меня увезли в германию когда мне было 14 лет ехали мы в первой волне
«Родина вас простила»: колонка о подростках, угнанных в Германию во время войны
© Коллаж Кристины Савельевой
Колонка Кати Статкус
Я сажусь писать текст, за который мне страшно браться. Он — о детях, угнанных во время Великой Отечественной Войны с оккупированных территорий в Германию на принудительные работы. А еще он — о невероятно любимом и дорогом для меня человеке, о моем дедушке. В 16 лет его посадили на поезд и увезли из родной Курской области под Лейпциг, работать на самолетной фабрике.
Сколько их еще было таких — подростков из оккупированных немцами территорий, которые получили повестку и должны были в считанные часы собраться и сесть в товарный вагон, на котором их увозили неизвестно куда? По меньшей мере, тысячи, всего же из бывших стран Восточного блока было угнано почти три миллиона остарбайтеров (угоняли в основном мужчин и женщин от 15 до 45 лет, но были исключения).
Был ли у этих людей какой-то выбор? За неявку одного тут же могли расстрелять всю семью. Хотя были и те, кто действительно поверил тогда немецкой пропаганде: на оккупированных территориях в начале тридцатых годов (могу с уверенностью говорить про Курскую область и про Крым) люди пережили страшный голод, многие еще помнили его, у кого-то в голодные годы погибли родные, братья, сестры. Дедушка тоже рассказывал, что были ребята из его деревни, которые при посадке на поезд действительно радостно кричали «Wir fahren nach Deutschland!» («Мы едем в Германию!») и думали, что хоть там им не придется голодать.
В начале этого года издательство Компас-Гид выпустило новую книгу российской писательницы Ольги Громовой «Вальхен» — она о девочке Вале из Крыма, которая тоже несовершеннолетней была угнана из родного города: ей даже повестка не приходила, ее просто отловили на рынке в день отправки остарбайтеров и запихнули в набитый битком поезд.
Вначале Валя была в Германии в рабочем лагере и работала на торфяных работах, а потом ей повезло — ее забрал к себе домой (или все же вернее сказать, купил, ведь носившие нашивку OST были рабами) один немецкий фермер, у которого было трое детей и за которыми Валя теперь присматривала и помогала семье по хозяйству. Примерно так же повезло и моему дедушке — в какой-то момент его забрал с тяжелейшей работы на самолетной фабрике домой один пожилой немец, которому нужен был столярный подмастерье. Если бы этого не случилось, мой дед вряд ли бы дожил до освобождения в 1945 году в рабочем лагере под Лейпцигом в городе Тауха.
Когда ту часть Германии, где находился дедушка, освободили американские солдаты всех, кого принудительно угнали с оккупированных территорий, обязали вернуться в СССР. Неявка ставила под угрозу жизнь родственников в России. На плакатах, адресованных остарбайтерам, было написано: «Родина вас простила». Эта фраза долгое время не давала Вале покое — за что простила-то? За то, что ее город захватили немцы и ее, тринадцатилетнюю, угнали в Германию? А может быть, это ей нужно было обижаться на Родину, которая в начале войны отступила и отдала фашистам ее родной Крым?
Дедушка никогда не рассказывал мне про этот плакат. Он всегда говорил, что ему очень повезло, что удалось вернуться в СССР, снова обнять родителей, повезло, что его сильно не трогали. Правда, учиться в институте с таким бэкграундом уже не получилось — побывавших там и поработавших на немцев считали слишком неблагонадежными. Поэтому дедушка, со всеми его инженерными способностями, смог работать только в каком-то примитивном звании на железной дороге. Вот и Вале после возвращения на Родину не удалось получить высшего образования, а удалось стать только массажисткой. И даже это и дедушка, и Валя из книжки Громовой, считали успехом — вернувшись на простившую их Родину они могли закончить гораздо хуже и поехать на новом поезде уже в совсем другом направлении.
Книга Ольги Громовой (при всей ее иногда ходульной мелодраматичности), кажется, впервые на русском языке рассказывает подросткам историю подростков-остарбайтеров, историю многонационального Крыма, историю смешения врагов и друзей — как на своей территории, так и на чужой. Эта книга о том, как русские врачи спасали немецких военнопленных, а немецкие фермеры, рискуя своим благополучием, смогли подарить хотя бы некоторым остарбайтерам из России, если можно так выразиться, легкую жизнь. «И не было никаких русских с немцами — только общее горе». И кажется, что такой книги — с ее гуманизмом и любовью — нам всем очень не хватало в наше время новой всенарастающей ненависти к инагентам, чужим и тем, кто хоть в чем-то отличается от нас самих.
Мой дедушка очень любил футбол, и когда наша команда выбывала из каких-то международных соревнований, он всегда болел за немецкую. У него не было злости ни на ту, ни на другую сторону, хотя он получил и от тех, и от других достаточно. Он мог одинаково восхищаться немецкой техникой и русской способностью к взаимопомощи. Сейчас, когда я вспоминаю его и его обрывочные рассказы о том времени в лагере, я думаю, что главное, чему он научил меня — не надо раскапывать ненависти, но важно, чтобы жила память. Чтобы история о ВОВ не превращалась в одно лишь восхваление победы в Сталинградской битве (о преуменьшении значения которой недавно так забеспокоились наши чиновники) и в водружение флага над Рейхстагом. Война — это миллион других очень болезненных историй, одна из которых — про угнанных с оккупированных территорий подростков, которым Родина очень странным образом что-то там «простила» после возвращения. Уже став взрослыми, эти дети редко могли при жизни почувствовать, что 9 мая — это и их праздник. Хотя кому он на самом деле мог еще принадлежать, если не им?
Меня увезли в германию когда мне было 14 лет ехали мы в первой волне
Василий Степанович Клепов
Высокий парень ростом под самую притолоку стоял в дверях и широко улыбался мне, как старому знакомому:
– Я – Молокоед. Помните?
Откровенно говоря, я давно перестал думать о Васе. Шустрый чернявый мальчишка с озорными карими глазами встретился на моем пути и исчез. Я знал, что его книга имела неожиданный успех и была дважды издана в Свердловске и раз в Москве. Знал и то, что Вася был теперь геологом. Впрочем, об этом можно было догадаться, увидев загорелое лицо и рюкзак.
Мы поговорили, и Вася спросил: – Вы знаете, что у меня в сумке? Он передал мне рукопись и высыпал на стол ворох писем. Все они были адресованы Васе Молокоедову. Я вытащил из первого попавшегося конверта письмо и прочитал:
«Дорогой товарищ Молокоедов! Мы отдыхаем в лагере имени Гайдара в Новосибирске. По вечерам собираемся в палате и читаем книги. И вот мы начали читать „Тайну Золотой Долины“. Книга захватила нас целиком. Мы прочитали ее за два вечера. Вот это здорово! Ну и приключения достались на вашу долю! Нам тоже хотелось бы быть такими же решительными, смелыми, сообразительными, как вы, Дубленая Кожа, Федор Большое Ухо и Белка.
Очень интересно узнать, чем вы занимаетесь сейчас? Где ваши друзья? Встречаетесь ли вы? А где Рыжая Белка? Что случилось со стариком и Белотеловым?
Вы нам обязательно ответьте на письмо, мы будем ждать. А то, что девчонки плаксы, – неправда. Мы очень много бегаем, прыгаем, играем в казаков-разбойников. Приезжайте в лагерь. В лагере у нас 500 человек. Всем будет весело послушать про ваши приключения.
До свидания, ждем вас в гости!
Наш. адрес: Новосибирск, Барышево, пионерлагерь имени Гайдара, девятый отряд».
По мере того как я перечитывал письма, передо мной вставали все эти мальчики и девочки, которым очень нравились приключения Молокоедова и его друзей в Золотой Долине. Одни писали, что «играют в Молокоеда», другие спрашивали, как стать геологом, третьи просили совета: учиться ли дальше или, закончив десятый класс, идти в жизнь…
– Ты, надеюсь, ответил им?
– Где же всем ответишь! – Вася обвел глазами всю эту кучу писем, фотографий и поздравительных открыток. – Ведь тут их около тысячи. Но ответить как-то надо. Хорошо бы издать, а?
Я прочитал рукопись. Чувствовалось, что писал ее уже повзрослевший человек, хотя кое-где и проглядывала прежняя ребячливость. Судя по эпиграфам, которые Вася старательно предпосылает каждой главе, он все еще остается горячим поклонником Джека Лондона и Фенимора Купера. Только один эпиграф показался мне неудачным – насчет страшных Соломоновых островов. Но, подумав, я решил оставить его: слова о том, что есть места и похуже Соломоновых островов, как нельзя больше подходили для определения фашистской Германии.
– Почему у тебя вечно двойка по немецкому? – спросила Аннушка.
– Потому, – сказал я, – что фашистский язык изучать не буду.
– Язык врага надо знать, – опять говорит она.
– А зачем мне его знать, – отрезал я. – Мы с фашистами разговаривать не собираемся. Мы их будем бить!
Мне невольно вспомнился этот разговор из «Тайны Золотой Долины». Каким же дураком я был! «Мы их будем бить!» Били, били фашистов, а они все же ворвались в наш город, и теперь на каждом шагу только и слышно:
– Хальт! Вохин геест ду? Цурюк! Шнелль, шнелль![1]
Весь день по нашей улице гремели немецкие мотоциклы, танки и пушки, беспрерывно двигались автомашины, а потом как начали шагать фрицы, так у нас даже в глазах потемнело – шагают и шагают! И откуда столько взялось?
Мы смотрели на немцев со своего четвертого этажа. Мама стояла бледная-бледная и все хрустела пальцами, но, когда мы с Левкой двинулись к двери, строго цыкнула:
– Не смейте выходить на улицу!
Мы переглянулись и снова бросились к окну. А по улице продолжали идти фрицы в зеленых, надвинутых на глаза касках и с автоматами.
Потом в нашу дверь громко забарабанили.
– Кто там? – спросила мама.
– Открывайте, мы из домоуправления…
Мама открыла, и в дверь ворвались трое: маленький, весь в пыли и грязи фриц, а с ним наш домоуправ и еще какой-то облезлый тип с юркими, шныряющими глазами.
– Вер вонт хир? – пролаял немец, упираясь колючим взглядом в лицо мамы.
Мама смотрела на него сверху вниз с плохо скрытой враждебностью:
– Говорите по-русски. Я немецкого не понимаю.
– Кто тут живет? – рявкнул облезлый тип.
– Вы что же, Мурашов, у них переводчиком работаете? – спокойно и, как мне показалось, насмешливо улыбнулась мама. – Мы живем. А вы что, собственно говоря, кричите?
Этот Мурашов сказал что-то маленькому фрицу, тот распахнул дверь в другую комнату и забормотал, поглядывая на наши с Левкой кровати. Потом начал смотреть, как у нас закрывается дверь, а она у нас вовсе и не запирается: просто висит крючок и – все.
– Вершлюсс[2], – бросил фриц Мурашову, а тот – домоуправу:
– Надо сделать замок…
Короче говоря, нам пришлось очистить квартиру и переселиться на кухню. И не успели мы с Левкой устроить себе постели, как прибежал домоуправ и с несвойственной ему живостью вделал в дверь этот самый вершлюсс. А чуть позже снова явился маленький фриц, который привел с собой здорового, краснощекого офицера. Офицер бормотнул:
Они прошли в комнату, пощелкали замком, потом без стука к нам на кухню вперся маленький фриц и, приложив ладонь к щеке, объявил:
– Герр обер-лейтенант шлефт. Бенемен зи зихь штилль![4]
Немец бросил маме грязное белье обер-лейтенанта и изобразил руками, что его надо постирать.
– Вашен лассен, авашен…[5]
Когда он, наконец, ушел, я спросил маму:
– А что это за тип был? Который еще кричал на тебя?
– Мурашов? Работал у нас завхозом. Маленький такой, бедненький… Никто бы не подумал о нем плохо. А он успел уже переводчиком заделаться.
И в первый раз мама не одернула меня, услышав такое нехорошее выражение.
К вечеру нам с Левкой удалось выбраться на улицу. Немцы уже прошли, город почти опустел. Не ходили трамваи, прохожих не было, во дворах не играли ребята. Около горсовета стояла машина, чистая, блестящая, так что мы даже остановились около нее. «Оппель» – можно было прочесть серебряные буквы. Сбоку от дверей, где висела красивая табличка в надписью «Острогорский Совет депутатов трудящихся», теперь мрачно сверкало золотом одно слово: «Бюргермейстер»[6].
Пока мы рассматривали вывеску, из подъезда вышел вооруженный немец и крикнул нам что-то. Мы не поняли. Тогда он показал рукой вдоль улицы:
Мы отбежали в сторону и остановились, глядя на немца.
– Что это он, а? – шепнул Левка.
– Да говорит: «шнелль», значит – скорее.
– Плохо все-таки, что ни ты, ни я немецкого языка не знаем. Ну и дураки же были, как я посмотрю. Учили ведь нас, а я, кроме «вас ист дас», ничего не знаю.
– Ты не только «вас ист дас», а и «дас ист федер» знаешь, – фыркнул я.
А Левка меня в бок:
Я оглянулся и увидел, что за нами по тротуару вышагивает небольшой сутулый человек, и в моей памяти пронеслись те три недели, что мы провели в Золотой Долине.
И вот сейчас Паппенгейм шел навстречу нам уже не в своем драном платье, а в белом, хорошо проутюженном костюме и соломенной шляпе с легкой тросточкой в руках. Мне кажется, что даже горб его распрямился, так он вышагивал, надутый, важный, слегка постукивая палочкой по тротуару.
«Откуда он тут взялся?» – пронеслось в голове, и тут же я сообразил, что Паппенгейм сидел в острогорской тюрьме и его освободили немцы.
Старик поравнялся с нами, глядя на меня, и с испуга выронил свою палочку. Не мигая, он смотрел на нас, будто мы вернулись с того света.
Россиянин описал прием мигрантов в Германии: 400 евро, бесплатная квартира
Немцев очень беспокоит происходящее на польско-белорусской границе
На границе между Польшей и Белоруссией продолжается мигрантский кризис: выходцы с Ближнего Востока пытаются попасть на территорию ЕС. Одно из самых популярных направлений для желающих жить в Европе – Германия. О том, как принимают в этой стране беженцев, нам рассказал бывший сотрудник «МК» Василий Яшкинас, преподающий в Гамбурге немецкий язык на интеграционных курсах для иностранцев.
– Когда мигранты прибывают на территорию Германии, они попадают в пункты первого приема. В основном они расположены неподалеку от аэропортов и вокзалов. Там они дают интервью полиции и просят убежище. Например, на том основании, что в их стране идет война, или там авторитарный режим, или их преследуют по религиозным соображениям. Словом, их жизнь подвергается опасности. По экономическим причинам, само собой, никто убежища давать не будет.
– А могут ли полицейские отказать в этой просьбе? Или это не в их компетенции?
– Нет. Решение по этому поводу они не принимают. Они лишь выслушивают человека и перенаправляют его к работникам миграционной службы.
Четыре года назад я шел по улице и разговаривал по-русски по телефону. Ко мне подошел мужчина лет 60. Оказалось, что он приехал из Санкт-Петербурга и хотел получить статус беженца. Спросил меня, какие шаги ему необходимо предпринять. Я посоветовал ему идти на вокзал и сдаться полиции, потому что именно после этого момента и запускается весь процесс.
Пока ходатайство мигранта рассматривается, его отправляют в специальный лагерь беженцев. Каждый человек, находящийся на его территории, получает по 35 евро (примерно 3 тысячи рублей) в неделю, бесплатную еду и койку.
– Какие условия в этих лагерях?
– Я только один раз был в пункте первого приема, когда собирал людей на языковые курсы. Они ждали меня в столовой. Все довольно чисто, уютно, хорошо. В целом условия получше, чем во многих российских гостиницах и общежитиях. Откровенного ужаса нет. Хотя однажды мой ученик из Сирии рассказывал мне, что по лагерю бегали крысы.
Я также не знаю, что творится у них вечерами и ночами. Примечательно, что на территорию этих лагерей крайне редко пускают журналистов.
– Случаются ли стычки между мигрантами?
– Часто происходят драки между африканцами и арабами, из-за чего даже приходится вызывать полицию. По рассказам учеников, африканцы нередко увлекаются наркотиками, алкоголем, у них громкая музыка, танцы. Арабам такое развязное поведение, разумеется, не нравится, потому что они, как правило, все правоверные.
Бывает, что в эти лагеря привозят и асоциальных немцев, с которыми власти не справляются. Они дебоширят, напиваются и употребляют наркотики.
– Получается, что в этих лагерях мигранты содержатся до тех пор, пока по их делу не вынесут решение?
– Да, иногда это может длиться несколько лет, если человеку никто в этом деле не помогает или же у него нет адвоката.
Но вообще весь процесс получения статуса беженца основан на том, что мигрантам помогают на каждом этапе. Мой ученик из Афганистана рассказывал, какой у них существует путь бегства из страны. Местные жителями целыми деревнями собирают деньги, чтобы воспользоваться услугами специальных проводников. Многие их них родом из Турции и Болгарии. Они помогают афганцам пересекать границу, указывают на карте, каким маршрутом лучше идти, где можно безопасно переночевать. Самостоятельно пройти этот путь практически невозможно. Велик риск встретить пограничника. Затем другие проводники встречают мигрантов и дают им все необходимые указания.
Кроме того, больше шансов выбраться из лагеря у иммигрантских семей.
– У них больше привилегий?
– Именно. Немецкие чиновники достаточно человечные. Они стараются побыстрее помогать семьям. Обычно их не держат долго в лагерях, а дают комнату в общежитии. Уже после получения документов их уравнивают в правах с гражданами Германии. В этом случае они могут рассчитывать на квартиру, (за которую, кстати, не придется платить) и пособие в размере 400 евро (около 33 тысячи рублей) на каждого члена семьи.
Также в ФРГ свято соблюдаются права детей. Они должны жить в изолированных комнатах, ходить в детский сад или школу. Если ребенок не получает образование, его родителям может грозить уголовная ответственность.
– Если мигранту отказали в получении убежища, имеет ли он право обжаловать это решение?
– Конечно. В подобной ситуации мигрант имеет право подать апелляцию, обратиться к адвокату, и дело может быть пересмотрено.
На прошлой неделе моему ученику из Ирака пришло уведомление о депортации. При этом особых жалоб на него не поступало. Он выглядел очень мотивированным, был готов на все, чтобы остаться в Германии. На дорогу до языкового центра и обратно он ежедневного тратил по 3 часа, делал успехи в учебе. Но почему-то ему сказали в течение 30 дней вернуться на родину. Он собирается обжаловать это решение.
– Многие ли остаются в Германии на нелегальном положении? Что происходит с теми, кто попадается?
– Оставаться нелегалом легко, наверное, в США. Это большое государство. А вот в Германии это практически невозможно. Здесь каждый, кто приезжает в страну не по туристической визе, должен прописаться в течение двух недель. Без прописки невозможно ни купить проездной билет, ни записаться к врачу и т. д. Быть нелегалом в ФРГ просто нереально. Нарушителей сразу находят и депортируют.
– Из каких стран приезжает больше всего мигрантов?
– Сейчас из Афганистана. Многих мигрантов социальные блага, которые дает Германия, очень привлекают и одновременно расхолаживают. Они живут спокойно на свои пособия, получают квартиры и больше ничего не делают. Не учат язык и постепенно деградируют.
– Как мигрантов учат немецкому языку?
– Они должны пройти 6 модулей, каждый из которых длится по сто часов, чтобы в итоге дойти уровня В1. Овладев им, человек сможет объясняться в различных ситуациях, составлять связные предложения, описывать впечатления, события, излагать взгляды и кратко обосновывать свое мнение.
Бывало, что моим ученикам одобряли только 3 модуля. И до необходимого уровня знания немецкого они, разумеется, не доходили.
Раньше, если человек не сдал экзамен по языку, он имел право на две пересдачи. С прошлого года все изменилось, и теперь этой возможности у мигрантов нет. Им не дают учиться бесконечно. Дело в том, что многие из них ходят на курсы только для того, чтобы получать пособия. Я среди своих учеников всегда вижу, кто реально пришел учиться, а кто просто ходит на курсы, чтобы отчитываться перед миграционной службой.
– По вашему опыту, на курсах больше тех, кто действительно готов учиться, или же в основном приходят те, кто просто хочет получить свои деньги?
– Примерно четыре года назад, когда ФРГ захлестнула волна сирийских беженцев, в страну проникло много афганцев. Они, как правило, ходили на курсы только для того, чтобы получать пособия.
Более мотивированы к получению знаний арабы. Сирийцы очень умные. Они хорошо обучены, именно поэтому их так мало на языковых курсах. У них, как правило, достойное образование, они владеют профессией.
Африканцы во многих случаев не хотят трудиться. Очень часто они приходят на занятия под наркотическим или алкогольным опьянением, порой доходит даже до эпилептических припадков.
– Могут ли им отказать в получении документов за такое поведение?
– Сам по себе факт употребления веществ ни на что не влияет. Я даже не имею права выгнать такого ученика с занятия, если только он не срывает урок или же не употребляет наркотики и алкоголь в классе. Бывало, что человека могло стошнить прямо на занятии, или же он терял сознание.
– Насколько Германия популярное для беженцев направление по сравнению с другими европейскими странами?
– После обострения ситуации на польско-белорусской границе в соцсетях появилось видео, на котором находящиеся там мигранты кричали: «Нам не надо в Польшу, нам нужно в Германию». В ФРГ, действительно, лучшие условия для мигрантов.
В этом году я четыре раза ездил в Испанию, много общался с беженцами – их в этой стране крайне мало. Многих не устраивают тамошние условия. Им не выдают бесплатное жилье, еду и одежду, как в ФРГ. А за деньги, которые им платят, они смогут снять разве что комнату на окраине города.
– Что думают немцы о ситуации на польско-белорусской границе? Не пугает ли возможность повторения сценария 2015 года, когда в стране произошел крупнейший миграционный кризис?
– Пугает, конечно. Немцы хорошо помнят эти времена. Не случайно нынешняя ситуация сейчас активно обсуждается в СМИ. Когда я спрашиваю мнение немцев о ней, они стараются сразу перевести тему. Даже говорить об этом не хотят! Народ был недоволен миграционной политикой Ангелы Меркель. На этом фоне сильно возросла популярность правопопулистской партии «Альтернатива для Германии» (АдГ), традиционно выступающей за ограничение миграционного потока.
На границе с Белоруссией к польским пограничникам обратился мальчик: видео
Смотрите видео по теме
В 2015 году мигрантов принимали в огромном количестве. Освобождали под них гостиницы, привозили им еду и одежду на вокзалы. А потом немцы были сильно разочарованы тем, что в страну под видом беженцев понаехали все кому не лень. На этом фоне в стране резко вырос уровень преступности.
Но ничего. Ситуация со временем урегулировалась, мигранты начали постепенно интегрироваться в общество. Германия за свою историю и не такое переживала. Но повышенное внимание к ситуации на польско-белорусской границе, конечно, есть.
Зачем семья немцев переехала из Германии в Воронеж
Дитмар и Диана Ламбрехт после долгих лет жизни в Германии снова захотели стать россиянами
Читать все комментарии
Войдите, чтобы добавить в закладки
Радостную новость сообщили вчера живущей в Воронеже семье Ламбрехт сотрудники подразделения по вопросам миграции ГУ МВД по Воронежской области — Диана Ламбрехт и её дети Константин и Анастасия после долгого ожидания получили гражданство Российской Федерации. Глава семейства Дитмар надеется стать гражданином России в ближайшее время. Семья немцев переехала в Россию из Германии в 2015 году. Корреспонденты «МОЁ!» выясняли, почему же Дитмар и Диана решились на столь смелый шаг.
«Из СССР меня увезли ребёнком»
У Дитмара во время нашей беседы кроме немецкого акцента постоянно появлялся едва уловимый… украинский.
” — Вы правильно заметили, я родился в Одессе, — смеётся он. — Но из СССР меня увезли ребёнком. Наша семья переехала в Германию, когда мне было всего 8 лет, в 1989 году. Поехали мы в Германию по приглашению родственников. Сменили ещё несколько небольших городов. Семья у меня самая обычная — отец работал трактористом, мама агрономом… Сейчас я пробую перетащить их сюда, в Россию. Надеюсь, что получится.
Дитмар, судя по дипломам на его страницах в социальных сетях, сделал вполне успешную карьеру. Закончил немецкую школу. Затем училище в Гейдельберге по специальности «Специалист по сбыту и снабжению на промышленном предприятии». Работал экономистом на нескольких предприятиях. Долгие годы в его круге общения были в основном немцы. И русский язык, и короткое советское детство почти забылись. Но в 2007 году Дитмар решил сделать себе подарок ко дню рождения — побывать в Одессе. И в экскурсионном автобусе совершенно случайно познакомился с девушкой Дианой, которая, как и он, хотела посмотреть на город, где когда-то жила. Диана родилась в Узбекистане, затем её семья, как и семья Дитмара, переехала в Германию.
Генетическая память
Супруги вспоминают, что в автобусе общались исключительно на немецком. Но именно в залитой летним солнцем Одессе в их немецком вдруг стали проскакивать русские слова… Вернувшись на вторую родину, Дитмар и Диана продолжили общаться, завязались отношения, и Дитмар переехал к Диане в городок Фрайбург, расположенный на стыке границ Германии, Франции и Швейцарии.
Читая про Фрайбург в «Википедии» и на туристических порталах, диву даёшься. Хвойные леса, замечательный климат (зимой температура не опускается ниже нуля почти никогда), старый город с черепичными крышами домов и узкими улочками. И что им там не жилось?
И вновь Дитмар и Диана объясняют это долго и подробно. Дело, конечно, было не во Фрайбурге, а в неожиданно проснувшемся интересе к исторической родине. Начав жить вместе, молодые люди всё больше и чаще начали говорить по-русски, пересматривать советские фильмы, слушать российскую и украинскую музыку и ловить все новости о России и Украине…