месть это блюдо которое подают холодным книга
Автор книги: Darria
Жанры:
Драма
Современная проза
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Его прощание прошло не у могилы, Дима отпустил своего отца в спёртом помещении, где до тошноты воняло дезинфекцией. Но никогда не мог смириться. Отрицание справедливости произошедшего терзало его изнутри.
Добравшись до дома, Дима заметил, что в его квартире горит свет в окнах. Мать ждала его. Тяжело вздохнув, перекурил на скамье и, запахнувшись, пошел наверх, к ней. Дима не мог сказать, что не любил свою мать. О, нет. Она была единственной родной душой, что у него осталось.
Он просто не мог выкинуть из головы мысль: а что бы было, останься отцовский талисман в семье?
Школа всё так же навевала скуку. Выпускной класс, да еще припрягли ставить малышне новогодний спектакль, но Дима открестился от роли, оправдываясь занятиями в секции. Одноклассники очень «по-доброму» посмотрели на него, но отстали, предложив роль, скорее, для проформы.
Дима силился представить себя Дедом Морозом или Серым Волком, но не мог сдержать смешок. С его угрюмым лицом ему скорее бы подошла роль маньяка, но таковой не предполагалось.
На переменках все без исключения говорили о будущих планах. Те, кто хотели учиться в университете, уже сейчас собирали документы и готовились к вступительным экзаменам. Им было по семнадцать лет, взрослые уже парни, но у многих голос дрожал, когда заходила речь об отъезде. Диму бесили эти разговоры, возможно, потому, что решение он так и не принял. Казалось, что этот момент самый важный и переломный в его жизни.
И для него было немаловажно уловить нужную волну, потому что от этого зависело его будущее. Профессия не значила ничего без желания работать в какой-либо сфере, а бокс – без уверенности в том, что он сможет добиться успеха, а не останется на обочине с ненужным багажом. Постоянно мучали мысли: “А вдруг не выгорит?”,”А если его талант никому не нужен?”.
Показательный бой мог выявить его настоящий уровень и дать толчок к решению этой дилеммы. До отъезда оставалось два дня, и он немного нервничал.
Раньше его держал бокс, теперь – еще и Стас. На мгновение стало неуютно, ведь Дима не знал, какие у Стаса планы. Куда он хочет поступать? Они были друг другу ближе некуда, но почти ничего не знали один о другом. И Дима не собирался и дальше оставаться в неведении. Он не хотел афишировать их отношения, но нужно было сказать самым близким: матери, тренеру. Если так пойдёт и дальше, они вообще начнут думать о нём невесть что.
Дима не знал, как обстоят дела с родителями Стаса, но таиться и избегать их бесконечно не удастся. Он понимал, что адекватного отношения к их паре ждать весьма наивно, но, по крайней мере, его совесть будет чиста. Жил же как-то Стас с этим раньше. Теперь Дима сможет поддержать его, если что-то пойдёт не так.
Досидев на занятиях до конца и перекинувшись парой нелестный эпитетов с Яшкой – Стасовским другом, Дима непривычно осознал, что Блаватский даже ни разу не попался ему на глаза. Это было на него не похоже. Зато заметил, что на переменках за ним, как привязанный, ходит мальчишка, которого Женя тискал.
Специально шмыгнув в сторону запасного выхода, Дима спустился на два пролёта вниз по пожарной лестнице. Пацанёнок пошел за ним, Диме стало до жути мерзко, предчувствуя, что парень сейчас расскажет ему. Долбаный придурок Блаватский не успокоился и продолжил зажимать младшеклассника.
– Эй, пацан! – окликнул он паренька, который растерянно озирался в поисках его.
– Ой, – пискнуло это недоразумение.
– Иди, иди сюда… Хочешь мне что-то сказать? – Диме до ужаса захотелось курить, и, хотя, на лестнице могли поймать, даже выписать немалых люлей, не сдержался и закинул сигарету в рот.
Дима сложил руки лодочкой, подкуривая. Мысленно он уже сдирал шкуру с Блаватского, где бы он не пропадал. Малец таращился на него, как на некую достопримечательность. У него была не лучшая привычка постоянно облизывать губы – выглядело это не слишком хорошо, словно он жуткое “ссыкло”. И теребит губы, лишь бы не сказать глупость, которой в его голове было немало в столь юном возрасте.
Выдохнув клубок дыма, Дима решил подтолкнуть его к действию.
– Ну, что, отвязался от тебя наш общий друг, или ты пришел пожаловаться?
– Ннннет… – ответил парень.
Дима заметил, что у него расширены зрачки, скорее всего, от страха. Но не его же он боится, в самом деле? Странно, что он подошел, если Блаватский отлип от него, не просто так же.
– Сколько тебе лет, парень?
Тот покраснел и отвел взгляд.
– Не стесняйся. Я тебя не укушу, – решил успокоить его он, делая очередную затяжку. – В каком ты классе?
– В девятом. Но мне уже почти шестнадцать, – словно на духу выпалил он.
«Совсем еще зелёный, – подумал Дима. – И куда смотрел Блаватский, ровесника себе найти не мог?».
Мальчишка был совсем хрупким и юным, словно его могло сдуть ветром. Чернявенький, но было в нём что-то слащавое, возможно свойственное ему, лишь пока у него не начала расти щетина.
Дима не хотел выпытывать у парня что-то, просто ждал пока он соберётся духом. Он сам был пятнадцатилетним недавно и знал, каково это – говорить со старшеклассниками.
– Я хотел спросить, – начал он тонким голосом. Глаза бегали, и Дима понял, что авторитетным парнишка никогда не будет, не с такими повадками.
– Да, говори, – разрешил он. Дима не мог отмахнуться, словно взял над ним шефство.
– Ты не хочешь со мной погулять? – выдал тот. Его глаза были полны какого-то щенячьего обожания.
Сначала Дима не понял вопроса. Зачем ему гулять с парнишкой? Но когда до него дошло, чуть не вспылил. Блаватский не прогадал с мальцом, и как только понял, что парень голубой?! Но какого черта тогда было его прессовать? Из только что произошедшего, Дима понял, что мальчик пошел бы за любым, кто почешет его за ухом. А уж если бы и три слова хороших сказал, так и дал бы без упрёка.
– Как тебя зовут? – спросил Дима вместо того, чтобы грубо отшить.
– Хорошее имя, тебе идёт, – похвалил он, сам не зная, зачем. И парень просиял улыбкой.
«Даже имя узнал, – подумал он. Это забавляло. – Вот и допрыгался, Дима, что к тебе парни клеятся».
Как его отшить, не обидев, он не знал.
– Тимур, я не гей, – пояснил он. Прямо и без экивоков. А что еще было ему сказать? «Ты не в моём вкусе?». И Дима замер, осознав, что у него уже появился вкус на парней. Вернее, предпочтение было всего одно, но огромное и мускулистое.
Стас. Грудь Стаса, его член и, конечно же, неповторимая задница, которую уже даже во сне не спутаешь с другой.
А уж если начать петь дифирамбы тому, что находилось между упругими половинками, то можно было начинать пускать слюни прямо на макушку Тимурчику. Но к нему его возбуждение уж точно иметь никакого отношения не будет.
– Но ты же заступался за меня!? – обиженно сказал Тимур.
– По-дружески, тебе ведь не нравилось то, что Женя делал. Так?
Он кивнул, но губы немного дрожали, а глаза блестели. Отказ всегда ранит, каким бы мягким он ни был.
– Ты же никому не расскажешь? – попросил Тимур.
Было и так понятно, что его жизнь превратится в ад, если пойдут сплетни.
– Нет, конечно, – Дима успокаивающе улыбнулся и шутливо поклялся. – Обещаю.
Парень кивнул и начал мелкими шагами пятиться, словно боялся, что Дима его остановит. Повадки истинной жертвы, он мог только искренне надеяться, что с будущим парнем Тимурчику повезёт. Иначе кто-то подомнёт его и будет издеваться, мальчик этого не заслуживал.
Он сам не заметил, как дотлела забытая в руке сигарета. Тимур уже скрылся за дверью, и можно было расслабиться. Почему-то в голову лезли дурные мысли о Стасе и его Игоре. Какой он, этот парень, такая же “нежная лань”, как Тимур? И Стасу нравится это? Он вспомнил тихий и приятный голос Игоря из телефонной трубки, нежные слова и то, что Стас не хотел его обидеть.
И как бы это не было несправедливо по отношению к другому, Дима безумно ревновал. Всё-таки, не таким уж хорошим он был, по крайней мере, пока это не касалось его лично.
Когда Дима шагал домой из школы, позвонил Стас. Голова была забита совершенно посторонними вещами, но стоило увидеть его номер, как все заботы разом вылетели из головы. Сердце забилось быстрее, а в груди разлилось тепло. Даже самому себе Дима напоминал размазню в такой момент, но не мог и не хотел себя сдерживать.
Странно, но это был их первый разговор по телефону. Голос Стаса был не таким, как вживую, но всё равно было приятно его слышать.
– Дима? – шепнул ему в ухо динамик.
– А должен? – поддразнил Дима.
– Да, должен, – совершенно серьезно ответил Стас.
Дима посмотрел по сторонам, вдруг Стас был где-то рядом.
– Прусь со школы. Когда же уже кончится эта Голгофа? – пожаловался он.
– Всего ничего осталось, – утешил его Стас.
Но Дима был с ним не согласен. Всё только начнётся, когда им вручат дипломы.
– А потом? – не выдержал он. – Потом что?
– Ну, институт или училище? Ты уже думал об этом?
Стас помолчал секунду, что-то зашуршало в трубке. Видимо, он прикладывал трубку к другому уху.
– Конечно, думал. Я буду учиться тут, на заочке и помогать отцу.
– Останешься тут? – удивился Дима, он думал, что Стас рад будет умотать в Москву.
– Меня и силой отсюда не выгонишь, – признался тот. – Я же сам из столицы, раньше мы там жили. А потом папа решил переехать поближе к деду с бабкой. Мама не хотела, но я доволен, если честно.
– А возможности? В столице же их намного больше.
На том конце провода Стас тяжело вздохнул.
– Работы везде хватает, Дим. А в обычных городах она даже более человечная, чем в столице. Да и конкурсов таких на поступление нет.
Спорить Дима не стал, пока он мало что знал об условиях столицы.
– А вуз ты выбрал? – было немного обидно, что Стас намного благоразумнее его.
– И чего ждёшь? – спокойно спросил Стас, и Дима стушевался.
– Не хочу бросать бокс.
Из уст Стаса это звучало так легко, словно не требовало никаких затрат или усилий.
– Всё не так-то просто.
– Нет. Это ты делаешь выбор сложным, – голос у Стаса был раздраженным. – Неужели и правда планируешь уехать через полгода? – он помолчал немного и добавил: – Бросить меня?
Дима понял, что окончательно запутался.
– Это – не телефонный разговор.
– Мы встретимся сегодня?
Стас молчал так долго, что Дима решил уже, будто ответа не будет вообще.
– Мне нужно встретиться с Игорем. Он сегодня приезжает, и мама возвращается из санатория.
Идиллия была такой недолгой. И Дима сильно расстроился из-за того, что сегодня не увидит Стаса. Скоро отъезд на соревнования, и они увидятся только в поезде, когда рядом будет сидеть тренер. Он не мог запретить ему встретиться сегодня с Игорем, но очень этого хотел.
– Ты будешь весь вечер занят? – разочарованно спросил Дима.
– Не думай, что я этого хочу.
– Мне тебя почти жалко, – елейным голоском подколол его он.
– Не завидуй, – со смешком сказал Стас.
– Я не завидую, а переживаю, – поправил Дима его. – Скажи своему хлюпику, чтобы держал руки в карманах. А то твой новый парень – злой и страшный боксёр, надерёт ему зад, – шутливо сказал он.
– У тебя нет совести! – воскликнул Стас, но в голосе не было возмущения.
– И никогда не было, – согласился Дима.
Пару секунд Стас молчал, и он улавливал через динамик его тихое дыхание. Сам факт того, что Дима слышал его, даже не расстоянии, согревал.
– Я уже скучаю, – тихо сказал Стас. И волна мурашек прокатилась по спине Димы.
– Ты должен выбраться ко мне завтра, – почти умоляюще сказал он.
– Вечером поезд, – с сожалением констатировал Стас.
– Потерпи всего немного, хорошо? Пару дней.
Дима сцепил зубы, он не любил, когда обстоятельства давили на него. Но обвинять Стаса было не в чем.
– Жду не дождусь этой поездки, – саркастично заметил он.
Стас снова чем-то зашуршал со своей стороны, а потом с сожалением сказал, что нужно заканчивать разговор.
– Мы ведь еще поговорим? – спросил Дима.
– Да, обязательно. Я позвоню.
Дима не стал говорить, что будет ждать звонка. Но знал, что не уснёт, пока не переговорит с ним.
Пока они болтали, Дима подошел к своему подъезду. Сегодня не было последнего урока, и он пришел даже немного раньше. У матери был выходной. Дима знал, что застанет её инертно сидящей в кресле в зале. Она любила смотреть телек в выходные.
Папа не любил телек, звал его «пультом от человека». Он верил в то, что нас всех программируют на что-то. Хотя, чего еще ждать от философа, которым он был? Вернее, преподавателя философии? Отец любил углубляться в суть, мать же была очень поверхностна во всём.
Поэтому Дима и не спешил наверх. Достав еще одну сигарету, он закурил. Последнее время он слишком много курил, и это его не радовало. Хотя последние события не щадили его нервы. На улице было свежо. Холодный воздух, вместе с дымом, щекотал ноздри, ветер раздувал огонёк на кончике сигареты и ускорял процесс горения. Сделав всего пару затяжек, он снова бросил взгляд на подъезд и замер.
Оттуда вышел мужчина. Запахнув пальто и пригладив волосы, он взглянул на часы и пошел в противоположную от него сторону. Сигарета выпала из рук и приземлилась на асфальт, Дима пару раз сглотнул и всё не мог отвести взгляд. Не мог поверить в то, что так долго не замечал.
Наконец-то головоломка сложилась. Любовником его матери был тренер.
Стоя рядом с подъездом и рассматривая сломанную сигарету, Дима пытался справиться с собой. Нечем было дышать, да и перед глазами всё плыло, потому что он готов был рыдать, как сосунок. Он знал. Знал же. Но почему, всё равно, было так чертовски больно? Словно привычный ему мир рассыпался на куски. Было гадко.
Гадливость. Да, именно она затопила горло тиной, проползла по пищеводу и сплелась в клубок в желудке. Он не мог думать о чувствах в этот момент, его накрывало другое. Этот человек, единственный, кто звал его «сыном» теперь, трахал её у них дома. Дима не питал наивных надежд на то, что его мать будет до самой смерти хранить верность отцу.
Но не так же? И не с ним! Не с человеком, которого он уважал и любил. Их связь не могла быть любовью, иначе бы они не прятались, как преступники. Не делали из него идиота.
Какая грязь. И как же он не видел её раньше? Дима наступил на потухший бычок и с силой раздавил его, пока мелкие камушки не заскрипели под подошвой. Еще пару месяцев назад он сказал бы ей, что знает. Начал качать права. Но какой в этом смысл? Что это даст ему теперь? Они расстанутся или перестанут прятаться?
От одной мысли об этом ему становилось дурно.
Как давно это началось? Через год, месяц или еще до смерти отца? Его убивало то, что он не в силах даже задуматься над ответом. Он не должен знать. Ему не нужно это знать, или он сойдёт с ума.
Хотелось просто разнести что-то в клочья. Но Дима уже давно научился контролировать свой гнев. Он глотал его, как микстуру. Было больно, неприятно, унизительно, но импульсивность могла разбить его и так неустоявшуюся жизнь на осколки. Дима хотел отрешиться, как тогда, после душа, когда казалось, что кожа покрыта мерзкой слизью.
