как только яйца явилась да собственной персоны
Не яйца красят человека, а человек яйца
«Не яйца красят человека, а человек яйца»
(Пасхальное наблюдение)
В 1583 году в Римско-католической Церкви папа Григорий XIII ввел новую Пасхалию, названную григорианской. Вследствие этого изменился и весь календарь. В ответ на это было принято Определение Константинопольского Собора 1583 года, которое гласит: «Кто следует григорианской Пасхалии безбожных астрономов да будет анафема — отлучить от Церкви и собрания верных».
Различны у иудеев, католиков и православных христиан не только даты пасхи, но и пасхальные традиции. Так, у евреев на время праздника действует запрет на пищу, приготовленную в результате брожения (хамец — «квасное»). Главное событие праздника — седер, пасхальный вечер. Именно седером была Тайная вечеря.
У православных христиан одним из традиционных пасхальных угощений стали крашеные яйца. В католической традиции крашеные яйца тоже распространены. Правда, в цивилизованных странах обычные яйца носят петухи и кролики. А пасхальные несут только курицы. Почувствуйте разницу.
Посмотрите на яйцо. Оно ниспровергает все богословские школы и все религиозные учения на свете,- говорил Дени Дидро. А если оно страусовое? Мастер-класс по росписи строфокамиловых (страусовых) пасхальных яиц — это что-то. Диаметр яиц — больше 20 сантиметров, вес более килограмма, омлета из него хватит на 10 персон — гурманов и гурманок. Потребуется 40 минут, чтобы вкрутую сварить его на завтрак.
На страусовом яйце есть где пирсингом размахнуться! По сравнению, например, с куриным яичком здесь не только размах, но и раздолье. Много всего интересного можно изобразить. Потом для монастырского музея как живописная клинопись по живому яйцу останется. Потомки спасибо скажут. Священнослужители ничего не имеют против страусовых яиц и готовы освятить такие «писанки» в храме.
Согласно преданию первое пасхальное яйцо Святая Мария Магдалина преподнесла римскому императору Тиберию. Выбор яйца, как подарка, был обусловлен бедностью Марии, которая, однако, не захотела явиться с пустыми руками. Цвет же яйца был призван привлечь внимание императора. Когда Мария объявила о Воскресении Христа, видимо политически ангажированный император сказал, что это так же невозможно, как и то, что куриное яйцо может стать красным.
Интересное келейно-партийное убеждение, не правда ли? Спрашивается, а почему белыми и коричневыми яйцами быть можно, а красными нельзя? Почему малограмотным попам чудеса трихлор-фторметаном творить можно, а ученым чудо благодатного огня объяснять нельзя?
Теперь в обрядовых традициях яйца — это наше всё. В зависимости от фазы Луны, вероисповедания и достатка, яйца в обрядовой культуре стали источником жизни и смерти, бравады и снисхождения. А не только атрибутом внебрачного непорочного зачатия на стороне. Не потому молодым в опочивальню подавали яичницу из одного яйца, что пары было жалко. А потому, что иногда и одного яйца много. Выходит, что зря говорят о страусовом яйце как о «мании величия».
Верующий народ, в основном, безграмотный. Поэтому даже срамным причиндалам молится. А на самом деле яйца, окрашенные в один цвет, когда-то именовались «крашенками». Это самый простой и общедоступный способ окрашивания яиц. «Писанки» — более сложный и менее гуманный способ рукоблудного искусства раскрашивания. Не всякий фанат пасхального пирсинга такое выдержит. Такое только «тертый» пасхальный кулич выдержать может.
Только представьте себе священный ритуал «писанки» на яйцах. На холодное яйцо горячим воском при помощи стального перышка наносят узор. После нанесения узора яйца окунают в разведённую холодную краску. После нанесения краски кипящим воском вновь наносят узор и опять окунают яйца в холодную краску. После окончательного нанесения узоров застывший воск над пламенем свечи или газовой зажигалкой «вытапливают» с живого яйца. Жуткая картина.
