно выхожу.

В остальном я не чувствую никаких привилегий от отсутствия страха. В конечном счёте это приводит к плохой адаптации к повседневности: как только у тебя получается выстроить благополучную жизнь, заболеваешь депрессией. Во время штиля организм тонет, просто потому что нет привычки так жить и находить себе применение. Зиму четырнадцатого года я провела в Украине, один раз была близко к месту стрельбы. Но никак не могла ни отойти, ни почувствовать испуг, мне было важно просто досмотреть до конца. Тупое спокойствие, расслабление, рассеивание грусти и всё. «Тебе вообще не нужна жизнь?» — спросил после этого приятель. И я не могла найти, за что именно в ней держаться, если только на грани стоять относительно безболезненно. Иногда я могу поддерживать других людей в потенциально опасных ситуациях, потому что мне самой не страшно, а спокойствием вроде можно и поделиться. Часто ощущаю зависть, когда человек рядом дрожит и плачет, а я, будучи в этих же обстоятельствах, ничего похожего уловить не могу. У страха, конечно, есть негативные моменты: люди часто подставляют друг друга из-за страха. С другой стороны, можно гордиться собой, если ты прикладываешь усилия и преодолеваешь свой страх.

Я определённо хотела бы обрести чувство страха, тогда можно будет привыкнуть не только к комфорту экстренных ситуаций, но и к комфорту классической жизни. Конечно, в глобальном смысле у меня есть страхи. Например, недавно мои знакомые — пара старше меня — рассказали, как оставили все накопленные за годы деньги в рюкзаках в городском сквере и ушли гулять, а вернулись на совершенно пустой газон. Я боюсь когда-нибудь оказаться в этом же сквере без привязанностей и без навыков что-то сохранять. Но понятно, что опасение перспектив никогда не вызывает сильных эмоций — дрожи, паники. Также у меня есть некоторая фобия в отношении диких крыс, но, наверное, я могла бы это проработать, если бы мы чаще сталкивались.

Меня одинаково ужасают и восхищение людей по поводу отсутствия у меня страха, и жалость. Я понимаю, что у многих это может ассоциироваться со смелостью, которую человек сам в себе развивает, но я ничего не сделала для этого намеренно, скорее чувствую значительную недостачу в том, что страх атрофировался сам по себе и пока представляется мне недостижимым ощущением.

Источник