меня зовут арлекино сценарий
Там не о трудовых успехах и великих стройках, юная поросль об этом не помышляет. Она занята бесцельным шатанием, мордобоем, и мягко говоря, эти люди на экране мало симпатичны. Но всё же постараемся их понять и углядеть, хоть что-то смысловое в их нелепом поведении.
Да и житуха у самих невесёлая. Вон у лидера Арлекино грязная коммуналка, за окном поезда гремят, затурканная нескладной судьбой мать, потом элементарная материальная бедность. Не весело! Может поэтому его тянет срывать зло на других, на него не похожих? По недомыслию, по глупости, наконец? Но не только.
И нельзя говорить взрослым, что это только вина молодых. Ведь это идеология предыдущего общества даёт свои отравленные плоды. Долгие годы сталкивания «стенка на стенку» не прошли даром. Постоянное деление общества на правых и левых, похожих на нас и не похожих в восьмидесятые годы обернулось волчьим оскалом юных лиц. Я помню, как в школе уничтожали морально и добивали «не своих» ребят, чем-то отличающихся от остальных, какими-то своими личными правилами и обликом. «Ветерки» воевали с «широкоштаными», «металлисты» ненавидели «волнистых», «рокеры» дрались с «брейкерами» и т.д. В восьмидесятые годы общество встряхнули, как грушу и вся муть поднялась наверх, в первую очередь затронула души самых неопытных и молодых своей грязной изнанкой. У нас в посёлке Дружба Мытищинского района в начале 90-х годов «ветерки» страшно враждовали с цыганской диаспорой, доходило до трагедий. В одной из таких разборок погибший мальчишка был, правда, сам виноват. А произошло следующее: на окраине городка жила в частном доме многодетная цыганская семья. Парнишка их, лет десяти от роду, взял в привычку отбирать щенков у бездомных собак, проживающих рядом в гаражах, а потом разводил костёр и кидал туда этих маленьких собачьих детёнышей живьём, смотрел, как они мучились и горели. Местные ребята об этом прознали, поймали этого мальчишку, продержали до ночи в гаражах, а потом разожгли костёр и его перемотанного проволокой, тоже живым опустили в это кострище. Утром дворник обнаружил на пепелище обугленный труп. Милиция ходила по домам, опрашивала ребят, кого-то забирали, но все показания были отрицательными. Никто, никого не выдал. Цыгане после этого съехали оттуда, а вражда осталась и на долгие годы. Ну а фильм тот оставался востребованным недолго, современность 80-х была такова, что очень быстро менялись приоритеты и сенсации, в том числе в рамках режиссуры и творческих замыслов. Я бы сказала, что такой фильм про «чистильщиков» общества уже был в виде «Плюмбума». Но, думаю что, тот как раз оказался сильнее по воздействию на зрителя. Правда там о компаниях речи не идёт, просто один правильный мальчик возомнил себя героем нашего времени и даже привлёк к ответственности родного отца, но в конце расплатился за свой детский грех очень страшно. А вот подобных Арлекинов-то много было, что ж и фильм типичный для конца восьмидесятых. Теперь свои проблемы, свои доморощенные Арлекины на экране. Но будущее кинематографа из прошлого слагается. Так что, есть и частичка этой картины во вкладе сегодняшних киношных реалий.
Тем, кто будет его смотреть сейчас немного добавит стёртых впечатлений задрипанный колорит тех смутных лет. Но деление общества на «низших» и «высших» уже тогда явственно проглядывало, возможно оно и определило сюжет этого молодёжного фильма, но с этим определится сам зритель.
В фильме снимались: Олег Фомин, Светлана Копылова, Василий Домрачев, Павел Рыбарев, Станислав Пшевлоцкий.
Режиссер Валерий Рыбарев — о вышедшем 30 лет назад фильме «Меня зовут Арлекино» и новых проектах
Перестройка ускорялась, гласность зашкаливала, неформалы бузили, либералы чудили, в общем, жизнь в стране бурлила вовсю. Именно в то беспокойное время, ровно 30 лет назад, в мае 1988-го на экраны вышел фильм Валерия Рыбарева, ставший самым кассовым за всю историю белорусского кинематографа. С кинорежиссером побеседовал корреспондент агентства «Минск-Новости».
Трудно поверить, но за год с небольшим суперхит «Меня зовут Арлекино» успели посмотреть около 42 (!) млн зрителей. И это не было случайным или удачным попаданием в яблочко.
Соавтор Щекочихин, режиссер Фомин, бард Копылова
— В фильме многое сошлось, — говорит кинорежиссер. — Излом времени, нерв которого удалось, видимо, ухватить, противостояние молодежных группировок, герой, кулаками пытающийся восстановить социальную справедливость и при всей своей агрессивности вызывающий симпатию… Правда, это уже история.
— Ваш суперхит был снят по пьесе известного журналиста, специализировавшегося на криминальной тематике, депутата Верховного Совета СССР Юрия Щекочихина «Ловушка № 46, рост второй»…
— У Щекочихина в пьесе нет социальных столкновений, да и конфликта практически нет, сюжет строился на выяснении отношений футбольных фанатов. В фильме же парни, живущие на маленькой железнодорожной станции, которым в жизни мало что светило, во главе с Арлекино совершают вылазки в город, пытаясь по-своему разобраться с мальчиками-мажорами, стилягами, панками, «фашистами», металлистами и прочими неформалами, и все это на фоне драматичной любовной линии. Так что у нас совсем другая история. Я вырос в районе тракторного завода, и у меня были такие же, как в фильме, друзья. Мне хорошо знакома эта среда.
Юра, посмотрев картину, был удивлен. Правда, его предупреждали, что если Рыбарев взялся за материал, то может переделать его до неузнаваемости (смеется).
— Вы с ним встречались?
— Пару раз до съемок. К тому времени я был уже довольно известный режиссер, снял «Чужую вотчину» и «Свидетеля». Юра не возражал, чтобы считаться соавтором «Арлекино». На премьере Щекочихина все поздравляли с успехом, и он успокоился.
— Судьба публициста, много и смело писавшего об организованной преступности, оказалась трагичной: в 50 с небольшим он ушел из жизни при странных обстоятельствах. А вот сыгравший у вас главного героя Олег Фомин сегодня востребованный российский актер и успешный режиссер, поставивший в том числе нашумевший «День выборов».
— Олега Фомина я нашел в рижском ТЮЗе. Мне очень хотелось, чтобы в картине не было примелькавшихся лиц, особенно московских актеров. Олег произвел на меня хорошее впечатление, в нем чувствовались харизма, мужской стержень. После выхода картины на экраны адресованные ему письма пачками приходили на «Беларусьфильм», а он, как мне кажется, и не знал об этом. Олег давно уехал из Латвии, живет в Москве, снимает картины и ставит спектакли. За его творчеством я, правда, не очень слежу. Мы встречались в Минске на «Лiстападзе», посидели, поговорили. Столько лет прошло…
— А творчество героини Светланы Копыловой, ставшей известным бардом, автором и исполнительницей проникновенных баллад, в том числе православных, вы знаете?
— Да, знаю, у нее большая дискография. Года три назад Света приезжала в Минск и давала концерт в ДК тракторного завода, приглашала. Я на концерт не попал, не получилось, но она передала мне диски. Хорошие песни.
«Уитмен» Стась, Поречье Фолкнера, барин Герман
— В «Арлекино» снялся еще один интересный и необычный человек, — продолжает режиссер. — Мы искали натуру к фильму. Однажды утром через окно летнего кафе я увидел на улице здорового мужика, за которым, как собачка, бежала его корова… Он оказался очень фактурным. Познакомились. Это был Станислав Пшевлоцкий, грузчик и самобытный поэт. Я сравниваю стихи Стася с поэзией Уолта Уитмена, а документальный фильм о нем снял для телевидения. До сих пор храню его стихи, написанные на бересте.
Основные эпизоды «Арлекино» снимали в Гродно и полюбившемся мне Поречье. Этот городок с железнодорожным полустанком не единожды был фоном моих фильмов. Он стал для меня своего рода «округом Йокнапатофа в штате Миссисипи», выдуманным Уильямом Фолкнером и обжитым персонажами великого американского писателя, пространством, которого больше нет нигде.
— У вас оно обживалось в «Живом срезе», «Чужой вотчине» и «Свидетеле»…
— Да. Особенно в «Свидетеле». Площадь, вымощенная булыжником, маленькие еврейские домики, здание, где проходил суд, — все это снимали в Поречье.