Он чистый. Будет чистым. Он не покажет, как ему больно, потому что его чувства уже давно никому не интересны.
Сделав глубокий вдох, Дима поднялся наверх и зашел в квартиру. Матери не было в зале, дверь в её комнату была закрыта.
«Так даже лучше», – подумал он. Зачем ему видеть её лицо? Это лишнее. Он вообще не хотел её видеть. Если бы с ней был кто-то другой, если бы не возникало мыслей о том, что все это еще до похорон было их маленькой тайной. Эти «если бы…» раздирали ему в клочья мозг.
Дима даже не стал ужинать, заперся в комнате. Раздевшись, залез под одеяло, его знобило, но виной тому была не температура в комнате. Потеря последних иллюзий открыла ему, наконец, глаза. Он не должен делать то, чего хочет она. И никогда не будет.
Он не отдаст свой дом им. Не отдаст свои воспоминания. Это была их квартира. И будь он проклят, если позволит кому-то выжить его отсюда! Он хотел жить так, как считает правильным. Тем, что было ему важно и делало его живым. Бокс, Стас, его родной город…
Никакой Москвы или жизни на новом месте. Можно же стать учителем тут и преподавать детям культуру тела? Помогать справиться с любой проблемой, оттачивая характер в зале, отрешиться от всего и познать себя по-новому? Можно стать таким, как его отец. И впервые Дима загорелся идеей, осознал себя в новой роли, понял, что ему нужно.
В нём всегда была покровительственная нотка, он любил детей, но не выглядел мямлей и мог ввести в круг ребят дисциплину. Стас был прав, решение всегда было у него под носом, но он был как в тумане. Как можно вообще задумываться о том, чтобы бросить всё и уехать? Оставить Стаса? Сбежать?
Дима уже и забыл каково это – бояться? Но страх бывает разным. Можно бояться того, кто сильнее, богаче, хитрее тебя. Можно опасаться чего-то. А можно трусить перед будущим. Он никогда не думал, что именно неопределённость его будущей жизни пугает его.
Уехать было легко, сделать так, как хочет она. Остаться – вот, что было сложно. Дима задумался о словах тренера. Ведь тот не хотел, чтобы Дима уезжал, даже давил на него. Зачем, если они заодно? Но тренер часто был не согласен с матерью и даже во многом противоречил её словам своими советами. Дима следовал его советам, прислушивался, как к более мудрому и опытному мужчине, понимал, что может положиться на него. Как относиться к нему теперь – он не знал.
Он вообще ничего не знал кроме того, что хочет поговорить со Стасом. Но навязываться не хотел. Стас же сказал, что он должен потерпеть. Два дня. И даже меньше, потому что завтра вечером он хотя бы сможет увидеть его. Прикоснуться.
Мысли о Стасе, воспоминания об их встречах не могли оставить его равнодушным. Член немного отяжелел, но он тут же вспомнил о маме в соседней комнате, и желание схлынуло. Словно холодом окатило. За то время, что он инертно валялся в постели, свет в комнате стал сереть и наливаться закатом, медленно потухая и теряясь в тенях предметов.
Дима с неприязнью представил, что ужинать всё-таки придётся с мамой, и это заставило его встать. Он не хотел делать вид, что всё осталось таким же, как прежде. Уже давно это неправда. Горькая и неприятная истина, которая развалила его отношения с матерью.
Отца больше нет. Их семья перестала существовать как единое целое. И это только Димин выбор: помнить о нём или же забыть. Жизнь идёт дальше. Мама пошла дальше, он не мог это изменить.
Стас сказал ему недавно, что нужно говорить о том, что наболело. Нужно выпускать горечь, и Дима хотел попробовать, хотя бы попытаться это сделать.
Он не стал звонить. Оделся и тихо выскользнул из дома. На улице уже совсем стемнело, зажглись фонари и в подтаявших лужах отражались их блики. До дома Костика было минут десять ходьбы, и он шел быстро, не размеряя шаг. Из всех своих знакомых он выбрал именно его, потому что ощущал, что этот парень не чужой ему.
