почему маяковский невзлюбил обеды репина
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Рубрики
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
«Вегетарианская карусель» И. Е. Репина. Маяковский: «. ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень — это не дело»
Вегетарианская карусель И. Е. Репина. Маяковский: «. ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень — это не дело» 
Репин, Нордман и их гости празднуют 50-летие освобождения крестьян (1911)
«Как только возникла идея раскрепощения прислуги, — вспоминала Наталия Нордман, — на первую же очередь сам собой выдвинулся вопрос относительно обеденного стола, вокруг которого не стало бы больше унизительного для обедающих прислуживания посторонних людей. И вот, после долгих проб разных систем и их усовершенствований, возник большой круглый стол, на двадцать персон»
Столовая Пенатов, фотография И. Глыбовского (1909)
Как правило, в большой столовой обедали только по средам, когда в усадьбу съезжались гости. Обычно гостей приглашали в столовую в шесть часов вечера. Поскольку комната не могла вместить всех, то к обеду оставались лишь близкие друзья и знакомые хозяев. Гости входили в столовую под звуки небольшой музыкальной шкатулки. Каждый брал себе хлеб у столика с хлеборезкой. 
В столовой Пенатов, фото 1915 года
Места за столом распределялись заранее по жребию, еще в гостиной. Первый номер становился председателем круглого стола. Председатель должен был важничать — это был первый пункт его обязанностей. Он усаживался на деревянный стул с высокой резной спинкой и снимал крышки с кастрюль, стоявших в центральной части стола (кастрюли вынимались Нордман из «волшебного сундука» — своеобразного термоса для кушаний в виде обитого изнутри подушками ящика).
Председатель также следил за соблюдением шутливых правил. Тот, кто нарушал правила самопомощи и ухаживал за своим соседом, должен был подняться на специальную трибуну в углу и экспромтом произнести оттуда короткую остроумную речь на злободневную тему.
«Чем больше было провинившихся в нарушении пенатских уставов, — вспоминала современница, — тем обед выходил веселее, особенно когда попадали на новичков, впервые приехавших в Пенаты». Однако на нарушении правил могли попасться и завсегдатаи. Обычно гости старались спровоцировать нарушить правила К.И. Чуковского, чтобы услышать от него остроумный экспромт. Отличными импровизациям и оригинальными выдумками удивлял гостей и Н.Н. Евреинов, режиссер и театральный деятель.
Еще в обязанности председателя входило напоминать присутствующим о «солнечной энергии», то есть о своевременном наполнении бокалов («солнечной энергией» или «соком солнца» Нордман называла вино, приписывая ему священное животворящее воздействие и иногда позволяя себе слишком перебирать с этим чудесным эликсиром даже в присутствии гостей).
Меню в «Пенатах» было исключительно вегетарианским, во всяком случае при жизни Наталии Нордман. Увлекающаяся натура, она вносила в жизненный уклад усадьбы известную долю анекдотичности.
Репин еще до знакомства с Нордман под влиянием Л.Н. Толстого начал временами вегетарианствовать. Но если для него основную роль играли гигиенические аспекты, хорошее здоровье, то для Нордман на первом плане стояли этические и социальные мотивы. Она ратовала за опрощение, безоговорочную любовь к животным, отказывалась от яиц, масла, молока и даже мёда, а в последние годы жизни проповедовала сыроедение.
Знаменитый круглый вращающийся стол Репина (с фривольными ручками для вращения) в «Пенатах». В отличии от самой усадьбы, стол сохранился в оригинальном виде. Фото с сайта http://arch-heritage.livejournal.com/256132.html
Личность Нордман историки оценивают неоднозначно. Многие характеризуют ее как чудачку, чересчур крикливую идейную женщину с безмерным самолюбием и дурным вкусом, совершенно не гармонировавшим «с простым безыскусственным репинским стилем». Друзья считали ее влияние на гражданского мужа пагубным. Некоторые даже уверяли, что из-за ее системы питания талант Репина угасает. В. Стасов так отзывался о спутнице художника: «Репин ни на шаг от своей Нордманши (вот-то чудеса: уж подлинно, ни рожи, ни кожи, — ни красивости, ни ума, ни дарования, просто ровно ничего, а он словно пришит у ней к юбке)».
Д. Бурлюк в своих воспоминаниях, относящихся к февралю 1915 года, так описывает обед с «вегетарианской каруселью»:
«За большой круглый стол село тринадцать или четырнадцать человек. Перед каждым стоял полный прибор. Прислуги по этикету Пенатов не было, и весь обед в готовом виде стоял на круглом столе меньшего размера, который наподобие карусели, возвышаясь на четверть, находился посреди основного. Круглый стол, за которым сидели обедающие и стояли приборы, был неподвижен, зато тот, на котором стояли яства (исключительно вегетарианские), был снабжен ручками, и каждый из присутствующих мог повернуть его, потянув за ручку, и таким образом поставить перед собою любое из кушаний. Так как народу было много, то не обходилось без курьезов: захочет Чуковский соленых рыжиков, вцепится в “карусель”, тянет рыжики к себе, а в это время футуристы мрачно стараются приблизить к себе целую кадушечку кислой капусты, вкусно пересыпанной клюквой и брусникой».
За оригинальные взгляды Нордман, за теорию о сеноедении ее подвергали всяческим насмешкам и язвительным остротам. В начале 1910-х годов не проходило месяца, чтобы в какой-нибудь газете или журнале не появилась публикация о вегетарианских обедах в «Пенатах». Какие только легенды и анекдоты не ходили о полуголодных гостях, опустошавших станционный буфет после обеда «сеном»!
Маяковский в своей автобиографии писал: «. ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень — это не дело».
Тэффи вспоминала: «Репин встретил ласково. Повел в мастерскую, показывал новые работы. Потом был завтрак за знаменитым круглым столом. Стол этот был в два этажа. Верхний вертящийся, уставленный разнообразными блюдами. Вы поворачиваете его и выбираете, что вам нравится. В нижней части стола ящики для грязной посуды. Все это очень удобно и забавно — похоже на пикник. Еда вегетарианская, очень разнообразная. “Кормит сеном”, — ворчали наши гастрономы и, возвращаясь домой, заказывали на вокзале остывшие котлеты».
Сам Репин не придавал особого значения издевательским статьям в желтой прессе, а к затеям своей жены относился иронически. После ее смерти он уже многого не придерживался: заведенные Нордман порядки его уже слишком утомили.
«Можно один раз разыграть для смеха такую комедию, — считает автор книги о Репине Софья Пророкова. — Но когда спектакль продолжается всю жизнь, он прискучивает».
К. Чуковский вспоминал, что Репин не слишком тосковал по покойной Нордман, сразу же заявил гостям, что упраздняет вегетарианство, и убрал из прихожей плакат «Самопомощь». Также художник с облегчением сказал, что теперь «каждый сможет сесть где вздумается и есть что вздумается, и это уже не преступление — помочь своему соседу».
На память гости уносили с собой листочки меню с правилами «круглого стола» и автографами присутствовавших. Одну из карточек с обеденным меню и шутливыми правилами (от 10 августа 1911 года) можно и сегодня увидеть на столе. Меню в этот день включало картофельный салат, репу в вине, запеченный рис, щи и орехи с грушами.
Как рассказывает старший научный сотрудник «Пенатов» Ю. Балаценко, когда несколько назад в музее попробовали приготовить этот обед по рецепту Наталии Нордман, оказалось не только сытно, но и вкусно 
Репин в столовой-мастерской (1929)
В конце 1920-х годов, когда Репин уже не мог подниматься на второй этаж, столовая служила ему одновременно спальней и мастерской. Между печью и трибуной стоял диванчик, на котором он спал.
http://www.mishanita.ru/2014/01/02/21117/
Но Волков категорически не признавал репинских установок. Он, скинув шубу, без всяких там-тамов всегда вваливался в комнаты Репина, который каждый раз укорял Волкова, что тот не ударил в там-там.
И на этот раз Волков без там-тама вошёл в комнаты и полез целоваться с хозяином по-передвижнически, бормоча:
– Да будет тебе, Илья Ефимович! Позволь к тебе с другом по-простому.
Тем временем в передней начинал звучать там-там. Собирались гости. Каждого гостя радушно встречал хозяин. Наступало время обеда, на котором выбирали председателя, который был обязан «важничать», то есть следить за церемониалом, который был не из простых.