— После выхода на экраны упомянутых фильмов, вошедших в золотой фонд белорусского кино, вас стали сравнивать с Алексеем Германом, с его фирменным гиперреализмом, скрупулезным вниманием к документальным реалиям времени и к незначительным на первый взгляд деталям.
— У нас с ним немало общего, по крайней мере, в творчестве. Я учился в Ленинграде, окончил режиссерское отделение института театра, музыки и кинематографии. Нас кто-то познакомил, а жена и соавтор Германа известный киносценарист Светлана Кармалита пригласила меня в гости. Прихожу, попадаю в хорошо обставленную квартиру, принадлежавшую его отцу — знаменитому писателю. Сын же оказался настоящим барином! Вижу, лежит, развалившись на диване с подушками, словно Илья Ильич Обломов, и вставать, похоже, не собирается.
Светлана говорит мне: мол, присаживайтесь. Я отвечаю: «А чего присаживаться, может, Леша поспать прилег, я лучше завтра-послезавтра зайду. Если получится». И направляюсь к дверям. «Эй-эй-эй, Валера!» — Алексей сразу вскочил. Ну и всё, мы сели, долго беседовали. Нам было о чем поговорить: у Германа тогда «Проверку на дорогах» сняли с полки, у меня уже вышли «Свидетель» и «Арлекино».
«Прикованный» Гостюхин, заповедный Несвиж
— После 14-летнего перерыва вы в 2002 году сняли на «Ленфильме» драму «Прикованный» с Владимиром Гостюхиным в главной роли…
— Когда я рассказываю, в каких условиях снимали фильм, мне не верят. Бюджет — остаток от какой-то ленинградской картины, сроки ограничены. Снять ее надо было чуть ли не за неделю. Вряд ли нашелся бы другой режиссер, который взялся бы за этот проект. Но после долгого простоя мне надо было работать. Пришлось переписывать сценарий.
Изначально в истории Владимира Валуцкого героиня вспоминает о детской влюбленности в мальчика, с которым познакомилась в «Артеке». Но съемки в бывшем главном пионерлагере Союза в то время уже были утопией, и действие мы перенесли в Прибалтику.
У меня два дня на раздумья… Созваниваюсь с Володей Гостюхиным и предлагаю выручать. Уговариваю Аллу Клюку. Мы селимся в поселке под Питером и принимаемся за работу. Сюжет сочиняю на ходу, сцену за сценой, день за днем, не зная, что будет завтра. Главным героем становится офицер-«афганец», не вписавшийся в «капитализм с человеческим лицом», и так далее. Картину мы сняли в рекордно короткие сроки.
— Ее прохладно приняла критика, зато приветствовали на кинофестивалях, а Алла Клюка, сыгравшая скрипачку, удостоилась приза за лучшую женскую роль. Будущая звездочка комедий Аллы Суриковой и американских сериалов и вправду родилась в семье глухих родителей?
— Да, причем Алла в совершенстве владеет языком жестов, очень пластичная и музыкальная. Она прекрасная актриса и много снимается, по-моему, по сей день.
— Валерий Павлович, несколько неудачных попыток воплотить свои замыслы, продолжительные периоды творческого простоя не разочаровали вас в профессии?
— Нет, в профессии я, конечно, не разочаровался. Просто у меня очень нетипичная творческая судьба. Много раз приносил на студию проекты, некоторые запускали в производство, а потом по разным причинам процесс останавливался. Так вышло с фильмом «Нечистые» про узниц концлагеря «Равенсбрюк». Меня торопили приниматься за него еще до выезда на место событий. Но когда я побывал в лагере, который занимает огромную территорию и является музеем, стало ясно, что там снимать нельзя, а построить похожий невозможно. Руководство «Беларусьфильма» закрыло картину.
Подобная история случилась с гулаговским лагерем на Колыме. Чтобы не превратить сценарий Эдуарда Володарского по мотивам рассказов Варлама Шаламова в фарс, требовалось снимать в Сибири или вложить большие деньги и построить масштабные декорации где-то поближе. Денег у студии не нашлось ни на то, ни на другое, в результате «Последний бой майора Пугачева» был снят под Минском другим режиссером. Я же не признаю похожести в реалистическом кинематографе.
— Но ведь и не сдаетесь?
— На «Беларусьфильме» у меня принят сценарий «Осень в Несвиже» по повести Трапезникова, в плане снять фильм по повести Быкова «Карьер». Оба проекта понравились новому руководству студии, но история повторяется — денег нет.
ed_glezin
ed_glezined_glezin
По мотивам пьесы Юрия Щекочихина «Ловушка 46, рост второй».
Фильм «Меня зовут Арлекино» В. Рыбарева современники называли «шоковым», «правдивым» и «жестоким». Среди игровых картин, снятых на «Беларусьфильме», он является лучшим (и последним) примером актуального социально-проблемного кино. Вместе со «скандальной» «Маленькой Верой» эта молодежная драма стала лидером всесоюзного проката 1988 года (первый всего посмотрело 56 млн., второй – 41, 9 млн. зрителей). Обе картины породили новую волну дискуссий о «нашей жизни» и «нашей молодежи» и стали символами Перестройки.
Всем героям фильма «Меня зовут Арлекино» от шестнадцати до двадцати лет. Их жизнь проходит на фоне беспросветного провинциального быта. Главный герой по прозвищу Арлекино – лидер компании подростков, которые живут на полустанке и называют себя «вагонкой». В поисках развлечений и «чужих» они ежедневно отправляются на электричке в ближайший город (Гродно), где наводят порядок, как его понимает идейный Арлекино. Унижают «чистеньких» и хиппи, учат патриотизму «наци», дерутся с враждебными «металлистами». Но главные враги «вагонки» – номенклатурные дети («деловые»), ненависть к которым носит классовый характер. Усилению этого конфликта служит любовная линия: девушка Арлекино в поисках лучшей жизни уходит к «деловому мажору» Интеру, а затем возвращается к нежно влюбленному вожаку «вагонки». «Хозяева жизни» жестоко мстят.
Этот фильм обладает чертами социального исследования – во многом благодаря тому, что ее сценарий был написан В. Рыбаревым в соавторстве с драматургом и журналистом Ю. Щекочихиным, признанным специалистом по подростковой преступности и неформальным движениям (именно в его статьях в «Литературной газете» появились едва ли не первые сведения о том, кто такие хиппи, любера, рокеры, фанаты и другие «пришельцы»).
Сегодня фильм интересен и как публицистическое высказывание времен перестройки, и как свидетельство о периоде, когда начался болезненный распад советской империи – тем более, что он не закончился до сих пор. Прообразам «мажоров» и боевиков из «вагонки», которым удалось остаться в живых в 90-е, а также бывшим рокерам, металлистам, хиппи и просто подросткам 80-х.
Перестроечные 80-е проходят под знаком «проблемы молодежи». Сквозной образ искусства и публицистики – молодежь как «они», чужие и непонятные («Они и мы» – называется одна из научно-популярных брошюр от общества «Знание», посвященная молодежному кино). В ряде фильмов («Плюмбум, или Опасная игра», «Дорогая Елена Сергеевна», «Забавы молодых», «Соблазн») появляются малопривлекательные школьники – юные конформисты, прагматики, циники и провокаторы. Всех их объединяет знание главного правила «взрослого мира»: он делится на «блатных» и тех, кто на «общих основаниях», на бедных и богатых, «плебеев» и «избранных». Если в молодежных фильмах 70-х подростки еще могли слушать со светлыми лицами стихи у памятника Пушкину, то в перестроечном кино они превращаются в Других, в инопланетян, пугающих своей инаковостью и юношеским напором.
Последнее – название документального фильма латышского режиссера Ю. Подниекса, который вышел в 1986 г. Он и сегодня стоит того, чтобы его посмотреть, так как многие проблемы, о которых говорят с экрана молодые люди, носят скорее экзистенциальный характер: одиночество и проблема выбора своего пути, страх и интерес к смерти, боль от столкновения с миром, в котором много равнодушия, опасностей и бессмысленных войн. Вместе с тем подростки проводят ревизию наследия эпохи «застоя»: они признаются, что не видят никакого смысла в советских ритуалах и идеалах. Зато они прекрасно видят лживость и двуличие взрослых: «тупость в обществе порождает тупость в молодежи», «вы нас такими сделали своим двуличием» – говорят с экрана панки и «циники».
Надо сказать, что образы взрослых и в фильме Ю. Подниекса, и в ряде игровых перестроечных картин в лучшем случае смешные, но чаще – отталкивающие своей тусклостью, равнодушием, конформизмом и агрессивностью. В фильме «Меня зовут Арлекино» есть эпизод, в котором «вагонка» стрижет одинокого хиппи, мирно читавшего на парковой скамейке. Унизительная экзекуция собирает толпу зрителей, слышатся возгласы «Правильно, ребята, под Котовского его! Держите сволочь!». И что-то про «трудовые подвиги народа» и про то, как «такие ублюдки позорят нашу молодежь». Защитить парня пытается проходящий мимо интеллигент с банкой помидоров, но его быстро уводит жена. Один кинокритик выделил эту сцену как самую страшную и запоминающуюся: «когда я читал стенограммы аутодафе над Борисом Пастернаком на собрании московских писателей и над Иосифом Бродским в районном суде г. Ленинграда, перед моими глазами возникали лица из толпы, наблюдавшие в картине за стрижкой. Мне казалось, я слышу реплики этих людей».
Вина и покаяние интеллигенции
Молодежное кино второй половины 80-х можно рассматривать как шоково-терапевтическое. Образы молодых («пришельцев» и «инопланетян») объективировали страх перед будущим – т.е. жизнью после «конца света»/распада СССР. Параллельно на образы взрослых проецировалось отвращение общества к «застою» и самому себе. Коллективные страх и отвращение – такова природа перестроечной травмы. Однако ее переживало все еще советское общество. Согласно его отлаженной схеме, советские люди – это коллектив, «точку сборки» которого должна формулировать интеллигенция.
Общее в многочисленных круглых столах и рецензиях критиков, посвященных молодежному кино – комплекс вины перед «детьми застоя». «Они – это мы», – наиболее частый вывод. «Легко ли быть молодым?», «Маленькая Вера», «Меня зовут Арлекино» оцениваются как честные и бескомпромиссные фильмы, «правда о нашей жизни». Нередко они прочитываются в координатах «Покаяния» – фильма Т. Абуладзе, который был «снят с полки» в 1987 г. и стал знаменем перестройки, самым влиятельным художественно-политическим высказыванием о советском прошлом и настоящем. Интеллигенция соглашалась: «нас» есть за что судить, молодым есть против чего бунтовать; молодежные фильмы – это жестокое и правдивое обвинение, что должно быть очевидно всем, «в ком есть душа и совесть».
Это не значит, что неформальная молодежь не вызывала у советских граждан реакций вроде «патлатые уроды, сами не знают, чего хотят, Сталина на них нет». Скорее, наоборот, в реальности подобные эмоции были самыми распространенными. Критики иногда упоминают призывы некоторых зрителей запретить тот или иной фильм или посадить режиссера. Однако потоки зрительских писем в киножурналы прореживались в пользу найденной формулы понимания: «они – это мы». Статья в «Огоньке» о фильме «Легко ли быть молодым?» предваряется словами зрителя: «Я вдруг понял: ведь все они наши с вами дети! Какое же мы имеем право не любить, не понимать их! (инженер, 60 лет)»
Люмпен-пролетариат, идейный и опасный
Однако проект интеллигенции – признать вину, «принять детей» и обрести очищенное «мы», – не мог избавить от коллективного страха и отвращения перед миром, каким он представал на экране. Перестроечное кино отражало узнаваемую и тревожащую модель общества, очень далекую от усвоенной социалистической. Это общество было несправедливым и классовым. Значительную его часть составляли маргиналы и люмпен-пролетариат, который сделал «видимым» фильм «Меня зовут Арлекино».
Одна из первых городских акций «вагонки» в фильме – стихийный «левый» бунт: надпись на стене дома «Деньги не делают нас!» Для Арлекино этот лозунг является способом заявить о себе и противопоставить «вагонку» «хозяевам жизни»: «Вы видели, как они ходят? Им с рождения все предназначено папашами. А нам с рождения предназначено жить в дерьме».
Эта классовая ненависть – в том числе и результат токсичности советской идеологии в условиях ее разложения. Для Арлекино и его друзей руководством к действию становятся усвоенные еще в пионерском детстве советские лозунги и формулы. Для него важно, чтобы «вагонка» ощущала себя как единое и мускулистое «мы» («Ты – это я! Если не мы их, то они нас») – так марксистко-ленинские идеологи обучали ощущать себя пролетарский класс, а затем весь советский народ. «Раздавим фашистскую гадину!» – и патриотичный Арлекино с мясом вырывает из уха подростка серьгу со свастикой, а затем искренне изумлен, когда остриженный хиппи его самого называет фашистом. «Все вокруг были против тебя. Значит, ты не прав. Потому что все не могут быть неправы,» – воспроизводит он ему в ответ хрестоматийную логику, согласно которой «справедливое большинство» имеет право судить и возвращать в стадо «заблудшее меньшинство»…
При этом Арлекино в фильме В. Рыбарева и Ю. Щекочихина – объемный и сложный (влюбленный, идейный, страдающий от приступов депрессии и мизантропии) персонаж. Сам режиссер объяснял суть своего героя в романтических тонах, говоря, что на самом деле его фильм – о сильной жажде любви.
Как и для главных героев, для авторов истинными «машинами насилия» являются «деловые хозяева жизни». Признаки их привилегированности сегодня покажутся несерьезными – это белые «Жигули», а также возможности попасть в ресторан, выпить коктейль в баре и снять девушке квартиру. Однако, согласно авторскому посылу, пугающая суть «деловых» – уверенность в своем праве на собственность, за которую они готовы уничтожить любого, кто на нее посягнет. В роли личной вещи выступает девушка, а жестокая сцена ее изнасилования оказывается публичным актом унижения и присвоения.
Юродивый беларус на обочине
Позднесоветский мир в «Меня зовут Арлекино» – это система провинций и обочин: Гродно – провинция Москвы, станция Поречье – это обочина Гродно. Героям фильма очевидно: для того, чтобы чего-то добиться, нужно поехать в Москву, а для этого нужны «связи» или придется унизительно продаваться. Поэтому Арлекино остро чувствует безысходную предопределенность своей судьбы и не сомневается, что его ждет «жизнь на обочине»: на полустанции, в обшарпанной коммуналке, затем, возможно, в тюрьме.
Однако есть в фильме персонаж, который занимает настолько низкое социальное место, что обретает свободу от этого мира. Это Стась – бомж, поэт и беларус неопределенного возраста. Он говорит то на трасянке, то на русском, то на белорусском и пишет стихи, темные и непонятные (одно из его произведений называется «Я бы а ну вас»). Его сознание будто разорвано: Стась то читает газеты («Дар хорошего писателя – противостоять ударам критики. Продолжаю писать»), то стихи Беранже («Да будет для изгнанника наш край родным…»), то рассказывает про народные традиции (“Памірае чалавек, што па народнай традыцыі ўспрымаецца як вяртанне дадому”), от которых переходит к теме «барацьбы супярэчнасцей». Арлекино, который иногда заходит к Стасю поговорить, говорит о нем: «Он или дурной, или очень умный. Ему ничего не надо». Он, действительно, то ли стоик, то ли сумасшедший, то ли притерпевшийся ко всему беларус, живущий в землянке в надежде, что зима тоже будет теплой: «Цяпер цепла, так можа быць і зіму так…»
«Меня зовут Арлекино» – последний кассовый фильм всесоюзного значения от «Беларусьфильма», а образ Стася – финальная точка в советской истории национального беларусского кино. Если самый первый национальный фильм «Лесная быль» оптимистично и задорно утверждал пассионарность нации, то через 60 белорусское кино проговаривается о том, что от нее осталось: беларус-юродивый на обочине Большой истории, живучий, неприкаянный и свободный. В последних кадрах фильма Стась сидит с пачкой своих стихов на железнодорожной платформе и читает их внимательной девочке: «Ох, заспяваць бы, не паміраць бы…».
«Советский экран» № 1, 1989 год
Фильм является самым кассовым белорусским фильмом за всю историю белорусского кино. За первые 15 месяцев демонстрации ленты в кинотеатрах СССР её посмотрело 41,9 млн. человек.
«Меня зовут Арлекино». Банды 80-х (Фильм о фильме, 2007)
О съемках фильма «Меня зовут Арлекино» (1988 год) и о молодежных группировках того времени. В передаче принимали участие: режиссер Валерий Рыбарев, исполнители главных ролей Олег Фомин и Светлана Копылова, киновед Александр Шпагин и другие. Использованы фрагменты из фильмов: «Меня зовут Арлекино», «Пацаны», «Луна-парк», «Бригада», «Весьегонская волчица», «Астенический синдром» и материалы из личных архивов.