Осенний воздух пронизывал холодом и сыростью. В голове крутились обрывки мыслей. Дима думал о будущем поступлении. Он хотел попасть в институт физкультуры, даже знал один, который идеально ему подойдёт. Хотелось назвать себя ослом за то, что так долго думал.
Мама хотела, чтобы он стал архитектором или инженером, но Дима не ощущал к этому никакой тяги. Другое дело – спорт. Это было ему близко и даже не нужно отмазываться от армии. Он слышал от одного знакомого, что можно записаться на военную кафедру, и военкомат не будет висеть над головой, как дамоклов меч. Всего два года спецзанятий, и он сможет забыть об армии, как о страшном сне.
Его даже не пугало то, что быть учителем не слишком высокооплачиваемо и престижно, зато это хоть какая-то профессия. А уж имея мозги, заработать деньги не проблема. Он знал множество тому примеров. Тот же Костя был тому подтверждением.
Остановившись у его подъезда, Дима замешкался, но подтолкнул себя. Сам же хотел дружить и не быть такой свиньей. Вспоминая о парне только когда что-то нужно.
Подъезд дома был неухоженным и отвратительно пах. Поднявшись на второй этаж, Дима наконец выдохнул, потому что мусор валялся прямо под ногами. Странно, что за чистотой никто не следил. У них в доме порядок, хоть и не стерильный, наводили всегда.
Дверь опять открыл дядя Коля. На удивление почти вменяемый, но немного помятый.
– Димка! – удивился он.
Дима был приветлив с мужчиной, даже несмотря на то, что он вызывал у него брезгливость.
– А Костик дома? – заглядывая ему за плечо, спросил Дима.
Дядя Коля потер рукой макушку, словно силился вспомнить, куда делся сын.
– Хочешь подождать его? – он пригласил его в дом.
Дима колебался, было немного неудобно.
– Да ладно уже. Заходи, – незлобливо сказал дядя Коля, и пришлось пройти.
Мужчина провел его в кухню и посадил за стол. Небрежным движением плюхнул облипший накипью чайник на плиту и зажег конфорку.
– Чаю будешь? Кофе не предлагаю, у нас нет.
Он нашарил на столе пачку дешевых сигарет и вынул одну.
– Можешь перекурить, – разрешил он.
Дима достал пачку сигарет и тоже закурил. Чаю не хотелось, но и отказаться было неудобно.
– Давно куришь? – спросил дядя Коля, когда Дима выпустил первую струю дыма.
– А еще спортсмен называется, – подколол он Диму. – Губите здоровье, хотя и мы своё не жалеем…
– А долго Костика не будет? – спросил Дима, уроки жизни от алкоголика ему явно были не нужны.
– Думаю, скоро приползёт. Снова пошел к той сучке, которая его вечно отшивает. Опять что-то понёс, мне даже не показал. Подарки ей дорогие делает. Сказал: “Хоть и не моя, но пусть носит”. Возлюбленную сына дядя Коля явно не одобрял.
Дима удивился. Раньше он никогда не думал о том, что Костик может быть влюблён.
Мужчина фыркнул и похрустел пальцами.
– Браслет ей серебряный под заказ делал. Я ему тогда сказал, что он лошок. Девка ему не дает, а он ей дарит цацки. Он злой, как чёрт, тогда был, даже пихаться начал. Чуть не порвали ту безделушку, а там звенья в виде переплетённых рук, и не соединишь, если что…
Засвистел чайник, и дядя Коля отвернулся. Дима похолодел, он узнал браслет. Выточенные тонкие ладошки, сжимающие одна другую. Тонкий, но удивительно изящный. У Кати был такой, она сказала, что ей папа его подарил. Но украшение было очень оригинальным и явно изготовленным на заказ, теперь он понял, что в этой истории явно было что-то неестественное.
Было неприятно узнать, что Костик дарил ей украшения, а она не постеснялась взять.
– И давно он за ней ухаживает?
