аудиокнига найди меня мишель найт
MICHAEL NIGHT
Michael Night — англоязычный проект, направленный на освещение положительной стороны Любви, личностного роста, веры в себя, преодоления страхов и других внутренних бесов человека.
Показать полностью. Музыкальное оформление коллектива, названное Майклом “heartcore”, содержит в себе смесь влияний популярных финских рок/метал коллективов, а также ню-метала и металкора.
Волна интереса к коллективу возникла после совместных выступлений, в качестве специальных гостей, на концертах в Москве и Северной Столице, у групп Eluveitie, Bullet For My Valentine, Red, Poets of the Fall, Evanescence, группы HIM в их прощальном туре «Bang And Whimper», и группы The 69 Eyes на их юбилейных гастролей по России и Беларуси в первой половине 2020 года.
MICHAEL NIGHT запись закреплена
Отличных майских праздников, дорогие друзья, и не пропадайте. О следующем релизе будет новость в мае 
She’s gazing in the night
Like a moth into a flame
And waiting for the light to reach your eyes
Longing to find
That the silent battle you disguise
In arbitrary deeds will leave your mind
Tell me I do not know
But I see the emptiness
You once believed is meant to be your home
Cradled inside
Of the doubt their voices left behind
You dream someone will hear you cry
Calling for an angel
Praying for a light
Hoping for a sign that
Time is on your side
Vampire and angel
Let go of the night
And rise above the sun forgotten
So long you’ve tried
When it seems you’re going nowhere
To disguise your dying faith in smiles
Yet every try
Is a sign that somewhere in your heart
You see as I do you are far from done
Wisdom’s the scar from pain
But there comes a time to
Move beyond the hurt and let go of your fear
I give you this song
Through the mist inside
It calls you to reclaim the
Sacred light you are
Calling for an angel
Praying for a light
Hoping for a sign that
Time is on your side
Vampire and angel
Let go of the night
And rise above the sun forgotten
Calling for an angel
Praying for a light
Hoping for a sign that
Time is on your side
Vampire and angel
Let go of the night
And rise above the sun forgotten
Vampire and angel
Vampire and angel
Vampire and angel
Praying for a light
Vampire and angel
Let go of the night
And rise above the sun forgotten
Vampire and angel
Let go of the night
Let go of the night
Она смотрит в ночь
Как мотылёк в пламя
И ждёт, когда свет коснётся твоих глаз
Желая увидеть,
Что тихая борьба, которую ты скрываешь за произвольными поступками,
Покинет твой разум
Говори мне, что я ничего не знаю,
Но я вижу/чувствую ту пустоту,
Что ты когда-то считал, предназначена быть твоим домом
В колыбели сомнений, которые оставили в тебе их голоса,
Ты мечтаешь, что кто-то услышит твой крик/плач
Призывая ангела,
Молясь о свете,
Надеясь на знак того,
Что время на твоей стороне,
Вампир и ангел,
Отпусти ночь
И восстань над забытым солнцем
Ты так долго стараешься скрывать свою умирающую веру за улыбкой,
Когда кажется, что твой путь никуда не ведёт,
Я дарю тебе эту песню
Через туман внутри,
Она призывает тебя
Вновь обрести священный свет, которым ты являешься
Призывая ангела,
Молясь о свете,
Надеясь на знак того,
Что время на твоей стороне,
Вампир и ангел,
Отпусти ночь
И восстань над забытым солнцем
Призывая ангела,
Молясь о свете,
Надеясь на знак того,
Что время на твоей стороне,
Вампир и ангел,
Отпусти ночь
И восстань над забытым солнцем
Вампир и ангел,
Вампир и ангел,
Вампир и ангел,
Молясь о свете,
Вампир и ангел,
Отпусти ночь
И восстань над забытым солнцем
Вампир и ангел,
Отпусти ночь
Отпусти ночь
MICHAEL NIGHT запись закреплена
«Все, что ты переживаешь в данный момент, что бы это ни было, именно то, что тебе нужно для твоего личностного роста. Доверься этому».
— Неизвестно
Всем отличного четверга 
— М х
MICHAEL NIGHT запись закреплена
Похудел… отрастил волосы… возвращаюсь в форму как физически, так и морально
Всем удачной недели, и, пожалуйста, не забывайте быть добрыми к себе 
П.С. Кому бы хотелось быть со мной в ВК чатике и не пропускать новости, забегайте 
https://vk.me/join/AJQ1d4zZnx12Pj6G2/1xi7S1
Аудиокнига найди меня мишель найт
Я не стала закрывать окно и не бросила прощальный взгляд на дом. Я не думала о том, видел ли кто-нибудь, как я удираю. Я уже чувствовала, что моей семье на меня наплевать. Если они и попытаются меня найти и вернуть домой, то это будет, как мне казалось, лишь с одной целью — чтобы я ухаживала за всеми этими детьми.
В темноте я прошагала по нашей улице и свернула в переулок. Я не имела представления, куда иду и что буду делать дальше. По правде говоря, у меня вообще не было никакого плана. Единственное, что я знала, — это что мне надо вырваться из этого дома. Из этой жизни. От этого человека. Холодный ветер сек меня, как тысяча ножей. Но впереди меня ожидал куда более сильный холод.
— Золотко, что ты делаешь здесь без пальто?
Дело было в центральной части Кливленда. Высокий чернокожий человек стоял в лучах недавно взошедшего солнца на пороге баптистской церкви. Я остановилась в нескольких футах на тротуаре и смотрела на него. У него была стрижка в форме треугольника и густые усы. Он широко мне улыбнулся и сделал приглашающий жест в сторону двери.
— Знаешь, тебе лучше зайти внутрь, — сказал он. — Поешь с нами.
С задубевшими от холода руками я подошла к двери. Сразу за ней несколько ступенек вели вниз, в обеденный зал, где уже выстроились в очередь человек двенадцать бездомных. Я пристроилась в конец. Так начался мой День благодарения. Наконец-то я чего-нибудь поем, подумала я.
Я была бездомной уже целую неделю. Уйдя из дома в ту ночь, я пару часов шла куда глаза глядят. Мне хотелось уйти как можно дальше, чтобы не наткнуться случайно на кого-нибудь из соседей или знакомых моих родителей. Наконец я оказалась в маленьком парке и нашла на скамейке оставленную кем-то кипу газет. Я расстелила их под скамейкой и улеглась на них, как на постель. Под голову я положила рюкзак. Мне очень хотелось спать, но, когда у тебя нет крыши над головой, заснуть не получается: все время боишься, что в темноте сзади может кто-нибудь подкрасться и ограбить тебя или ударить ножом. В ту ночь мне пару раз удавалось задремать, но каждый раз, как я слышала шум проезжающей машины или шуршание крысы, роющейся в урне, глаза у меня тут же открывались.
Когда вставало солнце, я по большей части бродила по улицам — впрочем, как и весь остаток дня. Я низко опускала голову и старалась ни на кого не смотреть. Мне не хотелось, чтобы какая-нибудь старушка остановила меня и вызвала полицию, подумав, что мне восемь лет! В этом минус маленького роста: не важно, сколько тебе на самом деле, люди думают, что ты ребенок. И в пятнадцать лет я по-прежнему была ребенком. Просто чувствовала, что не могу вернуться домой.
Проведя под скамейкой еще три ночи, я поняла, что пора найти место потеплее или я очень скоро отморожу себе задницу. Чтобы как-то защититься от холода, я натягивала на себя всю одежду из рюкзака и укутывала плечи тонким флисовым одеялом. Но холод все равно проникал сквозь все эти слои. Еще мне было очень страшно спать одной в парке — просто до смерти, поэтому, крепко зажав в руке свою биту, я бродила по улицам в поисках места, где можно было бы как-то устроиться. Вот так я и нашла мост.
Вообще-то это был не совсем мост — скорее путепровод над шоссе. Собственно говоря, чтобы под него залезть, мне пришлось съехать по крутому травянистому склону небольшого холма. Как только я туда спустилась, я сразу поняла, что это именно то, что я искала. Место уединенное. Копов нет. И нет других бездомных людей. Всякий раз, когда по шоссе надо мной проносилась машина, путепровод сотрясался. Тем лучше, решила я, сообразив, что громкий звук автомобильных моторов будет гасить любой шум, который я произведу.
Ближе к вечеру я положила рюкзак и биту на короткий ряд кирпичей и заснула. Я проспала целых пять часов. Да, девушке опасно спать под мостом, но это намного безопаснее, чем спать под скамьей в парке! К тому же, когда приходится ложиться в постель с извращенцем, ни о каком ощущении безопасности не может быть и речи. Я надеялась, что мост находится за чертой города, но при этом знала, что он не так уж и далеко от того места, где живут мои родители. Кажется, отец когда-то возил нас по этой дороге. И все же я надеялась, что нахожусь достаточно далеко и никто меня не найдет.
Проснувшись в тот вечер, я стала искать что-нибудь еще, что можно было бы использовать для самообороны. На заднем дворе одного из домов стоял громадный пластиковый мусорный бак с крышкой. Черт, вот оно! Свет в окнах не горел, так что я решила попытать удачи, решив, что дома никого нет. Я перевернула бак, чтобы высыпать мусор, и перетащила его со двора на тротуар. Высотой бак был почти с меня, и я еле его подняла. Мне приходилось быть очень осторожной, чтобы не зашуметь и не разбудить всю округу. Наконец я перетащила бак на травянистый холм, спустила его вниз по склону и следила за ним, пока он не остановился, а потом сползла вниз вслед за ним.
В ту же ночь я превратила этот бак в свою спальню. Я оставила его лежать на боку, чтобы в него было легко забраться, и, оказавшись внутри, накрылась одеялом, только ступни торчали наружу. В баке мне стало немного теплее, но все равно было холодно. У меня стучали зубы и урчало в животе. Я спрашивала себя, как там Эдди и Фредди, которых я оставила в последнем доме, куда мы переехали. Кто о них заботится? Кто следит за тем, чтобы Мики искупали и накормили?
Чтобы отвлечься, я вытащила из рюкзака блокнот и карандаш. В кромешной тьме, поднеся бумагу близко к лицу, я нарисовала то, что всегда любила рисовать, — бабочку, или по крайней мере мне так казалось. Когда на следующее утро я взглянула на страницу, изображение на ней не имело ничего общего с бабочкой — просто каракули двухлетнего ребенка.
Когда наступил День благодарения, я умирала от голода. Кроме сэндвича с индейкой, который я стянула из продовольственного магазина двумя днями раньше, и нескольких кусочков еды, которые находила там и сям, я не съела ни крошки. По правде сказать, я и забыла о Дне благодарения: когда живешь на улице, как-то теряешь счет времени. К тому же у меня не было календаря, да и часов тоже. Так или иначе, в то утро мне случилось проходить мимо баптистской церкви. От аппетитного запаха, доносящегося из открытой двери, у меня потекли слюнки. Вот почему я остановилась.
— Как тебя зовут, золотко? — спросил высокий чернокожий человек, спустившись со мной по лестнице в церковную столовую.
Я не смотрела ему в глаза, потому что стеснялась своего жуткого запаха. Я не мылась с тех пор, как ушла из дома семь дней назад. Мои каштановые, длиной до плеч волосы свалялись с одной стороны, а с другой торчали во все стороны. Черная футболка была покрыта пушинками и перхотью.
— Знаешь что? — сказал он. — У меня, кажется, есть куртка, которая тебе подойдет. После того как ты поешь, пойдем со мной и посмотрим.
— Спасибо, — поблагодарила я и на секунду перевела на него взгляд. С минуту я задавалась вопросом, почему он так добр ко мне, но потом решила, что он просто дружелюбный набожный человек.
Я принялась уплетать еду за обе щеки. Хрустящая жареная курица была такой вкусной, что просто таяла во рту. Я уминала картофельное пюре с подливой, гарнир из овощей с клюквенным соусом. Я решила, что умерла и попала в рай, когда попробовала запеченные макароны с сыром, капусту и кукурузу. И бисквиты! Я, должно быть, проглотила их штук пять-шесть. По какой-то неясной причине на столе не было индейки, но мне было плевать. Я столько съела, что пришлось расстегнуть верхнюю пуговицу джинсов. Едва очистив одну тарелку, я вернулась за следующей порцией. Потом за третьей. Я не хотела казаться жадной, но не знала, когда мне доведется поесть в следующий раз. И все было такое вкусное! Наверное, это была лучшая еда, какую я ела в жизни.
Когда я запихивала в себя еще один бисквит, ко мне подошел человек с треугольной стрижкой.
— Мне говорят, что из-за моих волос я выгляжу, как Арсенио Холл [Американский актер кино и телевидения, комик, ведущий собственного телешоу под названием «Шоу Арсенио Холла».], — пошутил он. — Как, по-твоему, похож я на Арсенио?
Я улыбнулась, кивнула и откусила еще кусок.
— Не торопись, милая, — сказал он. — Если ты будешь есть так быстро, тебе станет плохо.
Я хихикнула с набитым ртом.
Когда обед закончился, Арсенио сдержал свое обещание: он пошел к контейнеру с подержанными вещами и вытащил из него оранжевый пуховик с капюшоном. Пуховик был велик мне по крайней мере на три размера и свисал ниже колен. Но, когда я взяла его в руки, у меня было такое ощущение, словно мне вручили чек на миллион баксов. До чего здорово было возвращаться к мосту в теплой одежде! И с полным желудком! И с маленькой надеждой, что все эти сказки про Бога, возможно, не полная чушь.
Аудиокнига найди меня мишель найт
Пока я трудилась над его зубами, Фредди, Мики и еще примерно шесть моих младших кузенов носились вокруг и дурачились. Нам постоянно не хватало таких вещей, как мыло и зубная паста, поэтому, даже если мне удавалось закончить с Эдди, в тюбике обычно не оставалось пасты для остальных.
Когда зубы одного из ребятишек были почищены, я помогала Мики, который не умел сам мыться в ванне. «Спасибо, Ми-Шел!» — говорил он, улыбаясь во весь рот, когда я вытирала его тощее тельце и вынимала его из ванны. У него были проблемы с произношением некоторых слов, включая и мое имя. Но он всегда был самым ласковым ребенком.
Если в доме была еда, мы завтракали. Мои братья обычно ели рисовые хлопья «Фрути пеблз», которые просто обожали.
— «Фрути пеблз»! «Фрути пеблз»! «Фрути пеблз»! — порой скандировали близнецы по утрам, бегая наверху в трусах и майках с изображением Супермена.
«Фрути пеблз» было одним из немногих блюд, которое они всегда готовы были есть. Я никак не могла понять, как им хватало наглости быть такими разборчивыми, когда у нас практически никогда не было еды. Даже тогда мне это казалось противоестественным. Я бы очень хотела, чтобы у родителей было больше денег и они могли покупать продукты, но, похоже, ни один из них не был способен надолго удержаться на работе. У мамы, правда, как-то появилась постоянная работа в качестве няни, но и тогда это долго не продлилось. Я не очень представляю, чем занимался мой отец и другие взрослые в доме. Все, что я знала, — это что денег никогда не хватало.
На завтрак я обычно съедала печенье «Поп-тартс». Я не очень заботилась о том, что ем, — мне просто хотелось хоть чем-нибудь заполнить желудок, чтобы в нем не урчало. У нас редко бывала горячая еда. Плита у нас была сломана, и я как-то раз попыталась разогреть консервированные равиоли, прислонив их к батарее. У меня ничего не вышло, но я хотя бы попыталась, потому что мне хотелось, чтобы мои маленькие братья и кузены для разнообразия съели что-нибудь теплое. Однажды мне удалось разогреть на батарее несколько хот-догов.
— Идите сюда, ребята, — сказала я, стараясь собрать всех малышей вместе. — Садитесь вот здесь, на пол, и ешьте.
Я усадила их в ряд на грязном ковре и вручила каждому по очереди не слишком горячую сосиску. У нас даже не было булочек. Хот-доги, лапша быстрого приготовления, хлопья, консервированные спагетти в томатном соусе и равиоли — вот что было нашей обычной едой, едой из консервных банок и коробок.
Перед школой я всегда помогала братьям одеться. Фредди обычно скакал по комнате, напевая. Эдди, который всегда все повторял за Фредди, тоже иногда в это включался. Хотя они выглядели совершенно одинаково, вещи у них были разные. Мне и так было трудно найти для каждого из них полный комплект одежды, не говоря уже о том, чтобы подобрать что-то одинаковое. Каждый раз, как я заходила в комнату, где они обычно спали, их одежда валялась повсюду! Нижнее белье, носки, рубашки — они просто бросали все на пол. Я же всегда все за ними прибирала.
Одев их и подняв с пола все вещи, я отправляла их в школу, но не в ту, в которую ходила сама. Потом расчесывала свои каштановые, длиной до плеч волосы, оглядывала себя сквозь очки с толстыми стеклами (у меня всегда, сколько себя помню, было плохое зрение) и спешила из дома на свой автобус.
Когда же я все-таки посещала школу, то чувствовала себя полной дурой. Я спрашивала ребят: «Можешь дать мне домашнее задание за прошлую неделю?» Если кто-то мне его давал, я его записывала, а потом изо всех сил старалась выполнить. Главная причина, по которой я ненавидела домашнюю работу, заключалась в том, что я пропускала слишком много уроков, поэтому меня иногда исключали из школы. К тому времени, когда мне исполнилось двенадцать лет, я едва одолела пятый класс! Я всегда была самой старшей в классе, и это было ужасно.
Некоторые из моих учителей, похоже, по-настоящему беспокоились из-за моей слабой успеваемости. Кое-кто из них пытался задержать меня после уроков, чтобы помочь догнать одноклассников. Но это трудно сделать, когда ученик посещает занятия только два или три раза в неделю. Чего ради стараться, если все равно потом отстанешь?
Как-то раз одна учительница, которая знала, что я отстаю, спросила меня: «У тебя дома все в порядке?» Я запнулась, но потом сказала: «Да». Какой бы хорошей она ни была, я знала, что не смогу рассказать ей всю правду о том, что мне приходится терпеть.
Со мной никто не дружил. Именно никто. Как-то в четвертом классе я подошла к одной девочке в столовой и попыталась с ней подружиться. Я сказала: «Привет, меня зовут Мишель» — и протянула ей руку. Но она тут же отпрянула от меня и закричала: «У-у, у тебя изо рта воняет!»
Я почувствовала страшное унижение. Тот случай отбил у меня желание заговаривать с другими детьми, поэтому я пряталась в дальнем конце класса. Когда учительница о чем-то меня спрашивала, я боялась отвечать. Однажды она сказала: «Мишель, как называется столица Огайо?» Я знала ответ, но не хотела его называть, потому что не могла правильно произносить некоторые слова. «Колу… ум… то есть Колумбус», — попыталась сказать я. Все надо мной смеялись, а мне хотелось крикнуть: «Я не дебилка!» Но не думаю, что это имело бы какое-то значение, потому что люди уже считали меня тупой.
Учительница старалась заставить их быть ко мне добрее и говорила:
— Дети, нехорошо смеяться над другими.
Я видела, что ей меня жалко. Она и несколько других учителей пытались убедить других детей со мной подружиться.
— Почему бы тебе не сесть рядом с Мишель и не работать с ней по одной книге? — сказала однажды учительница по чтению одной девочке из моего класса.
— Фу, от нее противно пахнет! — ответила та.
Учительница отругала ее и все же заставила сесть со мной, но всякий раз, когда она поворачивалась спиной, та девочка зажимала нос пальцами. Остальные дети хихикали, а я готова была провалиться сквозь землю.
И было множество случаев, когда другие дети насмехались надо мной, пока рядом не было учителей. Они кричали в холле: «Ты такая тупая!» и «Вонючка!» Как-то один мальчик из моего математического класса сказал: «Ты тупая страшила». Я сделала вид, что не услышала. Тогда он прибавил: «Ни один парень не станет заниматься с тобой любовью, разве что накинет тебе на голову мешок».
Я старалась не показать, как больно он меня задел. Но мне действительно было больно. Я ненавидела свой внешний вид, грязные волосы и поношенную одежду. От меня дурно пахло, и я плохо училась почти по всем предметам, получая в основном оценки D и F [D — оценка, отражающая уровень успеваемости ниже среднего. F — оценка, выставляемая учащемуся, чтобы показать, что он провалил тест или задание.].
По сравнению с моей жизнь других детей казалась гораздо лучше. Например, у них была хорошая одежда. Некоторые из них тоже были бедными, но моя семья казалась самой убогой.
Многие взрослые в нашем районе получали социальное пособие, но некоторые из них ходили на работу. На автобусной остановке я часто видела группки женщин, одетых, как медсестры или горничные. Наши родители не разрешали нам ходить в гости к другим детям, поэтому я точно не знаю, чья мама кем работала. Наверняка многие люди в нашем районе продавали наркотики, но по крайней мере благодаря этому у их детей было достаточно еды и приличная одежда! У меня было, наверное, два или три комплекта одежды. И, уверяю вас, вы не увидели бы там известных брендов. Я носила рубашки 1960-х годов, которые выдавали в благотворительной организации.
Пару раз дети из школы проявляли ко мне доброту. Одна девочка попыталась дать мне немного денег, но я отказалась. «Спасибо, — сказала я, — но у меня все в порядке». Я считала неправильным брать у нее деньги. Она не то чтобы хотела со мной дружить — просто ощущала ко мне жалость. Когда после этого я как-то сказала ей: «Привет», она повернулась ко мне спиной.
В нашем классе была еще одна девочка из бедной семьи. Когда она приходила в школу, от нее всегда плохо пахло. Мы с ней были в одинаковом положении: она тоже ни с кем не разговаривала, потому что другие дети близко к ней не подходили. Однажды я принесла ей из дома дезодорант и сказала: «Пойди, приведи себя в порядок». Она взяла его и поблагодарила меня.
Рисование было единственным предметом, который мне по-настоящему нравился. А учительница рисования — единственным человеком, кто вроде бы мной интересовался. «У тебя способности», — сказала она мне, увидев один из моих рисунков. На уроках я рисовала все то, о чем мечтала: большие дома, в которых хотела бы жить, семьи, сидящие за обеденным столом. Я рисовала детей, гуляющих в парке с родителями под голубым небом, красивых бабочек. Рисовала любые картинки, способные отвлечь мой ум от всего того ужаса, который творился у нас дома.
Онлайн чтение книги Найди меня Find Me
1
Прошло пять лет с похорон Розы, но Джар распознал ее лицо сразу. Она стола на эскалаторе, движущемся вверх, а он спускался вниз, снова опаздывая на работу после очередной ночи на другом конце города. На обоих эскалаторах толпилось множество людей, но Джару казало, будто подземка принадлежит только им – им двоим, проезжающим друг мимо друга, и больше никому… Словно они с Розой – последние люди на этой Земле.
Первый порыв Джара – окликнуть ее, услышать, как ее звонкое имя разносится над невообразимым гулом, стоящим в подземке в час пик. Но он цепенел не в силах ни сказать, ни предпринять что-либо. И только провожал взглядом эскалатор, поднимающий Розу на поверхность Лондона. Куда она направляется? Где она была?
Биение его сердца резко участилось, а ладонь на черном резиновом поручне вдруг стала влажной от пота. Джар снова пытался позвать Розу, но ее имя застряло у него в горле. Она выглядела рассеянной и обеспокоенной чем-то. То ли не в настроении, то ли неважно себя чувствовала. От пышных волос на ее голове не осталось и следа. Теперь она была обрита наголо. Так это было странно и непривычно! Совсем не вязалось с тем образом, что хранила его память. И осанка у Розы уже не такая прямая, как ему помнилось. Словно ее придавил своим тяжким грузом старый рюкзак за плечами с цветастой сумкой для палатки, свисающей вниз. Одежда на Розе тоже была какая-то мешковатая: свободные, сродни шароварам Али-Бабы, брюки и куртка из флиса, неопрятная и явно не по размеру. Но Джар узнал бы ее силуэт даже по тени на кусте дрока. А зелено-голубые глаза, танцующие под нахмуренными бровями! И эти поджатые озорные губы…
Поглядев вниз, будто выискивая кого-то глазами, Роза сошла с ползучей ленты, вливаясь в поток идущих пассажиров. Мимо Джара в струе теплого ветерка пролетела газетная страница, кружась и складываясь сама собой. Не обращая на нее никакого внимания, Джар просканировал людей, следующих за Розой. Двое мужчин пробивались сквозь толпу, расталкивая народ со спокойной уверенностью во вседозволенности. А за ними, словно игральные карты, перетасовывались рекламные объявления.
Расстроенный, Джар оглядел со всех сторон кучку туристов, перекрывших ему путь; увы, одним его взглядом их было не рассеять. Разве путеводители по Лондону не предупреждают гостей города, что стоять на эскалаторе следует справа? Но Джар сдерживался, вспомнив собственную нерешительность в первые дни пребывания в Лондоне, по прилете из Дублина. Ну, вот, наконец он свободен! Как мальчишка, Джар перепрыгнул через балюстраду эскалатора, чтобы снова вернуться наверх. И уже не останавливаясь стремительно бежал по ленте, перескакивая через две ступеньки сразу.
«Роза! – выкрикивал Джар, приближаясь к турникетам. – Роза!» Но его голосу не хватало ни убедительности, ни достаточной твердости, чтобы кто-нибудь обернулся на этот зов. Пять лет – большой срок… Джар прочесывал полный народу кассовый зал, но Розы там не находил. «Наверное, она свернула налево, в главный вестибюль Паддингтонского вокзала», – предполагал он.
Несколькими минутами раньше Джар, стесненный в средствах больше, чем следовало бы за неделю до зарплаты, проскользнул через турникет за спиной ничего не подозревавшего пассажира. Теперь ему предстояло повторить тот же трюк, пристроившись за пожилым мужчиной. Джар показал старику, куда прикладывается билет и прошел через турникет вместе с ним. Но легкость, с которой ему удается миновать детектор, не принесла ему ни удовлетворения, ни радости. Это была лишь жалкая уловка, прикрытая почтением молодости перед старостью!
Джар бежал дальше до тех пор, пока не оказался в самом центре главного вестибюля. Под высоким арочным сводом брюнелевского творения он останавился и, упираясь руками в колени, перевел дух. Где же Роза?
А затем он снова заметил ее – Роза направлялась к 1-й платформе, на которой готовился к отправлению поезд на Пензанс. Петляя между толкущимися на его пути людьми, Джар чертыхаясь и извиняясь не выпускает из вида ее рюкзак.
На пути был киоск с поздравительными открытками. (Когда-то открытки, купленные в таких вот киосках, они просовывали друг другу под двери комнат в студенческом общежитии – шутя и одновременно желая произвести впечатление.) Обогнув угол киоска, Джар наконец увидел не только рюкзак, но и саму Розу: проходя мимо вагонов первого класса вперед, она бросила быстрый взгляд назад через плечо. Инстинктивно Джар тоже обернулсяся. В их сторону направляются двое мужчин; один из них держит палец у уха.
Джар снова смотрел на платформу. Кондукторша дунула в свисток, призывая Розу отойти в сторону. Но та игнорировала пронзительное предупреждение, распахивая тяжелую дверь и сразу же захлопывая ее за собой с решительным грохотом, разносящимся по всей станции.
Теперь его очередь подойти к поезду. «Встаньте в сторону», – опять кричала кондукторша, а вагоны между тем приходят в движение.
Джар бросился к двери, но Роза уже шла по проходу в поисках места и извинялась, если задевала кого-то. Стараясь не отставать от набирающего скорость поезда, Джар видел, как она закинула рюкзак на полку и села у окна. Кажется, она наконец осознавала, что за оконным стеклом кто-то был. Но все-таки игнорировала его, устраиваясь поудобнее, а потом подбирая брошенную газету и переводя взгляд на багажную полку.
Поезд двигался уже слишком быстро, однако Джар на бегу все же успел шлепнуть по стеклу вагона ладонью. Роза подняла на него глаза – широко раскрытые, но не от радости, а от тревоги. А Роза ли это? Джар уже не был уверен. Она ведь даже бровью не повела. Ничем, ни единым намеком не показала, что знает его, что они когда-то любили друг друга, и эта любовь была смыслом жизни обоих. Джар спотыкался, замедлил шаг и остановился, глядя, как удаляется поезд, а она пристально смотрит на него – как незнакомка на незнакомца.