какой же русский не любит быстрой еды
И какой же русский не любит быстрой езды?
Цитата из поэмы «Мёртвые души» (1842 г.) русского писателя Николая Васильевича Гоголя (1809 – 1852), из последнего лирического отступления поэмы, о путешествии Чичикова (глава 11, последняя):
Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, всё отстает и остается позади. Остановился пораженный божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? Что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится, вся вдохновенная богом. Русь, куда ж несешься ты, дай ответ? Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо всё, что ни есть на земли, и косясь постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».
Русь (художник Лаптев А.М.) 
Примечания
↑ 1) — старая русская мера длины, равная 1,06 километрам.
↑ 2) — передок экипажа, на котором сидит кучер.
↑ 4) — тройка лошадей. Старинная русская запряжка лошадей. Коренник — центральная лошадь — должен идти быстрой чёткой рысью, а пристяжные — лошади сбоку — должны скакать галопом. Тройка развивала скорость до 45-50 км/ч, что считалось очень высокой скоростью.
↑ 5) — высокие кавалерийские сапоги с раструбами.
Глава одиннадцатая (окончание)
И в самом деле, Селифан давно уже ехал зажмуря глаза, изредка только потряхивая впросонках вожжами по бокам дремавших тоже лошадей; а с Петрушки уже давно невесть в каком месте слетел картуз, и он сам, опрокинувшись назад, уткнул свою голову в колено Чичикову, так что тот должен был дать ей щелчка. Селифан приободрился и, отшлепавши несколько раз по спине чубарого; после чего тот пустился рысцой, да помахнувши сверху кнутом на всех, примолвил тонким певучим голоском: «Не бойся!» Лошадки расшевелились и понесли, как пух, легонькую бричку. Селифан только помахивал да покрикивал: «Эх! эх! эх!» — плавно подскакивая на козлах, по мере того как тройка то взлетала на пригорок, то неслась духом с пригорка, которыми была усеяна вся столбовая дорога, стремившаяся чуть заметным накатом вниз. Чичиков только улыбался, слегка подлетывая на своей кожаной подушке, ибо любил быструю езду.
И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «черт побери все!» — его ли душе не любить ее? Ее ли не любить, когда в ней слышится что-то востороженно-чудное? Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет, — только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны.
Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная Богом. Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.
Какой русский не любит быстрой езды
Како́й ру́сский не лю́бит бы́строй езды́ — фраза из предпоследнего абзаца одиннадцатой (последней) главы первого тома поэмы Николая Васильевича Гоголя «Мёртвые души» (здесь же появляется известный образ «птицы тройки»):
 | И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «чёрт побери всё!» — его ли душе не любить её? Её ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное? Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и всё летит… |  |
Элемент романтического литературного образа «загадочной русской души». Часто используется как оправдание превышения скорости при движении на автотранспорте, иногда совершении рискованного поступка (вместо «кто не рискует, тот не пьёт шампанское»).
Существуют производные, адаптирующие фразу к определённой ситуации, явлению, например:
См. также
Литература
Примечания
Полезное
Смотреть что такое «Какой русский не любит быстрой езды» в других словарях:
Какой русский не любит быстрой езды? — Тот, на котором ездят шутл. о ситуации, когда допущена какая л. несправедливость, когда кого л. беззастенчиво использовали в своих целях, обидели и т. п. Травестирование крылатого риторического вопроса из поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души» … Словарь русского арго
Какой же русский не любит быстрой езды? — см. И какой же русский не пюбит быстрой езды? Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. М.: «Локид Пресс». Вадим Серов. 2003 … Словарь крылатых слов и выражений
И какой же русский не любит быстрой езды? — Из поэмы (ч. 1, гл. 11) «Мертвые души» (1842) Н. В. Гоголя (1809 1852). Используется как шутливо ироническая характеристика русского характера. Цитируется в порядке самооправдания при превышении скорости вождения автомобиля (шутл.).… … Словарь крылатых слов и выражений
русский — сущ., м., употр. очень часто Морфология: нар. по русски 1. Русским называют то, что происходит, имеет место в России. Русская история. | Русская природа. | Русский пейзаж. | Русская земля. | При поездке на русский Север мы вчетвером сидели на… … Толковый словарь Дмитриева
русский — см.: Вот что жиды с русским человеком делают; Даже клевый штатский зиппер пропускает русский триппер; Какой русский не любит быстрой езды?.; отмечать столетие русской балалайки; Перевод с матерного на русский; Ударим русским менталитетом по… … Словарь русского арго
какой — местоим. прил.; а/я, о/е см. тж. какое 1) а) Обозначает вопрос о качестве, свойстве чего л. Какого вы мнения об этой книге? Какого цвета было платье? Како/й он человек? б) отт. в риторич. вопросе и воскли … Словарь многих выражений
какой — ая, ое; местоим. прил. 1. Обозначает вопрос о качестве, свойстве чего л. Какого вы мнения об этой книге? Какого цвета было платье? К. он человек? // (в риторич. вопросе и восклиц.). Означает полное отрицание чего л.; вовсе не, никакой; разве. К.… … Энциклопедический словарь
Край (фильм) — У этого термина существуют и другие значения, см. Край (значения). Край Жанр драма … Википедия
Гоголь, Николай Васильевич — Запрос «Гоголь» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Николай Васильевич Гоголь Фотопортрет Н. В. Гоголя из группового дагерротипа С. Л. Ле … Википедия
Гоголь — Гоголь, Николай Васильевич Запрос «Гоголь» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Николай Васильевич Гоголь Имя при рождении: Николай Васильевич Яновский[1] … Википедия
КАКОЙ РУССКИЙ НЕ ЛЮБИТ БЫСТРОЙ ЕДЫ?
Приблизительное время чтения: 9 мин.
В традиционных культурах трапеза всегда имела сакральный смысл. Не случайно в крестьянских семьях было принято есть молча. К повседневному потреблению пищи подходили весьма обстоятельно, старательно избегая излишнего гедонизма. Совместные застолья, напротив, всегда были богатыми и шумными, но лишь потому, что являлись символом единения пирующих друг с другом…
Увы, позволить себе неспешный обед и завтрак могут сегодня не все. Философия «фаст-фуда» не нравится никому, но есть ли какая-то альтернатива ей?
Управляющий ресторана «Красная площадь, дом 1» Михаил ЗРЕЛОВ проявляет большой интерес к этой проблеме. Его «исторические обеды» — точно воссозданные трапезы прошлых веков. Повторяются не только блюда, но и порядок их подачи, тосты и прочее. Посетители ресторана могут принять участие в заседании легендарного Московского Английского Клуба, законодателя кулинарной моды XIX века, или попробовать, наконец, один из многочисленных обедов, столь вкусно описанных русскими классиками: Гоголем, Крыловым.
Все это сделано не случайно, не ради какой-то «фишки» для привлечения новых клиентов. К теме русской трапезы у Михаила Зрелова особое отношение. Созданная при его участии книга «Душа обедает сама» — не «о вкусной и здоровой пище», а именно о философии еды.
В чем же она состоит? Об этом мы решили спросить самого Михаила.
– Традиционная трапеза – это не просто кулинарные секреты. Это часть истории и национальной культуры. Существует такая медицинская поговорка: человек – это то, что он ест. А я скажу по-другому: человек – это то, как он ест. Потому что культура застолья определяется общей культурой поведения, и наоборот.
Если говорить просто об истории русской кухни, то она у нас весьма специфическая. Конечно, есть и национальные особенности, общие для большинства северных народов: много мяса и другой жирной пищи плюс крепкие алкогольные напитки. Но военные успехи России за века привнесли в ее кухню оттенки кухонь разных покоренных народов: европейских и азиатских. Кулинария в нашей стране активно впитывала все новое, и сейчас даже сложно сказать, что можно называть исконно русским блюдом.
А вот традиция самой трапезы долгое время оставалась неизменной. Причем она была едина для всех слоев населения и социальных каст. Что бы люди ни ели, они всегда придерживались определенных правил.
В их основе было представление о еде как о некоей форме коммуникации. И у аристократов, и в крестьянских семьях обед был еще и поводом собраться вместе. Если мы возьмем описание каких-то особенно торжественных трапез и посмотрим их распорядок, то станет видно: все, вплоть до тостов и подачи блюд, было подчинено тому, чтобы людям за столом было удобно общаться друг с другом.
Или традиция русского чаепития. Она сильно отличается от столь популярной ныне китайской, во время которой люди «общаются» с чаем. Во время русского чаепития они общаются друг с другом.
Не знаю, почему для поддержания и установления контактов между людьми был избран такой обычный процесс, как потребление пищи, но, видимо, здесь как раз и сказалась его универсальность. Все люди садятся за стол, чтобы поесть. Разве это не идеальное место для их встречи?
И еще одной важной особенностью русской обеденной культуры было то, что она не предполагала какого-то пиршества гедонизма. Здесь, мне кажется, очень важную роль сыграло Православие. Обед проходил по принципу «делу – время, потехе – час». В определенный момент дня делался перерыв, люди собирались вместе, произносили молитвы и садились за стол. Отношение к пище было более аккуратным и сдержанным.
К примеру, сейчас принято воспринимать православные посты как некое добровольное страдание, которое человек наложил на себя. Но ведь это не так! Пост – это всего лишь способ избежать иной крайности, не удариться в гедонизм (в том числе, и в обжорство), способ сохранить культуру еды на уровне, позволяющем людям продолжать общение.
– А где все-таки граница между едой и обжорством?
– В сердце каждого отдельного человека. Каждый должен решить этот вопрос для себя сам: что ему есть, а что нет; ограничивать себя или наслаждаться. Единственное, что нужно обязательно: четко понять, где кончается просто еда и начинается чревоугодие.
Но чтобы разобраться в этом, нужно обращаться не ко мне, а к священнику. Желательно – своему духовнику. Это единственный способ понять, что есть грех и когда им становится такой обычный процесс, как поглощение пищи.
Лично мне кажется, что нет ничего удивительного в посещении ресторана во время поста. Возможно, развлечения в это время вредны, но просто зайти и поесть может каждый. В этом плане русская кухня и русская обеденная традиция как раз позволяют человеку и насытиться, и пообщаться с другими людьми, но воздержаться от чревоугодия.
– Неужели все и всегда было столь чинно и благородно? Как-то не верится.
– Конечно, нет. К примеру, если говорить о возлияниях, то здесь не было какой-то жесткой регламентации или каких-то ограничивающих обычаев. Наоборот, порой потребление алкоголя приобретало слишком большие масштабы. Я сам видел бокал специальной формы – начиная пить, нужно было опустошить его полностью, иначе его содержимое расплескивалось в сторону, на тех, кто сидел рядом с тобой за столом.
Не стоит идеализировать обеденные привычки наших предков, но все-таки ни в одной другой европейской стране молодых аристократов не обучали столовому этикету так прилежно, как это было принято в России.
– Как Вы считаете, эти традиции сохранились сейчас?
– Мне кажется, что отношение к еде в советские годы все-таки изменилось. Люди перестали воспринимать еду как дар Божий, за который нужно произносить благодарственную молитву. Это, конечно, сильно сказалось на отношении к трапезе. И все-таки выветрилось отнюдь не все. Даже сейчас каждый из нас, приглашая гостей, всегда накрывает на стол. Для России это является практически обязательным ритуалом. Мы просто не представляем, как это: человек пришел в гости, а мы его не накормили. И не потому, что он голоден, а потому, что угощение – первый знак вашего гостеприимства.
Или знаменитые советские «беседы на кухнях». Мне кажется, здесь тоже сказалось особое отношение наших предков к еде. Человеку, с которым ты разделил трапезу, начинаешь больше доверять.
– И в то же время сейчас все больше распространяется философия фаст-фуда…
– Мне не хочется выступать в роли судьи и давать здесь какие-то оценки. Все-таки не стоит забывать, что еда сама по себе – это чисто физиологическая потребность человеческого организма. Естественно, если постоянно жить в спешке, времени на чинный размеренный обед не остается – это понятно.
Но лично мне не нравится идея завтрака с чашкой кофе в одной руке и с газетой в другой. Я помню, как завтракали в нашей семье, когда я был маленьким. Все собирались за столом и ели кашу. Несмотря на спешку, выкраивали-таки время для того, чтобы пообщаться друг с другом, хоть стол и не ломился от яств.
И к тому же – перекусывать не бегу просто вредно. Не стоит забывать об этом.
– Как по-вашему, нужно ли сегодня пропагандировать правильное отношение к еде?
– Правильное отношение к еде – это, в первую очередь, правильный настрой, к которому необходимо себя приучать. Поедать пищу могут все, и лишь немногие – обедать. Тот же фаст-фуд сделал этот факт очевидным.
Причем к «избранным» следует относить не людей, способных позволить себе какие-то кулинарные излишества, или прирожденных аристократов. В их число может войти любой, достаточно просто захотеть.
А что касается пропаганды обеденной культуры… Сегодня люди в нашей стране все больше внимания уделяют собственным корням и своей истории. Так что, по-моему, сейчас как раз самое время вспомнить и о столь важном национально-культурном аспекте, как традиции русской трапезы.
– Хотелось бы вспомнить и о другой русской традиции – традиции благотворительности. Ваш ресторан занимается благотворительной деятельностью. С какими сложностями приходится сталкиваться?
– Я бы не сказал, что у меня возникают какие-то сложности. На самом деле, я не очень люблю говорить о собственных успехах на этом поприще, потому что не считаю их чем-то особенным. Мы не участвуем в больших проектах и стараемся их не спонсировать. Я вообще с большой опаской отношусь ко всему, что связано с участием бюрократии, а чем больше проект, тем больше в нем бюрократических проблем и тем труднее понять, на что же именно идут твои средства.
Часто к нам приходят факсы от всяких официальных государственных ведомств с просьбой, а то и просто с требованием поддержать материально, к примеру, благоустройство детского сада. Я смотрю счет, на который надо переводить средства, и вижу, что это реквизиты конторы по «обналичке».
Именно поэтому, я не хочу отправлять свои деньги «в никуда». Гораздо спокойнее видеть какого-то конкретного человека, которому ты можешь помочь. К тому же куда как проще «работать по профилю». Так что наша основная благотворительность – это обеды. Мы делаем то же, что и всегда, просто не берем за это деньги. Вот ветеранов кормили, детишек из интернатов, которые приходили в Исторический музей на экскурсию…
Мы берем то же меню, что и для обычных посетителей, только немного разнообразим. Для стариков стараемся делать блюда, которые легче жевать, для совсем маленьких детишек печем небольшие пирожные.
– …жизнь в самом сердце Москвы, где располагается ваш ресторан. Скажите честно, легко ли здесь быть православным?
– Гораздо легче, чем неверующим. На самом деле, здесь есть один секрет. Христианство – религия, обучающая умению прощать и забывать обиды, а именно это нужно современному горожанину больше всего. Если человек сегодня зациклится на своих обидах и проблемах, он не выберется из них никогда. Только и будет ходить целый день да вспоминать, как ему нахамили в метро, как он ругался с начальством, и прочее…
Представляете, каково помнить об этом все время, постоянно возвращаться к этому в мыслях? Православие учит не задвигать такие воспоминания куда-то на задний план, а полностью изживать их. Ты пропускаешь обиды через себя и сохраняешь свой позитивный настрой, тот самый, без которого сегодня просто не выжить.
Конечно, стать миллионером православному сложно. Человек без принципов может скопить значительно больше материальных средств, но и тут есть целый ряд «но»…
Во-первых, я как православный человек, с детства воспитанный в православной семье и достигший определенного мирского успеха, хочу сказать, что в чисто карьерном смысле работодатель всегда предпочтет взять не просто специалиста, а специалиста с какими-то моральными принципами (а это обязательное качество любого действительно и серьезно верующего человека).
Ну и, во-вторых, деньги – не единственная составляющая успеха.
Здоровье, внутреннее спокойствие, отсутствие проблем в общении… Все это дает чувство комфорта современному человеку. Без этого он просто не сможет радоваться ничему, в том числе и своим накоплениям. Почему-то люди порой считают, что религия обещает какие-то преференции в будущей жизни в обмен на обязательные страдания в этой, но, по-моему, это не так.
Конечно, что-то меняется, и наш мир не похож на тот, который нам предстоит. Но уже здесь верующему человеку легче обрести внутреннее спокойствие, которое особенно нужно большинству современных людей. Спокойствие и радость: от общения с другими людьми, от понимания смысла своего существования и даже… от собственных денег.
Лично мне кажется, что православный человек начинает получать награду за свою веру уже в этой жизни. И это просто прекрасно!
Какой же русский не любит быстрой еды
Н. В. Гоголь. Рисунок художника К. Мазера. 1840 г. Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Академии Наук СССР.
Мертвые души. Том первый
В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, словом, все те, которых называют господами средней руки. В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты», сказал один другому, «вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось в Москву, или не доедет?» — «Доедет», отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» — «В Казань не доедет», отвечал другой. — Этим разговор и кончился. Да еще, когда бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом. Молодой человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и пошел своей дорогой.
Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо. Он выбежал проворно с салфеткой в руке, весь длинный и в длинном демикотонном сюртуке со спинкою чуть не на самом затылке, встряхнул волосами и повел проворно господина вверх по всей деревянной галдарее показывать ниспосланный ему богом покой. — Покой был известного рода; ибо гостиница была тоже известного рода, то-есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устроивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего. Наружный фасад гостиницы отвечал ее внутренности: она была очень длинна, в два этажа; нижний не был выщекатурен и оставался в темнокрасных кирпичиках, еще более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых уже самих по себе; верхний был выкрашен вечною желтою краскою; внизу были лавочки с хомутами, веревками и баранками. В угольной из этих лавочек, или, лучше, в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло два самовара, если б один самовар не был с черною, как смоль, бородою.
Пока приезжий господин осматривал свою комнату, внесены были его пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи, несколько поистасканный, показывавший, что был не в первый раз в дороге. Чемодан внесли кучер Селифан, низенькой человек в тулупчике, и лакей Петрушка, малый лет тридцати, в просторном подержаном сюртуке, как видно с барского плеча, малый немного суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом. Вслед за чемоданом внесен был небольшой ларчик красного дерева, с штучными выкладками из карельской березы, сапожные колодки и завернутая в синюю бумагу жареная курица. Когда всё это было внесено, кучер Селифан отправился на конюшню возиться около лошадей, а лакей Петрушка стал устроиваться в маленькой передней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою шинель и вместе с нею какой-то свой собственный запах, который был сообщен и принесенному вслед за тем мешку с разным лакейским туалетом. В этой конурке он приладил к стене узенькую трехногую кровать, накрыв ее небольшим подобием тюфяка, убитым и плоским, как блин, и, может быть, так же замаслившимся, как блин, который удалось ему вытребовать у хозяина гостиницы.
Покамест слуги управлялись и возились, господин отправился в общую залу. Какие бывают эти общие залы — всякой проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок, та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками; словом, всё то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал. Подобная игра природы, впрочем, случается на разных исторических картинах, неизвестно в какое время, откуда и кем привезенных к нам в Россию, иной раз даже нашими вельможами, любителями искусств, накупившими их в Италии, по совету везших их курьеров. Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку, какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым, наверное не могу сказать, кто делает, бог их знает: я никогда не носил таких косынок. Размотавши косынку, господин велел подать себе обед. Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярку жареную, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам; покамест ему всё это подавалось, и разогретое и просто холодное, он заставил слугу, или полового, рассказывать всякий вздор о том, кто содержал прежде трактир и кто теперь, и много ли дает дохода, и большой ли подлец их хозяин; на что половой по обыкновению отвечал: «О, большой, сударь, мошенник». Как в просвещенной Европе, так и в просвещенной России есть теперь весьма много почтенных людей, которые без того не могут покушать в трактире, чтоб не поговорить с слугою, а иногда даже забавно пошутить над ним. Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, словом — не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках, сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии, повальных горячек, убийственных каких-нибудь лихорадок, оспы и тому подобного, и всё так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство. В приемах своих господин имел что-то солидное и высмаркивался чрезвычайно громко. Неизвестно, как он это делал, но только нос его звучал, как труба. Это, повидимому, совершенно невинное достоинство приобрело, однако ж, ему много уважения со стороны трактирного слуги, так что он всякий раз, когда слышал этот звук, встряхивал волосами, выпрямливался почтительнее и, нагнувши с вышины свою голову, спрашивал: не нужно ли чего? После обеда господин выкушал чашку кофею и сел на диван, подложивши себе за спину подушку, которую в русских трактирах вместо эластической шерсти набивают чем- то чрезвычайно похожим на кирпич и булыжник. Тут начал он зевать и приказал отвести себя в свой нумер, где, прилегши, заснул два часа. Отдохнувши, он написал на лоскутке бумажки, по просьбе трактирного слуги, чин, имя и фамилию, для сообщения, куда следует, в полицию. На бумажке половой, спускаясь с лестницы, прочитал по складам следующее: Коллежский советник Павел Иванович Чичиков, помещик, по своим надобностям. Когда половой всё еще разбирал по складам записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился посмотреть город, которым был, как казалось удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных. Домы были в один, два и полтора этажа, с вечным мезонином, очень красивым, по мнению губернских архитекторов. Местами эти дома казались затерянными среди широкой, как поле, улицы и нескончаемых деревянных заборов; местами сбивались в кучу, и здесь было заметно более движения народа и живописи. Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: «Иностранец Василий Федоров»; где нарисован был билиярт с двумя игроками во фраках, в какие одеваются у нас на театрах гости, входящие в последнем акте на сцену. Игроки были изображены с прицелившимися киями, несколько вывороченными назад руками и косыми ногами, только что сделавшими на воздухе антраша. Под всем этим было написано: «И вот заведение». Кое-где просто на улице стояли столы с орехами, мылом и пряниками, похожими на мыло; где харчевня с нарисованною толстою рыбою и воткнутою внес вилкою. Чаще же всего заметно было потемневших двуглавых государственных орлов, которые теперь уже заменены лаконическою надписью: «Питейный дом». Мостовая везде была плоховата. Он заглянул и в городской сад, который состоял из тоненьких дерев, дурно принявшихся, с подпорками внизу в виде треугольников, очень красиво выкрашенных зеленою масляною краскою. Впрочем, хотя эти деревца были не выше тростника, о них было сказано в газетах при описании иллюминации, что город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день, и что при этом было очень умилительно глядеть, как сердца граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику. Расспросивши подробно буточника, куда можно пройти ближе, если понадобится к собору, к присутственным местам, к губернатору, он отправился взглянуть на реку, протекавшую посредине города, дорогою оторвал прибитую к столбу афишу с тем, чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и, еще раз окинувши всё глазами, как бы с тем, чтобы хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо в свой нумер, поддерживаемый слегка на лестнице трактирным слугою. Накушавшись чаю, он уселся перед столом, велел подать себе свечу, вынул из кармана афишу, поднес ее к свече и стал читать, прищуря немного правый глаз. Впрочем, замечательного немного было в афишке: давалась драма г. Коцебу, в которой Ролла играл г. Поплёвин, Кору — девица Зяблова, прочие лица были и того менее замечательны; однако же он прочел их всех, добрался даже до цены партера и узнал, что афиша была напечатана в типографии губернского правления, потом переворотил на другую сторону узнать, нет ли и там чего-нибудь, но, не нашедши ничего, протер глаза, свернул опрятно и положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать всё, что ни попадалось. День, кажется, был заключен порцией холодной телятины, бутылкою кислых щей и крепким сном во всю насосную завертку, как выражаются в иных местах обширного русского государства.