– Ха! Ухаживает! Тоже скажешь… Года два уже увивается, как щенок, а всё не понимает, что падкая она не на хлюпиков вроде него. Да и денег надо поболее, чтобы клюнула.
Дядя Коля зазвенел чашками и заварил чай.
– Лимона нет, – сказал он, выставляя перед Димой посудину.
Тот смотрел на плавающие в чашке чаинки и думал. Ведь не мог же Костя не знать, кто парень Кати. А почему не сказал? Почему помогал ему? Ведь неправильно это, если он её так сильно любил, то соперника ненавидеть должен. Верно?
Стало неуютно, словно, если Костя его застанет тут, то рад явно не будет. А если будет, это еще хуже, потому что все неправда и обман.
Мужчина сел на скрипучий табурет и отпил горячего чаю.
– Дядя Коля, а Костя вам про меня ничего не говорил?
Глупо было такое спрашивать, но странные мысли сверлили ему мозг.
– Ну, у него же есть друзья?
– Да никто к нему не ходит, – пожал плечами мужик.
Дима не мог поверить, что у такого приветливого парня совсем нет друзей.
– Да, разве ему кто-то нужен? Вечно злой, как волчонок. Недавно опять ходил в ту секцию, куда вас еще три года назад отправляли, думал, может, прокатит заплатить, чтоб взяли. А его медсестричка послала.
– Да кто ж из-за сотрясения спорт запрещает? У него ж врождённого целый букет. А мало его на тренировках ваших колотили?
Дима слушал и не мог поверить, что Костя именно такой, каким его видит отец. Взял чашку, хлебнул, чай был отвратительный. Жидкость лавой потекла в горло.
Они никогда не говорили о боксе, но Дима всегда ощущал отчуждение в Косте, когда речь заходила о его достижениях. У Димы была его мечта, возлюбленная и не было такого пьяницы-отца. Зависть? Почему Дима никогда её не замечал? Костя был бесстрастен и, возможно, жесток.
– А он до сих пор хочет в бокс?
– Не знаю, чего он там хочет, но упрямый до жути. От своего не отступается. А как деньги появились, вообще с катушек слетел. Никто ему не указ.
Дима покачал головой. Он знал, понимал и, в то же время, боялся поверить.
– Он – хороший, – возразил Дима, слова вышли сухими и ненастоящими. Доброжелательность Кости до сих пор была ему непонятна. Как можно дружить с парнем девушки, которую ты любишь? Если это, на самом деле, дружба.
Он вспомнил его в студии. В нём не было эмоций, и ему казалось, что Костя скрывает боль, но если это ненависть?
– Хороший? – хмыкнул дядя Коля, но смолчал.
Дима молча пил свой чай. Когда осталась только заварка, встал.
– Я, наверное, пойду. Поздно уже, да и мать будет ругать, – вовремя вспомнилось, что он даже не сказал ей, куда идёт.
– Я лучше ему позвоню.
– Ну, как знаешь. Я ему скажу, что ты приходил.
Дима кивнул, он хотел побыстрее выйти из этой квартиры. Обувь надел за рекордно короткое время. Дядя Коля открыл дверь, и Дима вылетел из дома, словно за ним черти гнались. Подальше, прочь отсюда…
Чёрное небо давило на голову и заставляло мысли еще быстрее мчаться по кругу. Он так долго искал ответ на вопрос, но когда все подсказки сошлись, не мог поверить. Что делать, если это на самом деле он? Если это Костик? Как поверить, что тебя хотел сломить друг, а не враг? И главное, что теперь делать, когда знаешь, кому нужно мстить?
Он задыхался даже на улице. В голове бухало только: «…это не может быть правдой, Костя не мог бы… он не стал бы… не захотел ему отомстить».
Узнать можно было только одним способом – спросить того, кто мог видеть. Кто явно знал.
Нужно было поговорить с Блаватским. Если это не Костя, то Женя. Другого не дано.
Уже дома, снова переругиваясь с матерью и отказавшись от ужина, Дима пошел к себе, и Костя перезвонил ему. Дима долго не решался взять трубку. Всё внутри сковало холодом, когда он смотрел на дисплей, и всё же, так и не решился взять трубку. Слишком велико было искушение задать вопросы, которые вертелись у него на языке. Дима знал себя, он не смог бы промолчать, а, тем более, если Костя будет говорить с ним, как с лучшим другом.
Причин его поведения Дима понять не мог, и это пугало его. Он снова прокручивал в голове тот день, каждое слово своего насильника и не мог поверить, что это Костя. Но это было возможно. У него для этого было всё, что нужно. Он знал, где и что находится в спорткомплексе. Мог легко найти расписание тренировок, подгадать время, когда их никто не застанет, и напасть. У него был мотив, в отличие от Блаватского, и причина, чтобы опустить его ниже последнего ничтожества.
Диме казалось, что если Костик выручает, значит, относится хорошо, но это было так наивно с его стороны. Как и то, что он верил матери и тренеру. Весь окружавший его мир был двояк изначально, но он этого в упор не замечал. Даже Стас не был тем, кем он сначала его считал. Прямолинейность была свойственна далеко не всем, и Дима ощутил себя малышом, выросшим на ложных принципах, хотя его жизнь и не была сплошной сказкой.
Сил терпеть уже не было, и Дима сам набрал Стаса. Хотелось рассказать ему про Костика, но он не знал, как, да и не по телефону же. Было почти десять, и он посчитал, что с Игорем он уже, несомненно, простился.
– Алло, – голос Стаса был сонным и глухим.
– Нет. Всё в порядке. Хорошо, что ты позвонил.
– Я бы не уснул, пока не поговорил с тобой.
Стас хлопнул дверью, и Дима услышал тихую музыку, а потом она затихла.
– Мама слушает музыку, – устало сказал Стас. Дима почему-то ему не поверил. Странная у него мать, хотя и его тоже далеко не идеал. – Я вышел в тамбур.
– Ты говорил с Игорем? – решил сменить тему Дима.
Дима тяжело вздохнул. Его словно отпустили все тревоги, неосознанно он хотел этого, как чего-то запредельного. Казалось, Стас никогда его не бросит, так ему было жаль Игоря. Но теперь Стас полностью его. И он – его парень, его любовник.
– Ты рассказал ему о нас?
– Ему было бы больно, – укоризненно сказал Стас.
– Ему будет больно, если он нас увидит или еще как-то узнает.
– Дима, позволь мне самому разбираться с этим.
Можно было долго попрекать Стаса, но он не стал. Его бывший, пусть сам и выбирает, что делать, чтобы не выглядеть мерзавцем.
– Ты расстроен почему-то, но я рад, – честно сознался Дима. – Стас, я хочу быть рядом с тобой.
– Я не из-за этого расстроен.
Стас хмыкнул в трубку.
– Всё, как всегда, но я не хочу рассказывать по телефону.
Дима не стал давить. Что-то в голосе Стаса ему не понравилось.
– У нас обоих был тяжёлый день, – Дима старался говорить спокойно и выверенно, чтобы не расстроить Стаса, но тот словно не слышал.
– Дим, мне нужно идти, прости. Хорошо?
Стас отключился. А Дима всё не мог понять, что с ним. Было видно, что у него какие-то проблемы, только вот в их природе разобраться Дима не мог.
Полночи ворочался с боку на бок, переваривая события дня. Было неловко думать, что завтра ему не только придётся общаться с тренером, а и провести в одном купе почти пять часов. Утром, скорее всего, предстоит еще один скандал с мамой из-за отъезда, но, в конце концов, он увидит вечером Стаса, и это хоть немного утешало.
О Косте Дима даже думать не хотел, потому что желания просто пойти и впечатать в асфальт в нём уже не было. Под завязку переполняло чувство какой-то дикой растерянности. Неловкости и обиды.
Утром Дима был, как чумной, потому что совсем не выспался. В шесть в комнату вошла мама и стала его трясти. Она не любила его комнату, потому что он часто устраивал бардак. Больше всего её бесили гири, разбросанные по полу, сам Дима уже научился маневрировать между ними, а вот она постоянно сбивала себе ноги.