астафьев фотография на которой меня нет учитель
Образ учителя по рассказу «фотография на которой меня нет». Поподробнее пожалуйста
В рассказе «Фотография, на которой меня нет», используя лаконичные художественные детали, писатель рассказывает об учителе начальной сельской школы, которого зовут Евгений Николаевич и о его жене. Она тоже учительница. Астафьев описывает скромные условия проживания семьи учителя: Евгений Николаевич с семьёй занимает одну половину «дряхленького домишка», в котором нередко нет дров, а в семье маленький ребёнок, который часто болеет. Писатель не даёт полного портрета учителя, а подчёркивает только отдельные штрихи его внешности: «лицо малоприметное», но особенно запоминаются глаза – «немного печальные и оттого необыкновенно добрые», приветливая улыбка, «да уши торчали, как у Саньки». Кроме того, автор упоминает о молодом возрасте учителя. Оказывается, лет ему было совсем немного – двадцать пять.
Особенно, уважительное отношение учителя как со взрослыми жителями села, так и с маленькими детьми: «здороваются со всеми краду, не разбирая ни бедных, ни богатых»; «учитель прошёл в середнюю, ещё раз поздоровался и справился обо мне», уходя, «поклонился дому, бабушке».
И сельчане очень уважительно, с почтением и заботой относятся к учителям: ненавязчиво, «тишком» деревенские бабы приносят им молоко, творог, сметану и т. п. Бабушка Вити, когда учитель приходит к её заболевшему внуку и приносит ему фотографию, встречает его радостно, уважительно, как дорогого гостя, вешает его одежду не в кутью, накрывает на стол праздничной скатертью, ставит всякие вкусности, чтобы угостить гостя, а затем хвастается всему селу, что их дом посетил учитель… И как вывод звучит фраза писателя: «Уважение к нашему учителю и учительнице всеобщее, молчаливое».
Почему же односельчане с таким уважением и любовью относятся к Евгению Николаевичу и его семье? В. П. Астафьев подчёркивает искреннюю любовь учителя и учительницы к ученикам, стремление помочь им в тяжелейшие годы того времени, когда не хватало учебников, тетрадей, пишущих ручек. Автор показывает жизнерадостность, оптимизм учителей, несмотря на нелёгкие условия жизни («Учителя были заводилами в деревенском клубе…»), особенно подчёркивает их внимание к каждому ученику, заботу о подопечных, настоящее уважение к личности каждого ребёнка.
Как важнейшую особенность образа учителя и его жены писатель показывает их самоотверженность, преданность своему делу. Они живут в нищенских условиях с маленьким ребёнком. Условия для работы сложные: школа я практически отсутствовала, вместо неё был «старый деревенский дом с угарными печами», где не было ни парт, ни скамеек, ни даже учебников, тетрадей, карандашей. Евгению Николаевичу приходится самому добывать всё необходимое для обучения. Когда к весне кончаются тетрадки, краски, карандаши, он начинает проводить уроки на природе. Преподаватель рассказывает ребятам много интересного и полезного. Он же договаривается с фотографом сделать снимок класса на память.
Образ учителя в рассказе «Фотография, на которой меня нет» (Школьные сочинения)
Главным героем в рассказе В. П. Астафьева «Фотография, на которой меня нет» является учитель Евгений Николаевич. В рассказе говорится о семье учителей сельской школы. Этой семье живется плохо: их маленький ребёнок болеет, в доме часто нет дров.
Полное описание внешности учителя в рассказе не присутствует. Можно найти лишь некоторые отрывки: «лицо малоприметное, бледное», «волосы зачесаны назад», «немного печальные и оттого необыкновенно добрые глаза».
Характер у учителя замечательный. Он добрый, внимательный и всегда готов защитить учеников от любой опасности, даже если с ней сам никогда не сталкивался. К ученикам относится с пониманием, за что они так же относятся к нему с уважением. Он любит своё дело, ведь когда они только приехали, в школе не было вообще ничего, кроме одного букваря и красного карандаша.
Его семья сразу начала создавать хорошие условия для учебы, привезя из города письменные принадлежности, столы, учебники, купив это на свои собственные деньги. Евгений Николаевич даже договорился с городским фотографом, чтобы он приехал и порадовал сельских детей.
Ещё учитель очень культурный. Со всеми здоровается, поддерживает хорошие отношения не только с учениками, но и со всеми жителями села. Астафьев показывает, что учитель не разбирает бедных и богатых, со всеми равно здоровается и прощается.
В этом рассказе семья учителей показана с доброй и светлой душой, которые всегда стремятся помочь любому в беде. В. П. Астафьев уважает учителей и понимает важность их труда.
Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
Образ учителя в рассказе В.Астафьева «Фотография, на которой меня нет»
В рассказе «Фотография, на которой меня нет», используя лаконичные художественные детали, писатель рассказывает об учителе начальной сельской школы, которого зовут Евгений Николаевич и о его жене. Она тоже учительница. Астафьев описывает скромные условия проживания семьи учителя: Евгений Николаевич с семьёй занимает одну половину «дряхленького домишка», в котором нередко нет дров, а в семье маленький ребёнок, который часто болеет. Писатель не даёт полного портрета учителя, а подчёркивает только отдельные штрихи его внешности: «лицо малоприметное», но особенно запоминаются глаза – «немного печальные и оттого необыкновенно добрые», приветливая улыбка, «да уши торчали, как у Саньки». Кроме того, автор упоминает о молодом возрасте учителя. Оказывается, лет ему было совсем немного – двадцать пять.
Особенно, уважительное отношение учителя как со взрослыми жителями села, так и с маленькими детьми: «здороваются со всеми краду, не разбирая ни бедных, ни богатых»; «учитель прошёл в середнюю, ещё раз поздоровался и справился обо мне», уходя, «поклонился дому, бабушке».
И сельчане очень уважительно, с почтением и заботой относятся к учителям: ненавязчиво, «тишком» деревенские бабы приносят им молоко, творог, сметану и т.п. Бабушка Вити, когда учитель приходит к её заболевшему внуку и приносит ему фотографию, встречает его радостно, уважительно, как дорогого гостя, вешает его одежду не в кутью, накрывает на стол праздничной скатертью, ставит всякие вкусности, чтобы угостить гостя, а затем хвастается всему селу, что их дом посетил учитель… И как вывод звучит фраза писателя: «Уважение к нашему учителю и учительнице всеобщее, молчаливое».
Почему же односельчане с таким уважением и любовью относятся к Евгению Николаевичу и его семье? В.П.Астафьев подчёркивает искреннюю любовь учителя и учительницы к ученикам, стремление помочь им в тяжелейшие годы того времени, когда не хватало учебников, тетрадей, пишущих ручек. Автор показывает жизнерадостность, оптимизм учителей, несмотря на нелёгкие условия жизни («Учителя были заводилами в деревенском клубе…»), особенно подчёркивает их внимание к каждому ученику, заботу о подопечных, настоящее уважение к личности каждого ребёнка.
Как важнейшую особенность образа учителя и его жены писатель показывает их самоотверженность, преданность своему делу. Они живут в нищенских условиях с маленьким ребёнком. Условия для работы сложные: школа я практически отсутствовала, вместо неё был «старый деревенский дом с угарными печами», где не было ни парт, ни скамеек, ни даже учебников, тетрадей, карандашей. Евгению Николаевичу приходится самому добывать всё необходимое для обучения. Когда к весне кончаются тетрадки, краски, карандаши, он начинает проводить уроки на природе. Преподаватель рассказывает ребятам много интересного и полезного. Он же договаривается с фотографом сделать снимок класса на память.
В образе учителя Евгения Николаевича выражаются все те чувства, которые испытывает писатель к учителю: «фамилию учителя можно и забыть, важно, чтоб осталось слово «учитель»! И каждый человек, мечтающий им стать, пусть доживёт до такой почести, как наш преподаватель, чтоб раствориться в памяти народа, с которым и для которого они жили, сделаться частицей его и навечно остаться в сердце таких же нерадивых и непослушных людей, как я Санька».
Евгений Николаевич и Лидия Михайловна являются яркими примерами тех учителей, каких мы хотели бы видеть в современной школе. В этих литературных героях совмещены профессиональные и человеческие качества, что делает их Педагогами с большой буквы.
Обратимся к духовным качествам, которыми должен обладать учитель. Отметим различие между личностными и духовными качествами. Личностные качества – это такие качества, на проявление которых могут влиять разные ситуации, например профессия. Духовные качества – это такие качества, которые проявляются в зависимости от нравственных представлений о добре и зле. Данной характеристикой движет непосредственно совесть.
Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим.
Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого.