Обед происходил за огромным круглым столом, на котором все кушанья находились в центральной вращающейся зоне с ручками, а тарелки для обедающих находились на узком неподвижном кольце по краю стола.
Если кто-то хотел что-либо положить себе в тарелку, то ему приходилось за ручки центральной зоны поворачивать середину стола так, чтобы можно было добраться до нужного ему кушанья. При этом возникали смешные недоразумения: занесёт гость половник над супом, а он вдруг уезжает к другому гостю.
Всё это и должен был регулировать председатель стола, который важно сидел с крышкой чайника на голове и штрафовал каждого, кто нарушал церемонию обеда. Нельзя было оказывать кому-либо услуги. Каждый должен был сам себя обслуживать. Виновник должен был произнести тост, или небольшую речь.
Обед состоял исключительно из вегетарианских блюд. Самым сытным кушаньем считался гвоздь обеда – суп из сена. Для людей, любивших обильно поесть, типа Волкова, этот обед был большим испытанием. Поэтому, когда гости разъезжались по домам, то опустошали весь буфет на соседней станции. Ну а сам Илья Ефимович ел так скудно, что мог обходиться несколькими ложками салата да стаканом чая. Вполне возможно, что от недоедания в последние годы великий Репин писал свои картины левой рукой, так как правая рука ему отказала.
Бурлюк пишет о 18 февраля 1915 г.:
« Все, поторапливаемые Ильей Ефимовичем и Татьяной Ильиничной, отрываясь от разговоров, затеянных между только что познакомившимися, тронулись к небезысвестной вегетарианской карусели. Эту машину я, усевшись, принялся тщательно изучать со стороны ее механизма, так и по статьям содержимого.
За большой круглый стол село тринадцать или четырнадцать человек. Перед каждым стоял полный прибор. Прислуги, по эстетике Пенатов, не было, и весь обед в готовом виде стоял на круглом столе меньшего размера, который на подобие карусели, возвышаясь на четверть, находился посреди основного. Круглый стол, за которым сидели обедающие и стояли приборы, был неподвижен, зато тот на котором стояли яства (исключительно вегетарианские), был снабжен ручками, и каждый из присутствующих мог повернуть его, потянув за ручку, и таким образом поставить перед собой любое из кушаний.
Почему маяковский невзлюбил обеды репина
На первый взгляд Владимир Маяковский и изящная гастрономия – вещи несовместимые. Однако, именно эта тема довольно часто находит свое отражение в его произведениях. И это не случайно. Причину этого можно найти в конкретных эпизодах непростой биографии поэта.
Вообще с мясом у Маяковского складывались весьма «сложные» отношения. В стихах он обрушивается на мясную гастрономию со всей яростью, так как связывает мясо с буржуазией и мещанством.
Зато в частной жизни Владимир Владимирович к мясу и мясным деликатесам был неравнодушен. Своей музе Лиле Брик он посылает фотографии и рисунки с подписью: «Твой Щен на вершине Ай-Петри с шашлыком в руке».
Рагу из кролика – одно из самых расхожих блюд, предлагаемых в «домашних столовых», «польских столовых» и «греческих кухмистерских», где во времена юности Маяковского обед стоил не больше 40 копеек. А в парижском ресторане «Максим», между прочим, самом дорогом, поэт заказывал фуа-гра. Ту самую гусиную печенку, которую в своих стихах он описывал как символ всего буржуазного.
Подобные «проколы» обнаруживаются во многих стихах Маяковского, где хоть как-то упоминается съестное. Тот, кто любит есть обильно и вкусно, и даже просто еда, подвергаются анафеме, как, например, в стихотворении «Гимн обеду»: «Каши, бифштексы, бульоны и тысячи блюдищ всяческой пищи».
Одновременно обнаруживается, что сам автор не без греха – те самые «блюдища» описываются им со знанием дела, с упоминанием некоторых кулинарных тонкостей. Например, в том же самом «Гимне» есть строки: «И дышать по-прежнему будет ростбиф». Известно, что ростбифу действительно полагается «дышать». В Англии, чтобы приготовить настоящий ростбиф, говяжью тушу выдерживают до трех недель – так мясо «дышит», теряет часть влаги и немного ферментируется.
А вот и ещё одно обвинение в адрес гурманов и чревоугодников: «Если б был рот один, без глаз и без затылка – сразу могла бы поместиться целая тыква».
Маяковский в своих стихах неоднократно «наступал на горло собственной песне». То же самое можно сказать и о его пристрастиях в еде. С одной стороны, явная страсть к изысканным блюдам и неплохая кулинарная эрудиция. С другой – необходимость быть «как все» и воспевать пролетарские добродетели: «Ну-ка щи нам с товарищем тащи! Кашу съев да щи с краюшкой, пьют чаи цветастой кружкой».
Маяковский говорил не раз: «Пища – вещь немаловажная, от неё зависит твоя работоспособность». Он высмеивал тех, кто считал неудобным распространяться о таких «низменных материях», как пища и сон: «Таких товарищей я расцениваю как аристократов в кавычках».
Обычно, когда упоминают имя Владимира Маяковского, то где-то рядом появляется тень роковой женщины, с которой были связаны 15 лет жизни поэта. Он любил её, ревновал, посвящал стихи, в которых звучали беспокойство, искренняя теплота и забота о ней, несмотря на привычную манеру его стиха…
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Цитатник
Аудиокниги онлайн по зарубежной художественной литературе (Обновляется ежедневно!) Список книг.
45 правил 45 несерьезн.
Вышивка пуговицами в сочетании с классической вышивкой приятно поразит многообразием вариантов и.
—Ссылки
—Музыка
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Интересы
—Друзья
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
Репин и Маяковский
Репин с огненной ненавистью относился к той группе художников, которую называл «футурней». «Футурня», со своей стороны, уже года три поносила его..
Маяковский был полон боевого задора. Репин тоже не остался бы в долгу. Но отвратить их свидание не было возможности: мы были ближайшими соседями Репина, и поэтому он бывал у нас особенно часто.
И вот в одно из воскресений, когда Маяковский читал у меня на террасе отрывки из своей незаконченной поэмы, стукнула садовая калитка и вдали показался Репин.
Маяковский сердито умолк: он не любил, чтобы его прерывали. Пока Репин (помню, очень изящно одетый, в белоснежном отложном воротничке, стариковски красивый и благостный) с обычной своей преувеличенной вежливостью, медлительно и чинно здоровался с каждым из вас, приговаривая при этом по-старинному имя-отчество каждого, Маяковский стоял в выжидательной позе, словно приготовившись к бою.
Вот они оба очень любезно, но сухо здороваются, и Репин, присев к столу, просит, чтобы Маяковский продолжал свое чтение.
Репин всегда был неравнодушен к поэзии, но что поймет он в стихах Маяковского, он, «человек шестидесятых годов»? Как у всякого старика, у него (думал я) закоченелые литературные вкусы, и новаторство Маяковского может показаться ему чуть не кощунством.
Это опять расстрелять мятежников
грядет генерал Галифе!
Я жду от Репина грома и молнии, но вдруг он произносит влюбленно:
И начинает глядеть на Маяковского с возрастающей нежностью. И после каждой строфы повторяет:
— Вот так так! Вот так так!
«Тринадцатый апостол» дочитан до последней строки. Репин просит: «еще». Маяковский читает и «Кофту фата», и отрывки из трагедии, и свое любимое «Нате»:
Маяковский обрадован, но не смущен. Он одним глотком выпивает стакан остывшего чая и, кусая папиросу, победоносно глядит на сидящего тут же репортера «Биржевки», который незадолго до этого взирал на него свысока.
А Репин все еще не в силах успокоиться и в конце концов говорит Маяковскому:
— Я хочу написать ваш портрет! Приходите ко мне в мастерскую.
— Я напишу ваш портрет.
Дерзость понравилась Репину.
Он взял Маяковского дружески под руку, и всю дорогу они о чем-то беседовали. На прощание Репин сказал Маяковскому:
— Уж вы на меня не сердитесь, но, честное слово, какой же вы, к чертям, футурист.
Это было в июне 1915 года.
А портрета Маяковского Репин так и не написал. Приготовил широкий холст у себя в мастерской, выбрал подходящие кисти и краски и все повторял Маяковскому, что хочет изобразить его «вдохновенные» волосы. В назначенный час Маяковский явился к нему (он был почти всегда пунктуален), но Репин, увидев его, вдруг разочарованно вскрикнул:
И вместо большого холста Репин взял маленький и стал неохотно писать безволосую голову, приговаривая:
— Какая жалость! И что это вас угораздило! Маяковский утешал его:
— Ничего, Илья Ефимович, вырастут!
Репин сквозь чуждые и непривычные ему формы стиха инстинктом большого художника сразу учуял в Маяковском огромную силу, сразу понял в его поэзии то, чего еще не понимали в ту пору ни редакторы журналов, ни профессиональные критики.
/Из воспоминаний К.Чуковского/
Странности гения: шесть удивительных фактов об Илье Репине
В Третьяковской галерее 16 марта открывается большая выставка Ильи Репина, художника, имя которого неразрывно связано с историей «передвижников». Илья Ефимович был человеком ярким, жизнелюбивым и прогрессивным, «МИР 24» рассказывает о некоторых любопытных фактах из его биографии.
Репин и ЗОЖ
Илья Ефимович был вегетарианцем и сторонником сна на свежем воздухе, доходя в этом до крайности. Вот что вспоминал об этом его друг Иван Бунин:
«Я с радостью поспешил к нему: ведь какая это была честь – быть написанным Репиным! И вот приезжаю, дивное утро, солнце и жестокий мороз, двор дачи Репина, помешавшегося в ту пору на вегетарианстве и на чистом воздухе, в глубоких снегах, а в доме – все окна настежь; Репин встречает меня в валенках, в шубе, в меховой шапке, целует, обнимает, ведет в свою мастерскую, где тоже мороз, как на дворе, и говорит: «Вот тут я и буду вас писать по утрам, а потом будем завтракать, как Господь Бог велел: травкой, дорогой мой, травкой! Вы увидите, как это очищает и тело и душу, и даже проклятый табак скоро бросите».
Я стал низко кланяться, горячо благодарить, забормотал, что завтра же приду, но что сейчас должен немедля спешить назад, на вокзал – страшно срочные дела в Петербурге. И сейчас же вновь расцеловался с хозяином и пустился со всех ног на вокзал, а там кинулся к буфету, к водке, жадно закусил, вскочил в вагон, а из Петербурга на другой день послал телеграмму: дорогой Илья Ефимович, я, мол, в полном отчаянии, срочно вызван в Москву, уезжаю нынче же с первым поездом…»
В конце 70-х какой-то студент-медик рассказал Репину, что сон на свежем воздухе лечебен. С тех пор художник спал либо на балконе, либо в комнате с открытыми настежь окнами, которую звали «холодной». Для всех членов семьи были пошиты спальные мешки на заячьем меху, дети Репина потом вспоминали эти ночи с ужасом. Заснуть в помещении с закрытыми окнами Илья Ефимович не мог ни на минуту. Возможно, сон на свежем воздухе действительно оказывал благотворное влияние, потому что болел художник очень редко. А уж если болел, то лежать и «расклеиваться» себе не позволял.
«Супы из сена»
Вторая жена Репина, Наталья Борисовна Нордман, была воинствующей вегетарианкой ( а затем и сыроедкой). Она считала, что для здоровья полезен отвар из сена, и ввела его в ежедневный рацион. По средам дом Репина был открыт для гостей, прийти и пообедать могли не только знакомые семьи, но и совершенно чужие люди любых сословий. «Супы из сена» просочились в прессу и стали поводом для высмеивания художника.
«Многие приезжали к Репину не столько для того, чтобы побывать у него в мастерской, сколько для того, чтобы отведать его знаменитое «сено». Помню, как Дорошевич, князь Барятинский и артистка Яворская привезли с собой в Пенаты ветчину и тайно от Репина ели ее тотчас же после обеда, хотя репинские обеды были и обильны и сытны, – рассказывает Корней Чуковский, автор книги о Репине. – Такой же газетной сенсацией был и репинский «круглый стол». Стол был демократический: его средняя часть вращалась на железном винте, и таким образом каждый без помощи слуг мог достать себе любое блюдо – моченые яблоки, соленые огурцы, помидоры, баклажаны, вареную картошку, «куропатку из репы» и тому подобную снедь».
А вот, как описывал свою диету сам Илья Ефимович в письме к И.И. Перперу в 1910 году:
«Я… справляю медовый месяц питательных и вкусных растительных бульонов. Я чувствую, как благотворный сок трав освежает, очищает кровь… Выброшены яйца (вреднейшая пища), устранены сыры, мясо уже и прежде оставлено. Салаты! Какая прелесть! Какая жизнь (с оливковым маслом!). Бульон из сена, из кореньев, из трав – вот эликсир жизни. Фрукты, красное вино, сушеные плоды, маслины, чернослив… орехи – энергия. Можно ли перечислить всю роскошь растительного стола?»
А вот фрагмент из письма Н.Б. Нордман тому же адресату в 1913 году: «Вчера в Психоневрологическом институте Илья Ефимович читал «О молодежи», а я «Сырое питание как здоровье, экономия и счастье». Студенты целую неделю готовили кушанья по моим советам. Было около тысячи слушателей, в антракте давали чай из сена, чай из крапивы и бутерброды из протертых маслин, кореньев и рыжиков, после лекции все двинулись в столовую, где студентам был предложен за шесть копеек обед из четырех блюд: размоченная овсянка, размоченный горох, винегрет из сырых кореньев и смолотые зерна пшеницы, могущие заменить хлеб».
«Хирург Е.В. Павлов в операционном зале», 1888
Портрет Маяковского, который так и не был написан
Илья Ефимович имел обширный круг знакомств, любил образованных людей, среди его друзей были лучшие люди своего времени: передовые ученые, художники, писатели, музыканты. Знакомство Репина и Маяковского состоялось у Чуковского. Друзья и дочь Репина забеспокоились, что может получиться из общения художника и поэта-футуриста, ведь Репин ненавидел футуристов, называя их уничижительно «футурнёй», а футуристы в ответ поносили его. Однако неожиданно для всех Репин, обладавший удивительной пластичностью в восприятии настоящего искусства, прослушав «Тринадцатого апостола» сказал «браво». В тот же день он заявил Маяковскому, что хочет писать его портрет. Поэт согласился… И вот что, по Чуковскому, было дальше:
«Приготовил широкий холст у себя в мастерской, выбрал подходящие кисти и краски и все повторял Маяковскому, что хочет изобразить его «вдохновенные» волосы. В назначенный час Маяковский явился к нему (он был почти всегда пунктуален), но Репин, увидев его, вдруг вскрикнул страдальчески:
Оказалось, что Маяковский, идя на сеанс, нарочно зашел в парикмахерскую и обрил себе голову, чтобы и следа не осталось от тех «вдохновенных» волос, которые Репин считал наиболее характерной особенностью его творческой личности.
– Я хотел изобразить вас народным трибуном, а вы…
И вместо большого холста Репин взял маленький и стал неохотно писать безволосую голову, приговаривая:
– Какая жалость! И что это вас угораздило!
Маяковский утешал его:
– Ничего, Илья Ефимович, вырастут!»
«Крестный ход в Курской губернии», 1880-1883
«Чудища-бурлаки»
Признание окончательно и бесповоротно пришло к Илье Репину после картины «Бурлаки на Волге». Как писал сам Илья Ефимович в книге «Далекое близкое», впервые увидел он бурлаков в Петербурге:
«Я никогда еще не был на большой судоходной реке и в Петербурге, на Неве, ни разу не замечал этих чудищ «бурлаков» (у нас в Чугуеве бурлаком называют холостяка бездомного). Приблизились. О боже, зачем же они такие грязные, оборванные? У одного разорванная штанина по земле волочится и голое колено сверкает, у других локти повылезли, некоторые без шапок; рубахи-то, рубахи! Истлевшие – не узнать розового ситца, висящего на них полосами, и не разобрать даже ни цвета, ни материи, из которой они сделаны. Вот лохмотья! Влегшие в лямку груди обтерлись докрасна, оголились и побурели от загара..
Лица угрюмые, иногда только сверкнет тяжелый взгляд из-под пряди сбившихся висячих волос, лица потные блестят, и рубахи насквозь потемнели. Вот контраст с этим чистым ароматным цветником господ! Приблизившись совсем, эта вьючная ватага стала пересекать дорогу спускающимся к пароходу. Невозможно вообразить более живописной и более тенденциозной картины! И что я вижу! Эти промозглые, страшные чудища с какой-то доброй, детской улыбкой смотрят на праздных разряженных бар и любовно оглядывают их самих и их наряды. Вот пересекший лестницу передовой бурлак даже приподнял бечевку своей загорелой черной ручищей, чтобы прелестные сильфиды-барышни могли спорхнуть вниз. «Вот невероятная картина! – кричу я Савицкому. – Никто не поверит!»
Вначале художник планировал отразить увиденный контраст на картине, совместить на одном полотне «разряженных бар» и «страшных чудищ». Но, к счастью, отказался от такого очевидного приема. Тот же Савицкий подсказал Репину поехать посмотреть на бурлаков на Волгу.
В итоге Репину удалось подняться над бытовым жанром, создать групповой портрет без авторской оценки, лишь описание картины действительности. Вкупе с пейзажем этот портрет приобрел эпический характер.
«Бурлаки на Волге», 1870-1873
Репин и литературные критики
Талант Ильи Репина был многогранным. Он тонко понимал музыку и тяготел к писательству. Он любил описывать свои путешествия и каждый день несколько часов проводил за написанием писем. Периодически его статьи печатались, например, статьи о И.Н. Крамском, Н.Н. Ге. Литературные начинания Репина горячо поддерживал его друг, художественный критик Владимир Васильевич Стасов. Однако подавляющее большинство литературных критиков травили его, обвиняли в дурном слоге и даже говорили, что болезнь руки Репину послана, чтобы он больше никогда не писал пером по бумаге. Сегодня, прочтя книгу «Далекое близкое», остается только дивиться, за что на художника обрушился такой шквал осуждения.
«Не только в печали восстал Ковалевский против репинской статьи о Красмском: по свидетельству Стасова, этот разъяренный до бешенства критик «стучал кулаком, орал» и, красный от гнева, выкрикивал по адресу Репина злобную и непристойную брань, заявляя, что порывает всякое знакомство с Ильей Ефимовичем и «никогда руки ему не даст», – писал Чуковский. – Репин же отозвался горделиво и кратко: «Ну, черт с ним, и не нужна мне его глупая, генеральская рука».
Не писать советовали Репину даже друзья-художники (Куинджи, Серов и др.), вместе с нападками критиков это привело к тому, что художник внушил себе такое же невысокое мнение о своих литературных способностях и многократно повторял: «Все мое писание ничтожно», утверждал, что «готов вечно каяться в своих литературных вылазках». Художник винил в своих неудачах в прессе свой «литературный дилетантизм, неуменье выражаться».
Тем не менее, благодаря тому, что все-таки написал Илья Ефимович, в истории остались прекрасные эпистолярные портреты многих известных людей того времени, например, Льва Толстого, с которым вместе Репин как-то пробовал вспахать поле.
«Пахарь Л.Н. Толстой на пашне», 1887
Миф о скупости
Известно, что Репин не любил бросать деньги на ветер и экономил на себе. Он хорошо одевался, но старался приезжать в Петербург рано утром, потому что в это время билет на трамвай стоил не гривенник, а пятачок. В доме художника лишь в дни прибытия гостей заваривался дорогой китайский чай, который так любил Илья Ефимович, а в остальное время довольствовались дешевым.
Тем не менее, художник не был жадным. Помимо того, что по средам он кормил всех желающих своими обильными вегетарианскими обедами, он не упускал возможности поучаствовать в благотворительных мероприятиях. Он пожертвовал свою картину «Николай Мирликийский» в пользу голодающих, подарил родному городу Чугуеву немалую сумму денег на устройство абиссинского колодца, а 10 тысяч рублей, полученные от музея за эскизы к картине «Юбилейное заседание Государственного совета» направил на нужды флота.
Когда местечко Куоккала (ныне поселок Репино), в котором находилась дача художника, стало территорией Финляндии, он подарил большую коллекцию своих картин Гельсингфорскому музею, финансово поддерживал местные театры и учреждения культуры.