муж стегал меня узорчатым вдвое сложенным ремнем
Муж хлестал меня узорчатым…
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнём.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнём.
Рассветает. И над кузницей
Подымается дымок.
Ах, со мной, печальной узницей,
Ты опять побыть не мог.
Для тебя я долю хмурую,
Долю-муку приняла.
Или любишь белокурую,
Или рыжая мила?
Как мне скрыть вас, стоны звонкие!
В сердце темный, душный хмель,
А лучи ложатся тонкие
На несмятую постель.
Статьи раздела литература
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: stream@team.culture.ru
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Анна Ахматова
Муж хлестал меня узорчатым…(+ Анализ)
«Муж хлестал меня узорчатым…»
Анна Ахматова
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнем.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнем.
Рассветает. И над кузницей
Подымается дымок.
Ах, со мной, печальной узницей,
Ты опять побыть не мог.
Для тебя я долю хмурую,
Долю-муку приняла.
Или любишь белокурую,
Или рыжая мила?
Как мне скрыть вас, стоны звонкие!
В сердце темный, душный хмель,
А лучи ложатся тонкие
На несмятую постель.
Год написания: Осень 1911
В связи с этим стихотворением Гумилев, по воспоминаниям Анны Андреевны, сделал ей полушутливое замечание: дескать, ты так похоже изобразила порку, что читатели могут подумать, будто я и вправду тебя поколачиваю.
Анализ стихотворения Ахматовой «Муж хлестал меня узорчатым…»
Весной 1910 года в Париже состоялось знакомство Ахматовой и итальянского художника, скульптора Амедео Модильяни. Спустя двенадцать месяцев между молодыми людьми вспыхнул роман. Они виделись каждый день – гуляли по улочкам французской столицы, читали друг другу стихи. Художник создал шестнадцать рисунков, изображающих Анну Андреевну. По словам поэтессы, писались портреты по памяти, а не с натуры. Эти работы Модильяни преподнес Ахматовой, просил, чтобы она их окантовала и повесила в своей комнате. К сожалению, до наших дней дошел только один из тех рисунков. Остальные сгорели во время пожара в царскосельском доме, случившемся в первые революционные годы. Вероятно, именно непродолжительные, но дорогие сердцу Анны Андреевны отношения с итальянским художником нашли отражение в стихотворении «Муж хлестал меня узорчатым…», написанном осенью 1911 года. По свидетельству современников, Гумилева, с которым поэтесса сочеталась законным браком в апреле 1910 года, начальные строки рассматриваемого текста возмутили. Гнев его был праведным – на свою супругу руку он ни разу не поднимал. Несмотря на это Ахматова менять в произведении ничего не стала.
Вечерние часы перед столом…(+ Анализ)
Лирическая героиня стихотворения – неверная жена, наказанная мужем за измену, что не мешает ей по-прежнему ждать у окна визита любовника. Наступает утро, но мужчина так и не приходит. Третья строфа – обвинение. Героиня ради возлюбленного приняла «хмурую долю-муку», а он, видимо, проводит время с другой женщиной. Остается только гадать – кто та новая счастливица? Кстати, Модильяни был известен как человек весьма любвеобильный – представительницы прекрасного пола в его жизни менялись часто, хотя по-настоящему серьезных увлечений случилось лишь два, оба уже после короткого романа с Ахматовой. Четвертая строфа – яркое описание состояния некогда любимой, а теперь покинутой женщины. У нее нет сил скрывать «стоны звонкие», нет сил победить «темный, душный хмель» в сердце. Финал стихотворения – красноречивая деталь. Поэтесса упоминает тонкие лучи, ложащиеся на несмятую постель, которая становится и символом одиночества, и свидетельством бессонницы.
В августе 1911 года Ахматова навсегда рассталась с Модильяни. Через девять лет художник скончался от туберкулезного менингита. Что касается брака Анны Андреевны с Гумилевым, то он официально был расторгнут летом 1918 года.
Четки
Смятение
Было душно от жгучего света,
А взгляды его как лучи…
Я только вздрогнула. Этот
Может меня приручить.
Наклонился. Он что-то скажет.
От лица отхлынула кровь.
Пусть камнем надгробным ляжет
На жизни моей любовь.
Не любишь, не хочешь смотреть.
О, как ты красив, проклятый!
И я не могу взлететь,
А с детства была крылатой.
Мне очи застит туман,
Сливаются вещи и лица…
И только красный тюльпан,
Тюльпан у тебя в петлице.
Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне. Улыбнулся.
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся.
И загадочных, древних ликов
На меня поглядели очи…
Десять лет замираний и криков,
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его напрасно.
Отошел ты, и стало снова
На душе и пусто и ясно.
Прогулка
Перо задело о верх экипажа.
Я поглядела в глаза его.
Томилось сердце, не зная даже
Причины горя своего.
Безветрен вечер и грустью скован
Под сводом облачных небес,
И словно тушью нарисован
В альбоме старом Булонский Лес.
Бензина запах и сирени,
Насторожившийся покой…
Он снова тронул мои колени
Почти не дрогнувшей рукой.
Вечером
Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.
Он мне сказал: «Я верный друг!»
И моего коснулся платья…
Как непохожи на объятья
Прикосновенья этих рук.
Так гладят кошек или птиц…
Так на наездниц смотрят стройных.
Лишь смех в глазах его спокойных,
Под легким золотом ресниц.
А скорбных скрипок голоса
Поют за стелющимся дымом:
«Благослови же небеса:
Ты первый раз одна с любимым».
Все мы бражники здесь, блудницы.
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки.
Что там – изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.
О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.
После ветра и мороза было
Любо мне погреться у огня.
Там за сердцем я не уследила,
И его украли у меня.
Новогодний праздник длится пышно,
Влажны стебли новогодних роз,
А в груди моей уже не слышно
Трепетания стрекоз.
Ах! не трудно угадать мне вора,
Я его узнала по глазам.
Только страшно так, что скоро, скоро
Он вернет свою добычу сам.
…И на ступеньки встретить
Не вышли с фонарем.
В неверном лунном свете
Вошла я в тихий дом.
Под лампою зеленой,
С улыбкой неживой,
Друг шепчет: «Сандрильона,
Как странен голос твой!»
В камине гаснет пламя,
Томя, трещит сверчок.
Ах! кто-то взял на память
Мой белый башмачок
И дал мне три гвоздики,
Не подымая глаз.
О, милые улики,
Куда мне спрятать вас?
И сердцу горько верить,
Что близок, близок срок,
Что всем он станет мерить
Мой белый башмачок.
Безвольно пощады просят
Глаза. Что мне делать с ними,
Когда при мне произносят
Короткое, звонкое имя?
Иду по тропинке в поле,
Вдоль серых сложенных бревен.
Здесь легкий ветер на воле
По-весеннему свеж, неровен.
И томное сердце слышит
Тайную весть о дальнем.
Я знаю: он жив, он дышит,
Он смеет быть не печальным.
Покорно мне воображенье
В изображеньи серых глаз.
В моем тверском уединенье
Я горько вспоминаю Вас.
Прекрасных рук счастливый пленник,
На левом берегу Невы,
Мой знаменитый современник,
Случилось, как хотели Вы,
И если я умру, то кто же
Мои стихи напишет Вам,
Кто стать звенящими поможет
Еще не сказанным словам?
Отрывок
…И кто-то, во мраке дерев незримый,
Зашуршал опавшей листвой
И крикнул: «Что сделал с тобой любимый,
Что сделал любимый твой!
Словно тронуты черной, густою тушью
Тяжелые веки твои.
Он предал тебя тоске и удушью
Отравительницы любви.
Ты давно перестала считать уколы,
Грудь мертва под острой иглой,
И напрасно стараешься быть веселой,
Легче в гроб тебе лечь живой. »
Я сказала обидчику: «Хитрый, черный,
Верно, нет у тебя стыда.
Он тихий, он нежный, он мне покорный,
Влюбленный в меня навсегда!»
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем. И она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные,
Несытые взгляды твои!
Не будем пить из одного стакана
Ни воду мы, ни сладкое вино,
Не поцелуемся мы утром рано,
А ввечеру не поглядим в окно.
Ты дышишь солнцем, я дышу луною,
Но живы мы любовию одною.
Со мной всегда мой верный, нежный друг,
С тобой твоя веселая подруга,
Но мне понятен серых глаз испуг,
И ты виновник моего недуга.
Но кратких мы не учащаем встреч.
Так наш покой нам суждено беречь.
Лишь голос твой поет в моих стихах,
В твоих стихах мое дыханье веет.
О, есть костер, которого не смеет
Коснуться ни забвение, ни страх…
И если б знал ты, как сейчас мне любы
Твои сухие, розовые губы.
У меня есть улыбка одна.
Так. Движенье чуть видное губ.
Для тебя я ее берегу —
Ведь она мне любовью дана.
Все равно, что ты наглый и злой,
Все равно, что ты любишь других.
Предо мной золотой аналой,
И со мной сероглазый жених.
Столько просьб у любимой всегда,
У разлюбленной просьб не бывает…
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.
И я стану – Христос, помоги! —
На покров этот светлый и ломкий,
А ты письма мои береги,
Чтобы нас рассудили потомки.
Чтоб отчетливей и ясней
Ты был виден им, мудрый и смелый.
В биографии славной твоей
Разве можно оставить пробелы?
Слишком сладко земное питье,
Слишком плотны любовные сети…
Пусть когда-нибудь имя мое
Прочитают в учебнике дети.
И, печальную повесть узнав,
Пусть они улыбнутся лукаво.
Мне любви и покоя не дав,
Подари меня горькою славой.
В последний раз мы встретились тогда
На набережной, где всегда встречались.
Была в Неве высокая вода,
И наводненья в городе боялись.
Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине – нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом
И Петропавловскую крепость! —
Затем, что воздух был совсем не наш,
А как подарок Божий – так чудесен,
И в этот час была мне отдана
Последняя из всех безумных песен.
Здравствуй! Легкий шелест слышишь
Справа от стола.
Этих строчек не допишешь —
Я к тебе пришла.
Неужели ты обидишь
Так, как в прошлый раз:
Говоришь, что рук не видишь,
Рук моих и глаз.
У тебя светло и просто.
Не гони меня туда,
Где под душным сводом моста
Стынет грязная вода.
Цветов и неживых вещей
Приятен запах в этом доме.
У грядок груды овощей
Лежат, пестры, на черноземе.
Еще струится холодок,
Но с парников снята рогожа.
Там есть прудок, такой прудок,
Где тина на парчу похожа.
А мальчик мне сказал, боясь,
Совсем взволнованно и тихо,
Что там живет большой карась
И с ним большая карасиха.
Каждый день по-новому тревожен,
Все сильнее запах спелой ржи.
Если ты к ногам моим положен,
Ласковый, лежи.
Иволги кричат в широких кленах,
Их ничем до ночи не унять.
Любо мне от глаз твоих зеленых
Ос веселых отгонять.
На дороге бубенец зазвякал —
Памятен нам этот легкий звук.
Я спою тебе, чтоб ты не плакал,
Песенку о вечере разлук.
Мальчик сказал мне: «Как это больно!»
И мальчика очень жаль…
Еще так недавно он был довольным
И только слыхал про печаль.
А теперь он знает всё не хуже
Мудрых и старых вас.
Потускнели и, кажется, стали ýже
Зрачки ослепительных глаз.
Я знаю: он с болью своей не сладит,
С горькой болью первой любви.
Как беспомощно, жадно и жарко гладит
Холодные руки мои.
За розы с площадки круглой,
За глупые письма твои,
За то, что, дерзкий и смуглый,
Мутно бледнел от любви.
Я думала: ты нарочно —
Как взрослые хочешь быть.
Я думала: томно-порочных
Нельзя, как невест, любить.
Муж стегал меня узорчатым вдвое сложенным ремнем
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Анна Андреевна Ахматова (часть первая)
В 1905-м родители Ани расстались, и мать с детьми поселилась в Евпатории, потом в Киеве. Стихи Анна начала писать в одиннадцать лет, в восемнадцать стала уже известной, хотя первые четыре ее книги вышли общим тиражом в 4300 экземпляров…
Аня Горенко с младшим братом Виктором
«Она казалась русалкой, случайно заплывшей в темные недвижные воды царскосельских прудов, – вспоминала ее давняя подруга В. С. Срезневская. – Немудрено, что Николай Степанович Гумилев сразу и на долгие годы влюбился в эту, ставшую роковой, женщину своей музы».
Уже на склоне лет Анна Андреевна рассказывала: когда у нее был роман с Гумилевым, она уехала в Крым. Николай Степанович поехал туда, чтобы с ней увидеться. Приехал к даче, подошел к забору и заглянул в сад – она сидела на скамье в белом платье и читала книгу. Гумилев постоял, но не решился окликнуть ее и уехал в Петербург. Она рассказывала это и с горечью, и с гордостью, ибо именно такой была в ее представлении истинная любовь поэта…
В ремешках пенал и книги были,
Возвращалась я домой из школы.
Эти липы, видно, не забыли
Нашей встречи, мальчик мой веселый…
Первая случайная встреча состоялась еще в их гимназическую пору в декабре 1903 года. Анна поначалу не воспринимала его всерьез, так как в то время была увлечена питерским студентом Владимиром Кутузовым. Влюбленность как будто носила характер чисто платонический, но юный Гумилев от ревности сходил с ума.
«Гумилев – моя судьба…», «этот несчастный человек»… Какое странное, нечеловеческое прозрение!
Николай Гумилев пять лет добивался ее согласия. Неоднократно делал официальные предложения и – в который раз! – получив категоричный отказ, отправлялся развеяться в Париж или еще куда-нибудь.
Наконец согласие было получено. Через три дня жених отправился в… Африку. После его возвращения в апреле 1910 года они обвенчались. Родственники Анны на венчание не явились – они были против этого брака. Медовый месяц новобрачные решили провести в Париже…
А.Ахматова (вторая справа) в Слепневе
Были ли счастливы два поэта, судить сложно. Но вся боль, вся трагедия их неудавшейся совместной жизни, по всей вероятности не заладившейся с самого начала, – в стихах Анны Андреевны.
Жгу до зари на окошке свечу
И ни о ком не тоскую,
Но не хочу, не хочу, не хочу
Знать, как целуют другую.
Можно понять отчаяние Гумилева, когда он прочитал стихи Анны Андреевны: «Муж хлестал меня узорчатым Вдвое сложенным ремнем…» Он жаловался своей ученице: «Ведь я, подумайте, из-за этих строк прослыл садистом… Я старался убедить ее, что таких выдумок нельзя печатать, что это неприлично – дурной вкус и дурной тон. Ведь читатели все принимают за правду и создают биографию поэта по его стихам… Но я ничего не мог поделать с ее украинским упрямством».
А она ведь говорила в стихах совсем о другом!
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнем.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнем.
Рассветает. И над кузницей
Подымается дымок.
Ах, со мной, печальной узницей,
Ты опять побыть не мог…
«…они были слишком свободными и большими людьми, – писала в своих воспоминаниях В. С. Срезневская, – чтобы стать парой воркующих «сизых голубков». Их отношения были скорее тайным единоборством…».
«Теперь я сознаю, я был во многом виноват, – признавался позднее Николай Гумилев. – Я очень скоро стал изменять ей. Но я не видел греха в моих изменах. Они, по-моему, прекрасно уживались с моей бессмертной любовью. А она требовала абсолютной верности. От меня. И от себя… И страшно сердилась, что я смеюсь». И добавлял: «Мне и в голову не приходило, что она талантлива. Ведь все барышни играют на рояле и пишут стихи…»
Требовала абсолютной верности… И тут же милостиво принимала более чем откровенные ухаживания молодого композитора Артура Лурье. Вдвоем они ездили отдыхать на острова. Устраивали интимные вечера, музицировали, Лурье сочинял романсы на стихи своей «повелительницы». Но музыкально-поэтический роман пришлось прервать: все-таки оба еще состояли в официальном браке. По свидетельствам современников, юная жена ветреного Артура нисколько не ревновала и даже дочку назвала Анной. Сам Лурье, в 1922-м покинув Россию, жил в Европе, Америке. Забыть Ахматову так и не смог, искал в ее стихотворениях «себя и любовь к себе».
А забыть Ахматову, видимо, было невозможно. Вот какой запомнил ее в то время художник Юрий Анненков: «Анна Ахматова, застенчивая и элегантно-небрежная красавица, со своей «незавитой челкой», прикрывавшей лоб, и с редкостной грацией полудвижений и полужестов, – читала, почти напевая, свои ранние стихи.
…Грусть была… наиболее характерным выражением лица Ахматовой. Даже – когда она улыбалась. И эта чарующая грусть делала ее лицо особенно красивым. Всякий раз, когда я видел ее, слушал ее чтение или разговаривал с нею, я не мог оторваться от ее лица: глаза, губы, вся ее стройность были тоже символом поэзии».
«После явления Ахматовой нарастающим потоком в поэзию хлынули женщины, теперь их в нашей поэзии, вероятно, больше, чем мужчин, – годы спустя констатировал поэт Давид Самойлов. – Может быть, именно об этом она и пожалела. Ибо в лирике она утверждала не пресловутое «женское начало», а равенство в чувстве, в глубине переживания, в силе мысли. Ее никто не называл поэтессой. Она – Поэт».
Не потому ли Анна Андреевна однажды воскликнула в стихотворении: «Увы! лирический поэт Обязан быть мужчиной…»
…«Счастие» Гумилева заключалось не только в близких – жене и сыне, родившемся в 1912 году, но и в путешествиях, других странах и женщинах.
Николай Гумилев и Анна Ахматова вместе с сыном Львом
Уже весной 1913 года в отношениях поэтической четы назрел глубокий кризис. Что же нужно было пережить двадцатипятилетней женщине, чтобы с горькой откровенностью признаться: «Так много камней брошено в меня, Что ни один из них уже не страшен…»?
В том же году у Гумилева от связи с актрисой Ольгой Высотской родился сын, названный Орестом. А что же Анна Андреевна?
Она действительно ничего не боялась. Летом 1914-го ее познакомили с Борисом Анрепом…
Много позже он вспоминал: «…при встрече с ней я был очарован: волнующая личность, тонкие острые замечания, а главное – прекрасные, мучительно трогательные стихи. Недоброво (критик, товарищ по гимназии Б. Анрепа. – Авт.) ставил ее выше всех остальных поэтов того времени… Мы катались в санях; обедали в ресторанах; и все время я просил ее читать мне стихи; она улыбалась и напевала их тихим голосом. Часто мы молчали и слушали всякие звуки вокруг нас».
Грянула Первая мировая… Анреп использовал каждый краткосрочный отпуск с фронта, чтобы увидеться в Петрограде с Ахматовой. В один из дней Февральской революции он, сняв офицерские погоны, с риском для жизни прошел к ней через Неву. Сказал, что уезжает в Англию. Они простились. «Не с теми я, кто бросил землю…»
Ты – отступник: за остров зеленый
Отдал, отдал родную страну,
Наши песни, и наши иконы,
И над озером тихим сосну…
Именно к Борису Анрепу обращена большая часть ее стихов – как до, так и после их разлуки. Можно считать, как утверждают многие литературоведы, что вся любовная лирика в сборниках «Белая стая» (1917) и «Подорожник» (1921) посвящена ему.
За границей Борис стал известным художником. Моделью для Сострадания в его многофигурной мозаике, украшающей вестибюль Национальной галереи Англии, он выбрал портрет Анны Андреевны…
С Гумилевым она развелась в 1918-м, хотя фактически рассталась еще пять лет назад. «Аня сказала, что хочет навеки расстаться с ним, – вспоминала подруга, в присутствии которой это происходило. – Коля страшно побледнел, помолчал и сказал: «Я всегда говорил, что ты совершенно свободна делать все, что ты хочешь». На другой день он предложил руку красавице Анне Энгельгардт…
В 1921-м Николай Гумилев, обвиненный в участии в заговоре бывших офицеров царской армии против советской власти, был расстрелян. Степень его виновности до сих пор вызывает множество вопросов.
Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим…
После этого трагического события в стихах поэтессы все чаще и чаще начинает звучать тема горького вдовства…
«Несомненно, что Анна Андреевна, – считает доктор филологических наук И. Бернштейн, – в самом деле почувствовала себя тогда вдовой, и это чувство сохранилось у нее до самой смерти, как бы ни складывалась в дальнейшем ее личная судьба».
Анна Ахматова имела, пожалуй, врожденное мужество ни от чего не отрекаться. Это проявлялось и в личной ее жизни, и в том примере гражданственности, который она показала литераторам своего и последующих поколений. Она не уехала, не захотела укрыться от революции за границей, как это сделали иные поэты. Некий голос – об этом она говорила в стихах – звал ее туда, но…
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда…»
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
В авторской рукописи это одно из самых знаменитых ахматовских стихотворений предварялось инициалами Б. А. Позднее, чтобы не навлечь новых несчастий, Ахматова вычеркнула это и все остальные посвящения Борису Анрепу.
…Когда кто-то из близких сказал, что у сына Анны Андреевны трудный характер, она резко ответила: «Не забывайте, что его с девяти лет не записывали ни в одну библиотеку как сына расстрелянного врага народа». Известны и такие слова Ахматовой: «Я родила этого мальчика для каторги!» Первый раз Льва Николаевича арестовали в 1935 году, второй – в 1938-м, третий – в 1949-м. Чтобы спасти его, она, как пишет Лев Колодный, «принесла в жертву свою честь. Страдающая, отверженная, написала цикл стихотворений «Слава миру», посвященный главному «борцу за мир»… Ахматова завещала не включать эти стихи в свои сборники… Жертву Ахматовой Сталин не принял. Сына не вернул». Лишь в 1956 году дело на него было прекращено «за отсутствием состава преступления». Впоследствии он стал крупным ученым, доктором исторических наук. В утрате лучших лет, отнятых ГУЛАГом, сын обвинял не советскую власть, а ее – свою мать.
…О браке с востоковедом Владимиром Шилейко Ахматова говорила как о мрачном недоразумении, однако без тени злопамятности, тоном, нисколько не похожим на гнев и отчаяние стихов, ему адресованных. В глубине души она осознавала: счастливая в личной жизни поэтесса хорошие стихи пишет не всегда – парадокс!
Только после разрыва с Шилейко Анна Андреевна узнала, что никогда не была его женой официально. Когда Ахматова вселилась в квартиру Шилейко, он сказал, что сам пойдет к управдому, чтобы сделать соответствующие отметки и записи. А несколько дней спустя сообщил, что их брак узаконен, как положено. Конечно, поэтессе и в голову не пришло это проверить. Но когда брак распался, Ахматова пошла в домоуправление, чтобы оформить развод. И, к большому своему удивлению, не обнаружила ни малейших сведений о заключенном браке…
С Николаем Пуниным Анна Андреевна «кажется, прожила… на несколько лет дольше, чем было необходимо» – это ее слова.
Поэтессе пришлось жить в одной квартире с прежней женой Пунина и их дочкой Ирой. Обстановка, естественно, была напряженной и не слишком дружелюбной. Несмотря на это, обедали за одним столом, «семьей» – Пунин не хотел разводиться. В 1930-м Анна Андреевна попыталась оставить Пунина, но тот пригрозил самоубийством.
В этом браке, как подчеркивают литературоведы, Ахматова не жертвовала своей музой, как в случае с Шилейко, просто та редко являлась ей – жарить котлеты и одновременно сочинять стихи она не умела… В конце концов Пунин нашел ей замену, приведя в дом очередную жену.