Образ учителя в рассказе В.П. Астафьева «Фотография, на которой меня нет» (Школьные сочинения)
Во все времена в любой части света очень ценили учителей и их неизмеримый вклад в развитие общества. Слово «учитель» всегда произносилось почтительно, а к самому человеку зачастую обращались с благоговением, ведь учитель — это не тот человек, который, будучи образованным, общается исключительно с интеллигенцией, а тот, кто даёт такую возможность каждому, вне зависимости от его происхождения, места рождения и благосостояния.
Безусловно, одним из главных героев в автобиографическом рассказе В.П. Астафьева «Фотография, на которой меня нет» является школьный учитель, Евгений Николаевич. Именно он внёс существенный вклад в улучшение уровня жизни в одной из сибирских деревушек.
Внешний вид учителя описывается очень коротко, отдельно взятыми деталями: «лицо малоприметное», «глаза немного печальные и оттого необыкновенно добрые», «приветливая улыбка», «причёска под «политику»»,»да уши торчали, как у Саньки». Вероятно, таким способом автор хотел акцентировать внимание читателя на внутреннем мире Евгения Николаевича.
Учитель относится ко всем одинаково, не классифицируя людей по каким-либо признакам. Он, как и его жена-учительница, уважительно общается как со стариками, так и с маленькими детьми, что демонстрируется в строках «поклонился дому, бабушке», «. и он слушал нас внимательно, хвалил, благодарил даже».
Семья учителя была не богаче большинства деревенских, но всегда получала помощь от односельчан. И, как правило, помощь эта была молчаливой, как бы невзначай. То продуктов «забудут», то воду донести помогут, то ребёнка полечат, то ещё что-нибудь приятное организуют.
Ученикам своим он старался дать наибольшее количество знаний. Благодаря его усилиям в школе появились «карандаши, тетради, краски вроде пуговиц, приклеенные к картонкам, переводные картинки». Когда же весь этот инвентарь истратился, Евгений Николаевич стал водить своих учеников по лесу, рассказывая обо всём, что попадалось на пути.
Своё отношение к учителю автор раскрывает в словах «Но фамилию учителя можно и забыть, важно, чтоб осталось слово «учитель»!». В памяти Виктора Астафьева учитель остался дружелюбным, добрым и, несмотря на свой возраст, умудрённым опытом человеком.
Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Астафьев Виктор Петрович
Книга «Фотография, на которой меня нет»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Виктор Петрович Астафьев
Фотография, на которой меня нет
Глухой зимою, во времена тихие, сонные нашу школу взбудоражило неслыханно важное событие.
Из города на подводе приехал фотограф!
И не просто так приехал, по делу — приехал фотографировать.
И фотографировать не стариков и старух, не деревенский люд, алчущий быть увековеченным, а нас, учащихся овсянской школы.
Фотограф прибыл за полдень, и по этому случаю занятия в школе были прерваны.
Учитель и учительница — муж с женою — стали думать, где поместить фотографа на ночевку.
Во второй половине дома размещалась контора сплавного участка, где висел пузатый телефон, и днем в него было не докричаться, а ночью он звонил так, что труба на крыше рассыпалась, и по телефону этому можно было разговаривать. Сплавное начальство и всякий народ, спьяну или просто так забредающий в контору, кричал и выражался в трубку телефона.
Такую персону, как фотограф, неподходяще было учителям оставить у себя. Решили поместить его в заезжий дом, но вмешалась тетка Авдотья. Она отозвала учителя в куть и с напором, правда, конфузливым, взялась его убеждать:
— Им тама нельзя. Ямщиков набьется полна изба. Пить начнут, луку, капусты да картошек напрутся и ночью себя некультурно вести станут. — Тетка Авдотья посчитала все эти доводы неубедительными и прибавила: — Вшей напустют…
— Я чичас! Я мигом! — Тетка Авдотья накинула полушалок и выкатилась на улицу.
Фотограф был пристроен на ночь у десятника сплавконторы. Жил в нашем селе грамотный, деловой, всеми уважаемый человек Илья Иванович Чехов. Происходил он из ссыльных. Ссыльными были не то его дед, не то отец. Сам он давно женился на нашей деревенской молодице, был всем кумом, другом и советчиком по части подрядов на сплаве, лесозаготовках и выжиге извести. Фотографу, конечно же, в доме Чехова — самое подходящее место. Там его и разговором умным займут, и водочкой городской, если потребуется, угостят, и книжку почитать из шкафа достанут.
Вздохнул облегченно учитель. Ученики вздохнули. Село вздохнуло — все переживали.
Всем хотелось угодить фотографу, чтобы оценил он заботу о нем и снимал бы ребят как полагается, хорошо снимал.
Весь длинный зимний вечер школьники гужом ходили по селу, гадали, кто где сядет, кто во что оденется и какие будут распорядки. Решение вопроса о распорядках выходило не в нашу с Санькой пользу. Прилежные ученики сядут впереди, средние — в середине, плохие — назад — так было порешено. Ни в ту зиму, ни во все последующие мы с Санькой не удивляли мир прилежанием и поведением, нам и на середину рассчитывать было трудно. Быть нам сзади, где и не разберешь, кто заснят? Ты или не ты? Мы полезли в драку, чтоб боем доказать, что мы — люди пропащие… Но ребята прогнали нас из своей компании, даже драться с нами не связались. Тогда пошли мы с Санькой на увал и стали кататься с такого обрыва, с какого ни один разумный человек никогда не катался. Ухарски гикая, ругаясь, мчались мы не просто так, в погибель мчались, поразбивали о каменья головки санок, коленки посносили, вывалялись, начерпали полные катанки снегу.
Бабушка уж затемно сыскала нас с Санькой на увале, обоих настегала прутом. Ночью наступила расплата за отчаянный разгул у меня заболели ноги. Они всегда ныли от «рематизни», как называла бабушка болезнь, якобы доставшуюся мне по наследству от покойной мамы. Но стоило мне застудить ноги, начерпать в катанки снегу — тотчас нудь в ногах переходила в невыносимую боль.
Я долго терпел, чтобы не завыть, очень долго. Раскидал одежонку, прижал ноги, ровно бы вывернутые в суставах, к горячим кирпичам русской печи, потом растирал ладонями сухо, как лучина, хрустящие суставы, засовывал ноги в теплый рукав полушубка ничего не помогало.
И я завыл. Сначала тихонько, по-щенячьи, затем и в полный голос.
— Так я и знала! Так я и знала! — проснулась и заворчала бабушка. — Я ли тебе, язвило бы тебя в душу и в печенки, не говорила: «Не студися, не студися!» — повысила она голос. — Так он ведь умнее всех! Он бабушку послушат? Он добрым словам воньмет? Загибат теперь! Загибат, худа немочь! Мольчи лучше! Мольчи! — Бабушка поднялась с кровати, присела, схватившись за поясницу. Собственная боль действует на нее усмиряюще. — И меня загибат…
Она зажгла лампу, унесла ее с собой в куть и там зазвенела посудою, флакончиками, баночками, скляночками — ищет подходящее лекарство. Припугнутый ее голосом и отвлеченный ожиданиями, я впал в усталую дрему.
— Зде-е-е-ся. — по возможности жалобно откликнулся я и перестал шевелиться.
— Зде-е-еся! — передразнила бабушка и, нашарив меня в темноте, перво-наперво дала затрещину. Потом долго натирала мои ноги нашатырным спиртом. Спирт она втирала основательно, досуха, и все шумела: — Я ли тебе не говорила? Я ли тебя не упреждала? И одной рукой натирала, а другой мне поддавала да поддавала: — Эк его умучило! Эк его крюком скрючило? Посинел, будто на леде, а не на пече сидел…
Я уж ни гугу, не огрызался, не перечил бабушке — лечит она меня.
Выдохлась, умолкла докторша, заткнула граненый длинный флакон, прислонила его к печной трубе, укутала мои ноги старой пуховой шалью, будто теплой опарой облепила, да еще сверху полушубок накинула и вытерла слезы с моего лица шипучей от спирта ладонью.
— Спи, пташка малая, Господь с тобой и анделы во изголовье.
Заодно бабушка свою поясницу и свои руки-ноги натерла вонючим спиртом, опустилась на скрипучую деревянную кровать, забормотала молитву Пресвятой Богородице, охраняющей сон, покой и благоденствие в дому. На половине молитвы она прервалась, вслушивается, как я засыпаю, и где-то уже сквозь склеивающийся слух слышно:
— И чего к робенку привязалася? Обутки у него починеты, догляд людской…
Не уснул я в ту ночь. Ни молитва бабушкина, ни нашатырный спирт, ни привычная шаль, особенно ласковая и целебная оттого, что мамина, не принесли облегчения. Я бился и кричал на весь дом. Бабушка уж не колотила меня, а перепробовавши все свои лекарства, заплакала и напустилась на деда: