как фрост называл курицу
Птицевод назвал главную опасность куриного мяса
Антибиотики не так опасны, как супербактерии
Рассказы о том, что мы потребляем много антибиотиков через куриное мясо, весьма популярны. Чем может быть опасна курятина, нам рассказал птицевод Дмитрий Сальников. Он советует опасаться супербактерий, которые образуются из-за того, что птиц пичкают антибиотиками, а не остаточных количеств этих лекарств. И мыть курицу после покупки с мылом.
Почему-то чаще всего проскальзывают сомнения по качеству мяса курятины, которую мы покупаем в магазинах. Возможно, причиной всему — оно самое дешевое из других видов. Значит, и едим мы его чаще и больше.
Что пишут? Дескать, выращиваются магазинные куры на химии и особых кормах. А чтобы быстрее набирали вес и не болели, в производстве используются гормоны роста и антибиотики. А уж что вместе с ними попадает в наш организм — неизвестно.
Справедливости ради нужно сказать, что определенные сомнения имеют место. Трудно себе представить, что мясной бройлер без всякой дополнительной стимуляции за 30-35 дней набирает вес до 2 килограммов. На современных крупных предприятиях большая скученность птицы, и чтобы не допустить массовой передачи инфекции от одной к другой, за ними установлен особый ветеринарный контроль.
Он говорит, что у себя дома держит пару десятков яйценоских птиц: они не мясные. И если нужно что-то приготовить из курицы, то в супермаркете покупает бройлера. Собственно, так же поступает и большинство его бывших коллег. Более того: держать мясные породы курицы у себя на подворье, возможно, с точки зрения безопасности мяса даже хуже, чем пользоваться магазинными.
«Если перед вами выбор: домашняя или магазинная — купите магазинную. Она гарантированно безопасна. А продезинфицировать тушку в домашних условиях, обеззаразить так, как это делают на крупных производствах, не получается. По всему выходит, что лучше уж пойти в торговую сеть…»
В технологии промышленного производства, продолжает собеседник, используются однообразные корма на основе зерна, кукурузы, сои и подсолнечника — калорийные, но нейтральные по вкусу. Чтобы избавиться от опасных микробов перед отправкой в розничную торговлю, мясо подвергается обработке хлорными реагентами.
Вообще, на крупных предприятиях вся вода уже изначально содержит добавление хлора. Как считает экс-технолог, по новым стандартам это уже не просто хлор, а диоксид хлора — более мощное средство.
Дезинфицируется птица дважды: сразу после забоя, перед потрошением, и уже после разделки. Подобная процедура необходима из-за штатного применения антибиотиков в процессе выращивания.
Специалисты это объясняют примерно так. Высокая скученность на птицефабриках означает, что патогены легко передаются от одной птицы к другой. Чтобы не допустить вспышки инфекции, в корм добавляют антибиотики.
Собственно, этот этап технологии и вызывает массу вопросов у общественности. Считается, что за недолгую куриную жизнь (30-35 дней) антибиотики не полностью выводятся из организма, и якобы определенная часть поступает на стол трудящихся. Известно, что антибиотики в мясе птицы могут вызывать аллергические реакции у человека. Накопление препарата в организме способно вызывать дерматит, стать причиной снижения иммунитета или вызвать заболеваемость пищеварительного тракта.
Словом, целый букет нежелательных заболеваний. А с учетом того, что россияне отдают предпочтение курятине, повышенный интерес к этому препарату вполне понятен.
Использование антибиотиков в России, как и во всем мире, разрешено официально. Говорят даже, что показатель предельно допустимой концентрации антибиотиков в нашей стране гораздо ниже, чем во многих других странах.
Антибиотики, с одной стороны, помогают избавиться от большинства патогенов и избежать повальных инфекций. С другой — их постоянное использование приводит к появлению устойчивых к препаратам микроорганизмов. Чтобы они не попали на торговый прилавок, необходимо применять мощную дезинфекцию. Если все срабатывает как надо (как правило, срабатывает), то в магазине мы покупаем безопасное, спасающее от голода мясо. Хотя с точки зрения качества его вряд ли можно считать полноценной едой.
— Есть риск попадания антибиотиков в человеческий организм? — спрашиваю я.
— При соблюдении всех правил риск минимален, — считает фермер-птицевод из Рузы Дмитрий Сальников, который один из немногих в России занимается пастбищным птицеводством — так сказать, высший пилотаж. — Эта отрасль, как, впрочем, и свиноводство, развивается по американским лекалам и их стандартам. Сам процесс выращивания продуман так, чтобы, когда партия товара покидает ворота птицефабрики, в ней не диагностировались никакие антибиотики. Дозы подбираются таким образом, чтобы к моменту забоя в организме птицы не фиксировались такие препараты.
Словом, бояться антибиотиков нам не надо — бояться следует устойчивых к ним микробов.
По телевизору на разных шоу показывают результаты экспертизы товара. Нередко в представленных экземплярах обнаруживают содержание хлора. Однако для потребителя тут нет никакой опасности. Из упаковки откачивается вода и закачивается туда азот, чтобы не разлагались аэробные бактерии. Или используют вакуумную упаковку, чтобы мясо могло храниться как можно дольше. Поэтому в процессе приготовления пищи достаточно смыть с тушки эту жиросодержащую пленку, на которой бактерии развиваются. Для этого используются любые мыльные моющие средства — например, которыми моете посуду (разумеется, не теми, что отмываете раковину).
Что касается использования гормонов роста, эксперты это отрицают. Быстро растущие цыплята — результат селекции, породы. «Чтобы вырастить сенбернара, — говорит Дмитрий Сальников, — не нужно колоть гормонами немецкую овчарку. Это вопрос породы — животное с какими признаками отбирать из поколения в поколение».
А вот увкуснители, особенно в недорогой продукции, по мнению экспертов, могут применяться — для придания мясу сочности и мягкости. Через специальное оборудование могут вкачиваться растворы солей с доминирующим вкусом.
Тем не менее, несмотря на жесткие санитарные барьеры, бывают случаи, когда «зараза» вырывается на торговые полки. В той же Америке это ЧП, вся партия немедленно изымается из реализации и уничтожается. У нас о таких случаях ничего не известно. Может, их нет вовсе, а может, нам о них просто не сообщают.
Вспомним не столь далекую историю — начало экономических реформ в 90-е годы прошлого столетия, когда наши полки в магазинах были пустыми. Тогда к нам в виде «братской помощи» хлынули окорочка Буша. Только ленивый не писал, что они вредны для здоровья, что это мясо содержит антибиотики.
— Было такое дело?
— Сегодня определенно установить невозможно. Но если Россия в то время по бедности своей закупала самую дешевую птицу, чтобы накормить народ, то эта птица, скорее всего, выращивалась на самых дешевых кормах, самых дешевых технологиях и самых сильных антибиотиках. То есть такой вариант, наверное, исключать нельзя.
В Сети встречается информация о том, что если постоянно потреблять курятину из магазина, то рано или поздно в организме накопятся вредные вещества, и человек обязательно заболеет. Эксперты отвечают, что если постоянно употреблять одну говядину или красную (черную) икру, то такое питание тоже не добавит нам здоровья.
Проблема промышленного птицеводства часто не во вредных веществах, а в отсутствии достаточного количества полезных. Человек всеяден, он ест и птицу, и свинину, и бананы, и яблоки. Разнообразное питание необходимо, поскольку наш организм не может вырабатывать все полезные микроэлементы, некоторые из них нам как раз и дает разнообразный рацион питания. А условия выращивания птицы таковы, что все питательные вещества она получает только из комбикорма — в количествах, обеспечивающих ее выживание.
— Упаковка, в которой хранится птица, — насколько она информативна для покупателя? По ней можно выбрать более качественный товар?
— Качество может определить только специальная лаборатория, упаковка здесь совершенно ни при чем, — говорит Дмитрий Сальников. — Смотрите первым делом на сроки годности и покупайте более свежую продукцию, которая лежит на полке меньше всего. В любом случае, товар с крупных птицефабрик абсолютно безопасный, никакой инфекции, типа сальмонеллы, вы не подхватите.
Проблема не в том, что мясо обрабатывается хлоркой, а в том, что после нее не будет никаких полезных микроэлементов. Хлорка обеззараживает всю органику, то есть вкус, вместе с вредными бактериями убивает те вещества, которые его придают.
— А что придает вкус?
— Он зависит от многих факторов: насколько полноценная была физиология птицы, как разнообразно она питалась, активно двигалась. И насколько тщательно впоследствии ее пришлось дезинфицировать.
Вкус, который мы осязаем, — это аминокислоты. Их в условиях крупного производства практически нет. Курица сидит под искусственным светом, не двигается, мышцы не работают, но по генетике запрограммированы на рост. Мясо получается рыхлым, волокнистым. При таком образе жизни в организме не вырабатываются сложные белки, они попросту не нужны.
— Может ли хозяйка у себя на кухне улучшить, восстановить вкусовые качества купленной курицы? Или кроме того, как промыть, ничего уже не сделаешь?
— С точки зрения получения настоящего, натурального вкуса — ничего не сделаешь. Восстановить убитые полезные микроэлементы невозможно. Однако безвкусное мясо — это отличная площадка для употребления разных специй, придания мясу разных вкусовых оттенков. Современные люди относятся к этому как к само собой разумеющемуся. Обратиться к грузинской кухне, например, к чахохбили.
По большому счету, на домашнем подворье курица избегает всех этих рисков. В корма ей не добавляют антибиотиков или гормонов — не в пример тем, что мы покупаем в магазине. Из чего можно сделать вывод, что они-то как раз — сплошной аромат и полезные микроорганизмы.
Но здесь едока подстерегает другая опасность: от лишенной дезинфекции и средств профилактики болезней домашней курицы можно заразиться сальмонеллой или другой «птичьей» болезнью.
Это уже решать вам: что важнее — нежный вкус или безопасность питания?
Как фрост называл курицу
Кружков Григорий Михайлович родился в 1945 году в Москве. Окончил физический факультет Томского университета. Поэт, переводчик, эссеист, многолетний исследователь зарубежной поэзии. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе Государственной премии РФ (2003), Литературной премии Александра Солженицына (2016). Постоянный автор «Нового мира». Живет в Москве.
Эту статью хотелось назвать как-то обтекаемо. Словосочетание «любовная лирика Роберта Фроста» выговаривается с трудом. Все-таки Фрост обычно воспринимается как поэт-фермер, певец природы и традиционных американских ценностей. Не трубадур какой-нибудь, не пылкий влюбленный. Его стихи пуритански сдержанны; поэт склонен скорее прикрывать свои чувства, чем обнажать их. И все-таки нельзя сказать, что поэзия Фроста полностью обходит тему отношений мужчины и женщины (тем самым тему любви). Это не так и даже совершенно не так. Но каким образом он ее касается — это мы и хотим сейчас рассмотреть.
Лирические признания Фроста, как правило, утаены или зашифрованы. Возьмем короткое стихотворение «Пастбище» (The Pasture), открывающее второй сборник Фроста «К северу от Бостона» (1914):
Пойду на луг прочистить наш родник.
Я разгребу над ним опавший лист,
Любуясь тем, как он прозрачен, чист.
Я там не задержусь. — Пойдем со мной.
Пойду на луг теленка принести.
Не может он на ножках устоять,
Когда его вылизывает мать.
Тут есть логическое противоречие, не правда ли? Если «я там не задержусь», то логически должно следовать: «Подожди меня». Но на отрезке одного знака — тире — решение героя меняется, и он говорит уже другое: «Пойдем со мной». Поначалу он готов разлучиться с подругой — ненадолго, но в следующий момент и это ненадолго кажется слишком долгим сроком, и он предлагает уже не разлучаться, а пойти вместе. Потому что не хочется расставаться даже на короткое время, потому что надо обязательно пойти и вместе увидеть и прозрачный родник, и новорожденного теленка на лугу. Вспоминается максима: «Любовь — это не когда двое смотрят друг на друга, а когда они смотрят вместе на одно и то же».
Подчеркнем еще, что лирический мотив стихотворения не только нов, но и по-фростовски утаен, то есть открыт лишь для читателя, настроенного на одну с ним волну.
Сходный лирический прием использован в стихотворении «За водой» (Going for Water) из первого сборника Фроста. Здесь тоже двое идут к ручью, но главное в стихах — не ручей и не пейзаж, а тонко обрисованные отношения этих двоих — его и ее.
Колодец во дворе иссяк,
И мы с ведром и котелком
Через поля пошли к ручью
Давно не хоженным путем.
Ноябрьский вечер был погож,
И скучным не казался путь —
Пройтись знакомою тропой
И в нашу рощу заглянуть.
Луна вставала впереди,
И мы помчались прямо к ней,
Туда, где осень нас ждала
Меж оголившихся ветвей.
Но, в лес вбежав, притихли вдруг
И спрятались в тени резной,
Как двое гномов озорных,
Затеявших игру с луной.
И руку задержав в руке,
Дыханье разом затая,
Мы замерли — и в тишине
Услышали напев ручья.
Прерывистый прозрачный звук:
Там, у лесного бочажка —
То плеск рассыпавшихся бус,
Здесь вообще нет местоимений «ты» и «я», вместо них — только «мы», «нас», «нашу». Есть двое, и есть окружающий их мир, который принадлежит двоим («знакомая тропа», «наша роща»). Они понимают друг друга с полуслова, и любая затеянная одним игра (например, в гномов, прячущихся в лесу) мгновенно подхватывается другим. Они настроены на одну волну и одновременно слышат шум ручья: «И руку задержав в руке, / Дыханье разом затая…»
Ручей здесь не просто деталь пейзажа, он являет собой как бы квинтэссенцию их взаимного чувства. Он влажный (без любви жизнь пересыхает), и он сочетает в себе два неразделимых начала, мужское и женское, переданные через сравнение с бусами (в оригинале жемчужными) и клинком. Вся последняя строфа оставляет впечатление чистоты (прозрачный звук, серебристый звон), нежности (жемчуг) и отваги (клинок).
Игра, понятная лишь двоим, — такой предстает любовь в стихотворениях «Телефон» и «Встреча». В первом из них цветок на лугу оказывается телефонной трубкой в руках поэта, а на другом конце беспроводной связи — цветок на подоконнике, с которого говорит его любимая.
«Я очень далеко забрел, гуляя,
Стояла тишина такая…
Я наклонился над цветком,
Услышал голос твой, и ты сказала —
Нет, я ослышаться не мог,
Ты говорила с этого цветка
На подоконнике, ты прошептала…
Ты помнишь ли свои слова?»
«Нет, это ты их повтори сперва».
Стряхнув с него жука
И осторожно взяв за стебелек,
Я уловил какой-то тихий звук,
Как будто шепот „приходи” —
Не спорь, — ведь я расслышал хорошо!»
«Я так могла подумать, но не вслух».
Во втором стихотворении, тоже не лишенном игрового элемента (два отпечатка ног разного размера интерпретируется как число «меньше двух, но больше одного» — то, чем двое любящих являются до их соединения), замечательны две последних строки: «И ты пошла вперед по той дороге, / Где я прошел, а я — где ты прошла». Любящие дарят друг другу не только свое настоящее и будущее, но и прошлое; и это не такой уж легкий, но совершенно необходимый труд — пройти по дороге, которую одолел каждый любящий до встречи.
Мы и не знали, что навстречу шли
Вдоль изгороди луга: я спускался
С холма и, как обычно, замечтался,
Когда заметил вдруг тебя. В пыли,
Пересеченной нашими следами
(Мой след огромен против твоего!),
Изобразилась, как на диаграмме,
Дробь — меньше двух, но больше одного.
И точкой отделил твой зонтик строгий
Десятые от целого. В итоге
Ты, кажется, забавное нашла…
Минута разговора протекла.
И ты пошла вперед по той дороге,
Где я прошел, а я — где ты прошла.
Но всегда ли отношения мужчины и женщины в лирике Фроста так гармоничны? Отнюдь нет. Возьмем, например, «Домашнее кладбище». Это длинное стихотворение-диалог, в котором разговаривают женщина, недавно потерявшая своего первенца, и ее муж. Здесь правит неутешная, надрывная скорбь и беспомощные попытки эту скорбь успокоить. Здесь двое фатально не понимают друг друга; их слова, пытаясь достичь другого, словно ударяются о непроницаемую стену. Что стало поводом для написания этого стихотворения? Сам Фрост говорил, что в его основе — история Леоны, старшей сестры Элинор, разошедшейся с мужем после смерти их ребенка в 1895 году. Есть также основания полагать, что в стихах отразилось и личное горе Фростов, потерявших в 1900 году первого сына. Впрочем, не стоит искать один конкретный повод. И. Бродский, посвятивший разбору этого стихотворения большее эссе «Скорбь и разум», предостерегает читателя от прямолинейности биографического подхода: литературные биографии всё упрощают. Для нас сейчас важно, что стихотворение фиксирует второй крайний полюс в отношениях мужчины и женщины — полную невозможность понять друг друга, абсолютную дисгармонию.
Этому полюсу можно противопоставить другое стихотворение-диалог «Закатный ручей» [8] (The West-Running Brook). Здесь он и она не только не спорят, но внимательно выслушивают и радостно подхватывают мысли друг друга. Она предлагает назвать пока еще безымянный ручей Закатным, потому что в местности, где все ручьи и реки текут на восток, лишь этот ручей течет на запад. Он рассуждает о противотоке, который существует в движении природы к своему концу, так что ничего не гибнет, но возрождается снова. Оба зачарованы тем, что сказал другой. Она предлагает отметить этот день тем, что он сказал, он уступает эту честь ей; в конце концов достигается согласие. В дословном переводе она говорит: «Пусть этот день будет днем, когда ты сказал это». Он: «Нет, пусть будет днем, когда ты назвала этот ручей Закатным ручьем». Она: «Пусть он будет днем того, что оба мы сказали».
‘Today will be the day
‘No, today will be the day
You said the brook was called West-running Brook.’
‘Today will be the day of what we both said.’
Таковы два полюса отношений мужчины и женщины: абсолютное непонимание и идиллическое согласие. Второе — мечта, которая может сбываться в какие-то счастливые моменты взаимной любви, но которая не может быть вечной. Тем более когда человек ведет, так сказать, «двойную игру», когда он еще и поэт, которого призвание уводит в край одиноких дум — в область его Музы; она же для Фроста граничит с областью мрака и смерти, сливается с ней. Об этом — стихотворение «Боль во сне» (A Dream’s Pang).
Я в лес ушел, и лиственной завесой
Был голос мой певучий поглощен;
И вот ты подошла к опушке леса
И пристально (такой мне снился сон!)
Вгляделась в темноту — но не решалась
Последовать за мною в глушь и тьму.
«Он знает сам, на что я обижалась,
А значит, и искать меня — ему».
Незримый, средь сплетающихся веток
Стоял я, сердце гордое скрепя,
И было сладкой болью слышать это
В такой близи — и не позвать тебя…
Но не казни меня моей виною:
Сон отлетел — и ты опять со мною.
Читателю не обязательно подробно знать биографию Фроста, чтобы догадаться: его отношения с Элинор не всегда были ровными и гладкими. Одну из их серьезных размолвок запечатлело стихотворение «Крыша» [9] (The Thatch), написанное в 1914 году в Англии. Здесь центробежная сила обиды побеждается пониманием семьи и человеческой близости как теплого гнезда, без которого человек — лишь крохотная искра в безграничном холоде мира.
Я ночью бродил под холодным дождем,
С досадою глядя на собственный дом,
Где свет, не погашенный в верхнем окне,
Никак не давал успокоиться мне.
Ведь свет этот значил, что там меня ждут
И он не потухнет, покуда я тут.
А я не вернусь, пока лампа горит.
Ну что ж, поглядим, кто кого победит,
Посмотрим, идти на попятный кому…
Весь мир погрузился в кромешную тьму,
И ветер был тяжек, как пласт земляной,
И дождь холоднее крупы ледяной.
Но странно: под стрехами крыши моей,
Что летом служила для птичьих семей
Приютом и школою летных наук,
Еще оставалось немало пичуг,
И я, зацепив за приземистый скат,
Спугнул их невольно и сам был не рад.
А птицы взлетали одна за другой
Во тьму, и меня обожгло их бедой.
Обида моя хоть была тяжела,
Да птичья беда тяжелее была:
Ведь им на ночлег не вернуться сюда,
Во мгле не найти обжитого гнезда,
Сухого дупла иль мышиной норы,
И греть будет птаху до самой зари
Лишь искра, что теплится слабо внутри.
Мне стало их жалко, и не оттого ль
В душе вдруг утихли обида и боль,
Я вспомнил, что кровля на доме моем
Потрепана ветром, побита дождем,
Подумал, что крыше починка нужна,
Поскольку совсем прохудилась она,
И капли, наверно, ползут по стене
В свете этих стихов совсем иначе прочитывается стихотворение «С ночью я знаком» (Acquainted with the Night), входящее в тот же сборник Фроста «Закатный ручей» (1928). Герой стихотворения уходит из дома в ночь (идет дождь — так же, как в стихотворении «Крыша»). Он не хочет ничего никому объяснять, в том числе встречному ночному сторожу. Он слышит внезапный крик с одной из дальних улиц, «но это не было ни зовом вернуться, ни прощанием». Он выходит за край поселка и видит над собой лишь безучастное небо — циферблат, показывающий какое-то абстрактное время, не имеющее отношения к человеческой жизни.
Да, с ночью я воистину знаком.
Я под дождем из города ушел,
Оставив позади последний дом.
Навстречу мне в потемках сторож брел.
Чтоб ничего не объяснять ему,
Я взгляд нарочно в сторону отвел.
Внезапно, сам не знаю почему,
Мне показалось, будто мне кричат
Из города. Я вслушался во тьму.
Но нет, никто не звал меня назад.
Зато вверху расплывчатым пятном
Небесный засветился циферблат —
Ни зол, ни добр в мерцании своем.
В сущности, перед нами тот же сюжет, но очищенный от подробностей, от малейшего следа поучительности. Путь назад, из космического холода и безлюдья домой не подсказывается прямо. Но другого пути нет, хотя он и требует усилия воли и сознательного поворота сердца. Много лет спустя в концовке стихотворения «Урок» (Lesson for Today) постаревший Фрост так подытожит тему любовной обиды и размолвки: «I had a lover’s quarrel with the world». Можно перевести как «любовную ссору» или «любовную размолвку». Или, если совсем по-русски:
Я так бранился с миром,
Как милые бранятся меж собой.
Еще один пример — стихотворение «Застынь до весны» (Good-Bye and Keep Cold). По жанру это — валедикция, прощальное слово перед долгой разлукой. Но обращено оно как бы не к женщине, а к молодому фруктовому саду, оставленному без хозяйского присмотра на всю долгую зиму. Эти стихи иносказательны, тем не менее их лирический посыл очевиден. Там, где поэт «прямого действия» сказал бы:
Жди меня, и я вернусь,
там Фрост развертывает целую картину:
Прощай до весны, неокрепший мой сад!
Недобрые нам времена предстоят:
Разлука и стужа, ненастье и тьма.
Всю долгую зиму за гребнем холма
Один-одинешенек ты простоишь.
И я не хочу, чтобы кролик и мышь
Обгрызли кору твою возле корней,
А лось — молодые побеги ветвей,
Чтоб тетерев почки клевать прилетал.
(Уж я бы их всех разогнал-распугал,
Я палкой бы им пригрозил, как ружьем!)
И я не хочу, чтоб случайным теплом
Ты мог обмануться в январские дни.
(Поэтому ты и посажен в тени,
На северном склоне.) И помни всегда,
Что оттепель пагубней, чем холода;
А буйные вьюги садам не страшны.
Прощай же! Стерпи — и застынь до весны.
А мне недосуг дожидаться тепла.
Другие меня призывают дела —
От нежных твоих плодоносных стволов
К сухой древесине берез и дубов,
К зубастой пиле, к ремеслу топора.
Весной я вернусь. А теперь мне пора.
О, если б я мог тебе, сад мой, помочь
В ту темную, в ту бесконечную ночь,
Когда, онемев и почти не дыша,
Все глубже под землю уходит душа —
В своей одинокой, безмолвной борьбе…
Но что-то ведь нужно доверить Судьбе.
Подтекстом здесь служит, вероятно, образ сада-вертограда из «Песни Песней»: «Запертый сад — сестра моя, невеста, заключенный колодец, запечатанный источник: рассадники твои — сад с гранатовыми яблоками, с превосходными плодами, киперы с нардами, нард и шафран, аир и корица со всякими благовонными деревами, мирра и алой со всякими лучшими ароматами; садовый источник — колодезь живых вод и потоки с Ливана» (Песн., 4:12-15).
Любовная лирика Фроста, конечно, совсем особая. Она не объясняется в любви и ни в чем не клянется. Она не имеет ничего общего ни с возрожденческим культом дамы, ни с романтическим надрывом страстей, ни с восторгами Гёте, ни с иронией Гейне. Она вообще тщательно обходит все известные лирические модели, избегает шаблонных тем и мотивов. Она, если так можно выразиться, инновационна. Если разделить всю мировую любовную поэзию на два класса: как завоевать любовь и как ее удержать, то к первому классу отойдет, вероятно, большая часть стихов. Поэзия Фроста целиком относится ко второму классу. Ее занимают исключительно отношения любящих, которые она трактует чрезвычайно сдержанно и целомудренно. Здесь больше сказано между строк, чем напрямую.
Фрост вообще чрезвычайно редко употребляет слово «любовь». Один пример — стихотворение «Березы», в котором — помните? — мальчик катается на березах, взбираясь по тонкому стволу как можно выше, а затем рывком вместе со сгибающимся стволом возвращаясь на землю.
Земля — вот место для моей любви,
Не знаю, где бы мне любилось лучше.
И я хочу взбираться на березу
По черным веткам белого ствола
Все выше к небу — до того предела,
Когда она меня опустит наземь.
Прекрасно уходить и возвращаться… [12]
Не правда ли — вспоминается стихотворение «Боль во сне»? Влечение к сумрачному лесу и к высокому небу, исконно присущие поэту, уводят его прочь от любви, но земная тяга, но зов любви возвращают обратно. В этом — основа любовной драмы поэта, и в этом его счастье.
Я хочу закончить еще одним стихотворением, начинающимся словом «любовь»: «Love at the lips was touch / As sweet as I could bear…» (To Earthward).
Любви коснуться ртом
Мне воздух был щитом,
Листвы, пыльцы и смол…
Какой там вертоград
Когда жасмин лесной
И притупилась боль;
Давно просохших слез;
И горький вкус коры
Мне сладостнее роз
Мне эта мука всласть,
Хочу к земле корней
Еще плотней припасть,
[1] Фрост Робер т. Стихи. Сост. и комментарии Ю. Здоровова. М., «Радуга», 1986, стр. 385.
[3] Во всех последующих избранных и полных собраниях стихотворений оно ставилось первым, как открывающее книгу (эпиграфическое).
[4] Фрост Робер т. Стихи, стр. 394.
[5] Здесь и в других местах, где переводчик не указан, перевод автора статьи.
[6] Роберт Фрост родился в 1874, а умер в 1963 году. После смерти Элинор он больше не женился.
[7] Фрост Робер т. Стихи, стр. 421.
[8] В другом переводе «Западная река».
[9] В сущности, thatch переводится как «соломенная крыша».