каждый умирает в одиночку книга о чем
Каждый умирает в одиночку
Германия, Берлин, вторая мировая война.
Действительно, под самым носом, в их доме, происходят вещи немыслимые ещё несколько лет назад, фрау Розенталь грабят не просто воры, а воры во главе с СС и полицией. Старая женщина отсиживается сначала у Квангелей, потом её спасает живущий в том же доме отставной советник Фром. Некоторое время она скрывается у него, но потом все-таки поднимается в свою квартиру. Молодой эсэсовец Бальдур Перзике вызывает полицейского комиссара с подручным. Они пытаются дознаться, куда фрау Розенталь спрятала какие-то деньги, старая женщина не выдерживает мучений и выбрасывается из окна, а Бальдур Перзике получает в награду её граммофон и чемодан с бельём.
Квангель решает бороться с фашизмом в одиночку, собственными силами — писать открытки с призывами против фюрера, против войны. Анне Квангель сначала кажется, что это слишком мелко, но оба понимают, что могут поплатиться головой. И вот написана первая открытка, в ней нет никаких политических лозунгов, простыми словами говорится о том, какое зло несёт людям война, развязанная Гитлером. Отто благополучно подбрасывает открытку в подъезд, её находит актёр, бывший любимец Геббельса, ныне опальный, страшно пугается и несёт её приятелю, адвокату. Оба не испытывают ничего, кроме страха и возмущения «писакой», который только «других подводит под неприятности», и открытка тут же попадает в гестапо. Так начинаются неравная война между двумя простыми людьми и огромным аппаратом фашистской Германии и дело «о невидимке», порученное комиссару Эшериху, криминалисту старой школы, который несколько свысока посматривает на своих новоиспечённых начальников-гестаповцев. Изучив первую открытку, он делает только одно — втыкает в карту Берлина флажок, обозначающий место, где была найдена открытка.
Спустя полгода Эшерих бросает взгляд на карту с сорока четырьмя флажками — из сорока восьми открыток, написанных к тому времени Квангелями, только четыре не попали в гестапо, да и то мало вероятности, чтобы они переходили из рук в руки, как мечтал Отто. Скорее всего, их просто уничтожали, даже не дочитав до конца. Комиссар не торопится, он знает, что избрал самую верную тактику — терпеливого выжидания. Тексты открыток не дают никаких нитей, но все же комиссар делает вывод, что невидимка — вдовец или одинокий человек, рабочий, грамотный, но не привыкший писать. Вот и все. Это дело неожиданно приобретает для комиссара огромное значение. Ему во что бы то ни стало хочется увидеть человека, вступившего в заведомо неравную борьбу.
Наконец полиция задерживает в поликлинике человека, обвиняемого в том, что он подбросил открытку. Это Энно Клуге, ничтожество, трус, бездельник, которого жена давно выгнала из дому. Он всю жизнь живёт за счёт женщин и бегает от работы. Вместе со своим приятелем Боркхаузеном они пытались ограбить фрау Розенталь, да выпили слишком много её коньяка. Но это сошло им с рук, потому что грабёж продолжили братья Перзике.
Энно попадает в руки Эшериха, который сразу понимает, что тот не может иметь никакого отношения ни к самим открыткам, ни к их автору, но тем не менее заставляет его подписать протокол о том, что некий человек передал ему открытку, и отпускает. Энно ускользает от посланных за ним шпиков и находит приют у хозяйки зоомагазина Хете Гэберле, муж которой погиб в концлагере. Но Эшериху теперь ничего не остаётся, как искать Клуге, — ведь он уже доложил начальству о том, что обнаружена нить, ведущая к невидимке. Он находит его с помощью Боркхаузена. Тот пытается получить деньги и с комиссара, и с вдовы Гэберле, предупреждая её, что Энно грозит опасность. Фрау Гэберле готова платить за спасение человека, которого она сама считает лжецом, никчёмным лодырем, и отправляет его к своей приятельнице, укрывающей у себя всех, кого преследуют нацисты. Сын Боркхаузена выслеживает Энно, и тот снова попадает в лапы Эшериха, которому теперь необходимо от него избавиться, так как на первом же допросе выяснится, что комиссар обманул начальство. Эшерих заставляет Энно Клуге покончить с собой и просит передать дело другому следователю, за что попадает в подвалы гестапо.
Судьба посылает Отто Квангелю два предупреждения, один раз он оказывается на волосок от гибели, но этот несгибаемый человек не хочет останавливаться. В конце концов он допускает промах, теряя открытку в цехе, где работает. Его арестовывает комиссар Эшерих, снова вернувшийся к исполнению своих обязанностей, потому что его преемник по делу «невидимки» не добился никаких успехов. Эшерих внутренне сломлен, он все ещё дрожит при одном воспоминании о том, что ему пришлось пережить в подвалах гестапо. На допросе Квангель ни от чего не отказывается и держится с мужеством и достоинством человека, творящего правое дело. Он потрясён тем, что только ничтожная часть открыток не попала в гестапо, но не считает, что потерпел поражение, и говорит, что если бы очутился на воле, то снова стал бы бороться, «только совсем по-другому». Квангель бросает в лицо комиссару упрёк в том, что тот из корысти «работает на кровопийцу», и Эшерих опускает глаза под его строгим взглядом. В тот же день перепившиеся гестаповцы спускаются в камеру Квангеля, издеваются над ним, заставляют Эшериха вместе с ними бить рюмки о голову старика. Ночью комиссар сидит в своём кабинете и думает о том, что ему «опостылело поставлять добычу этим мерзавцам», что, будь это возможно, он тоже стал бы бороться. Но он знает, что в нем нет твёрдости Квангеля и выхода у него нет. Комиссар Эшерих стреляет в себя.
Понравился ли пересказ?
Ваши оценки помогают понять, какие пересказы написаны хорошо, а какие надо улучшить. Пожалуйста, оцените пересказ:
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Отзывы 57
Читая этот роман, вы, как читатели другого поколения, всё время будете задаваться вопросом: «Что из этого вымысел, а что правда?».
Этот вопрос будет вас терзать, пытать и мучить. Вы затеете с этим романом своеобразный бой, в котором будете обречены. В конце концов, вы ему покоритесь, неизбежно падете ниц. Граница между правдой и вымыслом размоется. А может, и вовсе сотрётся. И вы отдадитесь на волю сюжетному ручью, целиком и полностью доверитесь автору, подчинитесь ему, позволите себя убедить. Потому что иначе нельзя: нет сил этому сопротивляться, нет сил отрицать это. Сможет ли расплавленная сталь сопротивляться тяжёлому молоту? Ну, вот и вы не сможете. Настолько убедительны и ярки эти персонажи, настолько гармонично они вписаны в декорации той эпохи: эпохи, которую автор воссоздаёт и которую, – в этом нет сомнений, – он пережил самолично.
Но автор в иностранной литературе, прежде всего, говорит с читателем голосом ее переводчика. Вот переводчице в данном случае ОТДЕЛЬНОЕ спасибо. Я не знаю ГДЕ они нашли эту уникальную личность, но этот слог это просто амброзия, нектар богов, Олимп художественности, вы понимаете меня? Я думала, таких уже не делают. Это явно опытнейший человек, профессионал своего дела.
Вот, знаете, что я отвечу тем, кто говорит, что, мол, художественную литературу не надо читать, потому что это все равно вымысел и прочее? – Руки прочь от художественной литературы!
Чтение Любой литературы – это прежде всего дискуссия с автором ( и отчасти с переводчиком) о ЕГО взгляде на какие-то вещи, где вы можете какие-то тезисы принять, а какие-то нет.
Читайте, пожалуйста, все, что вам угодно. И эту книгу не забудьте.
Всем спасибо за внимание и приятного чтения!
Каждый умирает в одиночку книга о чем
КАЖДЫЙ УМИРАЕТ В ОДИНОЧКУ
Перевод с немецкого Н. КАСАТКИНОЙ, В. СТАНЕВИЧ и и. ТАТАРИНОВОЙ
предисловие Т. МОТЫЛЕВОЙ
Редактор Р. ГАЛЬПЕРИНА
Государственное издательство ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Москва
JEDER STIRBT FÜR SICH ALLEIN
АНТИФАШИСТСКИЙ РОМАН ГАНСА ФАЛЛАДА
Роман Ганса Фаллада «Каждый умирает в одиночку» — одно из наиболее значительных произведений послевоенной немецкой литературы. Книга эта во многом правдиво изображает жизнь немцев в годы господства фашизма!
Чтобы лучше разобраться в этом произведении, его достоинствах и недостатках, — полезно присмотреться к самому писателю, проследить его творческий путь.
Ганс Фаллада достиг литературной известности в то время, когда Веймарская республика доживала свои последние дни. Капиталистический мир был охвачен тяжким экономическим кризисом. Империалисты искали выхода в наступлении на рабочий класс, в подготовке войны. Правящие круги Америки, Англии, Франции активно помогали германской буржуазной верхушке подкармливать и выращивать гитлеровский фашизм. Гитлеровцы бешено рвались к власти, одурачивая и одурманивая массы немецкого населения, используя их разочарование в республике и парламентаризме, демагогически обращаясь к их наболевшим нуждам, играя на ущемленных национальных чувствах.
Фаллада уже в первых своих книгах проявил мастерство бытописателя. Уверенно и непринужденно живопи-сал он в мельчайших деталях повседневную жизнь немецкого мещанства, разнокалиберного городского люда. В знании этой среды, в умении изображать ее он, пожалуй, не имел себе равных в современной немецкой литературе. Но идейные позиции писателя с самого начала были путаными и нечеткими. Это обнаружилось уже в его первых романах.
Фаллада приобрел широкую известность после выхода его книги «Маленький человек — что же дальше?» (1932). И шла речь о жизни городской бедноты в годы экономического кризиса, но в ней был заключен и более значительный, обобщающий смысл. Фаллада показал существенные стороны жизни рядового трудящегося в современном капиталистическом обществе — необеспеченность, неуверенность в завтрашнем дне, кабальную зависимость от предпринимателя, гнетущий страх безработицы. Он создал типические, запоминающиеся образы «маленьких людей», — безработного служащего Пиннеберга и его жены Лемхен. Он наделил их душевной чистотой, трудолюбием и вместе с тем — ребяческой наивностью, узостью кругозора, робостью, кротостью. Пиннеберг и его жена с одинаковым недоверием относятся ко всем политическим партиям; они и не умеют, и не хотят бороться, предпочитая безропотно принимать удары злой судьбы. И, конечно, не случайно, что Фаллада придал своим любимым героям именно эти черты. В момент острейших схваток социально-политических сил догитлеровской Германии писатель счел нужным подчеркнуть свою собственную неприязнь к политике, ко всякой активной общественной борьбе. Он закончил книгу — антикапиталистическую по своему объективному значению — сентиментальной идиллией; он намеренно уклонился от ответа на вопрос, поставленный в заголовке романа: что же дальше?
Как известно, сразу же после прихода Гитлера к власти все лучшие немецкие писатели покинули Германию. Для большинства этих писателей отъезд их из Германии был не только актом самосохранения: он был и актом протеста против бесчеловечной, изуверской политики фашизма. Именно так и был он воспринят международным общественным мнением.
Фаллада не последовал примеру своих коллег. Он остался в гитлеровской Германии, и это сыграло весьма отрицательную роль в дальнейшем развитии художника.
Непосредственно перед фашистским переворотом Фаллада работал над романом «Кто отведал тюремной похлебки» (1932). Продолжая обличительную линию своей предыдущей книги, Фаллада показал здесь, как жестокая капиталистическая действительность неумолимо толкает на путь преступления людей, вовсе не преступных от природы. Однако писатель снабдил свой роман двусмысленным, приспособленческим предисловием, в котором подчеркивал, что повествует о временах, отошедших в прошлое.
В гитлеровской Германии Фаллада сохранял декорум независимости. Он подчеркивал свое пристрастие к «частной» жизни, предпочитал отсиживаться в провинции. В отличие от тех литераторов, которые преуспевали в «коричневой империи», он не выступал с проповедью расовой теории и военных захватов. Но в своем художественном творчестве он все же во многом приспособлялся к требованиям фашистской цензуры.
За годы гитлеровской диктатуры Фаллада не раз пытался обойти острые вопросы; он порою писал развлекательные, бессодержательные вещи, рассчитанные на коммерческий успех. Иногда в его произведениях, изданных в это время, проявлялся все же его незаурядный талант реалиста-бытописателя. Но влияние реакционной идеологии уродовало и портило даже наиболее значительные его романы. Пример тому — книги «Волк среди волков» (1937) и «Железный Густав» (1938).
«Волк среди волков» — большое полотно, показывающее жизнь Германии вскоре после окончания первой мировой войны, — поистине страшная картина экономической разрухи и морального распада. Перед читателем проходят мастерски очерченные люди столичного «дна» — безработные, деклассированные люмпены, опустившиеся мелкие буржуа; параллельно развертывается история разорения и вырождения некогда богатой помещичьей семьи. Многие страницы романа обладают несомненной художественной силой и помогают читателю увидеть те процессы деморализации немецкого мещанства, которые подготовили почву для распространения фашистской заразы. В романе весьма неприкрыто изображены реакционные авантюристы из среды офицерства — те, что впоследствии влились в кадры гитлеровского движения. И тем не менее реализм Фаллада здесь — ограниченный, поверхностный. Правдивый показ отдельных частных явлений включен в ложную систему взглядов. Острые социальные конфликты разрешаются слащавой концовкой. Вдобавок, Фаллада и этому роману предпослал лицемерное предисловие, в котором подчеркивал, что речь идет о безвозвратно ушедшем прошлом.
Фаллада и раньше тяготел к изображению людей ущербных, с червоточинкой, с убогими мыслями, с ослабленной волей. В годы торжества гитлеризма в его творчестве стали все более заметно проступать декадентски-патологические мотивы, пристрастие к смакованью уродливого, болезненного. Даже в персонажах, которым принадлежала симпатия автора, обнаруживались те или иные черты морального уродства.
Роман «Железный Густав» в первых частях содержит острую реалистическую критику пруссаческих традиций, мещанских нравов. Писатель прослеживает историю одной немецкой семьи на протяжении полутора десятилетий — начиная с первой мировой войны. Колоритная фигура Гаккендаля, «железного Густава», «последнего берлинского извозчика», верноподданного вильгельмовской империи, — педантически честного, но вместе с тем косного, жадного, узколобого — воспринимается, как обобщенный портрет немецкого обывателя. В романе показано, как домашняя жизнь Гаккендалей, основанная на старопрусских устоях беспрекословного повиновения, морально калечит детей Густава и приводит к распаду всей семьи. И снова перед читателем коллекция людей-уродов… Отчасти их уродства реалистически мотивированы воздействием общества, воспитания, среды. Однако на многих персонажах «Железного Густава» лежит печать какой-то роковой, извечной болезненной извращенности. И это притупляет социальное острие сатиры Фаллада.
В последних главах романа не остается и следа от изобразительного мастерства Фаллада. В заключение, «под занавес», он приводит своего героя Густава, который по ходу действия романа постепенно приобретает положительные черты, в лоно нацистского движения. Еще раньше к этому движению примыкает младший сын Густава, Гейнц, Вполне вероятно, что эти главы «Железного Густава» написаны под диктовку, под нажимом извне. Но факт остается фактом: Фаллада подчинился этому нажиму…
Каждый умирает в одиночку
Немецкий писатель Ганс Фаллада закончил роман «Каждый умирает в одиночку» в 1947 году. Частично роман основан на судьбах Отто и Элизы Хампелей, и его считают первопроходцем в описании движения Сопротивления человеком, который не эмигрировал из фашистской Германии.
Краткое содержание романа
Каждый умирает в одиночку
Германия, Берлин, вторая мировая война.
Действительно, под самым носом, в их доме, происходят вещи немыслимые еще несколько лет назад, фрау Розенталь грабят не просто воры, а воры во главе с СС и полицией. Старая женщина отсиживается сначала у Квангелей, потом ее спасает живущий в том же доме отставной советник Фром. Некоторое время она скрывается у него, но потом все-таки поднимается в свою квартиру. Молодой эсэсовец Бальдур Перзике вызывает полицейского комиссара с подручным. Они пытаются дознаться, куда фрау Розенталь спрятала какие-то деньги, старая женщина не выдерживает мучений и выбрасывается из окна, а Бальдур Перзике получает в награду ее граммофон и чемодан с бельем.
Квангель решает бороться с фашизмом в одиночку, собственными силами — писать открытки с призывами против фюрера, против войны. Анне Квангель сначала кажется, что это слишком мелко, но оба понимают, что могут поплатиться головой. И вот написана первая открытка, в ней нет никаких политических лозунгов, простыми словами говорится о том, какое зло несет людям война, развязанная Гитлером. Отто благополучно подбрасывает открытку в подъезд, ее находит актер, бывший любимец Геббельса, ныне опальный, страшно пугается и несет ее приятелю, адвокату. Оба не испытывают ничего, кроме страха и возмущения «писакой», который только «других подводит под неприятности», и открытка тут же попадает в гестапо. Так начинаются неравная война между двумя простыми людьми и огромным аппаратом фашистской Германии и дело «о невидимке», порученное комиссару Эшериху, криминалисту старой школы, который несколько свысока посматривает на своих новоиспеченных начальников-гестаповцев. Изучив первую открытку, он делает только одно — втыкает в карту Берлина флажок, обозначающий место, где была найдена открытка.
Спустя полгода Эшерих бросает взгляд на карту с сорока четырьмя флажками — из сорока восьми открыток, написанных к тому времени Квангелями, только четыре не попали в гестапо, да и то мало вероятности, чтобы они переходили из рук в руки, как мечтал Отто. Скорее всего, их просто уничтожали, даже не дочитав до конца. Комиссар не торопится, он знает, что избрал самую верную тактику — терпеливого выжидания. Тексты открыток не дают никаких нитей, но все же комиссар делает вывод, что невидимка — вдовец или одинокий человек, рабочий, грамотный, но не привыкший писать. Вот и все. Это дело неожиданно приобретает для комиссара огромное значение. Ему во что бы то ни стало хочется увидеть человека, вступившего в заведомо неравную борьбу.
Наконец полиция задерживает в поликлинике человека, обвиняемого в том, что он подбросил открытку. Это Энно Клуге, ничтожество, трус, бездельник, которого жена давно выгнала из дому. Он всю жизнь живет за счет женщин и бегает от работы. Вместе со своим приятелем Боркхаузеном они пытались ограбить фрау Розенталь, да выпили слишком многоее коньяка. Но это сошло им с рук, потому что грабеж продолжили братья Перзике.
Энно попадает в руки Эшериха, который сразу понимает, что тот не может иметь никакого отношения ни к самим открыткам, ни к их автору, но тем не менее заставляет его подписать протокол о том, что некий человек передал ему открытку, и отпускает. Энно ускользает от посланных за ним шпиков и находит приют у хозяйки зоомагазина Хете Гэберле, муж которой погиб в концлагере. Но Эшериху теперь ничего не остается, как искать Клуге, — ведь он уже доложил начальству о том, что обнаружена нить, ведущая к невидимке. Он находит его с помощью Боркхаузена. Тот пытается получить деньги и с комиссара, и с вдовы Гэберле, предупреждая ее, что Энно грозит опасность. Фрау Гэберле готова платить за спасение человека, которого она сама считает лжецом, никчемным лодырем, и отправляет его к своей приятельнице, укрывающей у себя всех, кого преследуют нацисты. Сын Боркхаузена выслеживает Энно, и тот снова попадает в лапы Эшериха, которому теперь необходимо от него избавиться, так как на первом же допросе выяснится, что комиссар обманул начальство. Эшерих заставляет Энно Клуге покончить с собой и просит передать дело другому следователю, за что попадает в подвалы гестапо.
Судьба посылает Отто Квангелю два предупреждения, один раз он оказывается на волосок от гибели, но этот несгибаемый человек не хочет останавливаться. В конце концов он допускает промах, теряя открытку в цехе, где работает. Его арестовывает комиссар Эшерих, снова вернувшийся к исполнению своих обязанностей, потому что его преемник по делу «невидимки» не добился никаких успехов. Эшерих внутренне сломлен, он все еще дрожит при одном воспоминании о том, что ему пришлось пережить в подвалах гестапо. На допросе Квангель ни от чего не отказывается и держится с мужеством и достоинством человека, творящего правое дело. Он потрясен тем, что только ничтожная часть открыток не попала в гестапо, но не считает, что потерпел поражение, и говорит, что если бы очутился на воле, то снова стал бы бороться, «только совсем по-другому». Квангель бросает в лицо комиссару упрек в том, что тот из корысти «работает на кровопийцу», и Эшерих опускает глаза под его строгим взглядом. В тотже день перепившиеся гестаповцы спускаются в камеру Квангеля, издеваются над ним, заставляют Эшериха вместе с ними бить рюмки о голову старика. Ночью комиссар сидит в своем кабинете и думает о том, что ему «опостылело поставлять добычу этим мерзавцам», что, будь это возможно, он тоже стал бы бороться. Но он знает, что в нем нет твердости Квангеля и выхода у него нет. Комиссар Эшерих стреляет в себя.
Обращаем ваше внимание, что краткое содержание романа «Каждый умирает в одиночку» не отражает полной картины событий и характеристику персонажей. Рекомендуем вам к прочтению полную версию произведения.
Ганс Фаллада «Каждый умирает в одиночку»
Каждый умирает в одиночку
Jeder stirbt für sich allein
Другие названия: Один в Берлине. Каждый умирает в одиночку
Язык написания: немецкий
Перевод на русский: — Н. Касаткина (Каждый умирает в одиночку) ; 1971 г. — 2 изд. — Н. Касаткина, В. Станевич, И. Татаринова (Каждый умирает в одиночку) ; 1988 г. — 1 изд. — Н. Фёдорова (Один в Берлине. Каждый умирает в одиночку) ; 2017 г. — 1 изд.
В основу романа положена история берлинского рабочего Отто Квангеля и его жены, казненных гестапо в 1942 году. В тяжелейших условиях фашистского рейха эти никому не известные борцы немецкого Сопротивления долгое время на свои страх и риск писали и распространяли открытки с антифашистскими призывами.
Издание 2017 года «Один в Берлине. Каждый умирает в одиночку» является переводом восстановленного оригинального авторского текста, впервые увидевшего свет на языке оригинала в 2011 году. До этого публиковался сокращенный и отредактированный по цензурным и иным соображениям текст.
Жил да был человек маленький.
Как же печально, когда переводчик не владеет словом, когда формально, он переводит правильно, но по составляющей — неверно. Прекрасная книга, удивительная книга, книга наполненная страхом, болью, ужасом, отчаянием, искоркой жизни превращается у такого переводчика в пустоту с картонными персонажами, за которых не страшно, за кого не переживаешь, ты не чувствуешь атмосферы Берлина времен второй мировой, когда любое слово, любой взгляд — это виселица. Тебе так все равно на происходящее, что ты способен отложить книгу и забыть про нее. Про уникальную книгу просто забыть, потому что переводчик оказался не готов к передаче материала.
Я благодарна Наталье Касаткиной, Ирине Татаринова и Вере Станевич, которые в 1988 году создали еще один перевод книги (первый был в 1971), когда я по первым двум предложениям поняла, что правильно считывала идею книги и поэтому, скрипя всем, чем может скрипеть читатель продолжала вгрызаться в текст и в героев. Всего два их предложения, можно сказать, сдружили меня с книгой, не с переводом от Нины Федоровой, который я все же дочитала, уже понимая, как она не дотягивает до красоты формы и слова, а именно с книгой. Наверное, все же человеку, который не пережил вторую мировую или пережил ее в младенчестве, трудно, даже как оказывается — невозможно, передать человеческую усталость, человеческий страх, человеческое умение поднять голову над страхом. Читаешь о наградах переводчика и недоумеваешь, что же с ним произошло, что он замусорил текст, не усложнил, а именно замусорил, почему выбрал из всего многообразия синонимов в великом русском у слова «угнетало» — «невмоготу»? Как вышло, что при строительстве предложения, женщина не устает, а остается бодрой. Это мелочи, но из них возникает мир. И именно из-за такого он или дышит или остается просто буквами на бумаге.
В переводе 2017 все осталось на бумаге, ничто не задышало, не вышло в мир, не родило человеческой идеи. В книге есть интересное замечание автора:
«– А вы помните, Квангель, – спросил Эшерих, – сколько писем и открыток написали в общей сложности?
– Двести семьдесят шесть открыток, девять писем.
– Стало быть, целых восемнадцать штук нам не сдали.
– Восемнадцать… вот моя работа за два с лишним года, вот вся моя надежда. Восемнадцать штук, оплаченных жизнью. И все-таки целых восемнадцать!
– Только не воображайте, Квангель, – сказал комиссар, – что эти восемнадцать штук передаются из рук в руки. Нет, их нашли люди, у которых у самих рыльце здорово в пушку, потому они и не рискнули сдать открытки. Эти восемнадцать тоже ни малейшего воздействия не оказали, мы ни от кого об их воздействии не слыхали…
– Выходит, я ничего не достиг?
– Выходит, вы ничего не достигли. »
Вот и с переводом 2017 так, он ничего не достигает, только если не попадает в руки тех, кто уже начитан, кто может среди этой замусоренность, невыразительности увидеть саму идею. Но это их заслуга и тех, кого они читали раньше, а совсем не переводчика. В конце книги есть послесловие от Альмута Гизеке (нам не удосужились пояснить кто этот человек), где говорится о стиле книг Фаллада и подмечается, что Берлин в его книгах всегда действующее лицо, всегда что-то очень значимое. И ведь, скорее всего Нина Федорова переводила это послесловие для книги и встает вопрос, как вышло, что в ее переводе Берлин пропадает? Он не действующее и не значимое, он просто название улиц, подворотни и задние выходы. Он не индивидуален, он любой город мира. Это было бы замечательно для любой другой книги, а не для той, где главное — это маленькое сопротивление власти Гитлера, когда он сам кажется так рядом, буквально за углом, это ведь его город. Печально, что есть все для того чтобы передать русскочитающему читателю (простите за тавтологию) такую уникальную по содержанию вещь, так уникально созданную и увы «вы ничего не достигли». Хорошо все же, что есть другой перевод более ранний, сумевший схватить и передать идею и читать надо его, потом просто переместиться в 17 главу нового и вернуться обратно в старый перевод. Потому что уже жалко в новом звучит: «Особо акцентированные слова выделены курсивом.» Не интонационно в предложении, чтобы мы не смогли их упустить, а курсивом! Беда.
Но перейду уже от перевода к самой книге. В конце послесловия Альмута Гизеке (кто бы он ни был), хорошо сказано:
». посыл о том, что даже самый малый акт сопротивления имеет значение.»
Тут не поспоришь. И для любого немца, как и для любого человека на Земле, особенно после войны было значимо знать, что были люди в самой Германии и тем более под боком у Гитлера не согласные с его политикой и пытающиеся сделать хоть что-то против него, сами немцы. Сделать, как уж умеют, даже если кажется, что ручками вовнутрь:
«– Секундочку! Разумеется, вы правильно сделаете, если перед уходом выпустите из шкафа человека, который там спрятан. Когда я осматривал вашу спальню, он, по-моему, уже сильно страдал от духоты. К тому же в шкафу, наверно, много нафталина…
Красные пятна сбежали с ее лица. Побелев как мел, она смотрела на него.
Эшерих покачал головой.
– Эх, дети, дети! – сказал он с насмешливой укоризной. – Работать с вами легче легкого! Заговорщики, называется! Боретесь с государством детскими уловками? Ведь только себе и вредите!»
Тогда было, в 1947 было важно знать, что они сражались хотя бы так, хотя бы детскими уловками, а сейчас важно понять, что один ты может и умираешь, но точно сражаться не должен в одиночку, только если вас много, если каждое звено цельное вы можете победить. Ведь если читать книгу и смотреть, как расходятся круги по воде, то единственная светлая нота в книге, дарующая жизнь, возникла не благодаря деятельности одиночек.
Другое время — другие выводы.
Уже нельзя быть просто хорошей и доброй женщиной, уже надо понимать и оценивать свои поступки, потому что, вы только задумайтесь, добрая и хорошая Хета Хеберле, понимая что поступает неверно отправила на квартиру к женщине дающей приют сопротивляющимся режиму, того кому сама не доверяет и что вышло? Ничего хорошего. Маленькая квартирка перестала быть прибежищем и возможно стала даже ловушкой.
Да, книга о маленьких людях. Тем она и хороша. Маленький человек и может мало, он не учитывает большего. Его заботы малы. Он не умеет смотреть широко. Тут каждая история о том, что сопротивляться можно и это правильно и одновременно о том, что надо быть больше, чем просто маленький человек, нельзя победить громадину, если ты мышка с плакатом. Увы, но нельзя. Хоть слон и боится мышек. Даже, если мы возьмем за пример счастливую историю Куно, то там получилось все хорошо лишь потому, что в семье маленьких людей был большой, умеющий учить. Лишь потому, что сам мальчишка решил, что он больше, чем маленький человек и потому что уже одно большое государство потеряв миллионы жизней, снова зажгло солнышко над миром. Мы не будем сейчас говорить о том, что было в этом самом государстве, но оно не уступило, не встало на колени, а большими людьми, которые в своей повседневности были может и маленькими, встало на защиту человечества.
Повторюсь: другое время — другие выводы. И об этом должен был петь новый перевод книги. Он должен был подчеркивать одиночество людей выбирающих быть одинокими, каждый раз подчеркивать мысли и поступки, ведущие к одинокой смерти. Ведь важно не только сопротивляться, но и объединяться и в идеях, а не ради одного человека и с готовностью бросать любое дело, когда человек нужный оказывался рядом. Важно признавать свои ошибки, смотреть правде в глаза.
Фаллада тем и хорош, что смог в своей книге показать неподготовленность людей, все еще неверящих в происходящее, их зацикленность на себе, их неумение сопротивляться грубости, неумение вовремя замолчать, как легко любого запугать, если у него нет ни цели, ни идеала и он не знает что хочет получить в конце, кроме личного уютика. Он как раз и рассказывал о таких людях, которые плыли по течению, которые бы хотели, чтобы был кто-то сверху, который говорил бы как делать, они себе такого и выбрали. Только вот не разглядели, что он с минусом, но ведь и не хотели смотреть на это, лишь бы кто-то уже отвечал за них, как это не прискорбно, но и сейчас такое практикуется. Поэтому нам и напоминают:
«Видите ли, Квангель, разумеется, было бы в сто раз лучше, если б нашелся человек, который говорил бы нам: вы должны поступать так-то и так-то, у нас такой-то и такой-то план. Но будь в Германии такой человек, тридцать третьего года никогда бы не случилось. Вот нам всем и пришлось действовать в одиночку, и переловили нас поодиночке, и умереть каждому тоже придется в одиночку. Но мы ведь все равно не одиноки, Квангель, и умрем все равно не напрасно. В этом мире ничто не происходит напрасно, а поскольку мы боремся за правое дело против грубой силы, то победа в итоге все равно будет за нами.»
Разговор большого с маленьким.
Нас предупреждают, что в книге много страшных моментов, но они правдивы и поэтому остались в книге. Опять же эти страшные моменты не для нашего циничного или привыкшего времени, их нужно было усиливать. Не устрашнять додумывая текст, а мыслью или словом, хотелось в переводе видеть безысходность, понимать отчаяние человека на допросе, который раз за разом из-за унижения выдает людей, понимает, что делает, сопротивляется, но продолжает выдавать, потому что он мышка перед тем, кто никуда не спешит, он уже там, где ему хорошо. Читать не про видимость потери самооценки, а кожей ощущать, как она падает, пугаться от смены ролей или реветь голосом от отчаяния, что такое происходит, а все шло мимо, все страшно не было страшным и случалось с картонными людьми, не потому что Фаллада не написал, он написал в 1947, когда хорошо помнился этот страх, переводчик нашему времени это не передал. Беда, когда видишь, как теряется книга, превращаясь в обыденность.
А ведь книга как хороший урок для одиночек. Книга как хороший урок для тех, что думают: «Оно само рассосется». Книга, напоминающая о том, что может ты и маленький человек, но поступки твои должны быть, как из Баллады о маленьком человеке Рождественского: