появился друг у меня высоцкий
Высоцкий. Глава 113. «Появился друг у меня…»
«Возвратился друг у меня…»: слушать
Эту песню мы с вами сегодня еще услышим – причем даже не один раз.
Необычную песню с необыкновенной историей.
Фрагмент чернового автографа песни «Возвратился друг у меня…»
Песню о близком друге.
Мы расскажем о человеке, который стал Высоцкому по-настоящему близок. И что особенно ценно – это была не только мужская дружба, это была дружба творческая. В жизни Высоцкого хороших друзей и просто товарищей было много, а вот таких, кто понимал бы его именно как художника, был созвучен Высоцкому – таких было куда меньше.
Мы часто вспоминаем хороших людей уже после того, как они уходят от нас.
И тогда начинаем петь запоздалые дифирамбы, восторгаться их талантами и особым даром. С Высоцким, в конечном счете, так и получилось. Как и со многими, кто был рядом с ним, и кого теперь нет с нами. Но ведь многие, кто были ему дороги – живы! Продолжают работать, продолжают петь, сочинять, писать, снимать. Не надо откладывать добрые слова на потом. Поэтому сегодня мы с удовольствием говорим про Константина – или просто Костю – Казански.
Константин Казански
Между прочим, некоторые даже теперь считают его то ли русским эмигрантом, то ли потомком русских эмигрантов.
А на самом деле с Россией его связывает только дружба со многими нашими соотечественниками, а не только с Владимиром Высоцким – и русский язык. Который он выучил сам и на котором говорит, пускай не очень правильно, а иногда и не очень понятно, но чрезвычайно живописно: слушать
Рабочие материалы интервью Александра Ковановского и Петра Солдатенкова с Константином Казански. Новосибирск, 8 мая 2014 года
Владимир Высоцкий и Марина Влади в студии Resonances. Париж, апрель 1975 года. Фото Роберта Прюдона
Он видел Высоцкого разным и в разных состояниях.
Во время трех концертов на Монмартре в декабре 1977-го Высоцкому было совсем худо. Но публика ничего не почувствовала. Потому что Высоцкий в нужный момент всегда мог собраться.
Владимир Высоцкий и Константин Казански. Париж, Элизе Монмартр, 15 декабря 1977 года. Фото Ю.Дробота
А вспоминая работу в студии, Костя неизменно подчеркивает, что Володя был почти идеальным партнером.
Любителем как музыкант, но большим профессионалом во всем, что касалось их совместной работы.
Фрагмент белового автографа начального варианта песни «Здесь вам не равнина…» из архива А.Евдокимова
Песню про «Вершину» мы привыкли слышать в ином исполнении и другой аранжировке.
А эта запись была сделана Высоцким и Константином Казански в 1977 году для диска, известного как «Военные песни».
Французский диск с военными песнями Владимира Высоцкого, вышедший во Франции в марте 1977 года
До знакомства с Константином опыта работы в настоящей студии с оркестром и профессиональным аккомпанементом у Высоцкого было не так много.
Несколько песен для фильмов и материал для пластинки на «Мелодии» с ансамблем Гараняна. Теперь гараняновские пленки стали классическими, но это все-таки не совсем Высоцкий – по духу, по звучанию, по энергетике. Владимир Семенович и сам это чувствовал.
Париж, 1977 год
Но в один из приездов в Париж ему повезло.
И он познакомился с Константином. Казански к тому момент уже несколько лет жил во Франции. Он был из благополучной болгарской семьи, отец преподавал французский, поэтому и Костя с детства учил этот язык, и еще до отъезда неплохо им владел. Исполнял репертуар всех популярных тогда французских шансонье, пел и свои песни, стал достаточно известным на родине бардом и даже гастролировал по Советскому Союзу. В перспективе у него вырисовывалась дипломатическая карьера. Но молодому человеку хотелось творчества и свободы и, в конце концов, он остался в Париже, ставшем для него вторым домом.
Однако в Париже нужно было как-то зарабатывать на жизнь.
Так Костя и оказался в русском кабаре. Впоследствии он играл во всех самых знаменитых русских заведениях Парижа – «Динарзад», «Царевич», и конечно, «Распутин». Однажды Константин напишет великолепную книгу, которая так и называется «Русское кабаре». Многие уверены, что ничего интереснее об этом явлении так никто и не написал. И внезапно для себя Константин Казански стал крупнейшим специалистом-цыгановедом или «цыганологом», как о нем говорили.
Казански сдружился с легендарной семьей Димитриевичей и даже выступал с ними вместе на сцене, хотя сам никаким цыганом не был, и это был удивительный момент.
Константин Казански со своими музыкантами, Алеша Димитриевич и Михаил Шемякин на записи альбома в студии Resonances. Париж, 14 июня 1976 года
Казански был знаком и с Михаилом Шемякиным, и как раз Шемякин предложил ему не просто выступать с величайшим Алёшей Димитриевичем, но и записать его.
И не кто иной, как Константин Казански записал первую и единственную сольную пластинку Алёши Димитриевича!
Владимир Высоцкий и Алеша Димитриевич. Париж, 2-12 мая 1976 года (из архива Григория Антимония)
Казански записал и другую легенду русского Парижа – Владимира Полякова, которому в тот момент было уже 93 года, но диск вышел весьма зажигательный.
Михаил Шемякин, Константин Казанский и Володя Поляков с вышедшим накануне альбомом «Chants Tziganes et Russes»
Но по-настоящему громкую славу в России Константину принесла работа с Высоцким.
Фрагмент белового автографа песни «Змеи, змеи кругом…» — РГАЛИ, фонд 3004, оп.1, ед.хр.29, л.5
Песня про мангустов писалась вместе с другими песнями, вышедшими в 1981 году на диске «Прерванный полет».
Но по каким-то неизвестным причинам была единственной, на пластинку так и не попавшей.
Владимир Высоцкий в студии «Резонанс». Париж, апрель 1975 года
Как мы уже сказали, работать с Высоцким у Казански получалось хорошо.
Но другой на его месте мог и не справиться. Ведь у Высоцкого не было никакого музыкального образования. И пел он собственные песни всегда по-разному. Один дубль мог здорово отличаться от другого. И вот тут Константину очень пригодился его опыт игры с самими разными музыкантами. Ведь в Париже он работал не только в русских кабаках. Он выступал с Микисом Теодоракисом, с другими греческими музыкантами, с турками, евреями – да с кем он только вообще не работал.
Казански сам был, как он выражается, «аматёром», самоучкой.
Умел подстроиться почти под любую манеру, почувствовать, подхватить.
Но ему было важно еще одно: чтобы музыканты, которые записывались с Высоцким в студии, не просто подыгрывали ему, а понимали, о чем он поет.
Поэтому им переводили тексты его песен, чтобы они, насколько возможно, играли не по нотам, а по смыслу! Возможно, поэтому Константину совсем не близки теперешние попытки адаптировать Владимира Семеновича на эстраде, осовременить его, петь в какой-то попсовой манере: слушать
Рабочие материалы интервью Александра Ковановского и Петра Солдатенкова с Константином Казански. Новосибирск, 8 мая 2014 года
Казански с Высоцким ведь не сразу нашли нужную манеру.
Константин Казански и Владимир Высоцкий в студии Resonances. Париж, апрель 1975 года. Фото Роберта Прюдона
Первая пластинка с военными песнями была хоть и качественно сделана, но интонация на ней везде была примерно одинаковой, и Казански вместе с продюсером Жаком Уревичем поговорили об этом с Высоцким.
Какой должна быть аудитория у этих дисков? Советской, французской, эмигрантской – какой? Чтобы это был уже не просто текст, положенный на ритмическую основу, как это всегда описывал сам Владимир Семенович, а именно исполнение, в котором важны и слова, и музыка.
Константин Казански получил карт-бланш и понял, как это лучше сделать.
Теперь он говорит, что если бы времени было побольше, то могло получиться еще лучше.
Новосибирск, 8 мая 2014 года. Фото Сергея Алексеева
Но на тот момент они с Высоцким сделали абсолютно всё, что могли и оба остались довольны результатом.
Послушайте знаменитую песню с диска «Натянутый канат», вышедшего в 1977 году.
Константин Казански и Владимир Высоцкий в общей сложности записали материал для трех альбомов, и эта работа так захватила Высоцкого, что он планировал записать сто песен.
Это при том, что Высоцкого во Франции записывал еще и Михаил Шемякин.
Но после 1977 года в студии они с Константином больше уже не работали.
Вечная спешка Высоцкого, постоянно какие-то дела. К тому же в тот момент уже обострились все его личные проблемы…
В общем, не получилось. И у нас возникает всегда один и тот же вопрос. Который в разговоре с Константином Казански ему задал Петр Солдатенков: слушать
Рабочие материалы интервью Александра Ковановского и Петра Солдатенкова с Константином Казански. Новосибирск, 8 мая 2014 года
Петр Солдатенков и Константин Казански. Новосибирск, 8 мая 2014 года, Фото Сергея Алексеева
Мы начали эту Главу с песни «Возвратился друг у меня».
Самый первый вариант текста был написал Владимиром Высоцким еще в 1968 году и считается, что посвящен он другу детства Игорю Кохановскому.
Игорь Кохановский и Владимир Высоцкий, 1956 год
Тот вариант, с которого и началась эта Глава, был спет именно в доме Кохановского осенью того 1968-го.
Но время спустя Высоцкий радикально поменяет слова и отчасти даже смысл. Качество сохранившегося авторского исполнения, конечно, скверное, но мы хотели, чтобы вы почувствовали прежде всего настрой этой песни, а слова вы еще услышите: слушать
Я благодарю за помощь в подготовке этой программы Петра Солдатенкова, Валерия Белоножко и наших друзей из Творческого объединения «Ракурс» Александра Ковановского, Игоря Рахманова, Олега Васина, Сергея Алексеева, Валерия и Владимира Басиных.
В конце 70-х Высоцкий подарил Константину Казански песню про друга и дружбу, которую мы теперь иногда еще называем «Черт побери».
Константин Казански. Новосибирск, 8 мая 2014 года. Фото Сергея Алексеева
И в 1999 году Константин ее записал.
Петь самому песни Высоцкого трудно. Подражать ему глупо. Но Костя правильно сказал: их не нужно петь – их нужно исполнять. Почувствовать и исполнить по-своему, от себя, от души.
Черт побери (исполняет Константин Казански): слушать
Песня Владимира Высоцкого «Поздно говорить и смешно…» в исполнении Константина Казански.
Съемка сделана во время интервью Александра Ковановского и Петра Солдатенкова с Константином Казански в Новосибирске 8 мая 2014 года.
© Съемка Сергея Алексеева
Париж, 1975 год
«Появился друг у меня…»: слушать (Киев, ДСК-3, после выступления, 21 сентября 1971 года)
Интервью с Константином Казански. 25 июля 2007 года
Петр Солдатенков, Константин Казански и Александр Ковановский.
Новосибирск, 8 мая 2014 года. Фото Олега Васина
При подготовке программы использованы:
– фотографии из архивов Сергея Алексеева, Олега Васина и Творческого объединения «Ракурс»;
– фонограммы из архивов Александра Петракова и Валерия Басина.
Копии автографов предоставлены Сергеем Жильцовым.
1 июля Константину Казански исполняется 73 года.
Все мы, кто работают над проектом «Один Высоцкий», от всех наши душ и сердец поздравляем друга Костю и желаем ему всего, что только можно пожелать не просто хорошему человеку, а человеку творческому. Мы чрезвычайно благодарны Константину за его помощь в нашем деле и всегда будем восхищаться его великолепными работами с Владимиром Высоцким, которые действительно получились на века!
Дорогие друзья! В течение четырех месяцев вы помогали нам в реализации нашего замысла издать первые 100 Глав цикла «Один Высоцкий».
В результате нам удалось собрать 5369162 рубля, то есть более 185% от суммы, которую мы первоначально планировали. Благодаря вашей помощи нам удалось собрать достаточно средств, чтобы увеличить тираж в полтора раза – даже несмотря на возникшие по ходу кампании объективные трудности, которые невозможно было предвидеть заранее.
У нашего проекта 1938 спонсоров и мы видим в этом особый символизм, ведь 1938-й – это год рождения Владимира Высоцкого!
Пока шёл сбор денег, наш авторский коллектив не сидел сложа руки. Всё это время шла работа по редактированию текстов и адаптации радиоверсии к печати. Была выбрана типография, которая сможет обеспечить необходимое нам качество издания, заказаны флэш-накопители.
Теперь подготовка проекта к изданию вступает в решающую фазу. Завершается работа с фотографиями, которых в издании будет порядка полутора тысяч. Макет, вёрстка и дизайн – всем этим мы начали заниматься ещё в то время, пока вы помогали нам своими добровольными пожертвованиями.
В течение ближайших трёх недель мы должны передать полностью готовые материалы в типографию. Далее нам с вами придется подождать ещё примерно месяц, который займёт непосредственно производство.
В любом случае ждать осталось не так долго. Ещё раз спасибо всем, кто слушает нашу программу на волнах «Эха Москвы», читает блог на сайте радиостанции.
И огромное спасибо всем, кто поддержал наш проект материально! С вашей помощью у нас теперь всё получится!
Антон Орехъ и Творческое объединение «Ракурс»
Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное — невероятное» из сумасшедшего дома — с Канатчиковой дачи
Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизору рвалась.
Вместо чтоб поесть, помыться,
Там это, уколоться и забыться,
Вся безумная больница
У экранов собралась.
Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплёл —
И канатчиковы власти
Колют нам второй укол.
Уважаемый редактор!
Может, лучше — про реактор?
Там, про любимый лунный трактор?
Ведь нельзя же! — год подряд
То тарелками пугают —
Дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают,
То руины говорят!
Мы кое в чём поднаторели:
Мы тарелки бьём весь год —
Мы на них уже собаку съели,
Если повар нам не врёт.
А медикаментов груды
Мы — в унитаз, кто не дурак.
Это жизнь! И вдруг — Бермуды!
Вот те раз! Нельзя же так!
Мы не сделали скандала —
Нам вождя недоставало:
Настоящих буйных мало —
Вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни
Сети есть у нас и бредни —
И не испортят нам обедни
Злые происки врагов!
Это их худые черти
Мутят воду во пруду,
Это всё придумал Черчилль
В восемнадцатом году!
Мы про взрывы, про пожары
Сочинили ноту ТАСС…
Но примчались санитары
И зафиксировали нас.
Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек —
Бился в пене параноик,
Как ведьмак на шабаше:
«Развяжите полотенцы,
Иноверы, изуверцы, —
Нам бермуторно на сердце
И бермудно на душе!»
Сорок душ посменно воют,
Раскалились добела —
Во как сильно беспокоят
Треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись —
Даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис
Телевизор запретил.
Вон он, змей, в окне маячит —
За спиною штепсель прячет,
Подал знак кому-то — значит
Фельдшер вырвет провода.
И что ж, нам осталось уколоться,
И упасть на дно колодца,
И там пропасть, на дне колодца,
Как в Бермудах, навсегда.
Ну, а завтра спросят дети,
Навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти
Кандидаты в доктора?»
Мы откроем нашим чадам
Правду — им не всё равно,
Мы скажем: «Удивительное рядом,
Но оно запрещено!»
Вон дантист-надомник Рудик —
У его приёмник «грюндиг»,
Он его ночами крутит —
Ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам
И подвинулся рассудком —
И к нам попал в волненье жутком
И с номерочком на ноге.
Он прибежал, взволнован крайне,
И сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер
В треугольнике погряз:
Сгинул, топливо истратив,
Прям распался на куски,
И двух безумных наших братьев
Подобрали рыбаки.
Те, кто выжил в катаклизме,
Пребывают в пессимизме,
Их вчера в стеклянной призме
К нам в больницу привезли,
И один из них, механик,
Рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник —
Незакрытый пуп Земли.
Взвился бывший алкоголик —
Матерщинник и крамольник:
«Надо выпить треугольник!
На троих его! Даёшь!»
Разошёлся — так и сыпет:
«Треугольник будет выпит!
Будь он параллелепипед,
Будь он круг, едрена вошь!»
Больно бьют по нашим душам
«Голоса» за тыщи миль.
Мы зря Америку не глушим,
Ой, зря не давим Израиль:
Всей своей враждебной сутью
Подрывают и вредят —
Кормят, поят нас бермутью
Про таинственный квадрат!
Лектора из передачи
(Те, кто так или иначе
Говорят про неудачи
И нервируют народ),
Нас берите, обречённых, —
Треугольник вас, учёных,
Превратит в умалишённых,
Ну, а нас — наоборот.
Пусть безумная идея —
Вы не рубайте сгоряча.
Вызывайте нас скорее
Через гада главврача!
С уваженьем… Дата. Подпись.
Отвечайте нам, а то,
Если вы не отзовётесь,
Мы напишем… в «Спортлото»!
Диалог у телевизора
— Ой! Вань! Смотри, какие клоуны!
Рот — хоть завязочки пришей…
Ой, до чего, Вань, размалёваны,
И голос — как у алкашей!
А тот похож (нет, правда, Вань)
На шурина — такая ж пьянь.
Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь,
Я — правду, Вань!
— Послушай, Зин, не трогай шурина:
Какой ни есть, а он родня.
Сама намазана, прокурена —
Гляди, дождёшься у меня!
А чем болтать — взяла бы, Зин,
В антракт сгоняла б в магазин…
Что, не пойдёшь? Ну, я — один.
Подвинься, Зин.
— Ой! Вань! Гляди, какие карлики!
В джерси одеты — не в шевьёт,
На нашей пятой швейной фабрике
Такое вряд ли кто пошьёт.
А у тебя, ей-богу, Вань,
Ну все друзья — такая рвань,
И пьют всегда в такую рань
Такую дрянь!
— Мои друзья хоть не в болонии,
Зато не тащат из семьи.
А гадость пьют — из экономии,
Хоть поутру — да на свои!
А у тебя самой-то, Зин,
Приятель был с завода шин,
Так тот — вообще хлебал бензин.
Ты вспомни, Зин.
— Ой! Вань! Гляди-кось, попугайчики!
Нет, я, ей-богу, закричу.
А это кто в короткой маечке?
Я, Вань, такую же хочу.
В конце квартала — правда, Вань, —
Ты мне такую же сваргань…
Ну что «отстань», всегда «отстань»…
Обидно, Вань!
— Уж ты бы лучше бы молчала бы —
Накрылась премия в квартал!
Кто мне писал на службу жалобы?
Не ты?! Когда я их читал!
К тому же эту майку, Зин,
Тебе напяль — позор один.
Тебе шитья пойдёт аршин —
Где деньги, Зин.
— Ой! Вань! Умру от акробатиков!
Смотри, как вертится, нахал!
Завцеха наш товарищ Сатюков
Недавно в клубе так скакал.
А ты придёшь домой, Иван,
Поешь — и сразу на диван,
Иль, вон, кричишь, когда не пьян…
Ты что, Иван?
— Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься…
Придёшь домой — там ты сидишь!
Ну, и меня, конечно, Зин,
Всё время тянет в магазин,
А там — друзья… Ведь я же, Зин,
Не пью один!
Тот, кто раньше с нею был
В тот вечер я не пил, не пел —
Я на неё вовсю глядел,
Как смотрят дети, как смотрят дети.
Но тот, кто раньше с нею был,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Что мне не светит.
И тот, кто раньше с нею был, —
Он мне грубил, он мне грозил.
А я всё помню — я был не пьяный.
Когда ж я уходить решил,
Она сказала: «Не спеши!»
Она сказала: «Не спеши,
Ведь слишком рано!»
Но тот, кто раньше с нею был,
Меня, как видно, не забыл,
И как-то в осень, и как-то в осень
Иду с дружком, гляжу — стоят,
Они стояли молча в ряд,
Они стояли молча в ряд —
Их было восемь.
Но тот, кто раньше с нею был, —
Он эту кашу заварил
Вполне серьёзно, вполне серьёзно.
Мне кто-то на плечи повис,
Валюха крикнул: «Берегись!»
Валюха крикнул: «Берегись!»
Но было поздно.
За восемь бед — один ответ.
В тюрьме есть тоже лазарет —
Я там валялся, я там валялся,
Врач резал вдоль и поперёк,
Он мне сказал: «Держись, браток!»
Он мне сказал: «Держись, браток!» —
И я держался.
Разлука мигом пронеслась.
Она меня не дождалась,
Но я прощаю, её — прощаю.
Её, как водится, простил,
Того ж, кто раньше с нею был,
Того, кто раньше с нею был, —
Не извиняю.
Её, конечно, я простил,
Того, что раньше с нею был,
Того, кто раньше с нею был, —
Я повстречаю!
Дорожная история
Я вышел ростом и лицом —
Спасибо матери с отцом;
С людьми в ладу — не понукал, не помыкал;
Спины не гнул — прямым ходил,
И в ус не дул, и жил как жил,
И голове своей руками помогал…
Бродяжил и пришёл домой
Уже с годами за спиной,
Висят года на мне — ни бросить, ни продать.
Но на начальника попал,
Который бойко вербовал,
И за Урал машины стал перегонять.
Дорога, а в дороге — МАЗ,
Который по уши увяз,
В кабине — тьма, напарник третий час молчит,
Хоть бы кричал, аж зло берёт:
Назад пятьсот,
пятьсот вперёд,
А он зубами «Танец с саблями» стучит!
Мы оба знали про маршрут,
Что этот МАЗ на стройках ждут.
А наше дело — сел, поехал. Ночь, полночь…
Ну надо ж так! Под Новый год!
Назад пятьсот,
пятьсот вперёд!
Сигналим зря — пурга, и некому помочь!
«Глуши мотор, — он говорит, —
Пусть этот МАЗ огнём горит!»
Мол видишь сам — тут больше нечего ловить.
Мол, видишь сам — кругом пятьсот,
И к ночи точно занесёт,
Так заровняет, что не надо хоронить!
Я отвечаю: «Не канючь!»
А он — за гаечный за ключ
И волком смотрит (он вообще бывает крут).
А что ему — кругом пятьсот,
И кто кого переживёт,
Тот и докажет, кто был прав, когда припрут!
Он был мне больше чем родня —
Он ел с ладони у меня,
А тут глядит в глаза — и холодно спине.
А что ему — кругом пятьсот,
И кто там после разберёт,
Что он забыл, кто я ему и кто он мне!
И он ушёл куда-то вбок.
Я отпустил, а сам прилёг,
Мне снился сон про наш «весёлый» наворот.
Что будто вновь — кругом пятьсот,
Ищу я выход из ворот,
Но нет его, есть только вход,
и то не тот.…
Конец простой: пришел тягач,
И там был трос, и там был врач,
И МАЗ попал, куда положено ему.
И он пришёл — трясётся весь…
А там — опять далёкий рейс,
Я зла не помню — я опять его возьму!