а почему ты меня не хвалишь
«Меня никогда не хвалили». Как ошибки родителей разрушили много детских судеб
Откуда берутся неуверенные в себе люди, особенно женщины? Откуда у зрелой леди 55 лет куча комплексов, заниженная самооценка и испорченная жизнь? Когда не хватает любви в детстве, во взрослой жизни приходится бросаться на каждого, кто одарит добрым словом, вместо того чтобы сохранить свое достоинство и выбирать зрелые отношения. Очень важно, чтобы душа была заполнена любовью и принятием, которые могут обеспечить только родители.
Причины всех неурядиц кроются в детстве. К сожалению, у многих мам и пап существует странный принцип никогда не хвалить ребенка. Они считают, что похвала вызывает зависимость от чужого мнения и постоянную нужду в одобрении. Так ли это?
Отношение к ребенку в семье
Дело в том, что маленький ребенок еще не знает, как относиться к себе. От природы никто не обладает такой изначальной опцией, поэтому первую оценку ребенок получает из внешнего мира — от родителей. Так формируется самооценка. Если девочке говорят, что она самая красивая, самая умная, талантливая, постоянно хвалят и восхищаются ею, то от этого она отнюдь не станет зазнайкой и самовлюбленной эгоисткой.
Эгоистами становятся не оттого, что их перехвалили в детстве. Наоборот, у тех девочек, которые росли без родительской поддержки, которым всегда указывали на их недостатки, формируется внутренняя неуверенность в себе, и они всю жизнь пытаются получить признание других людей. У них нет вообще никакой самооценки, они ждут, чтобы все ими восхищались. И, не получив желаемого, нередко спиваются.
«Не сутулься», «Втяни живот», «Почему не пятерка?», «Ты не стараешься», «У всех дети как дети, а ты…» — этими фразами родители уничтожают в ребенке здоровое восприятие себя. История одной из наших подписчиц многим покажется знакомой.
«Меня никогда не хвалили. Знаете, как больно: вроде бы папа и мама тебя любят, но никогда не говорят этого. Как же мне этого не хватало! А потом подростком я шла за любым мужчиной, который мне сказал хоть одно ласковое слово. Даже замуж вышла в 18 лет за первого, кто позвал, боясь что “такую” меня никто больше не позовет.
Будучи уже взрослой, не верила комплиментам — считала, что это лесть со злым умыслом. Очень тяжело с мужчинами. Одновременно и недоверие, и шок от приятных слов».
Почему, казалось бы, любящие родители так калечат души своих детей с раннего возраста? Разве нельзя просто любить, дружить, помогать, поддерживать? Ведь детям неоткуда больше получить похвалу, у них нет других родителей, которые могли бы это сделать. Стоит выйти за рамки в воспитании и осознать, что родительское отношение очень влияет на ребенка и ему может быть от этого тяжело.
Ведь ребенок не навязался сам: маленький человек приходит в этот мир по воле родителей, для них и ради их любви. Но как же быть, если он всё же сутулится, косолапит, медлительный?
Если это не вредит здоровью и не является опасным, то надо принять любую особенность. Ребенок не будет специально сидеть и ходить так, как ему неудобно. Это в его природе, и нужно любить его таким, каков он есть. Для более серьезных проблем существует помощь врачей.
Дети в школе проходят этап иерархического распределения. И если девочку уже воспитывают сомневающейся в себе, то первые попытки сверстников ее задеть или обидеть увенчаются успехом. Она не сможет дать отпор и будет принимать издевательства как должное. Каждый раз девочка будет получать подтверждение своей «ущербности» и считать себя никем. Еще хуже, если ребенок при этом носит очки или полноват.
Неуверенной в себе женщине тяжело принимать самостоятельные решения. Ей будет трудно даже выбрать в магазине платье, определиться у шкафа, в чём выйти на улицу. Неуверенность мешает выйти ненакрашенной в булочную, ведь внутри живет страх: «такую плохую себя надо прятать», скрыть внешность за одеждой и косметикой, нужно быть кем-то другим, стать той, которая нравится.
Уверенная в себе женщина, открыв шкаф, берет вещь, надевает и идет. Она не мучается с выбором платья в магазине, она может выйти за хлебом в пальто поверх пижамы, не причесываясь и без макияжа. Она знает, что уже хороша и не тратит время на дополнительные прихорашивания. Кстати, если присмотреться к мужчинам, то они именно так и поступают всю жизнь — не заморачиваются.
Когда никто не хвалит
Проблема: плохие отношения с начальством, сложности на работе.
Кто: психотерапевт.
Количество сеансов: еженедельно в течение года.
Стоимость: бесплатно.
Само совершенство
Можно сказать, что я самый большой перфекционист в мире. Я никогда не забываю о сроках и обязательствах, перепроверяю готовое тысячу раз и, как древний японец, готова сделать харакири, если в моей работе найдут неточность. К счастью, никому не удавалась этого сделать: я была безупречной первоклашкой, безупречной студенткой, а сейчас я безупречный юрисконсульт. Но это не делало мою жизнь лучше или спокойнее. Более того, я часто наблюдала за тем, как любят и хвалят разгильдяев, как пытаются их подбодрить в периоды творческого кризиса. А на мою идеальную работу – от прописей до мастерски подготовленных судебных исков – вообще редко кто обращал внимание. Я будто не человек, а стул: на нем удобно сидеть, но вряд ли кто-то станет благодарить его за оказанную услугу. И чем старательнее я трудилась, тем больше ко мне придирались.
Только не подумайте, что я тот несчастный зайка, которого никто никогда не ценит, и все вокруг него плохие, а он один хороший. Просто все эти случаи. они очень показательные. Вот взять хотя бы прошлое лето. Когда стояла дикая жара, все коллеги переоделись в мини-сарафаны и шлепки, я одна продолжала следовать дресс-коду. Сломалась, когда у нас перестал работать кондиционер: пошла в туалет и сняла колготки, оставшись в туфлях, строгой юбке и белой блузке. И именно меня начальник при всех отчитал! В кабинете, полном юристов без лифчиков и тех же колготок, с открытыми плечами, спинами и всем прочим! Это было настолько дико и несправедливо, что я огрызалась, как подросток, а потом из чувства протеста два дня носила развратные чулки со швом сзади. Но этого, кажется, никто и не заметил.
Из-за того парня
У меня не было денег, чтобы постоянно ходить к психологу. Но как-то на остановке автобуса я услышала разговор двух женщин о том, что в нашей поликлинике психотерапевт ведет бесплатный прием. Об этом еще мало кто знает, поэтому к нему можно попасть. Самое сложное было отпроситься с работы: я сказала, что у меня сколиоз и я хожу на лечебную физкультуру.
Доктор долго расспрашивал меня обо всех обидах, придирках начальства, уточнял, что я чувствовала в тот или иной момент, как реагировала. Больше всего я боялась, что он подумает, будто я и правда небрежно одеваюсь или плохо работаю, но врач только рассмеялся: «Ну что вы оправдываетесь, я не сомневаюсь, что у вас все точно, как в аптеке!» И мне стало легче.
Мы довольно быстро пришли к выводу, что на любого начальника, будь то мужчина или женщина, я перекладываю функции своего папы: очень хочу ему понравиться, получить одобрение и признание, веду с ним себя не как специалист, а как бунтующая девочка-подросток. Соответственно и относятся ко мне примерно так же.
Я сама подсознательно провоцирую людей на придирки, даже жажду их. Мой папа был полностью погружен в дела моего брата, который рос двоечником (да, собственно, таким и остался). На меня же родители почти не обращали внимания. Не хвалили за пятерки. Папа мог только покачать головой или фыркнуть, когда мне ставили пять с минусом. Но когда брату удавалось вдруг получить четверку, покупался торт. Меня это бесило, я и сейчас не могу говорить об этом без слез.
Мы разговаривали с психологом о том, что я боюсь высказать все родителям, а особенно папе, поэтому воюю с начальством. Что придирки – это единственный знак внимания, который я видела в детстве. Соответственно любовь для меня – это недовольство. С одной стороны, я все делаю безупречно, а с другой – подсознательно нарываюсь, жажду грубости и раздражения в мою сторону.
Расти большой
Сначала меня это страшно возмутило, а потом я вспомнила тот «колготочный» случай и поняла, что все сказанное правда. Я чувствовала приливы адреналина и в тот момент, когда огрызалась, и когда мы обсуждали за обедом, какой наш шеф старый дурак. Почему он заметил именно мои ноги без колготок, но проигнорировал остальных одетых по-пляжному девушек?
Мы с доктором наметили три цели. Первая: поговорить с родителями о том, насколько мне важно их внимание, как мне обидно, что они замечают только успехи брата. Вторая: осознать, что нам уже пора переходить на уровень общения взрослого со взрослым, а не маленькой девочки с большими. И третья цель: научиться видеть в шефе начальника, а не заменителя папы.
Сначала никаких чудес не происходило, все двигалось медленно и совершенно не так, как я себе представляла. Например, папа избегал разговоров со мной, отшучивался насчет психолога, бурчал, что он нас с братом любит одинаково, что я выдумываю какие-то глупости. В общем делал все, чтобы избежать прямого признания проблемы. А мне было почему-то дико важно достучаться до отца, объяснить, как мне было обидно все эти годы. Я думала, что если он поймет, то сразу обнимет меня, ревущую, раскается, скажет, что любит меня не меньше, чем брата.
Папа сможет!
Я ездила к родителям каждую неделю и постоянно пыталась вывести отца на разговор. Он мастерски увиливал и так продолжалось, наверное, месяц. До тех пор, пока мама не увела меня на кухню и не сказала, вздохнув: «Неужели ты не видишь, что папа любит тебя намного больше, чем брата? Поэтому ему стыдно перед сыном. Отцу кажется, что он ему что-то недодает. Вот он и старается ради него изо всех сил».
Мне казалось, что на меня уронили танк, другими словами не могу описать свои ощущения. Мне хотелось орать и трясти за плечи маму и папу: почему они не сказали мне об этом раньше? Почему они вообще никогда мне об этом не говорили?! (Да-да, мама объяснила – им казалось, что я знаю, как сильно они меня любят и гордятся моими успехами.) Остальное было делом техники: я подробно обсуждала с доктором общение с родителями и скоро поняла, что папино нежелание разговаривать о чувствах и проблемах идет от смущения и неумения это делать. Я увидела в нем себя. Ведь мы очень похожи: оба зажатые перфекционисты, которые не могут озвучить свои потребности и надеются, что окружающие будут судить о них по делам. Наши отношения не стали слишком близкими, но я перестала ждать от папы похвалы, а начала проявлять инициативу: привозить ему свои любимые книжки, обнимать его и говорить, что люблю. На прошлой неделе отец предложил в выходные приехать ко мне в гости, чтобы переклеить обои в моей съемной квартире: те, что сейчас, очень старые и страшные. На языке моего папы это практически поэма о любви к дочери.
А с боссом все решилось само собой. Точнее, в тот момент, когда он меня в очередной раз оставил после работы переписывать и так идеальный договор. А потом предложил подвезти домой, потому что уже поздно. Это невероятно, но все шутки коллег о том, почему шеф заметил именно мои ноги без колготок, оказались не совсем шутками. Я и впрямь нравлюсь ему как девушка. Ну и шеф оказался не таким уж и старым, ему всего 46. Я вряд ли когда-нибудь отвечу ему взаимностью, но как же приятно все складывается, когда ты живешь с самоощущением взрослого человека, а не испуганного и вечно виноватого подростка.
Хороший вопрос«Меня никогда не хвалили»: Какие ошибки родителей мы не хотим повторять
Как меняются принципы воспитания
«Никогда не сделаю так, как поступала моя мать», «Таких ошибок, как сделал отец, не совершу» — нередко говорят молодые родители. Что они имеют в виду? Мы поговорили с пятью матерями о том, что они не хотят переносить из своего детства в детство собственных детей, и сложно ли это им даётся — а заодно увидели, как со временем меняются подходы к общению с детьми.
Интервью: Елена Барковская
Елена
В юности я часто обижалась на родителей: мне казалось, что они многое делали неправильно из-за своего эгоизма, не замечали моих потребностей. Сейчас, когда я сама трижды мать, понимаю, что у меня очень хорошие родители, которые всегда действуют в моих интересах — так, как они это сами понимают. Наслушаешься чужих историй и думаешь: меня никогда не унижали, не оскорбляли, не били, всегда поддерживали в сложные времена — чем я ещё могу быть недовольна? Хотя вообще-то могу.
Главное, с чем я не согласна в воспитании и что до сих пор упорно делает моя мама, — странный принцип никогда не хвалить. Я была круглой отличницей, занималась музыкой, танцами, выступала в театре юного зрителя. И мама никогда меня не хвалила — ни после многочисленных концертов, ни после пятёрок. Я всё время думала, что недорабатываю, не очень хорошо танцую или играю роли, потому что я прихожу после выступления, где была моя мама, а она мне ничего не говорит. А если я набиралась смелости и спрашивала её: «Ну как тебе?» — то она высказывала несколько замечаний. А ребёнку ведь просто неоткуда узнать, хорошо ли он справляется — только от родителей. Я никогда долго не ходила ни в один кружок, потому что искренне считала, что у меня не очень хорошо получается. А ещё я всегда была уверена, что не очень симпатичная — мне же никогда этого не говорили дома. С тех пор получить комплимент по поводу своей внешности для меня всегда потрясение.
Когда я выросла, то много раз спрашивала у мамы, почему она меня никогда не хвалила. И с изумлением узнала, что всем подругам она меня нахваливала — и что я умница, и что красавица, — а мне не говорила ничего, следуя принципу «плохое — в глаза, хорошее — только за глаза». Но почему родному ребёнку не сказать хорошее? Зачем это говорить чужим людям?
В общем, мои дети у меня всегда «самые умные и самые красивые»: когда они неловкие подростки с прыщами, когда не получается в школе, когда проигрывают в соревнованиях. Недавно средний сын, которому сейчас шестнадцать лет, сказал: «Из-за того, что ты меня всегда хвалишь, я с детства чувствовал уверенность в себе, и она мне очень помогает в жизни».
Алиса
Я не могу себе позволить плакать перед родителями и сестрой — мне стыдно. Из-за этого сестра меня всегда называла чёрствой, хотя это не так. С появлением своих детей я поняла, в чём дело. Как-то услышала, как моя мама говорила моей дочери на улице: «Какой позор! Как не стыдно так плакать, сейчас все увидят!» Эти же фразы она говорила в моём детстве. Я попросила маму подобные слова моим детям не говорить: это мешает ребёнку проработать и выпустить свои эмоции.
Меня били ремнём — в советские времена это было очень распространено. Нас с сестрой били не так часто, но это было. Мне вообще непонятна эта мера наказания: как можно бить беззащитного малыша? Показать своё физическое превосходство? Да, я тоже не железная, и у меня пару раз были моменты, когда я в состоянии аффекта, как на автомате, шлёпнула ребёнка ладонью, но тут же просила прощения за это и плакала от своей неправоты. Но ремнём? Пока за ним сходишь, есть время остыть и обдумать правильность своих действий. Спросите любого ребёнка, помнит ли он, что его в детстве пороли? Да. А помнит ли, за что били? Нет.
Родители не были с нами близки так, как бы мне хотелось: не сидели вечерами, обняв, интересуясь, как прошёл день, не напоминали, как любят, не говорили, какие мы умные, красивые, старательные. Уверенности в себе мне не хватало. Мне хочется быть лучшей подругой своим дочерям, чтобы они доверяли мне секреты, переживания, а я старалась им помочь. Каждый день я их обнимаю много раз, говорю, как люблю и что они у меня самые прекрасные!
И ещё есть мелкие правила: не кутать ребёнка в десять слоёв одежды, устанавливать минимум «нельзя» — пусть даже после «можно» мне придётся отмывать всю квартиру, и самое главное — не греть мороженое!
Ирина
Есть несколько вещей, которые я не хочу повторить со своими детьми. Во-первых, всё превращать в шутку — к примеру, ты говоришь, что влюбилась, а над тобой смеются и подтрунивают. У нас в семье принято над всем шутить, и иногда это помогает, но и охоту делиться чем-то болезненно-важным отбивает.
Во-вторых, я не хочу внушать ребёнку, что везде и всегда нужно «вести себя культурно», быть вежливым, не доставлять неудобств окружающим. Нас с братом перед походом к врачу предупреждали, чтобы мы там не орали и не плакали, потому что «перед врачом неудобно». Мой «любимый» принцип — жить с оглядкой, «что люди скажут». Всё время бунтую против этого внутри, но, кажется, продолжаю так жить. Например, я до сих пор очень страдаю, когда нужно попросить об уборке в грязном номере, в который ты только въехала. За других заступиться — святое дело, а за себя нельзя. Зачем людей напрягать? Неудобно. А ещё хуже, если подумают, что ты хам, ставишь себя выше других. С сыном же я хочу говорить о границах, о том, как вежливо отстаивать свои права, и учу говорить «нет».
Есть у меня и ещё одна травма. Не знаю, как это назвать — когда ребёнка заставляют делать что-то против его воли. Мы с братом не знали родного туркменского языка, так как родились в СССР в многонациональной семье и все вокруг говорили на русском. Когда мне было семь-восемь лет, нас решили оставить на месяц без родителей у дальних родственников, как бы поместить в языковую среду. Это было ужасно тяжело — хотя нас с братом эта ситуация объединила. Сложно было не из-за языка, а оттого, что вокруг чужие люди, порядки, уклад жизни, нет любящих мамы и папы рядом.
«Не хочу повторить эти ошибки», к сожалению, не значит, что «не делаю». Но я обращаю на это внимание и часто осекаюсь. Уже хорошо, если потихоньку будем ломать это из поколения в поколение.
Вероника
Того, что я могла бы посчитать ошибками моих родителей, было совсем немного. Я бы хотела установить со своим сыном более эмоционально близкие отношения. Моя мама — душевный, тёплый, но достаточно закрытый человек: ей даже с ближайшей подругой сложно поделиться сокровенным, а обсуждать подробности личной жизни она стесняется до сих пор. Это всё я понимаю сейчас, а в детстве держать стыдные или сложные чувства при себе казалось единственно возможным вариантом. Я хочу делиться с сыном чувствами, называть, обсуждать их и уже стараюсь это делать — чтобы и ему было легче поделиться со мной, когда это потребуется.
Большая часть тяжёлых воспоминаний из детства у меня связана с начальной школой, когда я попала в класс к жёсткой, злобной учительнице старой закалки. Она могла молча подойти и больно дёрнуть за плечо, потому что ей показалось, что ты списываешь, отчитывала при всём классе, велела вынимать нужный учебник и тетрадь на полу перед дверью кабинета, чтобы не «возиться» в классе, заставляла доедать еду из столовой. А с родителями она вела себя вполне вежливо. Мама недоумевала: «Почему у тебя учебники такие грязные? Почему ты так не хочешь в школу?» Я рассказала ей о методах нашей учительницы только несколько лет спустя, и мама пришла в ужас. Думаю, её ошибка в том, что она (как, очевидно, и большинство других родителей) не смогла разглядеть, что за человек наша учительница, не догадывалась, что творится в классе, и не вывела меня тогда на откровенный разговор.
Ещё моя мама слишком серьёзно относилась к оценкам. Я не помню, чтобы на меня орали или меня наказывали за них, но после каждой четвёрки следовали долгие нудные наставления: «А почему четыре? А ты разобралась? Сделала работу над ошибками?» Маму бесило не то, что я получила четвёрку, а то, что я не хочу её исправлять (а вплоть до старших классов я действительно не хотела). В итоге я научилась врать — подделать подпись в дневнике было обычным делом. С сыном я вообще постараюсь поменьше обсуждать оценки, не спрашивать, что он получил. Пускай сам разбирается с учебными делами, надо будет — попросит помощи. Моя задача — подготовить почву, чтобы он попросил.
Вдруг поняла, что все ошибки записываю на мамин счёт, хотя росла в полной семье. Наверное, главная папина ошибка в том, что он был отстранён от моих повседневных дел и переживаний.
Иногда мы думаем, что ни за что не повторим ошибки своих родителей, никогда не будем кричать на детей, будем понимающими и эмоционально доступными. Но время показывает, что мы не можем стать «идеальными» родителями вот так, по щелчку, особенно если у нас не было позитивного примера перед глазами. Первая наша необдуманная реакция — всегда такая же, как у наших родителей. И чтобы изменить это, нужно приложить много усилий. Дети со своей стороны тоже не бывают «идеальными».
Важная вещь, которую удалось «сломать» лично мне, — мысль, что родители лучше знают, чем надо заниматься их ребёнку. У меня в детстве не было свободы выбирать увлечения. Увлечения были «правильные» — одобряемые — и «так, ерунда какая-то». Я очень долго обижалась на маму за то, что она забрала меня из балетной студии, где мне страшно нравилось и всё получалось, и отдала в ненавистную мне музыкальную школу, которую я бросила через три года. Когда ещё через пару лет я совершенно безо всякой поддержки родителей поступила в художественную школу, мои успехи тоже не вызвали энтузиазма. Рисование считалось «бестолковым», «несерьёзным» занятием. Я яростно отбивалась от поступления на юридический и экономический факультеты, которые так нравились папе, и в итоге поступала на непонятную мне социологию — это был компромисс. О творческих специальностях — журналистика, дизайн, режиссура, театр — не могло быть и речи. «Это же несерьёзно и талант нужен. А у тебя разве есть талант?» Подразумевалось, естественно, что нет.
Воспитывая своих детей, я сразу решила, что не буду их принуждать. Не хочешь ходить на карате? Давай попробуем шахматы. Надоела театралка? А что хочешь? Экологию? Поищем. Конечно, были договорённости: «Походишь пару месяцев, если не понравится — бросишь» или «Давай ты доходишь этот год, а после каникул решишь, продолжать или нет». Конечно, мне было горько, когда сын бросал хорошие секции с хорошими учителями, потому что ему наскучило или было просто лень. Но я помнила, что насильно мил не будешь, давала отдохнуть и предлагала новые варианты.
С младшими детьми я пошла дальше. К этому времени до меня дошло, что дело не только в возможности выбирать, но и в моральной поддержке. Ребёнок смотрит на себя глазами родителей, и если в этих глазах он всё время не слишком-то хорош, не очень-то талантлив, то так к себе и будет относиться. Я стала осознанно и активно хвалить детей за творческие и интеллектуальные упражнения. Я выросла в атмосфере, где если ты сделала что-то хорошо — так и должно быть, а вот если сделала плохо — обязательно заметят и отругают. В итоге я боялась браться за что-то новое и неожиданное, ведь поначалу всегда получается недостаточно хорошо.
Мне пришлось осознать, что планка, которую ставили мне и которую я иногда ставила старшему ребёнку, сильно завышена. Не нужно вообще никаких стандартов со стороны родителей. Планки расставит окружающий мир — педагоги, тренеры, они сами, в конце концов, — а мама пусть просто любит и восхищается. Я хвалила и интересовалась любым рисунком и поделкой, любым достижением, причём делала это совершенно искренне. Это нетрудно, если отключить в голове измерительную линейку, которой сравниваешь ребёнка с другими детьми.
Это был такой педагогический эксперимент — ноль критики, только позитив. Рисунки младших детей висят на стенах квартиры вперемешку с моими, и для них это много значит. И я вижу удивительный результат: они увлекаются творчеством и способны браться за любую задачу без страха, что не получится, что они не смогут, не умеют. Они просто берут и делают, как видят, как придумали. Иногда приносят мнe показать (раньше приносили чаще, теперь уже не так и нужно моё одобрение, они уверены в себе), и я, конечно, хвалю. Не важно, будет ребёнок дальше рисовать или нет. Художник — это состояние, творческая смелость и внутренняя свобода.