мультики хаяо миядзаки меня называют нацистом а я просто не хотел лгать
Мультики хаяо миядзаки меня называют нацистом а я просто не хотел лгать
МЕНЯ НАЗЫВАЮТ НАЦИСТОМ, А Я ПРОСТО НЕ ХОТЕЛ ЛГАТЬ
Интервью с Хаяо Миядзаки.
Текст: Антон Долин, 28 января 2014 года
— На протяжении сорока лет вы утверждали, что снимаете и всегда будете снимать мультфильмы только для детей. И вот — «Ветер крепчает», сделанный исключительно для взрослых.
— Ну я и раньше делал мультфильмы для взрослых — например, «Порко Россо»…
— Мои дети смотрят его с трех лет!
— Это проблемы родителей. Ладно, предположим, «Порко Россо» был и для детей тоже. «Ветер крепчает» в самом деле только для взрослых. Этот факт принес мне немало страданий. Мне очень трудно, почти невозможно делать мультфильм, не представляя себе заранее лиц зрителей, для которых я его рисую. Обычно мне помогает детский сад студии «Гибли», который находится рядом с моей рабочей студией: выйду на улицу, посмотрю на детей — и сразу понимаю, что нужно делать. А «Ветер крепчает» для кого-то другого, и я с этим кем-то не был знаком. Понимаете, это не только психологический барьер, но и прагматический: не зная будущей публики, невозможно предсказать коммерческий успех, а он необходим, иначе студия разорится. Все мои сомнения я изложил продюсеру, но в конечном счете именно он убедил меня взяться за «Ветер крепчает». «Пока зрители маленькие, но им когда-то придется вырасти, — сказал мне продюсер. — Твой фильм поможет им». Что ж, может, он и был прав. Я смотрю вокруг и вижу, что в реальности все меньше поводов для фантазий: ситуация в современном обществе очень меня тревожит. С другой стороны, именно сейчас резко возросла необходимость в фантазиях. Этот парадокс — в основе моего фильма. А еще — нежелание создавать чисто коммерческий продукт, несмотря на такую необходимость. Продюсеры меня успокаивали: мол, успех все равно будет. Ну да, он и был. Только в залах сидели сплошные старики.
— Когда-то, переписывая фантастическую повесть «Невероятный прилив» для сценария вашего первого мультфильма «Конан — мальчик из будущего», вы критиковали ее автора: его видение будущего казалось вам неоправданно мрачным. Теперь вы и сами заканчиваете свой последний мультфильм на трагической ноте. Куда подевался ваш былой оптимизм?
— Несмотря ни на что, надо жить дальше — это ли не оптимизм? В 1945 году, когда кончилась война, мне было четыре года. По мере того как я рос, на глазах менялась оценка довоенного периода японской истории: его будто вовсе не было. Эти годы старались не замечать, будто их аннулировали. Но я разговаривал с моими родителями, и их воспоминания доказывали мне, какой прекрасной была та эпоха. Вовсе не серой, как старались показать после войны, а прекрасной, радужной, полной надежд; то было время, когда мои мама и папа влюбились друг в друга. Мне хотелось показать людей, которые жили тогда, любили и надеялись. Да, мир готовился к войне, но прототип героя «Ветер крепчает» — авиаконструктор Дзиро Хорикоси — пережил тогда самые светлые годы своей жизни. Может быть, поэтому он в моем воображении слился с другим свидетелем довоенных лет — писателем-декадентом Тацуо Хори, написавшим знаменитую повесть «Ветер крепчает» о своей невесте, умирающей в туберкулезном санатории. Мой Дзиро из мультфильма — нечто среднее между двумя историческими личностями. Иногда я представляю себе, как они случайно встретились бы в кафе у Токийского университета и Тацуо Хори сказал бы Дзиро: «Хорошие у тебя получались самолеты!» Вряд ли он стал бы обвинять его в милитаризме и службе силам зла. Ведь тогда мало кто представлял, к чему приведет эта война…
— Но теперешние ваши зрители прекрасно это знают.
— Да, и мне важно объяснить им, что умничать задним числом очень просто. Посмотрим еще, что скажут о нас через полвека. Оба они, Хори и Дзиро, были счастливы в ту тревожную эпоху и вовсе не были пацифистами, что я и показал. Что ж теперь, вычеркнуть их из истории? Меня обвиняют в нехватке антивоенного пафоса и даже, представьте, называют нацистом. А я всего лишь не хотел лгать.
— «Ветер крепчает» — фильм о поколении ваших родителей. Есть ли в нем что-то автобиографическое?
— Моя жена утверждает, что Дзиро — вылитый я, просто брат-близнец. Я ей на это отвечаю, что у нас просто очки похожие! Нет, Дзиро был совсем другим. У меня есть его фотография, сделанная во время путешествия в Европу: совсем молодой, а взгляд застенчивый, глаза спрятаны за очками. Лицо тонкое, болезненное. Будто он страдает от туберкулеза… Я не такой. Например, мои сотрудники по студии «Гибли» считают, что мой портрет — глава конструкторского бюро из фильма: «Сделайте для меня лучший самолет! Мне плевать как, но сделайте!» (Смеется.)
— Мои племянницы считают, что больше всего вы похожи на деда Камадзи из «Унесенных призраками».
— Да в каждом моем мультфильме сплошные автопортреты. Даже если я их не планировал. Я с этим давно смирился.
— Откуда они берутся — духи и монстры из «Унесенных призраками», лесные боги из «Принцессы Мононоке», Тоторо и чернушки из «Моего соседа Тоторо»?
— Из подсознания. Я стараюсь не анализировать их, чтобы не спугнуть. Они просто приходят ко мне, появляются из ниоткуда. Причем сначала я не знаю, как они выглядят. Я представляю себе, как они себя ведут, о чем говорят, если они вообще умеют разговаривать, о чем думают. Только потом постепенно рождается изображение. Например, сцена на автобусной остановке, где Сацуки впервые встречает Тоторо: она сначала слышит шаги, потом видит его лапу, наконец, его целиком — но он на нее не смотрит. Куда он смотрит? Я начинаю думать об этом и понимаю, что он смотрит вверх, на большой лист, который использует вместо зонтика… Так из мелочей рождается образ. Обычно — с нуля: я стараюсь забыть все, что придумывал до тех пор, и создаю что-то совершенно новое.
— А потом эти создания становятся независимыми от вас — в игрушечных Тоторо играет весь мир, в Японии они вообще продаются на каждом шагу. Вас не беспокоит, что процесс вышел из-под вашего контроля?
— Мне не жалко и не обидно. Так даже лучше. Создал — и забыл. Хотя наша студия держится за высокие критерии качества и создание каждой игрушки мы тщательно контролируем. А еще следим за тем, какие персонажи превращаются в игрушки, а какие нет. Далеко не каждого персонажа мы готовы так использовать! Что до Тоторо, то я горжусь как минимум одним связанным с ним мероприятием. В городе Саяма уже несколько лет функционирует National Trust of Totoro, акционеры которого строят экологически чистый заповедник. Им я разрешил использовать имя Тоторо, поскольку считаю важнейшим делом защиту окружающей среды.
— Удивительное свойство ваших сказок — почти полное отсутствие злодеев и отрицательных персонажей. Даже у тех, которые кажутся негодяями, всегда есть причины вести себя именно так, и зрители в конечном счете способны их понять и даже стать на их сторону. Это что-то японское?
— Скорее уж русское! (Открывает лежащий на столе альбом Билибина.) Помните «Василису Прекрасную»? Героиня приходит к Бабе-яге — и та ведь ее не съедает, а выслушивает и даже помогает! Слушает — значит, не кушает. Неужто она после этого злая? Каждое магическое существо — сложное, оно не может быть только добрым или только злым. И вообще, создать кого-то злого и победить его в конце сказки — слишком простой путь к катарсису. Так поступают те, кому не хватает фантазии и силы воображения. А я не люблю однозначных оценок, мне не нравится деление на черное и белое, плохое и хорошее. Возьмите ту же Вторую мировую войну: Япония страдала очень много — но и виновата перед многими, чувство этой вины мы испытываем до сих пор. Как после этого объявлять кого-то хорошим, а кого-то плохим? В Италии, например, договорились считать барона Капрони, моего персонажа из «Ветер крепчает», злодеем и пособником фашизма. Я же не могу к нему так относиться, для меня он фантазер и изобретатель самолетов — который, кстати, строил заводы и создавал рабочие места. При этом разработанные им самолеты во время войны никто так и не использовал! Не пригодились.
— Отсутствие привычной оппозиции добра и зла заставляет задуматься о религиозной подоплеке ваших картин. Где-то ощущается буддистская невозмутимость, в волшебных созданиях читается синтоизм, у истории Навсикаи, например, очевидные мессианские корни. Какая религия ближе всего вам?
— Анимизм. Мне нравится многобожие — точнее, одушевление всех предметов, явлений и живых существ. Как религия анимизм может показаться слегка примитивным, но на самом деле он глубок, как море. Именно он позволяет добраться до истоков любого религиозного сознания.
— Поразительна еще одна особенность вашего мира — полное равенство женщин и мужчин, детей и взрослых.
— Это мое осознанное решение. В некоторых ситуациях эти различия перестают иметь значение. Я думал об этом, когда писал сценарий «Ветер крепчает»: как вести себя перед лицом катастрофы, которая уравнивает детей со взрослыми, женщин с мужчинами? А потом случилась эта самая катастрофа — цунами 11 марта 2011 года, которое я отразил на свой лад, показав на экране Великое землетрясение Канто 1923 года.
— У большинства ваших фильмов открытый финал. А вы сами знаете, что дальше произошло с их героями? Никогда не было искушения сделать продолжение какого-нибудь из них? Наш старший сын, например, много лет мучается над вопросом, стал ли все-таки Порко Россо человеком или нет.
— Продолжение есть у каждого сюжета, но я довожу историю до той точки, когда об этом продолжении любой зритель сможет догадаться самостоятельно. Что до Порко Россо, то иногда я думаю над тем, чтобы продолжить его историю — но не в мультфильме, а в манге. Может, теперь, на пенсии, этим и займусь. Отличное хобби, между прочим. И о бюджете задумываться не надо. Поеду в Италию на выбор натуры, новые самолеты нарисую… Представляю себе Порко Россо таким же, как раньше, с пятачком. Только усы с годами поседели.
— Многие люди плачут на ваших мультфильмах. А вы сами в кино плачете?
— Я просто заливался слезами, когда досматривал «Ветер крепчает».
— А на чужих фильмах?
— Да я вообще кино не смотрю. И телевизор не включаю. И смартфонами не пользуюсь. Мне больше нравится книгу полистать или каталог какой-нибудь выставки.
— Вы недавно сообщили, что намерены закончить свою режиссерскую карьеру. Это из-за пессимизма в отношении будущего?
— Главная причина очень проста. Каждый мой мультфильм я создаю примерно пять лет, не меньше. Параллельно с этим стараюсь работать над музеем «Гибли», хотя сосредоточиться и на том, и на другом очень сложно. Раньше, когда мне было лет сорок, я мог сделать мультфильм за год, но теперь я не в состоянии укладываться в такие сроки! Я старею, и, что еще ужаснее, стареют мои сотрудники. Как я могу быть уверен, что гарантирую им рабочие места на эти самые пять лет? Откуда я могу знать, что сделанный мной мультфильм не разорит студию? Другие студии собирают сотрудников на каждый конкретный проект, но «Гибли» устроена иначе. Мы плывем на одном корабле, и я больше не в состоянии брать на себя ответственность капитана. Ситуация труднее от года к году. Мы с продюсерами старались воспитать новое поколение аниматоров, которые могли бы стать нам достойными наследниками… Не уверен, что у нас получилось. Мне страшно за наше будущее, и лучше уж уйти. Честнее.
— Вы можете сказать, что полностью себя выразили в сделанных мультфильмах?
— Мыслей и проектов у меня множество, но мне не обидно уходить. Все идеи у меня довольно смутные. Они начинают формулироваться только после того, как я берусь за какой-то конкретный проект. Главное мое занятие теперь — создание короткометражных десятиминутных мультфильмов для кинотеатра «Сатурн» в нашем музее «Гибли». Там я могу себе позволить не думать о коммерческом результате, а делать то, что мне заблагорассудится! Так что в старости я скучать не буду. Опять же надо постоянно выставки придумывать для музея, а то одна лишь постоянная экспозиция — это скучновато.
— Вас тревожит будущее рисованной анимации? Такие люди, как вы и ваш коллега по студии «Гибли» Исао Такахата, уходят, а мир почти полностью перешел на компьютерные мультфильмы.
— Будущее анимации, если честно, меня не очень тревожит, а в прошлом я сделал все, что мог. Меня больше волнуют перспективы третьей мировой войны, в которую, мне кажется, Япония может ввязаться в любой момент — страны Восточной Азии этого опасаются, и, я полагаю, небезосновательно. Что до рисованных мультфильмов, то для музея «Гибли» я создаю исключительно их — у нас в кинотеатре «Сатурн» компьютерная анимация запрещена. Понимаете, я чувствую себя гусеницей, которая тихонечко ползет по листу дерева, преодолевая все препятствия и прожилки на нем. Как передать чувства такой гусеницы при помощи компьютера? Как показать такой лист дерева? Мне кажется, только нарисовать карандашом на бумаге.
— Не жалеете, что когда-то не пошли в авиаконструкторы, о чем вы мечтали в юности?
— Жалею, да ведь таланта у меня к этому не было… А мечтать продолжаю до сих пор. Я представляю себе самолет, дизайн которого был бы ультрасовременным, но летел бы он медленно-медленно, плавно, красиво. По идее, это возможно, только все современные правила, законы и установки не позволят сконструировать такую машину. Воображаю, как это было бы чудесно: стоишь на дороге, вдруг поднимаешь голову, а в небе неторопливо парит такой самолет. Красота!
Хаяо Миядзаки : «Меня называют нацистом, а я просто не хотел лгать». Интервью для сайта «Афиша»
Но теперешние ваши зрители прекрасно это знают.
Да, и мне важно объяснить им, что умничать задним числом очень просто. Посмотрим еще, что скажут о нас через полвека. Оба они, Хори и Дзиро, были счастливы в ту тревожную эпоху и вовсе не были пацифистами, что я и показал. Что ж теперь, вычеркнуть их из истории? Меня обвиняют в нехватке антивоенного пафоса и даже, представьте, называют нацистом. А я всего лишь не хотел лгать.
Многие люди плачут на ваших мультфильмах. А вы сами в кино плачете?
Я просто заливался слезами, когда досматривал «Ветер крепчает«.
А на чужих фильмах?
Да я вообще кино не смотрю. И телевизор не включаю. И смартфонами не пользуюсь. Мне больше нравится книгу полистать или каталог какой-нибудь выставки.
Вы недавно сообщили, что намерены закончить свою режиссерскую карьеру. Это из-за пессимизма в отношении будущего?
Главная причина очень проста. Каждый мой мультфильм я создаю примерно пять лет, не меньше. Параллельно с этим стараюсь работать над музеем «Гибли«, хотя сосредоточиться и на том, и на другом очень сложно. Раньше, когда мне было лет сорок, я мог сделать мультфильм за год, но теперь я не в состоянии укладываться в такие сроки! Я старею, и, что еще ужаснее, стареют мои сотрудники. Как я могу быть уверен, что гарантирую им рабочие места на эти самые пять лет? Откуда я могу знать, что сделанный мной мультфильм не разорит студию? Другие студии собирают сотрудников на каждый конкретный проект, но «Гибли» устроена иначе. Мы плывем на одном корабле, и я больше не в состоянии брать на себя ответственность капитана. Ситуация труднее от года к году. Мы с продюсерами старались воспитать новое поколение аниматоров, которые могли бы стать нам достойными наследниками… Не уверен, что у нас получилось. Мне страшно за наше будущее, и лучше уж уйти. Честнее.
Не жалеете, что когда-то не пошли в авиаконструкторы, о чем вы мечтали в юности?
Жалею, да ведь таланта у меня к этому не было… А мечтать продолжаю до сих пор. Я представляю себе самолет, дизайн которого был бы ультрасовременным, но летел бы он медленно-медленно, плавно, красиво. По идее, это возможно, только все современные правила, законы и установки не позволят сконструировать такую машину. Воображаю, как это было бы чудесно: стоишь на дороге, вдруг поднимаешь голову, а в небе неторопливо парит такой самолет. Красота! Источник
Мультики «Дом»: мультфильм как идеальный учебник политкорректности
Антон Долин посмотрел новую картину DreamWorks Animations и счел, что мультфильм как нельзя лучше объясняет самым маленьким зрителям корни нетерпимости и учит только хорошему.
Новый мультфильм «Дом» — путаный и вторичный. Имейте это в виду, когда на каникулах поведете на него своих детей. Конечно, на его сеансе вы не испытаете того мучительного чувства стыда, которое нередко сопровождает просмотр отечественной полнометражной анимации (из милосердия воздержимся от примеров). Скорее уж ваши эмоции напомнят о том, каково находиться на протяжении полутора часов в одном помещении с чужим ребенком, шумным и невоспитанным: именно таковы большинство персонажей фильма. Однако поставленный Тимом Джонсоном («Муравей Антц», «Лесная братва») «Дом» — бодрый голливудский продукт, сделанный богато и тщательно, ни в коей мере не роняющий престиж ведущей мировой студии DreamWorksAnimation, хоть и не идущий в сравнение с главными ее хитами — «Шрэком», «Мадагаскаром» или «Кунг-фу Пандой». Так что детей все-таки сводите.
Им наверняка понравится. И вовсе не потому, что дети — зрители второго сорта, не способные уловить все нюансы художественного качества. Просто они вряд ли воспитаны на «Инопланетянине» Стивена Спилберга и не следили за эволюцией темы в последние тридцать лет, вплоть до «Района №9». Вероятно, даже «Лило и Стич» — мультфильм, где впервые была использована модель, взятая за основу в «Доме», дружба нелепого пришельца с хулиганистой земной девочкой, — вовсе не является краеугольным камнем в их системе ценностей. Каждому поколению — свои герои, свое кино. «Дом» — не только трехмерный аттракцион, скроенный по новейшим лекалам, но и результат современной голливудской эстетики, склонной к преувеличенно-кислотным цветам и абсурдистскому построению сюжета (см. недавних «Пингвинов Мадагаскара»).
Итак, о чем: Землю захватывают инопланетяне. Штука в том, что похожие на симпатичных осьминогов бувы, способные менять цвет и передвигающиеся по воздуху на прозрачных шарах, миролюбивы и даже трусоваты. Их завоевательная стратегия построена всего на двух постулатах. Первый: коренное население захваченной планеты само будет радо, когда с неба спустятся их новые друзья и выполнят все заветные желания (по этой части дедукция бувских мудрецов близка к истине — людям предоставляется новое комфортабельное жилье со всеми удобствами, а при переезде их всех кормят бесплатным мороженым). И второй: за бувами охотятся их смертельные враги — обладающие устрашающей военной техникой горги, от которых необходимо спрятаться в какой-нибудь укромной галактике. Например, в нашей.
Главные герои — був-нонконформист О, который все время нарушает исконное бувовское прайвеси попытками закатить вечеринку, и девочка-тинейджер с идиотским именем Благодарность (для друзей — Дар), которая разыскивает свою маму. Ее, кстати, озвучивала Рианна, написавшая для фильма несколько песен, что обеспечило ему внимание публики, невзирая на скепсис критиков. В компании флегматичного жирного кота Хрюни на летающем автомобиле Дар и О путешествуют из Штатов в Париж — также, заметим, на экране нередко показывают оккупированную бувами Красную площадь с Василием Блаженным, — по дороге становясь из непримиримых, дико раздражающих друг друга противников лучшими друзьями.
В общем, «Дом» дает столько поводов для политических актуальных аллюзий, что только предсказуемый гнев читателей, настроенных на мирную каникулярную рецензию, удержит от их перечисления. Скажем попросту: вот он — мультфильм о том, как перестать презирать и бояться существ «другого биологического вида», уже не в переносном, а в буквальном смысле. Научишься этому — и случится чудо: внутри самой устрашающей оболочки обнаружится такое мимими, что невольно увлажнятся глаза, а губы растянутся в невыносимо добрую улыбку.
«Дом» — идеальный современный учебник политкорректности, адресованный всем, но в первую очередь самым маленьким. Он о том, что «другие» всегда будут казаться враждебными, пока ты не попробуешь разобраться в их другизне и принять чужую систему ценностей, не считая свою выше. В игровой форме здесь наглядно показаны корни любой нетерпимости — прежде всего расовой, но и мировоззренческой, культурной, социальной, сексуальной (бувы асексуальны, и понятий «семья» или «мама» у них нет в принципе, однако в финале именно эти понятия неожиданно оказываются одинаково ценными для всех межпланетных народов). Известно, что в России принято ненавидеть политкорректность, видя в ней не элемент этикета, а особо изощренную форму лицемерия. Однако трудно избавиться от мысли, что многих бед, которые наше общество переживает сегодня, можно было бы избежать, если бы все мы в детстве смотрели подобные мультики. И, наоборот, из головы никак не лезут сверхпопулярные в нашем отечестве три богатыря — герои самых кассовых российских мультфильмов, — которые только тем и заняты, что неустанно бьют врага, внешнего и внутреннего.
В «Доме» никто не воюет и не дерется. Зато постоянно танцуют под совершенно дурацкую музыку. Что, честно говоря, вызывает больше симпатии.
Хаяо Миядзаки и марксизм (с отрывками из интервью 2008 г)
Немногим известно, что непревзойдённый мастер анимэ Хаяо Миядзаки разочаровался в советской власти и потерял веру в коммунизм, который однажды наступит, только с распадом СССР. Многие тогда разочаровались. Марксизмом будущий властитель воображения увлёкся, будучи студентом. Марксистские мотивы можно, например, проследить в такой анимационной работе Хаяо, как «Небесный замок Лапута». Известно, что в этот период режиссёр находился под сильным влиянием поездки в Уэльс в 1985 году, которую он совершил вскоре после периода забастовок британских шахтёров. В 1999 году в интервью Миядзаки выражал свое восхищение сообществу шахтёров, боровшихся с целью защиты своих рабочих мест; именно поэтому он хотел, чтобы его герой, юный Пазу, был связан с шахтёрами. Но и в более поздних работах, уже после разочарования, марксистские мотивы продолжают прослеживаться в анимэ маэстро. Критики усматривают пролетарские мотивы в знаменитых «Унесённых призраками», и многорукий дедушка Камадзи, который ест и спит, не покидая рабочего места, представляет собой наиболее яркий пролетарский образ в мультфильме. А в образе маленьких человечков из «Ариэтти из страны лилипутов» критики усматривают судьбы вынужденных мигрировать коренных жителей колонизированных земель. Но отверг ли Миядзаки марксизм полностью?
В интервью 2008 года (после разочарования в СССР) Миядзаки говорил:
. Каждый считает, что он или она принадлежат к среднему классу и ослеплены механизмом эксплуатации. Во время послевоенного экономического роста руководителям предприятий тоже приходилось много работать. Из-за дифференцированного налогообложения разрыв в доходах в Японии был небольшим. Так было устроено наше общество, до того, как появились пузыри, поэтому люди не чувствовали реальности эксплуатации. Но все были раздавлены лопнувшим пузырём. Пожизненная занятость и система трудового стажа были отброшены. Были введены показатели эффективности оплаты труда и целевые параметры. На мой взгляд, эти заработки принесут работникам нервные заболевания. Очевидно, что талантливые люди должны выкладываться на работе, не задумываясь о её возмещении. Не работайте за деньги.
. Можем ли мы построить демократический социализм? Я полагаю, если это возможно, то только по ту сторону глобализма. В смысле, местное производство, для местного потребления. Волны таких вещей, как медленная трапеза или медленная жизнь, приходят время от времени. Что-то такое. Желания людей должны контролироваться. Идея о том, что человеческие желания могут расти бесконечно, изменится в тот момент, когда люди узнают, что ресурсы Земли конечны.
. Если говорить о моём личном отношении, то в 60-е годы я был очень активен в профсоюзе. Я не хочу сказать, что наша деятельность была хорошей, или неправильной. Но лучше было делать хоть что-то, чем не делать ничего, зная, что человек часто ошибается. В последнее время молодые люди создают независимые профсоюзы. Всюду должны подниматься революции.
Таким образом, Миядзаки так и не смог полностью порвать с марксизмом, хотя и разочаровался в советской власти, поверив во всю ту либеральную пропаганду, в которую поверили миллионы вчерашних советских граждан.
Нужно понимать: сейчас нас окружают поколения молодёжи, имевшие в качестве идеала не Алису Селезнёву, а Навсикаю из Долины ветров. Да, Навсикая была снята ещё тогда, когда Миядзаки верил в СССР. Является ли Навсикая, девочка, которая должна спасти мир, воплощающая у Миядзаки силы разума и прогресса, «реинкарнацией» советской Алисы? Трудно сказать. По крайней мере, известно, что Миядзаки был вдохновлён советской и американской мультипликацией и пытался найти третий путь. Если вы изучите творчество Миядзаки и присмотритесь к нынешней молодёжи, вы увидите, как многие из них пытаются подражать его героям, будучи воспитанными на этих идеалах.