Правда, еще древние египтяне и язычники расписыванию яиц татуировками посвящали всё свободное от охоты на мамонтов время. Теперь пасхальным пирсингом занимаются все, кому не лень — благоверные христиане, мусульмане, иудеи, буддисты и даже беспартийные. То есть, все кому делать нечего, а работать неохота.
За этим сомнительным занятием они проводят и весь вечер Великого Четверга. И уколовшись пирсингом на яйцах, в Страстную Пятницу пекут куличи, чтобы в ночь с Великой Субботы на Воскресение освятить в Храме свое рукоблудное изваяние.
Прикрыв яйца пасхальными брюками, рукоблуды приходят в Храм. А там — слава Богу! — пасхальная акция: оскопляют пару краснокожих яиц по цене одного бледнолицего. Петухам, евнухам и геям пасхальные причиндалы окрашивают цветом голубых вожделений.
Тут же, на глазах у паствы, предприимчивые спекулянты и народные умельцы за аукционные полцены делают пирсинг на фальшивых яйцах Фаберже. Богохульники! Креста на их нет. С точки зрения эстетических рукоблудов, такие яйца даже выеденного не стоят. Разве что только в синагоге, где кошерное яйцо стоит дороже самого Фаберже вместе со своими размалеванными причиндалами.
Не всякий верующий Магдалине на слово разбирается в такой сложной религиозной науке как яйцеведение. У нас всякий, на слово верующий Фоме, знает, что курицы яйца несут, а петухи — носят. Вот и вся разница. Казалось бы, куда проще. Но иная слепота куриная даже Гамбургского петуха от Курочки Рябы отличить не может. И по невежеству своему хватает за яйца курочек. Темнота!
Петушиные яйца на освящение не носят. Благонравное — только из морали «общака». У нас всё, что в натуре, то и диетическое. Любопытно, а куриные мозги появились от курицы или сами вылупились из яйца?
Каждому нравится своё увлечение. «Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из его уст» (Мф.15:11). Кто-то освящает вербу, другие без ума от тертых куличей, а кто-то обожает пирсинг на яйцах. Кто во что горазд, тот тем на Песах и выпендривается. Одни приспособились красить яйца дверью, а другие наловчились украшать причиндалы словесной шелухой. И в этом кроется глубокий смысл ритуала — в шелухе словесной яйца красненьким словом окропить. До посинения.
Освященному яйцу даже безмозглые курицы молятся. Но в соответствии с Седьмым апостольским правилом в православном светском обществе яйца не красят. Если они целомудренные, то на Песах сами собой покраснеют. От неловкости, стыда и смущения.
Кошерные яйца и тут о себе на уме — воображают, что они умнее курицы. Страусовые яйца тоже хороши — бравируют тем, что они больше бройлерных. А если по совести, то красить страусовые яйца — это мания величия. Не яйца красят человека, а человек — яйца. И никакого кощунства. Пусть не молитва, зато как на духу.
Как только яйца явилась да собственной персоны
«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и предобрый тот корень, от которого
Так начинает свой рассказ летописец, и затем, сказав несколько слов в похвалу своей скромности, продолжает.
Был, говорит он, в древности народ, головотяпами именуемый, и жил он далеко на севере, там, где греческие и римские историки и географы предполагасуществование Гиперборейского моря. Головотяпами же прозывались эти люди оттого, что имели привычку «тяпать» головами обо все, что бы ни встретилось на пути. Стена попадется — об стену тяпают; богу молиться начнут — об пол тяпают. По соседству с головотяпами жило множество независимых племен, но только замечательнейшие из них поименованы летописцем, а именно: моржееды, лукоеды, гущееды, клюковники, куралесы, вертячие бобы, лягушечники, лапотники, чернонёбые, долбежники, проломленные головы, слепороды, губошлепы, вислоухие, кособрюхие, ряпушники, заугольники, крошевники и рукосуи. Ни вероисповедания, ни образа правления эти племена не имели, заменяя все сие тем, что постоянно враждовали между собою. Заключали союзы, объявляли войны, мирились, клялись друг другу в дружбе и верности, когда же лгали, то прибавляли «да будет мне стыдно», и были наперед уверены, что «стыд глаза не выест». Таким образом взаимно разорили они свои земли, взаимно надругались над своими женами и девами и в то же время гордились тем, что радушны и гостеприимны. Но когда дошли до того, что ободрали на лепешки кору с последней сосны, когда не стало ни жен, ни дев, и нечем было «людской завод» продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум. Поняли, что кому-нибудь да надо верх взять, и послали сказать соседям: будем друг с дружкой до тех пор головами тяпаться, пока кто кого перетяпает. «Хитро это они сделали, — говорит летописец, — знали, что головы у них на плечах растут крепкие — вот и предложили». И действительно, как только простодушные соседи согласились на коварное предложение, так сейчас же головотяпы их всех, с божьею помощью, перетяпали. Первые уступили слепороды и рукосуи; больше других держались гущееды, ряпушники и кособрюхие. Чтобы одолеть последних, вынуждены были даже прибегнуть к хитрости. А именно: в день битвы, когда обе стороны встали друг против друга стеной, головотяпы, неуверенные в успешном исходе своего дела, прибегли к колдовству: пустили на
1 Очевидно, летописец подражает здесь «Слову о полку Игореве»: «Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашеся мыслью по древу, серым вълком по земли, шизым орлом под облакы». И далее: «о, Бояне! соловию старого времени! Абы ты сии пълки ущекотал» и т. д. — Изд.
кособрюхих солнышко. Солнышко-то и само по себе так стояло, что должно было светить кособрюхим в глаза, но головотяпы, чтобы придать этому делу вид колдовства, стали махать в сторону кособрюхих шапками: вот, дескать, мы каковы, и солнышко заодно с нами. Однако кособрюхие не сразу испугались, а сначала тоже догадались: высыпали из мешков толокно и стали ловить солнышко мешками. Но изловить не изловили, и только тогда, увидев, что правда на стороне головотяпов, принесли повинную.
Собрав воедино куралесов, гущеедов и прочие племена, головотяпы начали устраиваться внутри, с очевидною целью добиться какого-нибудь порядка. Истории этого устройства летописец подробно не излагает, а приводит из нее лишь отдельные эпизоды. Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте утопили, потом свинью за бобра купили, да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец, утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Но ничего не вышло. Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели, в которых кашу варили, сгорели вместе с кашею. А рознь да галденье пошли пуще прежнего: опять стали взаимно друг у друга земли разорять, жен в плен уводить, над девами ругаться. Нет порядку, да и полно. Попробовали снова головами тяпаться, но и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе князя.
— Он нам все мигом предоставит, — говорил старец Добромысл, — он и солдатов у нас наделает, и острог, какой следовает, выстроит! Айда̀, ребята!
Искали, искали они князя и чуть-чуть в трех соснах не заблудилися, да спасибо случился тут пошехонец-слепород, который эти три сосны как свои пять пальцев знал. Он вывел их на торную дорогу и привел прямо к князю на двор.
— Кто вы такие? и зачем ко мне пожаловали? — вопросил князъ посланных.
— Мы головотяпы! нет нас в свете народа мудрее и храбрее! Мы даже кособрюхих и тех шапками закидали! — хвастали головотяпы.
— А что вы еще сделали?
— Да вот комара за семь верст ловили, — начали было головотяпы, и вдруг им сделалось так смешно, так смешно. Посмотрели они друг на дружку и прыснули.
— А ведь это ты, Пётра, комара-то ловить ходил! — насмехался Ивашка.
— Нет, не я! у тебя он и на носу-то сидел!
Тогда князь, видя, что они и здесь, перед лицом его, своей розни не покидают, сильно распалился и начал учить их жезлом.
— Глупые вы, глупые! — сказал он, — не головотяпами следует вам, по делам вашим, называться, а глуповцами! Не хочу я володеть глупыми! а ищите такого князя, какого нет в свете глупее — и тот будет володеть вами.
Сказавши это, еще маленько поучил жезлом и отослал головотяпов от себя с честию.
Задумались головотяпы над словами князя; всю дорогу шли и все думали.
— За что он нас раскастил? — говорили одни, — мы к нему всей душой, а он послал нас искать князя глупого!
Но в то же время выискались и другие, которые ничего обидного в словах князя не видели.
— Что же! — возражали они, — нам глупый-то князь, пожалуй, еще лучше будет! Сейчас мы ему коврижку в руки: жуй, а нас не замай!
— И то правда, — согласились прочие.
Воротились добры молодцы домой, но сначала решили опять попробовать устроиться сами собою. Петуха на канате кормили, чтоб не убежал, божку съели. Однако толку все не было. Думали-думали и пошли искать глупого князя.
Шли они по ровному месту три года и три дня, и всё никуда прийти не могли. Наконец, однако, дошли до болота. Видят, стоит на краю болота чухломец-рукосуй, рукавицы торчат за поясом, а он других ищет.
— Не знаешь ли, любезный рукосуюшко, где бы нам такого князя сыскать, чтобы не было его в свете глупее? — взмолились головотяпы.
— Знаю, есть такой, — отвечал рукосуй, — вот идите прямо через болото, как раз тут.
Бросились они все разом в болото, и больше половины их тут потопло («Многие за землю свою поревновали», говорит летописец); наконец вылезли из трясины и видят: на другом краю болотины, прямо перед ними, сидит сам князь — да глупый-преглупый! Сидит и ест пряники писаные.
Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего и желать нам не надо!
— Кто вы такие? и зачем ко мне пожаловали? — молвил князь, жуя пряники.
— Мы головотяпы! нет нас народа мудрее и храбрее! Мы гущеедов — и тех победили! — хвастались головотяпы.
— Что же вы еще сделали?
— Мы щуку с яиц согнали, мы Волгу толокном замесили. — начали было перечислять головотяпы, но князь не за хотел и слушать их.
— Я уж на что глуп, — сказал он, — а вы еще глупее меня! Разве щука сидит на яйцах? или можно разве вольную реку толокном месить? Нет, не головотяпами следует вам называться, а глуповцами! Не хочу я володеть вами, а ищите вы себе такого князя, какого нет в свете глупее, — и тот будет володеть вами!
И, наказав жезлом, отпустил с честию.
Задумались головотяпы: надул курицын сын рукосуй! Сказывал, нет этого князя глупее — ан он умный! Однако воротились домой и опять стали сами собой устраиваться. Под дождем онучи сушили, на сосну Москву смотреть лазили. И все нет как нет порядку, да и полно. Тогда надоумил всех Пётра Комар.
— Есть у меня, — сказал он, — друг-приятель, по прозванью вор-новото́р, уж если экая выжига князя не сыщет, так судите вы меня судом милостивым, рубите с плеч мою голову бесталанную!
С таким убеждением высказал он это, что головотяпы послушались и призвали новото́ра-вора. Долго он торговался с ними, просил за розыск алтын да деньгу, головотяпы же давали грош да животы свои в придачу. Наконец, однако, кое-как сладились и пошли искать князя.
— Ты нам такого ищи, чтоб немудрый был! — говорили головотяпы новотору-вору, — на что нам мудрого-то, ну его к ляду!
И повел их вор-новотор сначала все ельничком да березничком, потом чащей дремучею, потом перелесочком, да и вывел прямо на поляночку, а посередь той поляночки князь сидит.
Как взглянули головотяпы на князя, так и обмерли. Сидит, это, перед ними князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает. Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит, что ни махнет сабелькой, то голова с плеч долой. А вор-новотор, сделавши такое пакостное дело, стоит, брюхо поглаживает да в бороду усмехается.
— Что ты! с ума, никак, спятил! пойдет ли этот к нам? во сто раз глупее были, — и те не пошли! — напустились головотяпы на новотора-вора.
— Ни́што! обладим! — молвил вор-новотор, — дай срок, я глаз на глаз с ним слово перемолвлю.
Видят головотяпы, что вор-новотор кругом на кривой их объехал, а на попятный уж не смеют.
— Это, брат, не то, что с «кособрюхими» лбами тяпаться! нет, тут, брат, ответ подай: каков таков человек? какого чину и звания? — гуторят они меж собой.
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
Наконец и для них настал черед встать перед ясные очи его княжеской светлости.
— Что вы за люди? и зачем ко мне пожаловали? — обратился к ним князь.
— Мы головотяпы! нет нас народа храбрее, — начали было головотяпы, но вдруг смутились.
— Слыхал, господа головотяпы! — усмехнулся князь («и таково ласково усмехнулся, словно солнышко просияло!» — замечает летописец), — весьма слыхал! И о том знаю, как вы рака с колокольным звоном встречали — довольно знаю! Об одном не знаю, зачем же ко мне-то вы пожаловали?
— А пришли мы к твоей княжеской светлости вот что объявить: много мы промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений и наругательств делали, а все правды у нас нет. Иди и володей нами!
— А у кого, спрошу вас, вы допрежь сего из князей, братьев моих, с поклоном были?
— А были мы у одного князя глупого, да у другого князя глупого ж — и те володеть нами не похотели!
— Ладно. Володеть вами я желаю, — сказал князь, — а чтоб идти к вам жить — не пойду! Потому вы живете звериным обычаем: с беспробного золота пенки снимаете, снох портите! А вот посылаю к вам, заместо себя, самого этого новотора-вора: пущай он вами дома правит, а я отсель и им и вами помыкать буду!
Понурили головотяпы головы и сказали:
— И будете вы платить мне дани многие, — продолжал
князь, — у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его на̀четверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну — и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
— Так! — отвечали головотяпы.
— И тех из вас, которым ни до чего дела нет, я буду миловать; прочих же всех — казнить.
— Так! — отвечали головотяпы.
— А как не умели вы жить на своей воле и сами, глупые, пожелали себе кабалы, то называться вам впредь не головотяпами, а глуповцами.
— Так! — отвечали головотяпы.
Затем приказал князь обнести послов водкою да одарить по пирогу, да по платку алому, и, обложив данями многими, отпустил от себя с честию.
Шли головотяпы домой и воздыхали. «Воздыхали не ослабляючи, вопияли сильно!» — свидетельствует летописец. «Вот она, княжеская правда какова!» — говорили они. И еще говорили: «Та̀кали мы, та̀кали, да и прота̀кали!» Один же из них, взяв гусли, запел:
Чем далее лилась песня, тем ниже понуривались головы головотяпов. «Были между ними, — говорит летописец, — старики седые и плакали горько, что сладкую волю свою прогуляли; были и молодые, кои той воли едва отведали, но и те тоже плакали. Тут только познали все, какова такова прекрасная воля есть». Когда же раздались заключительные стихи песни:
то все пали ниц и зарыдали.
Но драма уже совершилась бесповоротно. Прибывши домой, головотяпы немедленно выбрали болотину и, заложив на ней город, назвали Глуповым, а себя по тому городу глуповцами. «Так и процвела сия древняя отрасль», — прибавляет летописец.
Но вору-новотору эта покорность была не по нраву. Ему нужны были бунты, ибо усмирением их он надеялся и милость князя себе снискать, и собрать хабару с бунтующих. И начал
он донимать глуповцев всякими неправдами, и действительно, не в долгом времени возжег бунты. Взбунтовались сперва заугольники, а потом сычужники. Вор-новотор ходил на них с пушечным снарядом, палил неослабляючи и, перепалив всех, заключил мир, то есть у заугольников ел палтусину, у сычужников — сычуги. И получил от князя похвалу великую. Вскоре, однако, он до того проворовался, что слухи об его несытом воровстве дошли даже до князя. Распалился князь крепко и послал неверному рабу петлю. Но новотор, как сущий вор, и тут извернулся: предварил казнь тем, что, не выждав петли, зарезался огурцом.
После новотора-вора пришел «заместь князя» одоевец, тот самый, который «на грош постных яиц купил». Но и он догадался, что без бунтов ему не жизнь, и тоже стал донимать. Поднялись кособрюхие, калашники, соломатники — все отстаивали старину да права свои. Одоевец пошел против бунтовщиков, и тоже начал неослабно палить, но, должно быть, палил зря, потому что бунтовщики не только не смирялись, но увлекли за собой чернонёбых и губошлепов. Услыхал князь бестолковую пальбу бестолкового одоевца и долго терпел, но напоследок не стерпел: вышел против бунтовщиков собственною персоною и, перепалив всех до единого, возвратился восвояси.
— Посылал я сущего вора — оказался вор, — печаловался при этом князь, — посылал одоевца по прозванию «продай на грош постных яиц» — и тот оказался вор же. Кого пошлю ныне?
Долго раздумывал он, кому из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу ли — на том основании, что «Орел да Кромы — первые воры» — или шуянину, на том основании, что он «в Питере бывал, на полу сыпа́л, и тут не упал», но, наконец, предпочел орловца, потому что он принадлежал к древнему роду «Проломленных Голов». Но едва прибыл орловец на место, как встали бунтом старичане и, вместо воеводы, встретили с хлебом с солью петуха. Поехал к ним орловец, надеясь в Старице стерлядями полакомиться, но нашел, что там «только грязи довольно». Тогда он Старицу сжег, а жен и дев старицких отдал самому себе на поругание. «Князь же, уведав о том, урезал ему язык».
Затем князь еще раз попробовал послать «вора попроще», и в этих соображениях выбрал калязинца, который «свинью за бобра купил», но этот оказался еше пущим вором, нежели новотор и орловец. Взбунтовал семендяевцев и заозерцев и «убив их, сжег».
Тогда князь выпучил глаза и воскликнул:
— Несть глупости горшия, яко глупость!
И прибых собственною персоною в Глупов и возопи:
С этим словом начались исторические времена.
Здравствуйте, уважаемые авторы.
На конкурс принято 34 стихотворения, значит, у каждого по 34 балла. Эти баллы (34!! не больше и не меньше) надо распределить между 34 стихотворениями, но не более 5 баллов за одно стихотворение.
ВНИМАНИЕ. Предлагаю понравившимся вам стихотворениям (до трёх!) за интересную необычную идею присуждать КРЕАТИВ. Стихотворение, набравшее больше всего креативов, получит приз!
Любой участник может установить свой собственный приз зрительских симпатий любому понравившемуся стихотворению.
За свои стихи голосовать нельзя. Голосуют все желающие. Для участников конкурса голосование обязательно, непроголосовавший участник лишается трёх баллов от итогового количества.
Свои шорт-листы с баллами располагаем в рецензиях.
Голосование закончится в субботу, 11 мая в 20-00 по московскому времени. Не пропустите подведение итогов.
После подведения итогов стартует новая тема!
А это наши произведения:
Я в яйцах чётко разбираюсь –
Вкрутую, всмятку ли, омлет…
Но всё ж вкусней, я вам ручаюсь,
Яиц кеты, лососи – нет!
Кто первым – курица, яйцо ли
Когда-то вырвались на волю?
Яйцо! Я говорю опять!
И век мне воли не видать!
Вот говорят: вначале было слово,
Но слово — золото, и, стало быть, яйцо
Себя в себе рождать опять готово,
В боку рисуя новое лицо.
Разбита скорлупа, и птенчик новый,
Склевав свой домик, в мир большой взошел,
Чтоб выкрикнуть: вначале было слово,
И слово — золото, как меньшее из зол…
Похвасталась Яичница однажды,
На белом блюде развалившись важно:
«Учти, я – главный завтрак человека
С былых времён до окончанья века»
Яйцо ответило: «Не очень-то хвались –
Не из тебя, а из меня выходит Жизнь!»
.
Жаль, не было там Рябы при этом разговоре –
Поведала она бы, кто Главный в вечном споре.
Росой намокли травы и крыльцо,
Пропахла ночь черёмухой и мятой.
Висит Луна серебряным яйцом,
А рядом звёзды – жёлтые цыплята.
В такую сонную серебряную тишь
Мне не дают уснуть простые звуки:
Я слушаю, как рядом ты храпишь
Да соловей поёт в любовной муке.
Жить в яйце мне надоело,
Клювом «тук!» его с утра.
Значит, время подоспело
И родился я! Ура!
«Здрасьте!» – пропищал я слабо
Небу, солнцу, ветерку.
Скоро вырасту, как папа, –
Закричу: «Ку-ка-ре-куууу!»
Расскажу про свои пожеланья судьбе
Рыжей кошке, что рядом свернулась калачиком:
Как однажды придёшь – и отдам я тебе
Море нежности, мной до сих пор нерастраченной.
Одиночество брошу на волю ветрам
И забуду в объятьях твоих о «приличности»…
Чтобы кофе тебе подавать по утрам
И, конечно, готовить «глазунью»-яичницу!
Лакомство из детства
КУРОЧКА РЯБА
(Адаптировано для инета)
Затихла мышка, чуть дыша,
Уж мышеловок замкнут круг
И в пятки спряталась душа:
Отныне враг всем, а не друг.
Спеша к подружке на крыльцо,
Мышь через стол бежавши вкось
Златое кокнула яйцо.
Вот тут-то всё и началось.
Целый год ждала твоих признаний,
Видит Бог – хочу совсем немного,
Как и все: любви, забот, вниманья…
Видно, нам с тобой не по дороге.
Дорого яичко в день Христовый,
Ложка, милый, дорога к обеду.
Думала, что ты король бубновый –
Оказался рядовым валетом!
Смотри на тело, не смотри
Различие приводит в ужас!
У женщин прелести внутри
А у мужчин они наружу.
На Пасху еду я в Самару,
Командировка типа «блиц».
В вагоне запах перегара,
Вкрутую сваренных яиц.
Стаканов звон. «Христос воскресе!»
И на Руси как повелось,
Народ потом захочет песен,
Начав, понятно, с «Ой, мороз. «
Когда супруг в опочивальне
Застал нас в полном неглиже,
То всё закончилось фатально
Для двух изделий Фаберже.
Он их разбил, махнув ногою,
На сотню маленьких частиц…
Вот так погибла под тахтою
Моя коллекция яиц.
Если бросить яйца в воду, обязательно всплывут.
Потому на флот подводный мужиков одних берут.
Парадокс «Курица или Яйцо»
Лакомство из детства.
На уроке рисованья
Озадачен пятый класс:
Нам учитель дал заданье
Рисовать яйцо анфас.
Мы в руках яйцо вертели,
Где тут профиль, где анфас.
-Блин, так первое ж апреля-
Разыграл учитель нас.
Жизнь начинается с яйца!
Ты люмпен или благородный
владелец стильного дворца,
бретёр или художник модный,
старик в предчувствии конца,
да будь вообще ты кем угодно,
но чутким замыслом Творца
яйцом ты был внутриутробно!
Фаберже вы мои, фаберже,
Оттого ль, что для нас вы бесценны,
Бережём мы вас так вдохновенно
От опасных судьбы виражей?
Фаберже вы мои, фаберже,
Нашим женщинам, в общем-то, тоже
Мало что есть на свете дороже
Вас, в особенности – неглиже.
Весь медовый месяц мужу
Глазунью делала на ужин,
На завтрак стряпала омлет,
А яйца всмятку на обед,
Я, мам к нему, как к человеку,-
А он вчера закукарекал!
Ударит время в склянки
Ну, вот… опять облом…
Хвост серенькой беглянки
Исчезнет под столом.
Сверкнут упав скорлупки.
Прервётся сказки нить
Яичницей в желудке,
Чтоб жизнь на миг продлить.
В жигулях сосед Васятка
Вез яичек три десятка.
Да не в яйцах, в общем дело,
Дело к вечеру, темнело.
-Нам, Василий, по пути,-
Просит Коля подвезти.
И всем задом на сиденье.
Вот и всё стихотворенье?
Хоть яйца Фаберже красивы,
но пользы в этом, в общем, нет,
а мне с утра подарит силы
вкуснейший жареный омлет!
Воскресным днем, как ротозеи
На Фаберже глядим в музее…
«Ab ovo». Верно! Сердце тает!
Но… Все ж чего-то не хватает…
Бабка с дедкой измучились шибко,
Чтоб яичницу сделать скорее
И яичко без помощи мышки
Молотком раздолбали уже.