боже мой боже почему меня оставил
Евангелие по Матфею 27:46
Толкования:
Блаж. Иероним Стридонский
А около часа девятого Иисус воскликнул громким голосом: Ели, Ели! ламма савахфани, что значит: Боже Мой, Боже Мой! зачем Ты Меня оставил
Блаж. Феофилакт Болгарский
а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил
Евфимий Зигабен
О девятем же часе возопи Иисус гласом велиим, глаголя: Или, Или, лама савахфани; еже есть, Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил
Это изречение Давида. Признес по-еврейски, чтобы оно было понятно одним евреям, знающим писания Давида. Марк написал ( 15, 34 ): Елои, Елои. Или значит Боже мой, а Елои – Бог мой. Измученный страданиями от гвоздей. Иисус Христос, как человек, говорит: Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил? Т.е. зачем ты ниспослал Меня, чтобы так страдать. Сказал это, уверяя, что как истинно Он вочеловечился, так и был распят истинно, а не призрачно, как говорили многие из еретиков. Он и не возопил бы так, если бы не чувствовал боли. Можно и иначе сказать: умирая уже за людей, Иисус Христос воскликнул это в лице рода человеческого; в Себе Самом, говорит Григорий Богослов, Он изображает то, что свойственно нам, потому что прежде мы были оставлены и отвергнуты, а потом, т.е. теперь, мы опять приняты и спасены страданиями Иисуса Христа.
Лопухин А.П.
а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил
Ориген
а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил
Прп. Иустин (Попович)
а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил
См. также Толкование на Мф. 27:45
Свт. Иларий Пиктавийский
а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил
Свт. Иоанн Златоуст
а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил
Троицкие листки
Ст. 46-50 а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он. И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить; а другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его. Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух
Божественный Страдалец, вероятно, Сам остановился мыслью на этом пророчестве. Чувство силы истощалось в нем вместе с жизнью… Угасающий взор все еще стремился к небу; но оно было мрачно, – ни одного луча света, ни одного утешения… Правосудный Отец как будто оставил Сына, страждущего за грехи людей… мысль эта довершила меру страданий, и без того ужасных; человеческая природа изнемогла»… (Иннокентий, архиеп. Херсонский). А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?… Ответа не было… Он заключался в наших грехах. «Господь, – по замечанию святого Киприана, – для того вопросил Отца, чтобы мы вопросили самих себя и познали грехи свои. Ибо, – продолжает священномученик, – для чего оставлен Господь? Чтобы нам не быть оставленными Богом. Оставлен для искупления нас от грехов и вечной смерти; оставлен для показа величайшей любви к роду человеческому; оставлен для доказательства правосудия и милосердия Божия, для привлечения нашего сердца к Нему, для примера всем страдальцам». «Но Голгофский Страдалец не знал за Собой никакого греха, – говорит Филарет, архиепископ Черниговский. – Никакой праведник не может испытывать такое тяжкое оставление Богом, какое испытывал Он. Всеми, близкими сердцу Его, Он был теперь оставлен. Взор Отца Небесного прежде с любовью покоился на Нем, как исполняющем волю Его, и этот взор любви покоил дух Его. Но вот Он не ощущает и покоющего взора Благости Небесной, остается без всякого утешения, и земного, и Небесного. В саду Гефсиманском говорил Он: Отче! Так называл Он Бога Отцом Своим, Богом благости и любви. Теперь видит в Нем грозного Судию, Который предал Его за грехи всего мира не только во власть безчеловечных врагов, но и всей жестокости душевных мук. В Гефсимании приближение смертной чаши потрясло святую душу Его ужасом: теперь Он уже пьет эту страшную чашу», пьет как Человек и испытывает всю горечь ее, всю тяжесть грехов всего рода человеческого, весь ужас гнева Божия, Страшного Суда правды Божией, карающей грех. «Как в то время, когда скорбел и тосковал, Он показывал в Себе естественно свойственную нам боязнь смерти, так теперь, когда говорит: «для чего Ты Меня оставил?» обнаруживает в Себе естественную нам любовь к жизни. Ибо Он был истинный Человек и подобен нам во всем, кроме греха» (блаж. Феофилакт). Как Человек, погруженный в море скорбей, испытывающий невыносимые муки, Он вопиет к Богу воплем крепким; но Его молитвенное восклицание служит для врагов Его новым поводом к насмешкам: некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он.
Псалтирь 21 псалом
Псалтирь
Новый русский перевод → Толковая Библия Лопухина
«О заступлении утреннем» — (по слав. тексту) понимаемое в буквальном смысле надписание указывает на просительное содержание псалма об «утренней», возможно скорой помощи. Понимают это надписание и в смысле указания на время богослужебного исполнения — утром, чему отвечает и евр. надписание — «при появлении зари». (Есть перевод — «об олени утреннем», т. е., мотив вокального исполнения должен походить на мотив песни, начинающейся словами «утренняя лань»). Давид изображает свое положение безвыходным: он делается предметом насмешки и находится в уничижении (Пс 21_3−9); враги его многочисленны и сильны (Пс 21_13−14); они «лукавы», нечестивы, Давид же одинок (Пс 21_22), так что он считает свою гибель неизбежной и предвидит, как его подвергнут казни через распятие (Пс 21_17−19). В этом псалме Давид нигде не говорит о своей виновности пред Богом, а потому его страдания, при их незаслуженности являются особенно тяжелыми. Такая безвыходность положения Давида относится ко временам Саула, когда он был окружен с одной стороны горами, а с другой пустыней, а навстречу ему шел Саул с войском. Это было в пустыне Маон. Гибель Давида казалась неизбежной, но слух о нападении в это время на южные пределы государства филистимлян (1Цар 23:24−28) побудил Саула выступить на защиту государства, чем и был спасен Давид.
Боже мой! Для чего Ты оставил меня? (2−3). Я все-таки буду взывать к Тебе (4−6). Я в презрении у народа: надо мной все издеваются (7−10). Моя надежда только на Тебя, моего Творца, к которому я привязан с детства. Не удаляйся от меня, но защити от врагов, готовых распять меня, всеми оставленного (11−23). Благословляю Тебя, Господи, за защиту. Пусть восхвалят Его все ищущие Его! Имя Его сделается великим среди всех народов и будет воспето по всему миру (24−32).
Пс 21:2. Боже мой! Боже мой! [внемли мне] для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего.
Давид указывает на безвыходность своего положения в данном случае. По человеческому пониманию и последовательному ходу событий гибель Давида казалась неминуемой, почему у него бывали состояния, когда он видел себя совершенно оставленным Богом, вследствие чего и взывает: «Для чего Ты оставил меня?» Подобное состояние, близкое к отчаянию не было продолжительным. Давид дальше говорит, что «такие слова», слова «вопля», близкого к отчаянию, греховны, так как показывают в человеке колебание веры; вследствие же этого обнаруженного недостатка веры в Бога человек и не заслуживает того спасения, о котором он молит Бога.
Пс 21:3. Боже мой! я вопию днем, — и Ты не внемлешь мне, ночью, — и нет мне успокоения.
Пс 21:4. Но Ты, Святый, живешь среди славословий Израиля.
Пс 21:5. На Тебя уповали отцы наши; уповали, и Ты избавлял их;
Пс 21:6. к Тебе взывали они, и были спасаемы; на Тебя уповали, и не оставались в стыде.
Но такое состояние недостатка веры, как мы сказали, было выражением временного упадка духа от тяжелых условий, в которые был поставлен Давид. Он осуждает себя за это малодушие и вслед за тем молится Богу: я буду взывать к тебе днем и ночью, т. е. постоянно; я это делаю, хотя и не вижу тотчас Твоей помощи («Ты не внемлешь мне») и не считаю такой постоянной и, по-видимому, бесплодной, молитвы — излишней, неразумной. В этом меня убеждает во-первых то, что «Ты, Святый, живешь среди славословий Израиля», т. е., Ты — свят, а потому являешься покровителем и защитником святости, праведности, невинности, вообще, за что Тебе постоянно воздаются от Израиля славословия. Как Святый, Ты не оставишь без защиты и меня невинного. Смысл этих слов тот, что Давид оправдывает неусыпность своей молитвы к Богу и веру в Его защиту незаслуженностью настоящих бедствий и Его правосудием, которое не допустит гибели праведного; во-вторых — историческими фактами из жизни евр. народа: когда последние в бедствиях взывали к Богу, Он оказывал им свою защиту. Такими фактами история евреев переполнена. Слова 2 ст., выражающие в Давиде чувство богооставленности, были буквально впоследствии повторены Иисусом Христом на кресте (Мф 27:46; Мк 15:34). Как и Давидом дальше выражена полная вера в Бога и, следовательно, преданность Его воле, так и Иисус Христос обнаружил ту же покорность на кресте воле Отца, когда Он сказал: «Отче! в руки твои предаю дух Мой» (Лк 23:46).
Пс 21:7. Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе.
Пс 21:8. Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою:
Пс 21:9. «он уповал на Господа; пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему».
Во всем последующем содержании до 24 ст. Давид изображает тяжесть своего положения. Над ним, как противником царя, издеваются; он беззащитен и слаб, как червь, которого легко раздавить. Но беспомощность Давида не только ни в ком не вызывает естественного чувства сострадания, а даже вызывает издевательство над его верой в Бога. Давид подвергался тому же унижению, как Христос, когда, вися на кресте и обратившись к Богу, издал предсмертный вопль: «Или́, Или́! лама́ савахвани?», на что окружавшие его крест отвечали недоверчивым и насмешливым любопытством (Мф 27:41−50).
Пс 21:10. Но Ты извел меня из чрева, вложил в меня упование у грудей матери моей.
Пс 21:11. На Тебя оставлен я от утробы; от чрева матери моей Ты — Бог мой.
В словах этих стихов — объяснение, почему Господь является единственным предметом упования и надежды для Давида. «Ты извел меня из чрева», т. е. я родился по особенному Твоему благоволению; своим рождением, началом жизни я был обязан Тебе; «вложил в меня упование у грудей матери моей» — я воспитывался матерью своей в привязанности к Тебе. Вероятно, мать Давида, когда кормила еще его своей грудью, говорила ему о Боге и вместе с молоком матери он воспринял высокие понятия о Нем, благоговение и преданность Ему. Чем же древнее в человеке известные привязанности, тем они глубже и прочнее; заложенные в Давида еще с детства и укрепившиеся в нем от последующих фактов его жизни, они стали несокрушимым достоянием его духовной жизни и сознания.
Пс 21:12. Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет.
Пс 21:13. Множество тельцов обступили меня; тучные Васанские окружили меня,
Пс 21:14. раскрыли на меня пасть свою, как лев, алчущий добычи и рыкающий.
Пс 21:15. Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей.
Пс 21:16. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной.
Помощь Бога тем для Давида нужнее, чем ближе и грознее опасность. У Давида нет нигде защитника, враги же его так многочисленны и так обеспечены в своем благополучии, как многочисленны и сыты тельцы васанские, вместе с тем они также грозны по отношению к нему, как львы для обыкновенных животных. Васан имел богатые пастбища, а потому преобладающим занятием обитателей его было скотоводство, особенно много было рогатого скота. Силы Давида истощились, пропали, как бесследно поглощается вода, пролитая на сухую землю; «кости в нем», как более твердая часть человеческого организма, а потому — символ его крепости, рассыпались, т. е. настойчивые преследования со стороны Саула, вынуждавшие Давида к постоянному бегству, настолько истощили последнего, что он не находит в себе уже сил продолжать это бегство. «Сердце его» растаяло, как «воск», он потерял мужество при виде безвыходности своего положения, как фигура, сделанная из воска, обращается от действия огня в бесформенную массу; силы его пропали, как высыхает вода в скудельном сосуде, когда его обжигает горшечник; его «язык. прильпнул к гортани», что является показателем истощения его сил. Положение его настолько безвыходно, что он считает себя уже на краю гроба («в персти смертной»).
Пс 21:17. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои.
Пс 21:18. Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище;
Пс 21:19. делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий.
Давид называет своих врагов «псами» и «скопищем злых», указывая тем как на их многочисленность, так и на их нравственное ничтожество. Они лукавы, фальшивы, неспособны действовать во имя какого-либо высшего идеала и правды, но во имя личных выгод, склоняясь в ту сторону, где сила и польза; они также заслуживают презрения, как «псы», собаки, которые считались евреями за животных презираемых.
Опасность Давида так велика, и, по-видимому, гибель его так неизбежна, что он уже представляет себе картину своей казни. Его, как государственного преступника, покушавшегося на царскую власть, как врага государя, должны подвергнуть самой жестокой и позорной казни через распятие на кресте. Давид уже видит, как из раны его течет кровь; на теле его от растяжения мускулов особенно ясно выделились кости, так что их можно пересчитать. Хотя эти страдания от растяжении мускулов ужасны по продолжительности и соединенной с ними боли, враги его смотрели на его страдания с пренебрежением, без сочувствия. Все, что было на нем, его платье — разделили на равные части; «об одежде моей бросают жребий», вероятно — о верхней, о хитоне, которая не шилась, а ткалась цельной и делалась из более тонкого материала. Изображаемые Давидом страдания во всем содержании псалма, особенно в данных стихах, со всей полнотой и точностью исполнились на Христе, о чем свидетельствуют все евангелисты (Мф 27:35; Мк 15:24; Лк 23:34; Ин 19:24). То, что Давид переживал в своем представлении, что было достоянием его мысли, нашло полное, внешне фактическое выражение в действительных страданиях Мессии.
Пс 21:20. Но Ты, Господи, не удаляйся от меня; сила моя! поспеши на помощь мне;
Пс 21:21. избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою;
Пс 21:22. спаси меня от пасти льва и от рогов единорогов, услышав, избавь меня.
Пс 21:23. Буду возвещать имя Твое братьям моим, посреди собрания восхвалять Тебя.
Ввиду неизбежности такой судьбы, если бы враги захватили Давида, последний молит Бога о спасении: «спаси» «от псов одинокую мою» душу, т. е., меня, одинокого, избавь от врагов; «от рогов единорогов» — от рогов единорога, носорога, чем Давид образно рисует силу и жестокость врагов. За свое спасение Давид обещает воспеть Бога «посреди собрания», т. е., всенародно, в поэтических песнях, будет восхвалять Бога, как единственного защитника всякого страждущего праведника.
С 24 ст. содержание псалма изменяется: ранее оно было скорбно-просительное, теперь же — благодарственно-хвалебное. Можно думать, что вторая часть псалма была написана Давидом по окончании гонений.
Пс 21:24. Боящиеся Господа! восхвалите Его. Все семя Иакова! прославь Его. Да благоговеет пред Ним все семя Израиля,
Пс 21:25. ибо Он не презрел и не пренебрег скорби страждущего, не скрыл от него лица Своего, но услышал его, когда сей воззвал к Нему.
Ввиду необычайности бедствий и спасения от них, Давид вместе с собой приглашает славить Бога и всех евреев за то, что Господь услышал молитву «страждущего», ничтожного и слабого по своей силе человека.
Пс 21:26. О Тебе хвала моя в собрании великом; воздам обеты мои пред боящимися Его.
«О Тебе хвала моя в собрании великом». Та защита, которую Господь оказал Давиду, служит источником похвалы Бога пред народным собранием. В этом — исполнение Давидом того обета, который он дал в минуту опасности (23).
Пс 21:27. Да едят бедные и насыщаются; да восхвалят Господа ищущие Его; да живут сердца ваши во веки!
Спасение Давида служит свидетельством, что все убогие найдут защиту в Боге: Он даст им необходимое для жизни, будет их питать всегда, поэтому нужно благоговеть и чтить Его. В этом стихе св. Отцы видят указание на таинство Евхаристии потому, что здесь вкушение какой-то трапезы от Бога своим следствием имеет вечную жизнь, каким свойством обыкновенная пища не может обладать. Под трапезой, поэтому, разумеют не обыкновенную пищу или трапезу, а вкушение Тела и Крови Христовых, дающих достойно вкушающему вечную жизнь.
Пс 21:28. Вспомнят, и обратятся к Господу все концы земли, и поклонятся пред Тобою все племена язычников,
Пс 21:29. ибо Господне есть царство, и Он — Владыка над народами.
Пс 21:30. Будут есть и поклоняться все тучные земли; преклонятся пред Ним все нисходящие в персть и не могущие сохранить жизни своей.
Пс 21:31. Потомство [мое] будет служить Ему, и будет называться Господним вовек:
Пс 21:32. придут и будут возвещать правду Его людям, которые родятся, что́ сотворил Господь.
Давид говорит об обращении к Богу всего мира: вспомнят все народы о той помощи, какую Господь оказывал своим праведникам и будут покланяться Ему, как единому, истинному Богу, что и должно быть, так как ведь только Господу принадлежит вся земля и все народы; признание за Ним языческими народами этого неотъемлемого права Его есть только дело времени. Давид рисует даже картину обращения к Богу всех народов. Когда «все тучные земли», все сильные на земле — правители народов будут поклоняться Ему: будут поклоняться вообще все смертные «нисходящие в персть», будут благоговеть пред Тем, Кому я, говорит Давид, живу душою, привязан всем существом своим. Мое потомство будет служить Господу. Под потомством нельзя разуметь обыкновенное потомство Давида, которое не всегда было верно Богу, но то семя, которое от него произошло по Божественному обетованию, т. е., Мессию. Милости, оказанные Давиду Богом, сохранятся в памяти последующих поколений людей; каждое из них будет прославлять Бога и возвещать о тех делах, которые Он совершил среди людей, защищая праведных и карая нечестивых. Это предсказание Давида уже осуществилось и будет осуществляться: его песни, равно как история жизни евреев и все вообще священные их книги, читались и будут всегда читаться людьми, тем самым передавая знания из рода в род о великих делах Божиих.
В первой части псалма мы уже видели, что все испытанное Давидом во время гонения от Саула нашло полное и точное повторение и выражение в жизни Мессии Христа, а потому эта часть должна быть названа прообразовательной. Во второй же части псалма Давид рисует картину всеобщего обращения к Богу всех народов. Это последнее сделалось возможным только со времен Мессианских, когда проповедь учения Христа распространяется среди всех стран и народов. Как предсказание словом о будущих событиях мессианского периода эта часть псалма является пророческой.
«Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?»
Если бы эти слова произнес я, то меня осудил бы весь мир. Немощь из уст немощного осуждается другими немощными. Но эти слова произнес Ты, Господи. В них – тайна и мудрость святых.
Ты – Божий Сын, нераздельный от Отца, как неразделен от чистейшего Солнца чистейший луч. Ты – Любовь от Любви, Добро от Добра, Вечный от Вечного. Но Ты же – и Сын Человеческий. Тебя нежно нянчила Мама, заботливо пеленала и укладывала в колыбель, счастливым взором проникая в очи Неизреченного. В Тебе не чаяла Она души, радуясь, что Ты стал утешением для миллионов несчастных. И вот, теперь Она смотрит на Тебя, пронзенного гвоздями на Кресте, измученного и еле живого.
Каждое движение – пронизывающая боль, ибо нервы перебиты, всё тело в спазмах и судорогах, грудь охватывает удушье. Внутри – дикая жажда, в голове – тяжесть и боль. И даже чтобы просто вздохнуть, надо опереться на пробитые ноги, цена вдоха – раздирание раны.
Нет, в это невозможно поверить. Ведь Ты воскрешал других. Вот, плачущей наинской вдове, сжалившись, вернул сына – какое же это счастье! Почившую отроковицу восставил живой перед отчаявшимися родителями – и это счастье! А Твой друг Лазарь, вопреки всем законам физики, биологии и паталогической анатомии, воскрес из четверодневного тления – одним лишь Твоим словом! Ты возрождал, вселял в души надежду и радость, при встрече с Тобой самые несчастные искренне улыбались, сияли какой-то новой, невиданной ранее радостью, но вот теперь Ты умираешь в полной скорби и немощи. Неужели же Солнце способно погаснуть?
Ведь Ты воскрешал других. Но вот теперь Ты умираешь в полной скорби и немощи. Неужели же Солнце способно погаснуть?
Мои уши слышат то, во что трудно поверить. Ты, о Ком Сам Отец громогласно изрек: «В Тебе Мое благоволение» (Лк. 3, 22), Ты, просиявший на горе Преображения нетварным Божественным светом, вдруг произносишь страшные для нас слова: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27, 46). Измученный и истощенный, с запекшейся кровью на устах, Ты обращаешься к Отцу, но говоришь о богооставленности.
Из семи фраз, произнесенных Тобой на Кресте, эта фраза – срединная. Три произнес Ты до этих слов, три – после. В центре, как некая кульминация страданий, – выражение богооставленности. Как же хочется, читая Евангелие, проскочить эти слова, как минуем мы своим вниманием всё то, что нам непонятно, неясно. И в крестных словах Твоих мы ищем Твоего царственного величия. Но чудо! Именно в Твоем крайнем смирении нам открываются тайна и таинство – спасения нашего.
Еще мудрый пророк и прозорливый царь Давид предсказал в 21-м псалме это и многое другое относительно Тебя: «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего. Скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои… А они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий» (Пс. 21, 1, 17–19). «Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою: ‟он уповал на Господа; пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему”» (Пс. 21, 8–9).
В мире грешных людей богооставленность – итог богоотчуждения, то есть удаления от Бога. Когда небо затянуто пеленой туч, то нам кажется, что Солнце покинуло нас. Но даже сквозь эту пелену Солнце продолжает хранить нашу жизнь. Бог всегда нас хранит, но как же нам не хватает Его Света, когда мы отгораживаемся от Него тучами своих грехов. И от того переживаем оставленность.
В мире грешных людей богооставленность – итог богоотчуждения, то есть удаления от Бога
Грех оборачивается мукой души. Мы терпим это заслуженно, как грешники, удалившиеся от Небесного Отца. Тайна спасения в том, что Ты, Божий Сын, воспринял на Себя все наши муки, понес по-человечески богооставленность, как итог наших грехов.
Пророк Исаия, созерцая Тебя на Голгофе, предсказывал: «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас» (Ис. 53, 4–6).
И вот оно, таинство Крестной Жертвы. Это – Любовь, воплотившаяся на земле, распятая ради нас. Твои страдания – не просто боль тела, пусть и до неимоверности жуткая. На Кресте Ты страдаешь душою, восприняв муки за наши грехи. Ибо если чаша принята, то выпивается она до дна.
Тайну Твоей Крестной Жертвы, Твоей любви не вместит ни рассудок наш, ни сердце. Нам хочется видеть Тебя могущественным, поражающим всех чудом и знамением, побеждающим врагов, словно отребье. Но самою жизнью Своей Ты нам отвечаешь: «Разве враги преобразятся в друзей, разве ненавидящие станут любящими, а злые – добрыми, если всех уничтожить силою свыше?» И Ты пришел не карать нас, злодеев, а искупить наши грехи Твоей пречистой кровью и показать нам путь преображения.
И вот она, неразрешимая загадка преображения души: языческий сотник, видя Твое смирение в немощи, исповедует Тебя Сыном Божиим. А злодей, распятый рядом с Тобой, не знавший ранее ни стыда, ни совести, вдруг кротко кается, смиренно просит помянуть его во Царствии Твоем. Это ли не начало воскресения? Это ли не восстание из мертвых? Разбойник, умирая телесно, воскресает духовно. Оказывается, немощь крестная хранит в себе силу, смирение – могущество, а кротость – духовную власть.
Оказывается, немощь крестная хранит в себе силу, смирение – могущество, а кротость – духовную власть
На тайну Твоих страданий с изумлением взирало более двенадцати легионов ангелов, но Ты отказался, не стал умолять Отца об их помощи (Мф. 26, 53). В ветхозаветное время один-единственный ангел посек грозным мечом ассирийское войско – 185 тысяч вражеских воинов легли в каменистую землю за стенами Святого города (4 Цар. 19, 35). Ты, выведенный за стены того же города, смиренно отдал Себя в руки злодеев, оставив изумленных ангелов – двенадцать легионов Небесного воинства. Но Твое смирение соделало нас, грешных, общниками Царства ангелов.
Ради нас Ты претерпел богооставленность – и притом остался верен Отцу. Расставаясь с телом, Ты слабеющими устами произносишь: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк. 23, 46). Свою человеческую душу Ты, возлюбленный Божий Сын, предаешь в руки Отца, Того, Который никогда Тебя не оставлял. Ты, как человек, претерпел за наши грехи муку богооставленности. И теперь на земле богооставленности нет, потому что с нами есть Ты, пострадавший, истерзанный, но и воскресший, восставляющий нас, пребывающих в гробах наших грехов, к жизни вечной. «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной» (Пс. 23, 4).
Ты – Пастырь и Агнец, Пастырь, растерзанный козлищами, Агнец, преданный своре волков. Они разрушат храм Твоего тела, – это неизбежно в мире разрушителей, – но в три дня Ты воссоздашь его, чтобы в мире разрушения началось воссоздание.
Да, Солнце способно погаснуть, но только на три часа, во образ трехдневного воскресения, чтобы потом вечно сиять уже новым светом.
Твоему Кресту мы, Господи, предстоим, Твоим страданиям состраждем, дабы и в Воскресении Твоем быть вместе с Тобою! Не зря ведь Ты нам сказал: «Вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас» (Ин. 16, 22). Ты и есть наша Радость, Тебя уже никто не отнимет у нас!
Купить книгу священника Валерия Духанина «Кто мы?» можно здесь: