меня опустили в детстве
Мы поговорили с некоторыми из них: кого-то такой опыт толкает к агрессии даже во взрослом возрасте, кого-то он наоборот сделал противником любого проявления насилия. Но общего у наших героинь намного больше, чем различий, например, стремление справиться с призраками детства. Вот их истории.
Ольга, воспитывает двухлетнюю дочь (имя героини изменено по ее просьбе)
О том, кто применял насилие
О том, кто применял насилиеНас били и мама, и папа. Меня и старшего брата. Он теперь считает, что ему доставалось из-за меня, и сам может ударить своих детей. В моей семье до сих пор несколько человек реально считают, что это эффективный метод воспитания, и могут сказать, что меня били мало.
Тем не менее, я считаю, что инициатор насилия — папа. Он рассказывал, как его самого били в детстве и он вырос нормальным.
Ремарка: у бабушки было три сына и хозяйство, в тяжелые времена, после войны (папа родился в 1948 году). Жили они в деревне.
Я понимаю так, что папу бабушка била, чтобы он просто выжил, потому что дети — они ведь исследователи, они находят опасность каждую секунду.
Меня бабушка не била никогда и каким-то волшебным образом даже на жуткие истерики реагировала так, как учат сейчас. А она даже не была педагогом, в отличие от моего папы — у него педагогическое образование есть. А еще он был прокурором и адвокатом.
Нас били руками, ремнем. Не просто шлепки по попе, а сильные удары, с яростью. Это больно и страшно. Когда нас били, то всегда еще и кричали, я помню лицо родителей в этот момент — это ужасно.
О том, как удалось это прекратить
Я каким-то чудом изначально понимала, что это неправильно. В пять лет я кричала в истерике, что никогда так не поступлю со своими детьми (это, кстати, тоже травма, когда стараешься идти не своим путем, а от обратного подхода родителей).
Однажды я учила уроки, ко мне подошла мама и посмотрела на мою спину, а там были следы от ремня, которые не проходили уже неделю. Позвала папу, показала и сказала, что не надо так бить больше.
Мне все это было безразлично, и хотелось почему-то сказать им, что все в порядке, не надо переживать.
Мама бить перестала, а папа нет. Лет в 11 он стал меня хватать за волосы. Для меня это была последняя капля.
И тогда я просто озверела. Кричала ему, что он адвокат и не может нарушать закон (мама тоже юрист, еще и по уголовным делам). А потом просто с дикой силой схватила его руку и сжала ногтями, чтобы он отпустил.
Говорят, драки в семье прекращаются тогда, когда дети становятся сильными и способными дать отпор. Это и произошло. Больше он меня не бил. Ограничивается моральным унижением, истериками и битьем кулаком по столу.
О том, как это повлияло на собственные отношения
Повлияло очень негативно. Во-первых, у нас в семье было принято кричать, даже просто шутить громко или высказать обычную просьбу криком. От этого меня отучали, когда я съехала от родителей, друзья и коллеги на работе. Годам к 22 прошло, но импульсивность все равно осталась.
Во-вторых, я тоже всегда дралась. В школе я столкнулась с буллингом и тоже могла ударить — входила в состояние аффекта, в гнев, который просто застилал глаза. Некоторые вещи даже не помню, мне рассказывали друзья. К 23 годам я научилась справляться с приступами гнева — резко переключала внимание, когда начинало накатывать.
Я вышла замуж за человека, который меня бил еще до свадьбы, издевался и доводил до рвоты. Но мне казалось так: если я его потеряю, то умру.
Естественно, я и сама дралась с ним. Если кто-то обидит моего ребенка или друга, я и сегодня могу кинуться с кулаками даже на взрослого и сильного мужчину. Инстинкт самосохранения отсутствует.
При всем этом я довольно общительный человек, меня не пугает внезапное общение с бабушкой в автобусе, я не боюсь познавать новое и вообще мир, легко добиваюсь успехов на работе, не боюсь ошибаться, не страдаю синдромом отличницы.
Я родила дочь, чтобы показать своим родителям, как надо воспитывать. Оказалось, бесполезно что-то показывать. Но я взяла на себя ответственность за дочь, хотя это было совсем не просто.
О важности психологической помощи
Я обращалась за помощью к специалистам, но ради собственного ребенка. Изначально шла не за проработкой травмы насилия в детстве, но это всплыло. Сейчас я еще в процессе терапии, еще очень много работы, рано говорить о существенных результатах.
У меня получилось объяснить маме, что мне было плохо.
Она в открытую никогда не признается, но по поведению видно, что мама меня услышала. С ней у меня сейчас вполне доверительные отношения.
С другим психологом я обсуждала отношения с будущим мужем, но я не сказала, что меня бьют, и специалистка не смогла мне помочь. Обычный терапевт просто научила меня не блевать после каждой ссоры. Это в целом такое же управление последствиями проявления эмоций, как было с гневом.
О своем опыте родительства
У меня есть дочь, и будет еще ребенок. Я все помню и стараюсь не делать так, как было у меня в детстве. Когда я была беременна, прочитала книги Петрановской. Многое стало понятно. Я продолжаю учиться, много читать на тему детского здоровья, психологии.
Точно могу сказать, что многие вещи, которые бесили моих родителей, меня вообще не трогают. Моя дочь устраивала фейерверк из брокколи (стену я так и не отмыла), кричала на улице и в магазине, ломала и разбивала вещи, но я не кричала и не била ее. Ей уже два года, сегодня она пальцем тыкала яйцо. Меня это немного возмутило, потому что у нас уже пройдена сенсорная интеграция с едой. Говорю: ты маленькая что ли? А она мне: маленькая.
И я поняла, что она права и вправду еще маленькая.
Знания по развитию мозга помогают мне не строить завышенных ожиданий и все прошло как-то само: в год она сама ела ложкой, в два уже говорит предложениями и научилась этому сама, просто потому что дозрела. Я не стала отдавать ее в детский сад, не стала отлучать от груди. Книги реально помогли мне успокоиться и обратить внимание на потребности и желания ребенка.
Об отношениях с близкими, которые применяли насилие
Отношения с мамой я могу назвать удовлетворительными. А вот с братом у нас все очень плохо, сколько я ни пыталась с ним сблизиться. Потому что в общении он каждый раз скатывается в токсичность и доминирование. С папой я не разговариваю после того, как на моих глазах он ударил мою племяшку просто за то, что она пыталась развеселить мою дочь за столом.
После этого он вышел из себя и устроил истерику. Я не вижу смысла общаться с человеком, который в свои годы так и не созрел психологически и продолжает регулярно меня унижать.
Хорошие дела не перекрывают плохие поступки.
В моем детстве был еще и эпизод, о котором я бы не хотела говорить, — я стала жертвой педофила. И осознала это только в 25 лет, а до этого считала то событие совершенно нормальным, в том числе благодаря обращению со стороны отца. У меня нет сейчас ресурса и желания идти навстречу тому, кто все время меня отталкивает.
О том, как быть другим жертвам
Потому что нет, вы не выросли нормальными.
Интересное по теме
Нет, это не нормально: как материнство заставляет переосмыслить собственное детство
Алина, 25 лет
О том, кто применял насилие
У меня была очень абьюзивная мама, в моем детстве было много эмоционального насилия. Иногда оно переходило в физическое. При этом всю жизнь мама твердила нам с сестрой, что она сделала для нас все и вырастила в любви. Это, конечно, не так.
Маме всегда нужно было, чтобы все было так, как она хочет. И если кто-то пытался выразить свое мнение — она выходила из себя.
Мне кажется, я помню не все, мой мозг решил стереть какие-то воспоминания. Но какие-то сцены, наоборот, вспоминаются очень ярко.
Мама «драла» меня за уши. Она хватала их и сильно-сильно тянула вверх и в стороны так, что мне казалось, она оторвет их. Я абсолютно не помню, из-за чего конкретно такое происходило, часто из-за того, что я в подростковом возрасте отвечала на ее замечания, спорила с ней.
Также я помню случаи, когда она выходила из себя, хватала меня за волосы и тоже очень яростно трясла мою голову в разные стороны. Было очень больно. Она могла разозлиться и дать пощечину. Последний раз такое было, когда я уже училась на втором курсе в университете, но еще жила с мамой.
В самом худшем случае мама могла полезть на меня с руками, будто в драку. Помню, как однажды (мне было лет 13–14) мама вышла из себя и полезла на меня, размахивая руками, и мне пришлось отбиваться.
Все это, с маминой точки зрения, было наказанием за плохое поведение. Но даже в детстве я понимала, что этого не заслужила, и что это несоизмеримое наказание.
О том, как удалось это прекратить
О том, как это повлияло на собственные отношения
Когда я была подростком, я удивлялась: как мы с сестрой, переживая такое детство, остались совершенно нормальными. Но года в 23 я поняла, что не остались, и со мной что-то не так.
Я слишком эмоционально реагирую на некоторые ситуации, у меня проблемы с самооценкой и есть вещи, слова, поступки, которые вызывают во мне гнев. С этими проблемами я разбираюсь вместе с терапевтом. В окружающих я очень часто ищу тепла, поддержки и внимания — того, чего мне так не хватало в детстве.
Я очень тактильная, люблю обниматься, и так получать это тепло. А еще мы очень близки с сестрой, ведь ни наши мужья, ни друзья до конца не смогут понять то, что с нами происходило. К счастью, они и не должны.
О важности психологической помощи
Иногда мне кажется, что у меня ПТСР. Мне часто снятся сны, как мы ругаемся с мамой, меня заставляют злиться и бояться ситуации, напоминающие ситуации из детства, я с трудом могу находиться рядом с мамой. Мне настолько плохо становится от ее присутствия, что сразу хочется убежать и плакать.
Родители всю жизнь твердили, что отдали все лучшее нам. Из-за чего я жила с огромным чувством вины. Год назад мама написала мне очередное манипулятивное сообщение о том, что я неблагодарная дочь. Тогда я решилась и наверное впервые написала ей о том, как переживаю и страдаю от насилия, причиненного в детстве.
Помню, как сидела на лавочке у работы и рыдала, потому что мама не приняла ни одного моего слова всерьез и обвинила меня в том, что я наговариваю и делаю из нее монстра.
Тогда я поняла, что мне нужен психотерапевт. Специалистка посоветовала прочесть книгу «Токсичные родители» Сьюзен Форвард. Эта книга очень мне помогла. Я справилась с чувством вины, избавилась от иллюзий о том, что когда-то все изменится, и мама меня поймет, осознала, что маленьким ребенком я не была ответственна за поступки и жизнь моих родителей.
Я продолжаю терапию. Мне до сих пор тяжело видеться и говорить с мамой, до сих пор меня пугают некоторые поступки и фразы. Иногда, когда мы приходим в гости к семье мужа, обычной, дружелюбной, мне становится безумно грустно и хочется плакать, потому что моя семья уже никогда не будет такой. Но я надеюсь, что со временем мне будет становиться все легче.
О своем опыте родительства
Пока у меня нет детей, но в будущем я планирую стать мамой. Мне хочется подарить своим детям любовь и понимание, хочется, чтобы они мне доверяли и всегда знали, что могут ко мне обратиться за помощью или просто поговорить.
Я никогда в жизни не ударю своего ребенка, я просто не понимаю, как такое можно сделать.
У меня есть собака, и однажды ей прищемило ногу дверью в подъезде. Она взвыла, я тут же освободила ее, а потом заплакала: осознание того, что твой любимый человек, или в данном случае — существо, испытывает боль — для меня это невыносимо. Поэтому я никогда не пойму, как можно ударить ребенка.
Об отношениях с близкими, которые применяли насилие
Фактически их нет. Мне очень тяжело дается общение с мамой, и я стараюсь с ней не видеться без крайней на то необходимости, например, на каких-то праздничных мероприятиях у родственников. В таком случае наше общение сводится к обмену дежурными фразами.
О том, как быть другим жертвам
Я не знаю, что сказать, потому что мне кажется, каждый из нас несчастен по-своему и переживает эту травму тоже по-своему. Мне помогают справиться любимые люди, книги по теме и терапия. Может, нам стоит чаще говорить о пережитом опыте публично, чтобы никто не повторял таких ошибок. Но у меня нет универсальных советов и рецептов.
Меня опустили в детстве
В школе был лишь один способ вырваться из изгоев — сходить «на стрелку» и одолеть обидчика на кулаках. Но и здесь аутсайдеров ждал подвох: если ты проиграл, то ничего не изменится, победил — к списку оскорблений может добавиться новое: «психопат».
Как говорит Никита, он не был единственной жертвой нападок: «Травить других, чтобы подняться самому, мне не хотелось. Это какая-то братская солидарность. Максимум моей поддержки — я не трогаю вас. Спасибо, что сегодня не я».
Если потом начинаются разборки с учителями и родителями, говорит Вика, задиры всегда используют коронный аргумент: «Мы просто разговаривали, а он сам вспылил и полез драться». И как правило, готовые подтвердить это свидетели всегда находятся.
. Низкорослый школьник прижал Стаса к стене и начал давить локтем на кадык. Отличника несколько раз швырнули, стёкла дорогих очков разбились, дужки сломались.
Мама аутсайдера пришла в школу только на выпускной. До этого одноклассники добрались до электронного журнала и влепили Насте кучу двоек, подпортив четвертные.
Сейчас Арине бывает стыдно, когда она слышит о подростковой жестокости. Девушка вспоминает, как делала пошлые записки с мобильными номерами изгоев и расклеивала по городу. Девочкам звонили «взрослые мужики и предлагали пощупать бананчик». Своему ребёнку Арина не хотела бы такой судьбы.
На несколько минут школьный коридор стал бойцовским клубом. Одни поддерживали Иру, другие болели за Дениса. Растащила их самая строгая завуч. «Влетело и мне, и ей. Как только мы вышли из учительской, Ирка, вся в слезах, дала мне по лицу. Оставила финиш», — говорит парень.
Ира стала школьной легендой, помериться с ней силой хотел каждый смельчак. Однажды Денис увидел девочку в школьной столовой и начал приставать: с матерной перебранки ребята быстро перешли на кулаки.
Елена считает, что просить помощи у взрослых не значит быть «шестёркой»: «Это значит, что ты защищаешь себя. Иначе получается, дети имеют право на тебя нападать, а ты как-будто бы не имеешь никаких прав».
Можно обратиться к специалисту горячей линии психологической помощи. Мы узнавали, какие советы дают по телефонам доверия в Калининграде.
Адвокат советует фиксировать фото плевков, факты поломки вещей. Если на восстановление были потрачены деньги, родители должны сохранять чеки, чтобы подтвердить траты в суде. Диктофонную запись оскорблений можно считать доказательством буллинга.
Безнаказанным обидчик не останется, даже если оскорбляет в интернете. Как отметил Дмитрий Матяж, для этого нужно точно идентифицировать стороны конфликта: кто и когда сделал это. Заявление о траве примут в прокуратуре. Скриншоты может заверить нотариус, но это довольно дорогостоящая процедура. За поведение несовершеннолетнего обидчика будут отвечать его родители.
«Теперь не могу обнять маму»: люди, которых били в детстве, рассказали, почему они до сих пор не простили родителей
Бить детей нельзя. Ни шлепком, ни подзатыльником, ни ремнем или кулаками — они этого не забудут и всю жизнь будут хранить на взрослых обиду. Очередное тому подтверждение — дискуссия в «Твиттере», в которой десятки россиян рассказали о «воспитательных мерах» своих родителей и о том, как всё это навсегда испортило их отношения.
Вот что говорят те, кто помнит, как их обижали в детстве, и не находит этому никакого оправдания (стилистику мы не меняли, кое-где поставили недостающие запятые):
Меня била мама, и вещами, когда я не убиралась в комнате, и пяльцем в голову кидала из-за того, что у меня не получалась вышивать крестиком. И много чего, что я уже не особо помню. Ее тоже били ее родители ремнем, да и сама она была подполковник, очень вспыльчивая.
В детстве лет до десяти меня били родители, в особенности отец. Сейчас они подобрели, но я не могу их спокойно обнять, сказать, что люблю, и даже боюсь папиных прикосновений. Запомнился случай, когда я не понимала математику и папа, пытаясь объяснить ее, сорвался на меня. В итоге я убегала от папы по квартире и зажалась в маминой комнате на кровати. Когда он полез за мной и уже замахнулся на меня рукой, я вся в слезах тогда просто не могла дышать, благо мама подоспела до того, как он меня ударил.
О да, спасибо вам большое за шрамы от ремня. Спасибо за то, что чувство вины теперь всегда со мной. Спасибо за закомплексованность. Спасибо за то, что вы, уважая мое личное пространство, читаете мои переписки.
Мои родители развелись в моем детстве. Жила то с папой, то с мамой. Мать *** за любой неугодный ей поступок. И *** очень жестоко, пинала ногами, бляшкой от ремня попадала на лицо до крови и т.п. Папа вообще не бил. Всё детство умоляла папу меня забрать у мамы навсегда.
С самого начала всё было словесно, но один раз, я помню ярко, мама избила меня дневником по лицу за двойку. Отец держал ремень, когда я не могла решить задачу. В 18 лет я кричала на них, чтобы они оставили меня в покое — они смеялись и снимали мои слезы и гнев на камеру. Сейчас мне 21, живу отдельно, с ними не общаюсь, а они негодуют: как так-то? На мои замечания, что в любом диалоге меня унижали, не слушали и обсерали мое мнение, они говорят: «Да ты шуток не понимаешь и ты обижаешься ни на что!»
Мать орала по любому поводу, закатывала истерики, манипулировать пыталась. Била редко, но когда уж реально в ярость впадала. Один раз прилетело кочергой. Я не терпела, а убегала и пыталась отбиваться. Потом уже когда «внезапно» стала выше нее, она мне ничего не могла сделать. Я на автомате ставила «блок», и максимум она била по сгибу руки. Ей же больнее. От этого еще больше психовала и орала, но бить меня было уже бесполезно. Хотя она и пыталась начать выдавать мне почаще «воспитательные меры», когда я выросла.
Дед бил меня, мою маму. Общаюсь сквозь зубы, заставляю себя буквально. Он стал старый и немощный, одинокий. Но я всё помню. Не могу забыть, как он мне нос разбил. Как закрывала голову мамы руками от него. Как он пытался ударить меня головой о стену, называя ***. Все помню.
В детстве, когда меня *** мать всеми подручными материалами (однажды это зеркальный фотоаппарат), говорила, что заслужил. Заслуги были разные — то плохие отметки, то поздно пришел домой, то испачкал одежду на улице.
Сначала отец ***, когда они с матерью развелись, я пошла в спорт, там тренера *** продолжили. Никогда не испытывала особых чувств по этому поводу, кроме смирения и принятия. Никто никогда не давал мне понять, что если меня бьют, проблема не во мне. Не рассказывал, что это не норма.
Меня мама хватала за волосы, любила толкать и бить в спину, если я пыталась уйти от конфликта. Выходила из себя по любому поводу и без повода совершенно непредсказуемо. Но больше всего пользовалась вербальной агрессией, обвинения, угрозы, насмешки, ор были нормой общения.
Меня мама била всем, что под руку попадет. Особенно понравились гладильная доска и суп-пюре из шампиньонов, вылитый на голову за то, что не поела. Я потом вся склеилась, потому что это клейстер. Дала слово никогда не бить сына. Сдержала. Он мой лучший друг.
И меня били, я не могу нормально маму обнять.
Мужа били. Лет до 10. Потом пошел на боевое самбо и в 12 в первый раз папашу отмудохал. В итоге ПТСР [посттравматическое стрессовое расстройство], неумение сдерживать эмоции, привычка всё решать кулаками и, как следствие, условка. Больше 10 лет назад свалил от родителей и только в этом году стойкое улучшение психики. Страшно.
Абсолютно нормальная, среднестатистическая полная семья. Отец бил ремнем за то, что я, второклашка, не могла решить задачу, где едет грузовик из точки А в точку В, за то, что задержалась в гостях у одноклассницы. Позже за то, что впервые ушла на без спроса на дискотеку с подругами. В этот раз прошелся очень сильно, несколько дней всё болело. Впервые я, тихая домашняя девочка, решилась тогда уйти из дома, помешал опять же страх. Мать никогда не вмешивалась.
Сравниваете твердое с квадратным. Умышленно подгоняете под свою теорию или правда не понимаете разницы. Меня отшлепали всего дважды за все детство. Это — избили? Ну, наверное, мне виднее, что нет. При этом мои родители самые лучшие и добрые. Я представляю, как тяжело им это далось.
Единственный раз батя выпорол так нормально, потому что я просто ***. Я ему благодарен. Ни до, ни после этой экзекуции пальцем не трогал. Наверное, потому что медик.
«Бьют» по-разному, кто-то «поджопник» дает в воспитательных целях, а кто-то ремнем выписывает ежедневно, формально — бьют оба, но здесь есть принципиальная разница. И да, не надо падать в крайности, приводя в пример откровенно больных «родителей», место которым — в дурке.
Обращение людей, переживших сексуальное злоупотребление
Комментарии 
6
Мне нравится 
1
Я решила написать о том, что меня очень сильно беспокоит с раннего детства.
Случилось это со мной с тех пор, как я начала себя помнить, по сути это — самое первое воспоминание моего детства, это ведь и ужасно. Я лежу на диване в той квартире, где было со мной очень много хорошего, но…
Но, сначала немного отступлений — у нас была соседка, которую звали Марнилна (видимо, имя-отчество у неё было Марья Ниловна), замечательная была женщина, всегда привечала меня в своей комнате. Жили мы тогда в коммуналке, с одними соседями, двор у нас был замечательный, и дети в нем — тоже. Мне потом долго этот двор снился, скучала я по нему. Так вот, в этом очень милом моему сердцу месте случилось со мной несчастье — сексуальное злоупотребление со стороны родного отца. Многие даже не знают, как это зло называется, когда не чистое изнасилование, а около того. Со мной было так — отец (прости господи) выдавал «это» за истинную любовь ко мне, а я, будучи ребенком, принимала эту «любовь» за чистую монету. Он «баловался» со мной при помощи своих гениталий, и также пытался стимулировать мои неразвитые гениталии и чувства. Буквально — сажал меня на свой член, через колготки, голяком, по-всякому, ковырял мне «там» пальцем, удовлетворял одним словом свои низменные желания. Продолжалось это примерно с моих четырёх лет и до 6-ти. Всё это случилось в обычной, как говорят, благополучной семье, в простой квартире, как у многих, в том месте и с тем человеком, где я должна была ребенком быть в безопасности.
Я уже сколько-то прошла своего пути и разного наслышалась об этой теме. Спрашивают: «Зачем ты это рассказываешь?» Что-то в 30 лет дернуло меня начать с этим разбираться, потому что невозможно всю жизнь вхолостую прокручивать одну и ту же картину перед глазами, как страшное кино: я лежу на диване, а он стоит надо мной, перед этим потыкав своим «ххх» в моё интимное место (даже тогда ребенком я это понимала) и говорит: «У тебя там всё маленькое, ничего не залезет». помню эти слова дословно, потому что даже тогда они меня поразили, удивили. Как взрослый человек, которому было тогда 30 лет, смог такое сделать и сказать?! На этом фоне даже эксгибиционист, которого я видела тогда же в своём родном дворе, оказался так, просто ерундой. Причём, мать потом мне поведала, что я рассказала ей, как у дяденьки «змея из штанов торчала», а ведь про отца при этом ни словом ни обмолвилась. А потому что этот человек спекулировал на моей любви к нему.
До 30-ти лет я была как во сне, или как не своей жизнью жила. Люди, пережившие нечто подобное, меня поймут. Начинается какая-то не своя, и не полноценная жизнь. всё плохо, хотя давно уже находишься в безопасности. А ведь хочется своей и только настоящей жизни, максимально реализованной. Вот я чувствую, что после раскрытия началась настоящая реализация себя, а не сон. Очень тяжело конечно, хоть вешайся. но наша психика так устроена, что после травмы она начинает создавать некие защиты, которые потом не нужны, и более того, мешают развиваться дальше. Мое развитие остановилось в четыре года, когда я услышала те слова, я так считаю. Но в моих силах оказалось постепенно изменить все в лучшую сторону, я стала свободнее, а главное — знаю куда двигаться дальше.
Очень сочувствую тем, кто до сих пор живет с подобной травмой, знаю, таких как я очень много. Хочется, чтобы как можно больше людей выбирались из подобной пропасти, это возможно, теперь я по себе это знаю.
Четыре года назад я пришла за помощью на сайт переживших сексуальное злоупотребление: http://www.survivorsresource.com, который создал Алексей, потом на сеансы к психотерапевту. Мне это помогло начать выбираться из очень глубокой ямы.
Внимание себе можно по-разному уделить. Можно не чувствовать больше так остро того кошмара, который случился когда-то, стать независимой от травмы, раскрыть себя для дальнейшей жизни, перестать испытывать страх, стать наконец счастливой, и очень хочется показать другим людям, что возможно почувствовать свободу от подобного прошлого.
Такое восприятие того, как в нашем обществе (не только в нашей стране, кстати) воспринимается человек, открыто заявляющий о том, что он – или она – стал жертвой сексуального злоупотребления, сложилось у меня как у. человека, который пережил сексуальную травму и пытается реабилитироваться от ее последствий. В своем обращении к Вам я бы хотел написать о том, что страшны не только действия насильников, растлителей и педофилов, жертвы которых живут с последствиями нанесенных им психологических травм всю жизнь, но и бездействие и игнорирование со стороны общества, что приводит к отсутствию действенной и доступной практики реабилитации жертв насилия. В этом явлении самую страшную силу имеют стереотипы и мифы о сексуальном насилии и его жертвах.
Я бы хотел рассказать Вам об изнасиловании, которое я пережил в детстве, и заранее предупреждаю, что дальнейший текст может содержать шокирующие и неприятные подробности, а также эмоции, возникающие у меня по ходу воспоминаний и размышлений о том, через что я прошел.
Так как мне бы не хотелось, чтобы моя история воспринималась как какой-то ужастик, не имеющий отношения к нашей обычной жизни, я сначала представлюсь и вкратце опишу мою биографию.
Меня зовут Алексей. Я родился в 1983 году в Челябинске и провел большую часть жизни в небольшом уральском городе. Моя мама по образованию врач, папа – инженер. После школы я поступил в университет и окончил его по специальности «Социология» с красным дипломом. В настоящее время я живу и работаю в Москве. Холост.
Когда мне было 10 лет, меня изнасиловали трое парней, вернувшиеся домой на побывку из армии. Это произошло в один из дней, который не отличался от других таких же дней; я был на рыбалке с моим младшим братом (7 лет), в то время мы были на летних каникулах у бабушки с дедушкой.
Они делали перерывы и общались со мной, в их словах вдруг стала пролеживаться даже забота. Кто-то из них, по-видимому, не столь сильно хотел надо мной издеваться, как другие. В общем, это было похоже на встречу со стаей, где есть агрессивный вожак (альфа-самец) и менее агрессивные, но повторяющие его действия, особи.
С другой стороны, они говорили мне, что я виноват во всем произошедшем, называли меня унизительными словами, говорили, что я не мужик и т.д. Они спрашивали, почему я не оказывал сопротивления, почему не убежал. Это были их доводы того, что я не мужик. Брата они, кажется, не трогали, но разговаривали с ним.
Это продолжалось долго, мне показалось, что несколько часов, но, в реальности, около часа или больше. Потом они отпустили нас, и мы быстро стали уходить.
В жизни после изнасилования я был одинок, закрыт от окружающих, страдал от наплывавших воспоминаний о насилии (flashbacks), нерациональной злости, ярости. У меня бывали периоды черной депрессии, и мне бывало так страшно, что я не знал, куда деваться от этих чувств и ощущений в теле.
Я начал пить и курить в школе, часто напивался очень сильно. Также употреблял легкие наркотики и проводил много времени с уличной компанией. Я также был агрессивным в отношении парней, особенно в школе.
У меня почти не было отношений с девушками, никаких заигрываний и т.д. Точнее сказать, пара девушек в школе была, но отношения не длились больше 3-х месяцев. Такая же ситуация, к сожалению, сохраняется и до сих пор. Проблемы в интимных и доверительных отношениях остаются достаточно сильными.
Я никому не говорил о том, что пережил, до 21 года. На последних курсах университета, я отчетливо понял, что моя жизнь идет не так, как я этого хотел. Я страдал от депрессии, жил один, не мог начать отношения с девушками, у меня не было друзей, с которыми я мог провести время и повеселиться. Я жил учебой и самоконтролем.
В то время, мои воспоминания об изнасиловании были, как бы, заморожены и редко всплывали, однако мое общее эмоциональное состояние было тяжелым, у меня было беспокойство, панические атаки и страх перед жизнью в целом. Однажды я решил почитать, есть ли какая-то информация о последствиях детских травм. И то, что я нашел, позволило пазлу собраться: я понял, что многие мои проблемы могут быть связаны с тем, что я пережил. Это был момент просветления. Преодолев страх, я впервые написал о своей истории в Интернет, на иностранном форуме поддержки. С тех пор, я осознанно начал реабилитацию от последствий насилия, и продолжаю направлять свои усилия на этот процесс и сейчас с помощью людей, которые меня понимают, с помощью психотерапевта, которому я смог доверить свои чувства, и, собственно, молитвой.
Потом я создал сайт http://www.survivorsresource.com. С помощью людей, которым эта тема оказалась близка, и которые нашли в себе силы помочь себе самостоятельно, данный сайт стал сообществом для поддержки людей, переживших сексуальное злоупотребление. Мы помогаем друг другу эмоционально, мы понимаем друг друга и уже устраивали несколько реальных встреч в Москве.
Главные проблемы, с которыми живут люди, пережившие сексуальное злоупотребление, это: низкая самооценка и недооценка своих способностей, депрессия и попытки самоубийства, злоупотребление алкоголем и наркотиками, переедание, игромания, действия, которые наносят вред самому себе, такие как истязательства собственного тела и попадание в ситуации, ведущие к материальным и социальным проблемам. Внезапные вспышки гнева, постоянное чувство озлобленности, конфликтность в отношениях на работе и в личной жизни.
Также серьезными проблемами являются: отсутствие доверия к окружающим людям. Проблемы в отношениях и интимной жизни: путаница в сексуальной ориентации, избегание секса или, наоборот, бесконтрольное сексуальное поведение – смена множества партнеров и рискованные шаги в этом направлении. Пережившие могут воспроизводить ситуацию, когда ими сексуально злоупотребляют, или ищут такие отношения, в которых партнеры склонны использовать их исключительно для секса. Так проявляется путаница эмоциональной близости с сексом.
Роль общества в реабилитации людей, переживших сексуальную травму.
К списку последствий травмы добавляется то, о чем я написал в начале моего обращения. Общественные мифы и культурные установки, направленные против людей, переживших сексуальное злоупотребление. В сознании большинства – пережившие воспринимаются либо как жертвы, постоянно ноющие и ищущие симпатии. Либо как люди, которые сами попадают в группу риска потенциальных насильников и растлителей. И тот и другой мифы, безусловно, поддерживаются реальными событиями. Но, в большинстве случаев, пережившие, напротив, склонны молча переносить трудности в своей жизни; и они не становятся насильниками и растлителями, о чем свидетельствуют проведенные западные исследования.
Я отдельно хочу отметить влияние общественных мифов на ситуацию мужчин, переживших сексуальное злоупотребление. В нашем обществе мужчины, в принципе, не рассматривается как жертвы, и поэтому любому человеку мужского пола очень сложно рассказать о том, что он стал жертвой: он или сам в это не верит долгое время, или ему не позволяют в это верить суждения большинства, принявшие форму предрассудков в социуме. Также, мифом является вера в то, что мальчик, ставший сексуальной жертвой мужчины, вырастет гомосексуалистом. Безусловно, такой травматический опыт оказывает сильное влияние на развитие сексуального самоопределения мужчины, но, как правило, это приводит к путанице в отношении собственной сексуальной ориентации и дополнительным проблемам в интимной жизни. Нет никаких научно-обоснованных доказательств того, что сексуальное злоупотребление мальчиком со стороны лица мужского пола определяет его сексуальную ориентацию в какую-либо сторону.
Также распространен, по истине, ужасный, пресловутый миф о том, что люди, пережившие изнасилование или любой другой вид сексуального преследования, сами виноваты в том, что с ними случилось. Именно этот общественный миф играет главную роль в патологическом чувстве вины за преступление, совершенное другим человеком, с которым живут все люди, ставшие жертвами сексуального злоупотребления.
Людям, пережившим сексуальное злоупотребление, я хотел бы пожелать исцеления от последствий пережитой травмы. Это – возможно! И это в ваших силах!